3179

Я честен, пока не доказано другое.

Джон О’Хара

ЧУВАКИ

Свадьба не состоялась. Хотя все шло

кэтому, и ему, Владимиру Волкову, студенту четвертого курса университета, стало плохо жить. Жизнь как бы развернулась

кнему своей черной стороной, стала под ка- ким-то углом к горизонту, и он все время сползал по наклонной.

…Два года назад он случайно встретил в гардеробе университета девушку, которая не то чтобы сразу ему понравилась, нет, она просто во многом олицетворяла черты того образа подруги, который он создал в своем воображении: высокая, стройная, с овальным, правда, больше, чем ему хотелось, лицом, с гладкой прической и широко открытыми в мир улыбающимися глазами. После

второй, такой же случайной, встречи он понял, что это совсем не случайность, а совпадение.

Узнав, что она, Татьяна Макарова, студентка второго курса исторического факультета, спортсменка, Владимир быстро нашел общих друзей, которые их познакомили. И завертелись, закружились студенческие будни и праздники. Учеба, спортивные соревнования, вечера танцев, походы в кино давали ощущение полноты и радости жизни. Татьяна познакомила Владимира со своими родителями, и он стал частым гостем на воскресных или праздничных обедах, где собиралась их большая семья: старшие сестры Татьяны с мужьями и детьми, младшие ее братья, иногда кто-то из близких знакомых. Но особенно нравилось Владимиру бывать с Татьяной «на посиделках» у ее

221

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

сестры Жени, с мужем которой, спортсменом и тренером, он был хорошо знаком. Приходили под вечер, пили чай, иногда вино, играли

вкарты. Затем Женя укладывала свою дочь спать, уходила с мужем

вкино или к друзьям, оставляя Владимира и Татьяну «караулить» сон дочери. Они караулили и целовались до самозабвения.

Через два года Владимир и Татьяна решили пожениться. На родительском собрании двух семей они получили согласие на свадьбу. Но родители и с одной, и с другой стороны очень просили их подождать со свадьбой хотя бы до лета будущего года. Нет-нет, никто не сомневался в их чувствах. Но возникло много вопросов: где жить? где работать после окончания вуза? где?.. где?.. где?..

Стали ждать — и не дождались. У жизни для их случая был другой сценарий. К началу весны все отношения между Владимиром и Татьяной закончились. Прошло много-много лет, но Владимир так и не смог понять причину размолвки. По крайней мере, своей вины

вэтом он не чувствовал. На ум приходило только одно предположение — меркантильность. Ведь в конце концов Татьяна вышла замуж, как и ее старшая сестра, за сына одного из руководителей государства.

…Владимир очень переживал случившееся. Забросил учебу, спорт, перестал встречаться с друзьями, снова начал курить и злоупотреблять общением с Бахусом. Надо было что-то делать, чтобы окончательно не свихнуться.

Выручил джаз, который, в общем-то, затем и «погубил» его. Владимир начал выправлять свою жизнь с возобновления заня-

тий в университете. Сокурсники встретили его дружелюбно. Больше других был рад Сергей Богданов, с которым у него были приятельские отношения.

—  Влад, ты где пропадаешь? — встретил его вопросом Сергей. — Тебя тут все разыскивают — и из деканата, и с кафедры физкультуры.

—  Депрессирую.

—  Брось, не ты первый, не ты последний оказываешься в подобной ситуации. Отрежь этот кусок жизни, как ломоть хлеба от буханки, и выброси его из памяти. Кстати, я кое-что узнал о твоей Татьяне, но не хочу тебе душу бередить, она тебя не стоит. Да и жениться

в22 года не рано ли? Меня тут недавно свели с двумя отличными ребятами, чуваки — что надо. Хочешь, познакомлю?

222

ЧУВАКИ. Рассказ

—  Давай, Серега, знакомь.

И Сергей познакомил Владимира с двумя молодыми парнями — Юрием Сенкевичем и Леонидом Лапшиным, недавно закончившими Московский политех и работавшими инженерами на одном из заводов. Ребята увлекались джазом. Нет, «увлекались» — мягко сказано, они были фанатами джаза. В первый же вечер на квартире у Юры на неофитов обрушился огромный, сразу трудно воспринимаемый поток информации о джазовой музыке. Здесь были книги, журналы, вырезки из газет, магнитофонные записи и пластинки, фотографии джазовых музыкантов и композиторов, но главное, здесь была атмосфера, присущая только джазу — свобода в выражении своих мыслей и импровизация в действиях. Музыку и радиопередачи ребята прослушивали и записывали на оригинальной собственной сборки радиоустановке.

Юрий и Леонид в свое время играли в студенческом оркестре, называли себя «чуваками» и имели прозвища: Юрий — Сolonel, а Леонид — Major.

—  А мы сможем стать чуваками, если не умеем играть на музыкальных инструментах? — поинтересовался Владимир за себя и за Сергея.

—  Это поправимо, — ответил Юра, — изучите литературу, будете на слух различать джазовые стили и отдельные музыкальные инструменты, сдадите экзамен, и все будет «о’key».

Компания, к которой примкнули еще несколько ребят, собиралась довольно часто, два-три раза в неделю, как правило, у Юры дома

— для разговоров за жизнь, для прослушивания и записи музыкальных передач. Иногда встречи проходили еще у одного, теперь уже общего знакомого, Вадима. Вадим был значительно старше других ребят, встречался с ними редко из-за своей работы и затянувшегося бракоразводного процесса. Он не был чуваком, но он имел уникальную, чудом сохранившуюся после войны танковую радиоустановку, позволяющую вылавливать в эфире коротковолновые радиостанции, не подавляемые радиоглушением.

Дело в том, что советское правительство, «заботясь» о душах и ушах своего народа, систематически с 1940 проводило забивку «антисоветского радиовещания» из-за рубежа, а в 1948 году начало широкомасштабное глушение передач «Голоса Америки» и Би-Би-Си.

223

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

Пойманные слушатели «голосов» подвергались уголовным и административным преследованиям, расценивались как распространители чуждой идеологической пропаганды.

А компанию «чуваков» мало интересовали информационные зарубежные передачи, их интересовала музыка. Была огромная жажда знаний о джазе и его основателях, великое желание наслаждаться их музыкой и музыкой их последователей. Все это можно было услышать на «Голосе Америки» в 45-минутной радиопрограмме «Music USA», которую вел из Вашингтона Уиллис Коновер — легендарный радиокомментатор, любимец миллионов поклонников джаза во всем мире. Его передача, шедшая шесть раз в неделю, начиналась примерно в 23:15, когда он произносил в эфире своим завораживающим бархатным баритоном: «Time for Jazz! This is Willis Conover…», а в качестве позывного звучали первые такты знаменитой пьесы Билли Стрейхорна «Take The «A’Trane» в исполнении оркестра Дюка Эллингтона. Уиллис Коновер преподносил слушателям вкуснейший коктейль из музыки и комментариев. В то время трудно было предположить, что к радиоприемникам в те же самые минуты на огромном пространстве страны подсаживаются тысячи людей

содной лишь целью: услышать настоящий джаз и его великого проповедника, глотнуть свободы, выстраданной страной после ужасающе страшной войны и всего пережитого после нее.

Кпраздничным «посиделкам» ребята готовились заранее. Каждый подготавливал свой литературный или музыкальный сюрприз из неизвестных для других фактов. Собирались большой компанией, кто с подругами, кто с женами, у кого-то из знакомых в доме или на даче. Интересно, что атрибуты праздничного стола — выпивка и закуски, были вторичны: все ждали главного действия — музыки и танцев, конечно, далеко не бальных. А дождавшись — «оттягивались» до конца.

В начале апреля, в субботу, кажется, на чей-то день рождения собрались небольшой компанией, и друзья-приятели устроили Сергею и Владимиру в шутливо-озорной форме экзамен. Ребята его выдержали. Сергей взял прозвище Chif, Владимир — Ass. Сейчас это в порядке вещей. Ведь не обижается наш знаменитый саксофонист Алексей Козлов, когда его называют «козлом». Он даже книгу написал

сназванием «Козел на саксе». Но тогда…

224

ЧУВАКИ. Рассказ

Лекция по климатологии подходила к концу. Она была последней из сегодняшних занятий, и все мысли Владимира были сосредоточены на событиях второй половины дня. За окнами бушевал май, будоража тело запахами и вольнодумными мыслями. Неожиданно в аудиторию вошла секретарь факультета Надежда Всеволодовна, подошла к изумленному этим вторжением профессору Костину и чтото прошептала ему на ухо. Шептала громко, так как профессор был глуховат:

—  Студента Волкова вызывают в деканат.

«Меня в деканат? Так срочно? Что могло случиться? Может быть, что-то с родителями, с братьями?» — пронеслось в голове Владимира.

Вдеканате его встретили двое мужчин в строгих цивильных костюмах.

—  Владимир Волков? — спросил один из них. —  Да.

—  Пройдемте с нами. —  Куда?

—  Мы вам потом всё объясним.

На улице Волкова усадили в «Волгу» такого же темного цвета, как

икостюмы его сопровождающих, и они поехали в направлении его дома.

«Неужели все-таки что-то с родителями?» Но нет, машина свернула на улицу в противоположном дому Вла-

димира направлению и остановилась у серого здания, в котором находилось областное Управление Комитета государственной безопасности.

Вошли в здание, поднялись на второй этаж, подошли к одной из дверей какого-то угрюмого, как показалось Владимиру, цвета и похожую, как две капли воды, на все остальные. Один из незнакомцев открыл дверь, а другой командным голосом приказал, сопроводив слова жестом руки:

—  Входите, Волков!

Впомещении, куда вошел Владимир, за столом сидел молодой, чуть старше Владимира, сотрудник в гражданской одежде. Одну из стен занимал огромный шкаф-стенка с необычно высокой для мебели дверью.

—  Пройдите в кабинет, — сказал поднявшийся из-за стола человек.

225

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

Волков посмотрел по сторонам — кроме двери, через которую он вошел, другой не было. Служащий снисходительно улыбнулся его ограниченности, подошел к шкафу, открыл дверцу, вот почему она была такой высокой, за которой оказался тамбур и уже открытая дверь в кабинет. В кабинете был полумрак, еле-еле просматривался стол с сидящим за ним человеком и стул перед ним. На столе стояла лампа с направленным на Владимира пучком света.

—  Садитесь, — не здороваясь, не представляясь и никак не называя Волкова, произнес невидимка.

Состояние Владимира стало резко ухудшаться. Оказалось, что так просто, всего за какие-то десять-пятнадцать минут, без всяких физических воздействий можно лишить сильного, здорового, жизнерадостного человека уверенности в себе, поколебать его волю. Но Волкова поддерживало то, что он все еще не догадывался, почему находится здесь.

—  Расскажите, — опять никак не называя Владимира, попросил голос, — как вы дошли до жизни такой? Чем вам не нравится советская власть?

—  Вы о чем?

—  Не прикидывайтесь, Волков, — впервые назвав его по фамилии, продолжал человек за столом, — расскажите о вашей организации?

—  О какой организации? — все еще не понимая, о чем идет речь, снова переспросил Владимир.

—  Хватит! — спрашивающий повысил голос на два тона и, перейдя на «ты», продолжал. — Расскажи, чего вы хотите, где вы собираетесь, какие радиостанции слушаете, что записываете на магнитофон, почему пропагандируете буржуазную идеологию о прелестях западного образа жизни? И еще, охарактеризуй своих товарищей. Только, давай, для экономии времени не будем говорить об их достоинствах, они нам известны. Человек по своей сути не может быть положительным во всем, у него обязательно есть какие-то изъяны, о них и расскажи.

Наконец Волков осознал, что находится в Комитете государственной безопасности и его допрашивает следователь по поводу деятельности их компании «чуваков». Действительно, если подходить формально, то он состоит в организованной группе людей, пусть

226

ЧУВАКИ. Рассказ

ис неформальным лидером, у них есть клички, они слушают и записывают на магнитофон музыкальные передачи запрещенных зарубежных радиостанций и делятся с другими своими записями и информацией. А все это может быть расценено как распространение чуждой советским людям идеологической пропаганды! И, кстати, уголовно наказуемо. Не зря же некоторые острословы расшифровывали аббревиатуру ЧУВАК как «Человек Уважающий Высокую Американскую Культуру»…

Ну, а если не формально?.. А не формально — у них нет никакого устава, они не ставят перед собой никаких, кроме самообразования, целей, не делают секрета из своей «деятельности».

Примерно так, только немного путанно и исключив фразу о распространении идеологической пропаганды (зачем опережать события?), Владимир и рассказал следователю. А характеризуя своих товарищей, он смалодушничал. И червоточина, сидевшая где-то в глубине души и уже не раз подводившая его, снова вылезла наружу. Неужели его так испугал допрос? Ведь не было физических воздействий. Были, правда, угрозы в отношении родителей и братьев, но… В общем, рассказывая о товарищах, Владимир стал говорить, что один любит выпить, другой — ловелас, как будто сам был идеален

ине имел никаких пороков.

Волкова отпустили, категорически запретив делиться с кем-либо о вызове в Комитет госбезопасности и допросе.

Через неделю или две у деканата было вывешено объявление о факультетском комсомольском собрании с повесткой дня «Персональное дело В. Волкова». Владимир понимал, что если его исключат из комсомола, то и выгонят из университета. Понимал и другое, что все предрешено, но все же надеялся на чудо.

Комсомольского собрания не было, было судилище. И Волков сдрейфил, опять смалодушничал: стал оправдываться, перекладывать вину на других, отрекаться от «чуваков». И это отречение было его единственным правильным решением в сложившейся ситуации. Ведь в музыкальном мире «чувак» — это уважительное обращение друг к другу. А какой он был музыкант? Абсурдность происходящего невольно выразил в своем выступлении декан факультета, сказав, что Волков всегда ему казался каким-то неблагонадежным студентом: «Помните, он на факультетском вечере стихи Есенина читал!»

227

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

Ни одна живая душа не поддержала Владимира. Еще вчера он был свой парень, друг и товарищ, организатор факультетских вечеров, игрок университетской волейбольной команды, а сегодня чуть ли не враг народа. Решение толпы было единодушным: «За пропаганду западного образа жизни, за стиляжничество, за участие в группе «чуваков» исключить из комсомола и просить ректорат отчислить В. Г. Волкова из числа студентов университета».

В райкоме комсомола при утверждении решения собрания Волкову настоятельно порекомендовали для перевоспитания пойти поработать на завод, в рабочий коллектив. Так что отправка хунвейбинов, «политически незрелых» людей, на перевоспитание в сельскохозяйственные предприятия — это не китайский бренд, это наше, советское «изобретение».

Дома родителям Владимир рассказал все лишь после того, как был подписан приказ о его отчислении из университета. Родители, естественно, были очень расстроены. Отец не стал читать ему нравоучений, только сказал:

—  Не все потеряно, справляйся сам, чем смогу — помогу.

И пошел Владимир Волков, бывший студент 4 курса университета, работать в литейный цех механического завода учеником кокильщика. Пошел начинать новую жизнь с чистого листа.

Прошло 25 лет. Владимир Григорьевич Волков, уже известный ученый, в очередной раз попал в больницу «зализывать» старые спортивные и вновь приобретенные болячки. Несколько дней он лежал в палате один, а затем к нему «подселили» новенького. Это был пятидесятилетний, среднего роста и крепкого телосложения мужчина с очень проникновенным взглядом умных глаз. Стали знакомиться.

—  Я — Волков … — начал Владимир.

—  Не продолжайте, — вежливо остановил его сосед, — я знаю, кто вы и чем зарабатываете свой хлеб. Не удивляйтесь моей осведомленности, это часть моей работы, которая обязывает знать о тех, с кем

яконтактирую.

Ипосле небольшой паузы, вызванной немым удивлением Волкова, продолжил:

—  Меня зовут Андрей Константинович, я работаю в областном Управлении Комитета государственной безопасности…

228

ЧУВАКИ. Рассказ

Господь в который раз послал Владимиру мудрого, охочего до разговоров собеседника. Порой их беседы и споры затягивались далеко за полночь и начинались еще до завтрака на следующий день. Владимиру очень хотелось задать Андрею Константиновичу вопрос о том экстравагантном периоде своей жизни, когда он увлекся джазом и, кстати, впервые столкнулся с правоохранительными органами. Хотел, но то ли стеснялся, то ли боялся получить неприятный для себя ответ. И все же как-то раз, когда их беседа приобрела доверительный характер, Владимир спросил, не знает ли он, Андрей Константинович, о «деле чуваков» в городе в конце пятидесятых годов.

Ответ поразил, удивил и обрадовал Владимира:

—  Я слышал об этом «деле» и, в общем-то, ждал от вас вопроса, — ответил Андрей Константинович и дальше, совсем уже неожиданно для Владимира, привстав со стула и наклонив голову, добавил:

—  Простите нас, такие были времена!

«Да, — подумал Владимир Григорьевич, — не слишком ли поздно пришло это извинение? Прав Юрий Нагибин: «Все так просто понять, все так трудно исправить»…

Собеседники замолчали — каждый, наверное, думал о сопричастности к событиям двадцатипятилетней давности. Нарушил тишину Андрей Константинович:

—  Владимир Григорьевич, а что стало с другими ребятами, как сложились их судьбы?

—  Теперь я практически не поддерживаю ни с кем из них связи, но историю каждого знаю.

—  Расскажите, если вам это не будет в тягость.

—  Хорошо. Из комсомола, кроме меня, исключили, но оставили работать на заводе еще Юрия Сенкевича и Леонида Лапшина. Сейчас Леонид работает там же, на заводе, начальником цеха, а Юрий ушел с предприятия, руководит «Джаз-клубом», организует джазовые фестивали, пишет книги. Сергей Богданов после окончания университета долгое время работал в гидрологических экспедициях, затем «изменил» профессии, стал журналистом, специальным корреспондентом газеты «Правда». Один из наших «чуваков», Георгий Жилин, окончил Высшую дипломатическую школу Министерства иностранных дел СССР и сейчас где-то «мотается» по миру, отстаивая интере-

229