3179

Быть женщиной — великий шаг, Сводить с ума — геройство.

Борис Пастернак

УМНЫЕ ЛЮДИ НЕ ССОРЯТСЯ…

Профессор Евгений Григорьевич Смагин, человек строгого, но отходчивого характера, спеша на лекцию, шел по длинному вузовскому коридору в свойственном ему по жизни стиле — стремительно и целеустремленно. Он едва успевал отвечать на приветствия коллег и студентов то поднятием руки, то кивком головы. Неожиданно в людском потоке промелькнуло лицо молодой улыбающейся женщины, показавшееся ему знакомым, но чье оно — не помнил. Смагин ответил на ее приветствие и тут же о ней забыл. И только в конце рабочего дня,

уже собираясь домой, Евгений Григорьевич снова вспомнил не только лицо незнакомки, но и ее имя. Это была его бывшая студентка Елена Соболева.

Сколько же лет прошло с тех пор?

Более 20 лет назад, при рецидиве болезни, Смагина познакомили с Анатолием Степановичем Соболевым, известным врачом, самостоятельно, без жены, воспитывающим дочь Елену. Елена заканчивала десятый класс, и отец собирался определиться с ее будущей специальностью. Профессия врача ее категорически не устраивала, она хотела повторить специальность мамы — стать экономистом. На встречу со Смагиным Анатолий Степанович пришел с дочерью, 16-летней девочкой, в которой было еще так много подростковой угловатости и скованности. Однако ее пропорциональное сложение, правильные черты лица, спокойный взгляд широко поставленных глаз предпола-

231

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

гали, что в будущем эта женщина сможет вызвать трепет не в одном мужском сердце.

Евгений Григорьевич рассказал Соболеву и его дочери об экономистах своего вуза и, кажется, убедил их в перспективе этой специальности.

Через какое-то время Смагин увидел Елену в вузе среди студентов, а потом и на своих лекциях. Елена ничем не выделялась среди своих сокурсниц. Красиво, но немодно одетая, гладко причесанная, без косметики на лице и маникюра. У нее было приятное открытое лицо и немного полноватая фигура. К концу 4-го курса с Еленой стали происходить удивительные изменения — она расцветала день ото дня. Так раскрывается бутон цветка: сначала — это зеленый комочек, потом из него появляются первые, еще бледные лепестки, затем лепестки окрашиваются в цвета, неподвластные человеческому творению. Такие цвета, от легкого светло-чайного до тяжелого черно-бархатного, может создавать только природа. Как у Тютчева: «Полным, пламенным расцветом… блистают розы и горят». Все женщины кафедры были единодушны: Елена Соболева влюбилась.

В сентябре нового учебного года Елена на занятиях не появилась, пропустила все занятия и в октябре. Странно: хорошо успевающая студентка, кандидат в аспирантуру и вдруг бросила учиться. Надо попросить деканат вызвать ее родителя. Но Смагина опередил звонок отца Елены:

—  Евгений Григорьевич, у нас жизненные проблемы, пожалуйста, назначьте мне время для беседы, — попросил Анатолий Степанович.

Назавтра их встреча состоялась. Евгений Григорьевич не видел Соболева около семи лет, но этот срок почти не изменил его внешность. Только резче обозначились складки на лице и заметно поседели волосы.

—  Евгений Григорьевич, у нас беда. Я не смог отговорить Елену от замужества, просил подождать хотя бы до окончания вуза. Она не согласилась, расписалась и ушла жить к мужу. Но через два месяца вернулась домой. Ничего мне не объясняет, не хочет продолжать учебу, находится в глубокой депрессии.

—  Что же я могу сделать? Уговорить ее вернуться к мужу?

232

УМНЫЕ ЛЮДИ НЕ ССОРЯТСЯ… Рассказ

—  Нет, с этим я попробую справиться сам, а просьба к Вам — уговорить ее не бросать институт и, если можно, помочь с учебой.

—  Попробую. У меня послезавтра консультация с пятикурсниками, пусть приходит.

Через день Смагин увидел Елену, стоящую у двери его кабинета. —  Здравствуйте, давно Вас не видел, — сказал он, открывая

дверь и жестом приглашая ее войти.

Перед Смагиным сидела изящно одетая девушка, с подкрашенными губами и синяками под глазами, почти замаскированными косметикой. Но глаза, глаза Елены поразили Евгения Григорьевича: они были настолько грустны и выразительны в своих переживаниях, что ничего рассказывать было не надо. Куда же делась та веселая, громко смеющаяся студентка, которую он видел полгода назад, когда обсуждал с ней тему дипломной работы? Но вот что странно: сегодняшняя Елена, если убрать печаль из ее серо-зеленых глаз, нравилась ему больше — в ее движениях, в манере держаться, во взгляде явно присутствовала женщина.

—  Елена, я не психолог, я не ваш духовник и поэтому не собираюсь лезть в вашу душу. Тем более, я не знаю многого из того, что ввело вас в такое состояние. Но я прошу, нет, я требую, чтобы Вы во­ зобновили занятия, рассчитались с учебной задолженностью и вышли на дипломное проектирование. Все, что от меня зависит в этом плане, я Вам помогу «разрулить». Приходите ко мне в ближайшее время с перечнем Ваших проблем и очередностью их решения.

Все закончилось тем, что Елена на «отлично» защитила дипломную работу, отказалась от поступления в аспирантуру, пошла работать в проектный институт.

…Воспоминания Евгения Григорьевича прервал стук в дверь. —  Войдите.

К его изумлению, в кабинет вошла Елена. Она была в строгом темном костюме, с красивой прической и в меру примененной косметикой, оттеняющей ее выразительные с хитроватым прищуром глаза, а чуть припухшие губы полуоткрытого рта были очень соблазнительны.

—  Вы словно мои мысли читаете, — сказал Евгений Григорьевич. —  А вы — мои, — ответила Елена.

233

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

—  Прямо телепатия какая-то. Садитесь. Чаю или, может быть, вина?

—  Спасибо, не откажусь. Я ведь с Вами так и не попрощалась после выпускного вечера, наверное, чувствовала, что встретимся.

—  А я на это и не надеялся, — сказал Евгений Григорьевич и попросил: — Расскажите, Елена, хоть вкратце, о себе — сколько време- ни-то прошло.

—  Если вкратце, то… — начала Елена. — Почти все это время я работала в проектном институте, вышла замуж за одного из ваших выпускников, защитила кандидатскую диссертацию, недавно прошла по конкурсу на должность доцента в ваш, вернее, в наш вуз. Сейчас «выращиваю» сына, студента второго курса университета.

—  А как Анатолий Степанович? —  Папа четыре года назад умер.

—  Извини, не знал, — невольно переходя на «ты», произнес Смагин, и продолжил: — Но ты умница, времени зря не теряла. Главное — ты великолепно выглядишь, я давно не встречал такую красивую женщину. Кто же помог тебе так расцвести?

—  Не кто, а что, — сказала Елена и после непродолжительной паузы добавила: — Неразделенная любовь.

—  Назови мне имя этого негодяя, отвергнувшего такую женщину? Я его вызову на дуэль!

—  Секрет. Да и Вы, как я понимаю, тоже не стояли на месте — доктор, профессор, академик с юношеской статью.

—  Ну, это ты преувеличиваешь: какая юношеская стать в пять- десят-то с хвостиком лет осталась?

—  Не лукавьте, Евгений Григорьевич, осталась, осталась. Вино сняло некоторую скованность в разговоре.

—  Елена, я тебя, как в те далекие годы, называю на «ты», а ты, как когда-то было принято обращаться к врагу, говоришь мне «вы». Сделаем так: пьем на брудершафт и переходим на неформальное обращение друг к другу.

—  Мы можем поцеловаться и без брудершафта, но давайте пока оставим все, как есть. А вот… — неожиданно оборвала она разговор и замолчала.

—  Что «а вот»?

234

УМНЫЕ ЛЮДИ НЕ ССОРЯТСЯ… Рассказ

—  Да, так. Не обращайте внимания… — продолжила беседу Елена. — Я к Вам пришла, в общем-то, по делу.

—  Рад буду, если смогу помочь.

—  Я заканчиваю докторскую диссертацию, но не могу четко выразить научную новизну работы и ее структурное построение.

—  Думаю, что могу внести лепту в твою работу.

Они договорились о встрече, расцеловались в губы и Елена ушла. Но ни эта назначенная встреча, ни следующая не состоялись по

каким-то, в общем, банальным, причинам.

При очередной «коридорной» встрече Смагин остановил Елену. —  Все, назначай удобное для тебя время, брошу все дела и при-

ду, — предложил он.

—  Хорошо. Вы завтра с утра свободны? —  Что значит «с утра»?

—  Ну, часов с десяти.

—  Да. У меня только в три часа заседание кафедры. Успеем? —  Успеем. Вот мой домашний адрес.

Елена встретила Смагина в домашнем, приятной восточной расцветки, сарафане, при легком утреннем макияже. Принимая от него коробку конфет, предложила чаю.

—  Нет, сначала поработаем.

—  Поработаем, — согласилась она и продолжила, как бы обозначая ситуацию: — Мешать нам никто не будет: в квартире, кроме меня, собаки, кота и теперь вас, никого нет.

Евгений Григорьевич и Елена уселись близко рядом за столом, чтобы удобно было наблюдать за экраном монитора. Работа шла быстро, плодотворно, они легко понимали друг друга. Евгений Григорьевич просматривал материал, а Елена делала пометки. Но Смагину мешало работать, отвлекало и возбуждало находящееся рядом, вплотную с ним, тело молодой красивой женщины. В какой-то момент он опустил голову, увидел оголенное плавно выпуклое бедро Елены и почти бессознательно положил на него руку. Елена напряглась, но руку не отвела. Смагин уже сознательно провел рукой вверх по бедру и к своему изумлению ничего там не обнаружил. Нет, нет, там было все, что и должно быть, но там не было трусиков. Его рука коснулась того божественного места женщины, которое так привлекает мужчин, сводит их с ума, лишает рассудка, заставляет совер-

235

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

шать великие подвиги и не менее великие злодеяния. Смагин повернулся к Елене, она подалась к нему, и они слились в долгом поцелуе… Евгений Григорьевич пришел в себя уже на тахте в объятиях Елены, осознав, что задыхается от недостатка воздуха и переполнивших

его чувств.

А потом наступила тишина и покой, сопоставимый, как ему представлялось, с предсмертным состоянием человека: сознание отключено, тело расслаблено и невесомо витает между небом и землей, а воздух наполнен самым прекрасным ароматом вселенной — ароматом жаждущей любви женщины. Первые слова, которые стали доходить до его сознания, были слова Елены:

—  Я люблю тебя, — сказала она, переходя на «ты». И Смагину невольно вспомнился Пушкин:

Пустое «вы» сердечным «ты» Она, обмолвясь, заменила, И все счастливые мечты

В душе влюбленной возбудила.

—  …А теперь я расскажу тебе, — сказала Елена, — почему я так скоропостижно первый раз вышла замуж. Многие девчонки нашего курса, и я в том числе, были влюблены в тебя. Я грезила тобой, но понимала, что эта любовь виртуальная и никогда не осуществится: ты женат, у тебя дети. И вот я встречаю парня, который, как мне показалось, похож на тебя, немного внешностью, немного манерой поведения. Не присмотревшись, как следует, боясь, что потеряю его, назло себе и тебе, я без согласия отца вышла за него замуж. Но форма не соответствовала содержанию. К тому же он оказался бабником, скрыл от меня, что уже был женат. И я ушла от него.

—  Печальная история, — сказал Смагин, — давай наверстывать упущенное.

Он обнял Елену, прижался к ней и снова слился с ее горячим, милым его сердцу телом. Они наслаждались близостью, как только могут наслаждаться двое истосковавшихся по ласке и нежности людей.

Интимные встречи Смагина с Еленой нарастали с пугающей быстротой. Они встречались у нее дома, на квартирах и дачах ее и его друзей, выезжали на природу. В противоположность доволь-

236

Музыка — это стенография чувств.

Лев Толстой

БОЛЕРО

В разгар весны в природе наступает такой момент, когда

во всю мощь распеваются соловьи, активно ищет партнера кукушка: «Ку-ку, ку-ку — я здесь, я здесь», и дятел сопровождает свой хохочущий крик четкой барабанной дробью.

Пение соловья неповторимо, наполнено самыми разнообразными звуками: свистом, щелканьем, рокотом. Эти звуки, постоянно меняя тональность с нежной — на громкую, с печальной — на радостную, то мягко замирают, то после небольшой паузы звучат отрывисто и звонко. И каждую весну, услышав первое после зимы пение соловья, я приятно изумляюсь, что такая маленькая и невзрачная птичка так прекрасно поет.

Иду в лес. Почти все деревья распустили листья, и только дуб, мудрствуя, не спешит. Он ждет своей поры. Отцвели подснежники и гусиный лук, в самой красе мать-и-мачеха, вот-вот зацветет ландыш, а это уже начало лета.

Нахожу место, где хорошо слышно двух или трех соловьев, недалеко сидящих друг от друга. Вообще-то, соловьи никогда не поют одновременно. Они как бы соревнуются между собой, исполняя сольные партии. Исключение — те моменты, когда молодые птицы учатся искусству у опытных певцов, подражая им. Поэтому, если в одном и том же месте долго поет соловей, присмотритесь внимательно, может быть, это уже дуэт, трио или даже целый квартет. Об этом знали наши предки, умевшие обучать соловьев пению: они ставили клетки с птицами рядом и ждали до тех пор, пока ученик будет достоин мастера.

239

Эдуард Сазонов ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

Затаиваюсь и жду начала концерта. Вот брызнули первые лучи солнца — это включились софиты, освещая место действия. Как дирижерская палочка стуком о пюпитр призывает оркестрантов ко вниманию, так и кукушка подала свой знак, и сразу же раздался барабанный бой дятла, задавая ритм и настрой увертюре. Соловьи не заставили себя ждать. Звучит патетическая мелодия первого солиста, затем немного грустный напев второго, и вновь радостный жизнеутверждающий мотив уже третьего музыканта. Дятел не молчит, он, продолжая задавать ритм оркестру, начинает обозначать свою музыкальную тему. Зачарованный мелодией, я даже не заметил появления новых аккордов. Это кукушка-дирижер подключила хор зарянок, зябликов и пеночек, создающих музыкальный фон симфонии. Какая чарующая сила и умиротворение у этого звучания. Боже милостивый, как после этого не верить в твое существование!

Мелодия повторяется, уходит ввысь, возвращается снова и снова, обогащенная новыми красками. А память начинает искать ассоциацию происходящему. Господи, так это же «Болеро» Равеля! И как много схожего: всего две темы, нет четкой формы, нет или почти нет модуляции и, как писал сам Равель, «Болеро» — это «ритм и оркестр». Не менее удивительно и то, что при исполнении этого произведения в оркестре впервые прозвучал изобретенный композитором музыкальный инструмент элиофон, искусно имитирующий порывы ветра.

Морис Равель не был в России, но мог слышать и соловья, и кукушку, и дятла у себя на родине во Франции. Однако мне очень хотелось найти русские корни в самом известном произведении композитора. И они, действительно, есть!

Равель преклонялся перед русской музыкой. В своем творчестве он продолжал традиции русских композиторов, как в колористической манере оркестровки, так и в задушевности и ясности мелодий. Одна из фортепианных пьес Равеля так и называется «В стиле Бородина». Кроме того, по заказу русского дирижера С. Кусевицкого Равель, с присущей ему гуманистичностью, выполнил оркестровку «Картинок с выставки»» Мусоргского. Это происходило во время работы композитора над «Болеро», замысел которого принадлежит знаменитой российской балерине Иде Рубинштейн. Именно она побудила Равеля написать для нее хореографическую композицию, кото-

240