2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

щих друг за другом, толкающихся и исчезающих, эфемерная симметрия, случайный порядок”. “Предположение о каком бы то ни было существе, находящемся вне материальной вселенной, невозможно. Гипотезы подобного рода не должны больше выдви­ гаться, потому что из них нельзя сделать никаких выводов”. Так пишет Дидро в работе “Философские принципы относительно ма­ терии и движения”; в книге “Мысли об объяснении природы” он утверждает: “Сколько абсурдных предположений, сколько ложных представлений, сколько иллюзорных понятий кроется в гимнах, которые отважились сложить во имя Творца безрассудные защит­ ники конечных причин”. Итак, никакого Бога-распорядителя и никакого финализма. Существует только материя в движении: “Я вижу, что все сущее связано с действием и противодействием, одни формы разрушаются и создаются уже в другой форме; я вижу сублимации, разложение, сочетание и соединения всякого рода, т. е. явления, несовместимые с однородностью материи; из этого я заключаю, что материя разнородна, что в природе существует бесконечное множество различных элементов, каждый из которых обладает, в связи с их разнообразием, собственной специфической силой, несотворенной, неизменной, вечной, неразрушимой, и что эти силы развиваются. Из этого происходит движение, иными словами, благодаря общему ферменту. Отсюда происходит также

ижизнь. Вы видите яйцо? Это яйцо опрокидывает все теологи­ ческие школы и все храмы земли. Что же оно собою представляет? До появления в нем зародыша — это бесчувственная масса, как

ипосле появления зародыша, ибо зародыш сам по себе — просто инертная и сырая жидкость. Каким же образом эта масса перейдет

кдругому устройству, к чувствительности, к жизни? Посредством воздействия тепла. Что производит тепло? Движение”. По мнению Дидро, органические формы подвергаются постепенной трансфор­ мации. Как явствует из текста, перед нами — образ вселенной, построенный на основе научных данных из разных областей опыта. Мы видим перед собой попытку глобального истолкования мате­

риальности мира в духе материалистической метафизики.

Тем не менее, при внимательном изучении творческого на­ следия Дидро заметна попытка с позиций материализма объяс­ нить единство материи и движения, преодолевая свойственный науке той эпохи механицизм. Он ближе других материалистов XVIII в. подошел к идее самодвижения материи и видел в этом самый убедительный довод против существования Бога. Высказав мысль, что потенциально ощущение является всеобщим свойством материи, Дидро предвосхитил некоторые положения эволюцион­ ного учения.

Если мы правильно поймем особенности его материализма, то сможем опровергнуть взгляд на Дидро как противоречившего само­ му себе, поскольку книга Последовательное опровержение книги Гельвеция “О человеке” вовсе не означает возвращения Дидро к деизму и отказа от материализма, а, скорее, выражает справедливые методологические замечания опытного философа о том, что ни суждения, ни чувства нельзя сводить к простейшей чувственности, так как последняя составляет их условие, а не сущность, не движу­ щую силу. Он не разделял стремления Гельвеция упрощенно сводить понятия, сознание человека к сумме ощущений, выдавая свои гипотезы за абсолютно верные факты. Вот примеры из “Опроверже­ ния”: “Он [Гельвеций] говорит: воспитание создает все. Следует говорить: воспитание создает многое... Он говорит: наши страдания и удовольствия всегда чувственные страдания и удовольствия. Сле­ дует говорить: довольно часто... Он говорит: образование — это единственный источник духовных различий. Следует говорить: это — один из основных... Он говорит: характер целиком зависит от обстоятельств. Следует говорить: я считаю, что обстоятельства его меняют”. Следовательно, по сравнению с Гельвецием Дидро обла­ дает более тонкой методологией. Паоло Росси отмечает, что за несогласием с Гельвецием стояли также глубокие политические расхождения: “Протестуя против положения о том, что люди могут счастливо жить «под неограниченной властью справедливых, гуман­ ных и добродетельных правителей»”, Дидро не только протестует против лицемерного деспотизма французского двора, но и разобла­ чает всю двусмысленность идеала и практики просвещенного абсо­ лютизма. Дидро спрашивает: “Что характеризует тирана? Может быть, доброта, коварство?” И отвечает: “Ничего подобного. Два этих понятия вовсе не входят в определение тирана Это — выход за пределы присвоенной власти, а не ее использование. Два или три царствования справедливой, мягкой, просвещенной, но неограни­ ченной власти могут стать величайшим бедствием для нации: народы будут доведены до полного забвения своих прав, глубокого рабства”.

В этом — гуманизм Дидро, философа, верящего в разум (“Если я откажусь от разума, здравого смысла, то у меня больше не будет никакого наставника и проводника”), но не в его всемогущество. Поэтому необходимы сомнение и истинный скептицизм: “Это фи­ лософ, который сомневался во всем, во что верил, и верил тому, что доказывали как истинное его разум и чувства”. Действительно: “То, что никогда не ставилось под сомнение, нельзя считать проверен­ ным и доказанным. То, что никогда не подвергалось непредубеж­ денному рассмотрению, не было по-настоящему исследовано. Зна­ чит, скептицизм-- первый шаг к истине”.

4. КОНДИЛЬЯК И ГНОСЕОЛОГИЯ СЕНСУАЛИЗМА

4Л. Жизнь и творчество

В рамках французского Просвещения Кондильяк осуществил самую последовательную попытку развития эмпиризма Локка в подлинно философском смысле. В то время как большинство фило­ софов, по примеру Вольтера, довольствовались критикой Декарта и полемикой по самым известным вопросам локковской философской теории, автор “Трактата об ощущениях”пошел дальше своего анг­ лийского учителя, показав, как из одного ощущения путем видоиз­ менений и разработки рождается вся познавательная психическая жизнь человека. Теория познания, разработанная Кондильяком, в некотором роде является гносеологией Просвещения, где эмпиризм Локка сведен к ясной форме сенсуализма с единственным домини­ рующим принципом ощущения. И действительно, “Кондильяка вдох­ новили больше всего два автора: Локк и Ньютон. У Локка он позаимствовал аналитический метод и основные положения его теории познания. Идеей единства духовного мира человека он обязан Ньютону, с помощью закона тяготения связавшему мир физической природы” (Н. Абаньяно).

Этьенн Бонно (ставший впоследствии аббатом де Кондильяком) родился в Гренобле в 1714 г. в обеспеченной семье. После смерти отца мальчика перевезли в Лион, где он учился в иезуитском колледже. Позднее он переехал в Париж, поступил в духовную семинарию, а затем изучал теологию в Сорбонне. Рукоположенный в сан священника в 1740 г., он постепенно отошел от занятий теологией, заинтересовавшись (а позднее отдавшись целиком) фи­ лософией. Он придал булыиую глубину теориям Локка и Ньютона. Увлекался чтением Бэкона, Вольтера и Ламетри; с помощью своей покровительницы, мадам де Тансен, познакомился с наиболее пред­ ставительными деятелями культуры той эпохи: Дидро, Фонтенелем, Мариво, Д’Аламбером, Руссо.

Первой философской работой Кондильяка была “Диссертация о существовании Бога”, которую он послал в Берлинскую академию наук во главе с Мопертюи. В этой работе Кондильяк из вселенского порядка и проявляющегося в нем финализма делает заключение о существовании Бога. Однако первой заметной работой философа стал “Опыт о происхождении человеческих знаний”, опубликованный в 1746 г. Вот цель, которой он хотел добиться в данном сочинении: “Наш главный предмет, который мы никогда не должны терять из виду, — это изучение человеческого ума не для того, чтобы открыть его природу, а для того, чтобы познать его действия, Проследить,

посредством какого искусства они сочетаются и как мы должны ими управлять, чтобы достичь всего того умственного развития, на кото­ рое способны. Нужно доискаться происхождения наших идей, вы­ яснить, как они образуются, следовать за ними до границ, предна­ чертанных им природой, установить этим путем объем и пределы наших знаний и возродить весь человеческий рассудок.

Успешно проводить эти исследования мы можем только путем наблюдения”.

В 1749 г. появился “Трактат о системах”. В нем, развивая методические установки “Опыта ”, Кондильяк разоблачает “обман систем”, “иллюзию приобретения благодаря системам истинных знаний, в то время как наши мысли вертятся вокруг слов, лишенных определенного смысла”. Для Кондильяка только те системы надеж­ ны, которые основаны на точно установленных и подтвержденных фактах,. Исходя из этого принципа, он критикует ошибки таких философов, как Декарт, Мальбранш, Лейбниц и Спиноза, поставив­ ших в основание своих систем абстрактные, лишенные связи с чувственным опытом и фактической проверкой принципы. Полу­ чивший в результате этих двух публикаций звание члена Берлинской академии наук, Кондильяк — после первых операций по удалению катаракты и реагируя на развернувшиеся дискуссии, например, между Беркли и Дидро, по вопросам восприятия, зрения и реаль­ ности внешнего мира, — издает в 1754 г. свою наиболее системати­ ческую работу “Трактат об ощущениях”, в котором продолжает тематику “Опыта ” но в углубленном и расширенном виде, с изящной отточенностью, что принесло Кондильяку литературный и научный успех. Именно в “Трактате ”Кондильяк привел знаменитый пример со статуей (о нем поговорим ниже), из-за чего был обвинен в плагиате Дидро и Бюффоном, тогда как теологи (например, отец Лярош и аббат де Линьяк) обвинили его в материализме. Кондильяк ответил Бюффону спустя год, т. е. в 1775 г., работой “Трактат о животных”, куда включил свою “Диссертацию о существовании Бога ”, “чтобы показать, как его система ведет к естественной рели­ гии, а следовательно, к откровению” (М. Гио).

В 1758 г. Кондильяк переехал в Парму, приступив к обязанностям воспитателя-наставника Фердинанда Бурбона, сына Пармского гер­ цога и внука французского короля Людовика XV. Его пребывание в Парме (продолжавшееся до 1767 г.) оказало значительное влияние на многих итальянских интеллектуалов. Здесь же он написал (хотя издал лишь в 1775 г.) свой знаменитый “Курсзанятий”, включавший в себя: “Грамматику ”, “Искусство говорить ”, “Искусство мыслить ”, “Искусство писать”, “Древнюю историю ” и “Новую историю”. По возвращении в Париж в 1767 г. Кондильяк уже в 1768 г. избран членом Французской академии. В 1772 г., отказавшись стать воспи­

тателем троих детей дофина, он уехал в замок Флю к племяннице и там перечитывал свои сочинения, интересуясь, кроме прочего, во­ просами экономики и сельского хозяйства. В 1776 г. он опубликовал работу “О торговле и правительстве, рассмотренных в их взаимном отношении ”, которая подверглась ожесточенной критике со стороны физиократов. По просьбе графа Потоцкого для польских школ Кондильяк пишет “Логику”; она вышла из печати в 1780 г. — т. е. в год кончины Кондильяка. Уже после смерти философа была издана работа “Язык исчислений”(1798).

4.2.Ощущение как основа познания

В“Опыте ” Кондильяк утверждает: что душа отлична от тела; что источником познания является опыт; что, следовательно, окказио­ нальной причиной всего происходящего в душе является тело; что ощущение и рефлексия различаются между собой. Последнее раз­ личие, почерпнутое у Локка, исчезает в “Трактате об ощущениях”,

где ощущение рассматривается как “единственное начало, определяю­ щее все познание, а вместе с ним и развитие человеческих способнос­ тей ”. Таким образом, Кондильяк намерен пойти дальше Локка в поисках более прочного основания философского эмпиризма. Кон­ дильяк пишет: “Локк довольствуется признанием того, что душа

воспринимает, мыслит, сомневается, верит, размышляет, познает, желает, отражает и что мы убеждены в существовании таких процес­ сов, потому что находим их в себе и они способствуют успешному развитию нашего познания; но он не чувствовал необходимости открыть принцип происхождения всех этих процессов”. Локк “не заметил большей части суждений, связанных с ощущениями... он игнорировал необходимость для нас научиться трогать, видеть, слы­ шать и т. п... все способности души ему казались врожденными качествами и он даже не предполагал, что они имеют начало в самом ощущении” Кроме того, Локк “различает два источника наших идей — чувства и рефлексию. Было бы точнее допустить только один как потому, что рефлексия по происхождению тождественна самому ощущению, так и потому, что она —- не столько источник идей, сколько промежуточное звено, через которое оказывают свое дейст­ вие чувства”. Локк “многое сделал для нашего просвещения”, но его мысли необходимо, с одной стороны, откорректировать, а с дру­ гой — углубить. Потому что “еще не достаточно... изучить ощуще­ ния. Чтобы открыть путь к успеху всего нашего познанйя и всех способностей, крайне важно различать, чем мы обязаны каждому из органов чувств, а это исследование до сих пор не проводилось”. Помимо этого, следует установить и доказать, что “именно из

ощущений рождается вся система человека. <...> Рассудок, рефлексия,

страсти, все душевные процессы — одним словом, все является различным образом видоизмененными ощущениями " Именно на этой истине сосре­ доточено все содержание “Трактата об ощущениях" “единственной работы, в которой по косточкам разбираются все привычки человека. Посредством изучения чувства в его развитии нам показано, как мы приобретаем привычку пользоваться своими способностями”.

Кондильяк так представляет читателям свою концепцию. Когда у нас появляется впечатление, основанное на действии органов чувств, мы имеем дело с истинным ощущением. Однако “если у нас появляется ощущение, в действительности в данный момент не наблюдаемое”, то это проявление памяти: “итак, память — это всего лишь видоизмененное ощущение”. С другой стороны, если “созна­ ние особенно настойчиво занимает какое-либо ощущение, сохра­ няющее всю свою яркость и живость”, то тогда ощущение превра­ щается во внимание. Но если внимание фиксируется на некоем ощущении, отмеченном в памяти, то тогда между такими ощуще­ ниями может проводиться сопоставление (или сравнение). “Однако нельзя проводить сравнения, не воспринимая в них какого-либо различия либо сходства: воспринимать такие отношения означает судить”. Поэтому “действия сравнения и суждения представляют собой само внимание: таким образом ощущение последовательно становится вниманием, сравнением, суждением”. А рассуждая о разных аспектах наших ощущений, “внимание... является как бы светом, который отражается от одного тела к другому, освещая их обоих, и я называю его рефлексией, т. е. отражением. После того как ощущение становится вниманием, сравнением, суждением, оно отождествляется еще и с самим отражением, т. е. рефлексией”.

Итак: в основе нашего познания лежит ощущение. Познание пред­ ставляет собой лишь видоизмененное ощущение. Но тогда что именно не позволяет душе утонуть в океане безразличных ощущений, каждое из которых равноценно всем остальным? И, наконец, что именно порождает внимание? Кондильяк отвечает: “Это удовольствие или боль, затрагивая нашу способность чувствовать, порождают внима­ ние, от которого возникают память и суждение”. Мы сопоставляем наше нынешнее и прошлое состояние, чтобы увидеть, лучше нам или хуже. Мы судим, необходимо ли нам наслаждение или пользо­ вание каким-либо благом. Памятью, вниманием, рефлексией и воображением управляют удовольствие и страдание: “Стремление представляет собой не что иное, как действие самих способностей, приписанных интеллекту, которое, будучи направленным на объект беспокойства, вызванного его отсутствием (либо потребностью в нем), направляет на этот объект также и способности тела. <...> Из стремления рождаются страсти, любовь, ненависть, надежда, страх,

воля. Все это, еще раз, не что иное, как видоизмененное ощущение”. При этом удовольствие и боль являются “единственным принципом развития наших способностей”, а “наши знания и наши страсти являются результатом удовольствия или боли, сопровождающих впечатления от чувств. Чем больше над этим будут размышлять, тем сильнее станет убеждение в том, что это — единственный источник наших мыслительных способностей и орудий...”.

4.3.“Статуя, внутренне устроенная, как мы”,

ипостроение человеческих функций

Вцелях пояснения идеи, что все знания и способности души происходят от ощущений, Кондильяк придумал образ статуи, внут­ ренне устроенной, как мы, и одушевленной, но без идей. Помимо этого, он предполагает, что поверхность статуи должна быть мра­ морной, чтобы не допустить “применения каких-либо органов чувств”, и оставляет за собой “свободу произвольно открывать их [чувства] различным впечатлениям, к которым они восприимчивы”. Он начинает с того, что дает статуе чувство обоняния и заставляет ее ощутить запах розы. Очень скоро в статуе вырабатывается внима­ ние: “При появлении первого запаха способность нашей статуи чувствовать полностью обращена на впечатление, производимое на ее орган”; статуя “начинает наслаждаться и страдать, ибо если способность чувствовать полностью обращена на приятный запах, то это — удовольствие; если она полностью обращена на неприятный запах, то это — страдание”. Но появляется не только внимание; возникает еще и память, поскольку для статуи “даже когда тело, испускающее запах, перестает воздействовать на ее орган, запах не

исчезает бесследно”. Затем статуя, почувствовав другие запахи, будет их сравниватьи составлять суждения;она сможет также их воображать.

Вот как при использовании всего одного органа чувств (причем считающегося “среди всех чувств наименее помогающим позна­ нию”) статуя “приобретает такое количество навыков”. Кондильяк считает, что посредством анализа всего одного чувства он доказал, что “ощущение содержит в себе все способности души”; другими словами, интеллектуальные и волевые процессы (суждение, рефлек­ сия, стремления, страсти и т. п.) являются всего лишь видоизменен­ ными ощущениями. После анализа обоняния Кондильяк развивает аналогичные соображения по поводу слуха, вкуса и зрения и при­ зывает отметить, как с помощью ощущений статуя “увеличивает число способов бытия”, как “цепочка ее представлений становится более разнообразной и расширяется” и как растут ее стремления и удовольствия. Тем не менее, несмотря на то, что чувства обоняния,

вкуса, слуха и зрения укрепили потенциальные возможности статуи, она пока еще не имеет идей о внешней реальности, отличной от воспринимаемых ею ощущений, они приходят к ней с помощью осязания. Кондильяк придает осязанию особое значение. Именно ося­ занием вызывается чувство взаимодействия частей тела, Кондильяк называет осязание основным чувством. Но позднее, когда статуя протя­ гивает руки и прикасается к внешним предметам, это ощущение позволяет ей открыть внешний мир, в котором заложена причина наших ощущений. Таким образом Кондильяк разрешает проблему объективности нашего познания. Однако даже после этого еще не все проблемы решены: как быть с существованием в реальности вторичных качеств? Статуя может спросить себя: “Существуют ли реально, вместе с предметами, звуки, вкус, запахи, цвета?” Но все же, по мнению Кондильяка, “у статуи нет необходимости в большей уверенности: видимости ощущаемых качеств достаточно для того, чтобы порождать у нее стремления, просвещать ее в поведении и формировать у нее ощущение счастья либо огорчения, тогда как, с другой стороны, зависимость от предметов, с которыми она вынуж­ дена соотносить свои ощущения, не позволит ей сомневаться в существовании, помимо нее, и других существ. Однако какова природа этих мыслей? Она этого не знает, и мы об этом знаем столько же; все, что нам известно, — это объекты, называемые

вещами”.

Выражая в наши дни свою точку зрения на теории Кондильяка, Марио дель Пра пишет: “До Кондильяка ни один из философов, ссылавшихся на важность опыта, не достиг понимания его способ­ ности дополнять природу и вырабатывать способности души; благо­ даря новой теории создается не только совокупность знаний, далеко не врожденных, но и образуется совокупность человеческих функ­ ций (считавшихся сложившимися с самого начала), формирующих­ ся в зависимости от простого ощущения”

4.4.Вредный “жаргон” метафизиков

ихорошо составленный язык науки

По мнению Кондильяка, пресловутая теория познания не задевает общего духовного начала человека, жизни и мира. Главное, что внутри статуи есть душа, статуя “внутренне устроена, как мы”. Душа сущест­ вует отдельно от тела. По Кондильяку, можно также доказать, что душа бессмертна и что Бог существует. Кондильяк вступает в борьбу с

метафизическими системами. В “Трактате о системах” он различает три вида систем: основанные на принципах, представляющих собой общие, или абстрактные максимы; принимающие в качестве принци­

пов предположения, чтобы придать смысл необъяснимым другим способом фактам; и, наконец, системы, основанные на установлен­ ных фактах. На общих абстрактных принципах, не связанных с реальностью, построены метафизические системы Декарта, Мальбранша, Спинозы, Лейбница и др. Кондильяк подвергает их острой критике в убеждении, что “абстрактные принципы бесполезны и опасны”. Беда в том, что “воспитание так настойчиво приучало людей довольствоваться туманными понятиями, что очень немногие способны решиться на полный отказ от применения таких принци­ пов. <...> Так печальные результаты подобного метода часто стано­ вятся непоправимыми”.

Следовательно, критика метафизических систем сводится к кри­ тике неясных абстрактных понятий, носящих личину познания. Кондильяк считал, что “именно философы виновны в таком беспо­ рядке. Чем больше им хотелось говорить обо всем... тем более неточно и неверно они выражались. Остроумные, оригинальные, экстравагантные, непонятные, часто они, будто боясь показаться недостаточно умными, прикрывали туманом свои истинные либо мнимые знания. Поэтому на протяжении многих столетий язык философии больше напоминал жаргон”. Распространилась достой­ ная сожаления поговорка, согласно которой нельзя спорить о принци­ пах, Таким образом, когда не следует обсуждать принципы, неясные, непроверенные и не поддающиеся проверке, нет такой ошибки, какую бы нельзя было не совершить. И вот как ведет себя тот, кто собирается строить метафизическую систему: “Оперируя какой-ни­ будь предвзятой идеей, часто даже не продумав ее, он начинает собирать все слова, которые, по его мнению, имеют хоть какое-то отношение к идее. Например, некто, желающий прослыть метафи­ зиком, обзаводится следующими словами: бытие, субстанция, сущ­ ность, природа, атрибут, свойство, модус, причина, следствие, свобода, вечность и т. п. Затем, под предлогом того, что мы вольны припи­ сывать слову какие угодно значения, он следует своей прихоти; единственной мерой предосторожности будет выбор самых удобных для поставленной цели определений. Какими бы странными ни оказались подобные определения, в них всегда будут определенные смысловые связи: отсюда можно делать выводы и нагромождать бесконечные рассуждения. <...> В результате он придет к заключе­ нию, что определения слов стали определениями вещей, и преис­ полнится восхищения перед глубиной якобы сделанных им откры­ тий...” Однако речь идет вовсе не об открытиях, а только о плохом языке, лишенном связи с действительностью. Теперь понятно то пристальное внимание, которое Кондильяк уделял знакам, т. е. языку.

Применяя абстрактные метафизические системы, можно только “накапливать бесконечные ошибки, а сознание должно довольство­

ваться неясными понятиями и бессмысленным набором слов”; тогда как с помощью другой философии — внимательно анализирующей абстрактные понятия, сводящей их к простым ощущениям и забо­ тящейся о корректных механизмах установления отношений между идеями — “обретается более ограниченное количество знаний, но устраняется опасность ошибки, сознание работает правильно и всегда вырабатывает строгие представления”. Это — путь науки: “правильно направленная наука означает правильно составленный язык”. “Анализ научит нас рассуждать лишь тогда, когда, научив нас определять общие и абстрактные понятия, поможет нам правильно построить наш язык: все искусство рассуждения сводится к умению хорошо говорить”. В работе “Язык исчислений ”Кондильяк дополняет этот тезис: “Математика — правильно направленная наука, ибо ее язык — алгебра”. Концептуальная строгость, корректность аргумен­ тации и связь с опытом являются идеалом отнюдь не только мета­ физики — “амбициозной, желающей проникнуть во все загадки, в природу, в суть бытия, в самые скрытые причины”, но и филосо­ фии, “более скромной, соразмеряющей собственные исследователь­ ские притязания со слабостями человеческого сознания и не пеку­ щейся о недостижимых целях, хотя и берущейся жадно за те про­ блемы, которые она может постичь”.

4.5. Традиция и воспитание

Несмотря на критику Локка и постепенно вводившиеся в его идеи поправки, он был вдохновителем Кондильяка в том смысле, что убедил его подчиняться только опыту, практике, а не доверяться безосновательным метафизическим принципам. Однако француз­ ский философ исследовал психическую жизнь с большей строгос­ тью, чем Локк, устранив некоторую “робость” английского филосо­ фа. Кондильяк подарил европейской культуре органичную теорию “я”, какой не дали ни Декарт, ни Локк. “Из ощущений родилась вся система человека — полная система, все части которой взаимосвя­ заны и поддерживают друг друга”, — писал Кондильяк в заключении к “Трактату об ощущениях”. Если бы ощущения ограничивались лишь потребностями пропитания, тогда бы человеческие способнос­ ти притупились, как в “случае с одним мальчиком лет десяти, жившим среди медведей и найденным в 1694 году в лесах, отделяю­ щих Литву от России. Он не показал никаких признаков рассудка, передвигался на четвереньках, не умел говорить и издавал звуки, ничем не напоминавшие человеческие. Прошло много времени, прежде чем он сумел произнести несколько слов, но и те звучали варварски”. Значит, чувства человека следует воспитывать, переда­