2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

тельно человеку; 2) не существует состояния природы, противопо­ ложного состоянию общества: общество не рождается из договора изолированных и независимых индивидов, поскольку человек по своей природе социален, невозможно представить себе человека вне общества; 3) следовательно, не может быть противопоставления между эгоизмом и симпатией к другим; 4) не только нет противопо­ ставления между эгоизмом и альтруизмом, но между ними даже можно поставить знак равенства, как можно видеть на примере дружбы и любви, которые рождаются из симпатии к другим и в то же время удовлетворяют эгоизм. И если есть естественная доброта в вещах и целях, ради которых они сделаны, добродетельным явля­ ется то действие, которое сопровождается добрыми намерениями. Поэтому добродетель типична для сознательных человеческих дей­ ствий.

Следовательно, мораль обладает самостоятельностью (и это одна из причин, по которым Кант является, некоторым образом, учени­ ком Шефтсбери). Шефтсбери утверждает, вопреки фанатикам, что добродетель может существовать и вне религиозной практики. Даже атакуя “суеверия” “позитивной” религии, Шефтсбери защищает как религию, так и моральную добродетель, не уменьшая ценности ни одной из них.

Относительно религии, в “Опыте о добродетели или достоинстве”

даны четыре разные концепции и определение Бога: “То, что выше мира, что правит в природе толково и рассудительно, и есть то, что, по общему согласию, люди называют Богом” Вот четыре разные концепции религии: 1) “Вера в то, что все управляется, организуется, регулируется наилучшим образом, упорядочивающим принципом или разумом, по необходимости добрым и постоянным, есть совер­ шенный деизм”; 2) “Вера, что не существует никакого высшего упорядочивающего принципа или разума, никакой причины или меры, или нормы вещей, кроме случая, есть совершенный атеизм”; 3) “Вера, что существует не один высший упорядочивающий прин­ цип или благой разум, но два, три и более, есть политеизм”; 4) “Вера, что разум или разумы, управляющие миром, не являются абсолютно благими, а действуют в зависимости от чистого произвола и фанта­ зии, есть демонизм”. Сформулировав концепции, Шефтсбери заме­ чает: “Все эти формы демонизма, политеизма, атеизма и деизма могут сочетаться между собой. Религия несовместима только с совершенным атеизмом” Но какая концепция религии, по мнению Шефтсбери, справедлива и верна? Религия, которую предлагает Шефтсбери, — это естественная религия. Значительный интерес представляет способ, каким он формулирует свое предложение, поскольку к религии, как и к морали, можно прийти не столько с помощью выработанных рациональных принципов, сколько через

непосредственное видение того, что является порядком универсума. “Ничто, — пишет Шефтсбери, — не отпечатывается в нашем разуме и не проникает в душу лучше, чем идея или чувство порядка и пропорции”. В работе “Моралисты ”Шефтсбери дает свое видение универсума — в целом как структурированного, правильного и управляемого платоновским началом. “Человек, как любое другое существо, хотя и является сам по себе автономной системой, не может считаться в равной мере автономным по отношению ко всему остальному; он связан разными отношениями с системами своего типа, будучи частью более обширного космоса, который есть уни­ версум”. А если рассмотреть правила существования системы уни­ версума, тогда мы вынуждены “признать всеобщий разум, который ни один здравый человек не подумает поставить под сомнение, не нарушая порядка вселенной”.

Страсти, нарушающие порядок вселенной, становятся пороками. Есть: 1) естественные наклонности, ведущие к общественному благу; 2) эгоистические наклонности, ведущие только к личному благу; 3) наклонности, не принадлежащие к двум вышеупомянутым, т. е. не ведущие ни к какому благу, ни общественному, ни личному; они могут быть справедливо названы неестественными наклонностями. С учетом этих наклонностей нарушение порядка и, следовательно, порок, возникает в следующих трех случаях: “1) когда общественные наклонности слабы или недостаточны; 2) когда эгоистические на­ клонности слишком сильны; 3) когда развиваются иные наклоннос­ ти, никоим образом не ведущие к благу ни общественный организм, ни индивида”. Иметь сильные и щедрые естественные наклонности к общественному благу, заключает Шефтсбери, “означает иметь главное средство и силу для чувства удовлетворения; их отсутствие означает несчастье и беды”; наконец, иметь наклонности, идущие вразрез как с личными, так и с общественными интересами, “озна­ чает быть неизлечимо несчастным”.

2.2. Фрэнсис Хатчесон: наилучшее действие обеспечивает наибольшее счастье наибольшему числу людей

Если для сочинений Шефтсбери характерна тонкость психологи­ ческого анализа, то систематичность стала типичным признаком работ ирландца Фрэнсиса Хатчесона (1694—1747). С 1729 г. он — профессор моральной философии в университете Глазго, разви­ вающий основные идеи и мотивы философии Шефтсбери и Бат­ лера. Хатчесон — автор следующих сочинений: “Исследование о происхождении наших идей красоты и добродетели”(1725), “Иссле­ дование о моральном добре и зле” (1726), “Опыт о природе и

проявлении аффектов” (1728), “Система моральной философии”

(посмертно, 1754).

Вслед за Гроцием и Локком, он уделяет особое внимание пробле­ мам естественного права. “У нас, — пишет Хатчесон, — достаточно свидетельств существования и провидения Бога, творца всех наших естественных возможностей и наклонностей, нашего разума, наших моральных склонностей и чувств; поэтому при правильном раз­ мышлении мы можем ясно различить, какой тип действий морально превосходит как представляющий интерес. Следовательно, мы долж­ ны видеть намерения Бога. <...> Если мы достигнем этого убежде­ ния, то практический вывод получит новое подкрепление как со сто­ роны моральных возможностей, так и со стороны нашего интереса”

“Исследование о происхождении наших идей о красоте и добродете­ ли” состоит из двух трактатов. В первом утверждается, что есть непосредственное чувство красоты и это чувство специфично и самостоятельно. Оно не может быть сведено к внешним чувствам, поскольку люди, владеющие прекрасным зрением и совершенным слухом, могут быть слепы к красоте живописного образа или глухи к музыкальному. Чувство красоты не может быть спутано с оценкой полезности предмета. Врожденный инстинкт красоты заставляет нас любоваться упорядоченностью и единством. И если Шефтсбери объединял эстетическое и этическое чувства, то Хатчесон различает их. Для него способность к эстетической оценке столь же первозданна и самостоятельна, как и к оценке этической. “Творец даровал нам возможность иметь с помощью внешних чувств приятные или неприятные представления о вещах, в зависимости от того, полезны они или вредны для наших тел, и получать удовольствие от красоты и гармонии, подобным же образом он наделил нас моральным чувством, дабы управлять нашими действиями и позволить нам познать еще более возвышенные радости; в результате желая добра другим, мы приносим добро себе”.

Итак, есть чувство прекрасного, и есть чувство добра. И именно это чувство добра позволяет нам конкретизировать конечные цели, о которых молчит разум: разум “судит о вспомогательных средствах и целях”, применительно же к конечным целям не существует никакого умозаключения. Мы стремимся к этим целям по некоему непосредственному расположению души, которое, в предвидении действия, всегда “предшествует любому рассуждению, поскольку никакое суждение не может подтолкнуть к действию, если этому не предшествует желание определенной цели”. Чувство добра и спра­ ведливости является врожденным, непосредственным, независи­ мым: “Большинство и даже каждый индивид могут быть испорчены несправедливостью, — пишет Хатчесон в «Системе моральной фи­ лософии», — однако общество редко дает жизнь несправедливым

законам. Во всех живет чувство праведного и неправедного, сопро­ вождаемое естественным негодованием против несправедливости”.

И если, в отличие от Шефтсбери, Хатчесон разделяет эстетичес­ кое и этическое чувство, видя целую гамму различных “тончайших восприятий”, то это направлено также против тех, кто утверждает, что “нет иного повода к возникновению политической организации общества, помимо человеческой низости”. Хатчесон не принимает пессимизма Гоббса относительно природы человека, унаследован­ ного от Бернарда Мандевиля. Политическая организация общества, пишет Хатчесон, “может быть вызвана несовершенством людей, которые по сути своей справедливы и добры”. Более того, “в основе человеческой природы лежит, в конечном счете, бескорыстное же­ лание счастья другим, и наше моральное чувство заставляет нас считать добродетельными только те действия, которые вытекают, хотя бы частично, из этого желания” И наилучшее из возможных действий — то, которое совершается для “наибольшего счастья наибольшего числа людей”. Это выражение Хатчесона станет клас­ сическим, и мы его встретим у Бентама и Беккариа.

2.3.Дэвид Гартли: “физика разума”

иэтика на психологической основе

Дэвид Гартли, основатель английской ассоциативной психоло­ гии, родился в Йоркшире, в 1705 г. и умер в 1757 г. Две его наиболее выдающиеся работы — “Coniecturae quaedam de sensus motu et idearum generatione” ( “Некоторые предположения о движении ощущения и возникновении идеи’) (1746) и “Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях”(1749). Гартли учился в Кембридже, но вскоре оставил занятия теологией, увлекся физикой и стал врачом. Сочи­ нения Ньютона и Локка подтолкнули его к занятиям философией. Именно основываясь на принципах Ньютона и Локка, Гартли объ­ ясняет происхождение и развитие психической жизни. “Моя главная цель, — пишет Гартли в своих «Размышлениях», — объяснить, уста­ новить и применить учение о вибрациях и об ассоциации. Первое из этих учений выведено из размышлений о формировании ощуще­ ний и движения Ньютона (конец «Начал» и приложение к «Опти­ ке»). Второе вытекает из того, что Локк и другие талантливые авторы после него писали о влиянии ассоциаций на наши мнения и чувства”.

Противник врожденных идей, убежденный в материальности и реальности внешнего мира, Гартли пытается соединить теологичес­ кое видение мира с механистическим.

“Белое костномозговое вещество, спинной мозг и отходящие от него нервы являются непосредственным инструментом ощущений и движения. <...> И все изменения в них соответствуют изменениям в наших идеях, и наоборот”. Случается, что “ощущения остаются в душе на какое-то время после отдаления ощущаемых объектов” Механизм возникновения ощущений следующий: “Впечатление от внешних объектов вызывает в нервах, на которые они воздейству­ ют, — и, следовательно, на головной мозг — вибрации в малых и даже мельчайших элементарных частицах” Эти вибрации распро­ страняются и отчасти сохраняются в эфире “в виде гибкого и очень тонкого потока благодаря гибкости и активности костномозгового вещества и нервов”. Частое повторение ощущений оставляет “опре­ деленные следы, типы или образы, которые можно назвать просты­ ми идеями ощущений”. “Простые идеи, — продолжает Гартли, — путем ассоциаций превращаются в сложные. Усовершенствуя учение об ассоциации, однажды можно будет анализировать по частям, из которых они состоят, все огромное разнообразие сложных идей” Первые и элементарные ассоциации — это чувства удовольствия и боли. Механизм ассоциации, усложняясь, производит воображение, амбиции, эгоизм, симпатии, любовь к Богу и моральное чувство. Такова, по Гартли, психологическая основа этики.

3.БЕРНАРД МАНДЕВИЛЬ

И“БАСНЯ О ПЧЕЛАХ, ИЛИ ПОРОКИ ЧАСТНЫХ ЛИЦ -

БЛАГА ДЛЯ ОБЩЕСТВА”

3.1. Когда частный порок становится общественной добродетелью

Француз Бернард Мандевиль родился в Голландии в 1670 г. Получив специальность врача, он поселился в Лондоне. Здесь в 1705 г. анонимно он опубликовал нравоучительную басню, где рас­ сказывается, как общество аморальных пчел, несмотря на пороки, процветало и как это самое общество чуть было не погибло после того, как пчелы стали моральными и добродетельными. В 1714 г. вышло второе издание сочинения, также анонимное, на этот раз в полном варианте, под заголовком “Басня о пчелах, или Пороки частных лиц — блага для общества” Второе издание было дополне­ но двадцатью “Примечаниями”, в которых Мандевиль развивает философский смысл наиболее важных мест “Басни” “Басня о пче­ лах” претерпела при жизни Мандевиля много изданий и имела множество приложений. Последнее издание датируется 1732 г. Ман-

девиль умер год спустя, в 1733 г. Это был один из наиболее читаемых и спорных авторов своего века.

Обратимся к содержанию “Басни о пчелах” Большой рой пчел жил в просторном улье в счастливом изобилии. Миллионы пчел были заняты тем, что удовлетворяли тщеславные и амбициозные запросы других пчел, занятых только потреблением продуктов труда первых, и, несмотря на это, постоянно оставались недовольными. Различия этим не ограничивались. Одни с большими капиталами и малыми заботами имели значительные доходы. Другие зарабатывали себе на жизнь тяжким трудом. Кое-кто занимался таинственными делами, не требующими ни обучения, ни инструментов, ни тяжкого труда: это были мошенники, сводни, игроки, грабители, фальшиво­ монетчики, маги, священники и вообще все, кто паразитировал на труде близких, тех, кто не в состоянии обмануть кого-либо, оказы­ вались слишком доверчивыми. Все, кто занимался делом или вы­ полнял поручения, являлись мошенниками. Так, адвокаты были пристрастны, разоряли своих клиентов; защищая проходимца, они изучали законы с той же тщательностью, с какой грабители обсле­ довали дворцы и магазины. Врачи думали о репутации и богатстве, а не о здоровье своих больных. Большая часть из них вместо изучения основ науки стремилась к фиктивной практике. Важный вид и задумчивый взгляд — этим исчерпывались средства для обре­ тения репутации ученых мужей. Не заботясь о здоровье пациентов, они трудились только над тем, чтобы обрести расположение аптека­ рей, повивальных бабок, священников и всех, кто жил на доходы от рождений и похорон. Лень, невоздержанность, жадность и тщесла­ вие бросались в глаза, несмотря на все старания скрыть от глаз публики эти недостатки. Пороки частных лиц на этом не кончались. Солдаты-дезертиры принимали почести. Конечно, были и такие воины, которые встречали опасность лицом к лицу, появляясь в Наиболее опасных местах. В боях они теряли ноги, руки, затем, Ногда, из-за своих увечий, они не могли более служить, их отправ­ ляли на покой, давая им позорную подачку. Между тем другие, избежавшие поля брани, получали двойное жалованье. Министры обманывали своих королей, безнаказанно грабили королевские со­ кровища. Органы правосудия были подкуплены, и карающий меч Настигал только бедных, неимущих пчел. Магистраты казнили тех, НТО совершал проступки, вынуждаемый суровой жизнью, и не за­ служивал такого жестокого обращения. Несправедливой жестокос­ тью укреплялось положение сильных и богатых. Кто смог бы деталь­ но описать весь обман в этом улье?

И вот, хотя у каждого сословия было множество пороков, в целом сни наслаждались счастливым процветанием. Пороки отдельных диц способствовали всеобщему благу. С тех пор как добродетель,

наученная политическим притворством, усвоила тысячу хитростей, и с тех пор, как она подружилась с пороком, даже самые большие злодеи делали что-нибудь для общего блага. Как в концерте из сочетания прямо противоположных звуков рождается гармония, так члены этого общества, следуя совершенно разными путями, словно бы даже против собственной воли, помогали друг другу. Роскошь и тщеславие давали работу миллионам бедняков. Те же зависть и самолюбие способствовали процветанию искусств и торговли. Чре­ воугодие и разнообразие блюд, пышность одежд и домов, хотя и смешные сами по себе, способствовали развитию торговли. Всегда непостоянный, этот народ менял законы, как вышедшую из моды одежду. Однако, меняя законы и исправляя их, пчелы предупрежда­ ли ошибки, которых не смогла бы предусмотреть никакая проница­ тельность. Поскольку порок порождал хитрость, а хитрость прони­ зывала всю деятельность, постепенно улей наполнился всеми жиз­ ненными удобствами. Подлинные удовольствия, радости жизни, удобство и досуг стали столь обычными вещами, что даже бедные жили теперь так хорошо, как никогда не жили прежде. Это общество теперь не нуждалось ни в чем.

3.2. Когда частная добродетель ведет общество к гибели

Поистине счастье не является уделом смертных! Не успели пчелы насладиться благосостоянием, как некая группа уже начала ругать политику, войско и флот. “Да будет проклята вся наша хитрость!” Дело дошло до того, что один торговец, подлинный гений среди воров, кричал не стыдясь: “Господи Боже, даруй нам только чест­ ность!” Меркурий, покровитель воров, не удержался от смеха, услы­ шав такую бесстыдную молитву. Но Юпитер, негодуя, поклялся, что общество пчел будет освобождено от порока и обмана, на которые поступили жалобы, и сказал: “С этого мгновения да овладеет чест­ ность их душами”. Сказано — сделано. И вот — какая неожиданная перемена! Менее чем в полчаса цены на товары повсюду уменьши­ лись. Каждый, начиная с премьер-министра и кончая крестьянами, сорвал маску лживости. Здание суда опустело. Должники сами возвращали свои долги, включая и те, о которых кредиторы давно забыли. Исчезали коварство и притеснения. Никто больше не мог копить богатства. Добродетель и честность царствовали в улье. Однако при таком развитии событий адвокаты сразу оказались не у дел. Тюрьмы опустели. Огромное число людей, работавших в разных местах, неожиданно оказались без работы. Врачи расстались с рос­ кошью и принялись за свои непосредственные обязанности. Свя­ щеннослужители стали более милосердными. Все те, кто не чувст­

вовал себя способным должным образом исполнять свои обязаннос­ ти, отошли от дел, и их число заметно уменьшилось. Министры отказались от своей привычной алчности. Один чиновник выполнял работу, которую прежде делали трое. Поскольку все пчелы стали честными, цены на земельные владения и на дома резко упали. Прекрасные дворцы, гармоничные, как дворцы древних Фив, опус­ тели. Власти предержащие, которые прежде предпочли бы скорее расстаться с жизнью, нежели смириться с исчезновением их почет­ ных титулов на дверях дома, сами уничтожали суетные надписи. Архитектура, это удивительное искусство, оказалась в забвении. Мастера народных промыслов не находили желающих использовать их труд. Художники потеряли свою популярность. Ваяние и работа резцом не привлекали ничьего внимания. В результате всех перемен то небольшое число пчел, которое еще оставалось, жило в нищете. Не стало видно кабацких женщин, которые раньше зарабатывали столько, что могли себе позволить туалеты с золотыми украшениями. А кавалеры, дарившие своим возлюбленным на Рождество изумру­ ды, стоившие столько, что на эти деньги можно два дня кормить целый кавалерийский отряд, собрали чемоданы и уехали “из этой несчастной страны”. Пропали амбиции и желание покрасоваться, больше не следовали моде, потому что ткачи, изготавливавшие пышные ткани из шелка и серебряных нитей, и ювелиры, связанные общим трудом, уехали тоже. На оставшихся фабриках производили только самые простые ткани, которые теперь стали очень дорогими. Все ремесла и искусства исчезли. И главной причиной страшного разорения явились малые запросы: пчелы больше не стремились к Новшествам, утратив амбиции. Улей почти опустел, и пчелы с трудом отражали нападения многочисленных и потому более сильных вра­ гов, хотя и защищались с большим мужеством. Тысячи пчел погиб­ ли, оставшиеся огрубели в труде и борьбе с трудностями, забыв об отдыхе и желая обезопасить себя навсегда от любых искушений, удалились в глубокое дупло дерева; единственное, что им оставалось от былого счастья, — это удовлетворение от честности.

Мораль иБасни о пнелах,\ как объясняет Мандевиль в десятом Примечании, в том, что, если нация хочет сохранить добродетель, Необходимо, чтобы люди довольствовались своим бедным положе­ нием и грубели в работе. Но если они захотят жить в свое удоволь­ ствие, наслаждаться радостями жизни и стать богатыми, сильными, Процветающими и воинственными, это окажется абсолютно невоз­ можным. Мандевиль утверждает, что главным принципом сущест­ вования любого общества должен быть долг граждан, независимо от социального статуса, быть порядочными людьми. Добродетель долж­ на быть всегда поощряема, а порок запрещен. Законы должно соблюдать, а нарушителей — наказывать. Но человеческая природа,

начиная со времен Адама и до наших дней, неизменна. Независимо от эпохи, среды и религии, сила и слабость человека все те же во всех частях обитаемого мира. Поэтому, по мнению Мандевиля, нельзя быть одинаково добродетельными в богатом и мощном государстве, как в самом бедном. Невозможно, чтобы общество богатело и стабильно процветало без людских пороков; по Мандевилю, ценности меняются местами: порок позитивен, а добродетель негативна. Порок — “любое человеческое действие, направленное на удовлетворение потребностей”. А добродетель — “любое дейст­ вие, противоположное естественным потребностям, ибо обуздывает страсти”. Вслед за Гоббсом он утверждает, что общество основано на эгоизме, а не на морали или чувстве доброжелательности, о котором говорит Шефтсбери и которое высмеивает Мандевиль.

Идеи Мандевиля, конечно, могут быть подвергнуты критике: есть не только амбиции, желание первенствовать, стремление к роскоши и т. д. И производство может развиваться с общественными целями, а не личными. Но, в любом случае, никто не может подвергнуть сомнению тонкий анализ Мандевиля благотворности неожиданных и незапланированных действий как результата амбиций и других “порочных” желаний. Внимательный наблюдатель современного ему общества, тонкий аналитик событий прошлого, Мандевиль своей “Басней” идет дальше пословицы “Не все золото, что блес­ тит”; его основная идея — только из зла и порока происходит общественное благо. Критика не испугала Мандевиля, который отвечал своим оппонентам, большим моралистам: “Хотите изгнать обман и роскошь, предупредить безбожие и бездуховность? Хотите сделать людей милосердными, добрыми и добродетельными? Раз­ рушьте и уничтожьте все типографии, расплавьте типографские литеры, сожгите все книги, которые наводнили нашу землю, не забудьте и о тех, которые находятся в университетах, и не позволяйте людям читать ничего, кроме Библии. Запретите торговлю с другими странами, не позволяйте никому иметь отношения с представителя­ ми других народов; не вывозите наших товаров в другие страны; верните клиру, королю и баронам их старые привилегии, права и функции; постройте новые церкви; обратите в священные сосуды и церковную утварь все имеющееся в наличии серебро; создайте монастыри и дома призрения во всех епархиях; издайте запретитель­ ные законы на роскошь, обяжите молодежь трудиться, внедрите идеалы чести, дружбы и героизма; введите в общество разнообраз­ ные воображаемые вознаграждения... В результате всех этих благо­ честивых намерений и здравых приказов... Иерусалим, который первоначально процветал, разрушится, обезлюдеет, хотя не было ни неурожая, ни войны, ни чумы, и вообще не было никакого насилия”

4.ШОТЛАНДСКАЯ ШКОЛА “ЗДРАВОГО СМЫСЛА”

4.1.Томас Рид: человек как культурное животное

Преемником Хатчесона по кафедре в Глазго был Адам Смит (о вкладе которого в экономическую теорию мы поговорим позже). Когда в 1763 г. Адам Смит оставил кафедру, его преемником стал Томас Рид, основатель Шотландской школы. Он выступил против философии Юма и Беркли, призывая к здравому смыслу. Рид родился в Стречене, близ Абердина, в 1710 г. В Абердине он учился

ипреподавал в университете до 1763 г., затем переехал в Глазго.

В1748 г. появилось его первое сочинение, “Очерк о количестве ”. Но гораздо более значительной работой Рида стало “Исследование о человеческом уме в соответствии с принципами здравого смысла” (1764). Во время пребывания в Глазго Рид написал только одну рабо­ ту — “Анализ логики Аристотеля” (1773). Оставив в 1780 г. универ­ ситет, он продолжал издавать свои труды: в 1785 г. — “Опыты об интеллектуальных способностях человека” и в 1788 — “Опыты о деятельных способностях человеческого духа”. Рид умер в 1796 году.

Вот что пишет Рид в “Исследовании человеческого духа ”о фило­ софском методе: “Мудрые люди соглашаются, или должны согла­ ситься, что есть только один путь к познанию творений природы: путь наблюдения и эксперимента. Мы от природы обладаем способ­ ностью сводить факты и частные наблюдения к общим правилам и применять эти правила для того, чтобы понять другие явления или уметь их производить. Подобная работа ума свойственна любому человеку во всех жизненных обстоятельствах и является единствен­ ной, с помощью которой возможно реальное открытие в филосо­ фии”. Речь идет о ньютоновской индукции, ставшей парадигмой для эмпириков и просветителей. Рид пишет: “Человек, заметивший, что при холоде вода замерзает, а при высокой температуре обращается в пар, действовал на основании тех же общих принципов и тем же методом, которым Ньютон открыл закон гравитации. Эти regulae philosophandi (правила философствования) — максимы здравого смысла и используются ежедневно в обычной жизни; тот, кто мыслит по другим правилам, не достигнет своей цели”. Наши мысли и теории, утверждает Рид, всегда отличны от творений Бога, ведь “если мы хотим познать творения Бога, мы должны наблюдать с вниманием и смирением, не стремясь добавить ничего своего. Все, что мы добавляем к природе, лишено авторитетности”, все “наши странные теории” об образовании Земли, возникновении животных, о происхождении природного и морального зла, когда они “превы-