2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

вместе с эссе “Опыт о происхождении языков” своему другу Полю Мульту, который взял на себя заботы об их публикации. Теперь уже усталый и старый, больной и упавший духом Руссо принимает приглашение маркиза де Жирардена, в замке которого он проводит последние месяцы жизни в обстановке относительного психологи­ ческого покоя. Он умер 2 июля 1778 г. от солнечного удара во время послеобеденной прогулки.

8.2. Человек в “естественном состоянии”

Француз по духовной формации, но женевец — по политическим

инравственным убеждениям, Руссо везде чувствовал себя чужаком

ичувство оторванности от родины, глубоко, и сильно переживаемое им, вероятно, можно считать психологической основой раздумий, которые превратили его в радикального критика действительности. Он тоскует о такой модели общественных отношений, при которой истинная сущность человека в условиях цивилизации не была бы искажена наслоениями ложных умствований, условностей и пред­ рассудков. Он выдвигает понятие естественного человека — целост­ ного, доброго, биологически здорового, морально честного и спра­ ведливого. Человек от природы не был плохим, но он стал злым и несправедливым. Отсутствие равновесия с природой — не изначаль­ но, как считал и Паскаль, комментируя Библию, а вызвано соци­ альными условиями. В истории зло случайно, “способность к совер­ шенствованию, социальные добродетели, все остальные потенци­ альные возможности и способности, полученные естественным че­ ловеком, не могли развиваться сами по себе, но нуждались в стечении благоприятных случайных обстоятельств, которые могли и не появиться, а без них человек вечно оставался бы в своем перво­ бытном состоянии”. В “Рассуждении о неравенстве” Руссо пишет: “Именно эти случайные обстоятельства способствовали совершен­ ствованию человеческого разума, но при этом ухудшили расу, сделав человека плохим из-за его тяги к общению и, наконец, привели человека и мир к тому состоянию, в каком мы их видим”.

Руссо любил и одновременно ненавидел людей. Он ненавидел их за то, чем они стали, а любил за природное нравственное здоровье

ичувство справедливости. Лицемерие, ложь, густая паутина отчуж­ дения сформировались по мере отрыва от природных потребностей

инаклонностей. Естественное состояние, а не историческая реаль­ ность, стало рабочей гипотезой, которую Руссо добывает из глубины своих мыслей, желая понять, какая часть этого человеческого богат­ ства была подавлена или угасла в процессе исторического развития общества. В работе “Руссо судит Жан-Жака” он задает вопрос:

“Художник и апологет природы, сегодня настолько обезображенной и оклеветанной, откуда он мог взять образец, если не из собствен­ ного сердца? Он описал ее такой, какой чувствовал. Он не был порабощен предрассудками и не предавался неестественным страс­ тям: исконные черты природы, обычно забываемые или непризнаваемые, в его глазах не были такими неясными, как для других. <...> Чтобы показать первобытного человека, кто-то должен был нарисо­ вать самого себя... Если бы вы не описали мне вашего Жан-Жака, я бы считал, что естественного человека никогда не существовало”.

Когда мы говорим о естественном человеке Руссо, то речь идет не об особом историческом опыте, а, скорее, о теоретической катего­ рии, помогающей понять современного человека и его деформации. “Совсем не легкое дело — отличить исконные, основополагающие элементы в природе современного человека от искусственных и глубоко изучить состояние несуществующее, возможно, никогда не существовавшее и которое, вероятно, никогда существовать не будет, но о котором, тем не менее, необходимо иметь правильное представ­ ление для того, чтобы суметь хорошо оценить наше настоящее”.

Природа становится заменителем божества, прототипом всякой доброты и благополучия, критерием высшей ценности. Совершенно очевидно, что подобное направление философии внушено мифом о “добром дикаре”, распространившимся во французской литературе начиная с XVI в., когда вслед за великими географическими откры­ тиями начинается идеализация примитивных народов и восхваление “дикой” жизни. Притягательность всего, что казалось чуждым евро­ пейской цивилизации, не чуждо и Руссо. С энтузиазмом он изучает документальные материалы, его анализ и выводы представляют большой интерес. В трактате “Рассуждение о науках "он утверждает: “Дикарям не позволяют поступать дурно не просвещение и не узда законов, а естественное отношение к страстям и незнание пороков” Они как бы по ту сторону добра и зла. Предоставленная свободному развитию, природа ведет к полной победе чувств, а не рассудка, инстинкта, а не размышления, самосохранения, а не угнетения. Человек — это не только разум, но и чувства и страсти. Таким образом, Руссо (и в этом он вполне согласуется с Вико) выворачивает наизнанку каноны толкования и объяснения человека и его языка. В “Опыте о происхождении языков, а также о мелодии и музыкальном подражании” он пишет: “Надо полагать, что первые жесты были продиктованы потребностями, а первые звуки голоса исторгнуты страстями. Следуя по стезе фактов с этим разграничением, нам, быть может, придется рассуждать о происхождении языков совсем иначе, чем это делалось до сих пор. Дух восточных языков, самых древних из известных нам, совершенно опровергает рассудочный ход их становления. В этих языках нет ничего методично рассудочного: они

живые и образные. Речь первых людей нам представляют как язык геометров, а мы видим, что то был язык поэтов.

Вначале было не рассуждение, а чувство. Утверждают, будто люди изобрели слова, стремясь выразить свои потребности, но мне это представляется неправдоподобным. Естественное действие первых потребностей состояло в отчуждении людей, а не в их сближении. Именно отчуждение способствовало быстрому и равномерному за­ селению земли, иначе род человеческий скучился бы в одном уголке мира. <...> Отсюда с очевидностью следует, что языки вовсе не порождены первыми потребностями человека. <...> Их источник — в душевных потребностях, в страстях. Страсти сближают людей, тогда как необходимость сохранения жизни вынуждает их избегать друг друга. Не голод и не жажда, а любовь, ненависть, сострадание и гнев исторгли из уст людей первые звуки. Молча преследует человек добычу, которой он хочет насытиться, но чтобы остановить нападающего, природа дала человеку звуки, крики, жалобы. Это самые древние из придуманных людьми слов, и вот почему первые языки были напевными и страстными, прежде чем стать рассудоч­ ными” Подчеркивая свежесть и выразительность примитивного языка, Руссо добавляет: “Все изложенное ведет к подтверждению этого принципа, по которому путем естественного развития все культурные языки изменили свой характер, потеряв силу образнос­ ти, приобретя взамен большую ясность; и чем больше прилагается стараний для совершенствования грамматики и логичности языка, тем быстрее протекает это развитие. Для того, чтобы сделать какойнибудь язык холодным и монотонным, достаточно основать акаде­ мию”

Идеализация “естественного” состояния человека, его “природы” в “Опыте о происхождении языков '"сказывается в представлениях об изначальной поэтичности и музыкальности речи. Политический смысл музыкально-лингвистической концепции Руссо полностью раскрывается в двух последних главах “О пы т а Звучный музыкаль­ ный язык — это язык свободы граждан республики. Утрата свободы ведет к утрате музыкальности языка. “Шумный” язык (и “шумная” музыка) есть следствие падения античных республик и нашествия северных варваров, принесших феодализм. Говоря о “вырождении” музыки, Руссо по существу выступает против феодальных порядков.

Однако внимание Руссо, даже когда он ностальгически любуется прошлым, полностью обращено на современного человека, испор­ ченного и бездушного. Здесь нельзя говорить о примитивизме или культуре варварства. Вот что он пишет по этому поводу в трактате “Рассуждение о неравенстве“Бродя по лесам, не имея промышлен­ ности, речи, постоянного жилища, войн и общения, безо всякой потребности в себе подобных, равно как и безо всякого желания им

вредить, может быть, даже не зная никого из людей в лицо, дикий человек, самодостаточный и подверженный немногим страстям, обладал только чувствами и знаниями, приспособленными к подоб­ ному состоянию. Если случайно делал какое-то открытие, он никому не мог о нем сообщить, поскольку не знал даже своих детей. Искусство или ремесло умирало вместе с изобретателем. Не суще­ ствовало ни образования, ни прогресса; поколения сменяли друг друга безрезультатно: каждое последующее начинало жизнь с той же точки, что и предыдущее, века протекали все в той же первобытной грубости: род человеческий был уже стар, а сам человек по-прежнему оставался ребенком”. Миф о “добром дикаре” стал разновидностью философской категории, нормой суждения, на основе которой осуж­ далось социально-историческое устройство, омертвившее богатство человеческих страстей и стихийность самых глубоких чувств.

Сравнивая человека, каким он был, с тем, каким стал, Руссо хотел подтолкнуть людей к спасительному изменению. В “Исповеди” он пишет: “Моя душа, возвышенная этими прекрасными размышле­ ниями, осмеливалась встать рядом с Божеством; и, различая оттуда, с небес, мне подобных, продолжавших слепо идти по пути своих предрассудков, ошибок, несчастий и преступлений, кричала им слабым голосом, которого они не могли услышать: «Безрассудные, беспрестанно жалующиеся на природу, знайте, что все ваши беды приходят к вам от вас же самих»”.

8.3. Руссо против энциклопедистов

Руссо — против культуры в том виде, в каком она исторически сложилась, потому что она обезобразила природу. В “Рассуждении о неравенстве”читаем: “Подобно прекрасной статуе Главка, которую время, море и непогода полностью исказили, сделав ее больше похожей на страшного зверя, чем на Бога, человеческая душа, изменяясь в лоне общества от тысячи причин, знаний и заблужде­ ний, физического состояния и непрекращающегося столкновения страстей, изменила свой облик почти до неузнаваемости; и вместо существа, руководствующегося неизменными и твердыми принци­ пами, вместо той небесной величественной простоты, которую вло­ жил в нее Создатель, мы видим лишь расплывчатые противоречия между страстями и маниакальными рассуждениями”. Некогда бого­ подобный, современный человек стал страшнее свирепого зверя. Но переносить неравенство и несправедливости нынешнего времени на первого человека означает видеть прошлое с точки зрения настоя­ щего. “Все, постоянно говоря о нужде и алчности, угнетении, желаниях и гордости, перенесли на естественное состояние пред­

ставления, почерпнутые из социальной действительности: они гово­ рили о диком человеке, но описывали при этом человека общест­ венного”. Дух соперничества и столкновения интересов вовсе не присущ человеку изначально, а является результатом исторических условий. В сущности это некая социальная анатомия цивилизации. Корень зол и бедствий человеческих прежде всего в неравенстве; успехи цивилизации куплены дорогой ценой: благополучие и обра­ зованность привилегированного слоя людей основаны на нищете и страданиях народа. Однако он сделал неправильный вывод о том, что науки и искусства только портят человека, не принося ему пользы. Не со всяким невежеством надо бороться, есть вид незнания, который следует культивировать, — пытается доказать Руссо. “Есть грубое невежество, порождаемое развращенной душой и лживым умом; преступное невежество, умножающее пороки, заставляющее деградировать разум и душу, — оно делает людей подобными живот­ ным. <...> Но есть другой вид разумного, обоснованного невежества, заключающегося в ограничении собственной любознательности до пределов полученных от природы способностей —■это скромное невежество, порождаемое сильной любовью к добродетели, она внушает безразличие ко всему, что недостойно сердца человека и не помогает ему стать лучше. Это приятное и нужное невежество, сокровище чистой и довольной собой души. <...> Именно такое невежество я восхвалял, и его я прошу у небес как наказание за тот скандал, который я учинил ученым людям своим откровенным презрением”

Позиция Руссо была действительно “скандальной”, так как воз­ лагала ответственность за социальные беды на литературу, науки и искусство, в которых энциклопедисты видели причины и основу прогресса. В “Рассуждении о науках” Руссо клеймит науки (и всю культуру) как порождение высокомерия: “Астрономия зародилась из суеверия; красноречие — из честолюбия, ненависти, угодничества и лжи; геометрия — из скупости, физика — из пустого любопытства; все науки, включая этику, порождены человеческой гордыней. Науки и искусства обязаны своим появлением нашим порокам, если бы они появились благодаря нашим добродетелям, мы бы меньше сомневались в их пользе”. Значит, то, что для энциклопедистов было прогрессом, Руссо считал регрессом, разложением, порчей. “Про­ гресс рода человеческого неуклонно отдаляет его от первобытного состояния; чем больше новых знаний мы приобретаем, тем сильнее преграждаем себе путь к достижению самого важного”.

Но как начались несправедливость и неравенство, откуда они появились? Выступая от имени бедных обездоленных элементов общества, Руссо обратил внимание на то, что само неравенство обусловлено возникновением частной собственности. Вот мысль

Руссо (из “Рассуждения о неравенстве "), давно ставшая афоризмом: “Первый, кто, оградив участок земли, сказал: «Это мое» и нашел людей достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истин­ ным основателем гражданского общества. От скольких преступле­ ний, войн, убийств, от скольких несчастий и ужасов избавил бы род людской тот, кто крикнул бы подобным себе, вырывая колья и засыпая ров: «Берегитесь слушать этого обманщика, — вы погибли, если забудете, что продукты земли принадлежат всем, а сама земля — никому»”. Неравенство появляется с частной собственностью; вмес­ те с собственностью возникает и вражда между людьми. В прими­ тивном мире все принадлежит всем. “Но как только одному человеку потребовалась помощь другого, как только один из людей заметил, что лучше иметь две вещи, чем одну, —-равенство исчезло, замещен­ ное частной собственностью, работа стала необходимостью, а об­ ширные леса превратились в поля, которые надо было орошать человеческим потом и в которых очень скоро появились рабство и нищета, проросшие и созревшие вместе с посевами. Двумя искусст­ вами, изобретение которых произвело эту великую революцию, были металлургия и земледелие”. Потом “за возделыванием земель неизбежно последовал ее раздел, а из признания прав частной собственности произошли первые нормы юстиции”. На основании этого “легко представить себе все остальное”.

Руссо отвергает идею исторического прогресса в принципе: его точка зрения как на историю, так и на результаты развития культуры, крайне пессимистична. Вольтер назвал трактат “Рассуждение о нера­ венстве\" “пасквилем, направленным против рода человеческого” Иронизируя, он написал автору трактата: “Невозможно описать более сильными красками ужасы человеческого общества. Никто не использовал столько изобретательности, чтобы низвести нас до уровня животных: появляется желание пройтись на четвереньках, читая вашу книгу”. Вменяя в вину знанию и “прогрессу” тот вред, который “партия философов"приписывала религии и разным фор­ мам суеверий, унаследованных от прошлого, Руссо выступил против всех своих друзей по “Энциклопедии"и в особенности против Воль­ тера, всегда питавшего уважение к человеческому уму — неисчер­ паемой силе науки, способной расчистить путь всему новому и разумному. С философской точки зрения “спор Вольтера и Руссо” заключался в противоположности их философско-исторических по­ зиций и политических взглядов. В исторических сочинениях Воль­ тера развитие общества освещается как результат единоборства просвещенных и отсталых людей, тогда как Руссо сознает, хотя и смутно, тяжелую инерцию исторических сил: развитие цивилизации “не могло быть иным, чем было” Прелюдией к разрыву с энцикло­ педистами, в частности, послужили нападки Руссо на программу

пропаганды театральных новинок, главным образом, постановок Мольера, развернутую Вольтером. Руссо заклеймил ее как убогую, поскольку она защищала порочные формы культуры, не умея отли­ чить их от произведений, правдиво рисующих человеческую приро­ ду. “Письмо Д ’Аламберу о зрелищах”стало манифестом, закрепившим разрыв с энциклопедистами. Именно Д’Аламберу — старинному другу, олицетворявшему дух и свободный разум энциклопедистов, Руссо, прощаясь с ним, пишет: “У меня был строгий и благоразум­ ный Аристарх; теперь у меня его больше нет, я не хочу его иметь; однако я всегда буду его оплакивать; моему сердцу не хватает его гораздо сильнее, чем моим сочинениям”.

“Письмо Д ’Аламберу ”было ответом на помещенную Д’Аламбером в седьмом томе “Энциклопедии” (1758) статью о Женеве, где он, описывая ее общественное устройство, религию, нравы и обычаи, сожалел по поводу отсутствия в городе театра и о запрете на театральные представления. Тема театра возникла у Д’Аламбера под влиянием Вольтера, что не вызывало сомнений у Руссо. “Письмо” опубликовано в Амстердаме в 1758 г. (через год вышло второе издание, а в 1762-м — третье) и имело большой общественный резонанс.

Поборники прогресса и просвещения, энциклопедисты видели в искусстве, и в особенности в театре, трибуну для пропаганды новых идей, могучее средство воспитания. У Руссо взгляд совершенно иной: искусство для него — порождение враждебной народу циви­ лизации, глубоко порочной и ложной. В “Письме” он утверждает, что театр может только развратить патриархальные нравы Швейца­ рии, погубить добродетель ее граждан. Как Вольтер и Дидро, Руссо считает, что искусство должно быть “школой добродетели”, и пы­ тается протянуть мост от искусства к действительности, от красо­ ты — к морали. Но стремление отождествить эстетическое и мораль­ ное, прекрасное и действительное заставляет Руссо особенно остро ощутить существующее между ними различие. Руссо не признает нравственной роли театра. Задолго до Канта он отделяет моральные ценности от эстетических и, убежденный в порочности цивилиза­ ции, готов отказаться от любого рода искусства ради морали.

8.4. Руссо-иросветитель

Можно сказать, что Руссо выступает против просветителей, но не против Просвещения. Руссо — просветитель, ибо считает разум оптимальным инструментом. Руссо — сторонник естественного права, потому что возлагает на человеческую природу способы спасения человека. Но он выступал против просветителей, убежденных, что они

на пути освобождения. По его мнению, общество все еще продол­ жает идти в русле суеверий и деградации, а искусства, науки и литературу он считал основанными на ложных предпосылках.

Дорога спасения — иная. Это путь возвращения к природе, следовательно, путь “ренатурализации человека” посредством созда­ ния социальных условий, которые бы могли блокировать зло и благоприятствовать добру. Общество не сможет оправиться с помо­ щью простых внутренних реформ или просто путем развития науки и техники. Необходима трансформация духа народа, полный пере­ ворот, общее изменение всех учреждений. Руссо пишет королю Польши Станиславу: “Еще никогда не случалось, чтобы испорчен­ ный народ вернулся к добродетели. Вы напрасно будете стараться разрушить причины зла, ни к чему не приведет попытка уничтожить побудительные мотивы тщеславия, праздности, роскоши, тщетными будут даже усилия вновь привести людей к первобытному равенству, простодушию и невинности и источнику всех добродетелей; их испорченные сердца останутся такими навсегда, и нет иного сред­ ства, кроме революции, такой же ужасной, как то зло, которое требуется исправить; предосудительно желать ее и невозможно пред­ усмотреть”

Итак, нужна болезненная революция, коренной перелом для восстановления голоса совести. В самом деле, если “дикарь живет внутренней жизнью, то светский человек всегда сосредоточен на показной, внешней стороне; он умеет жить, только ориентируясь на мнение окружающих”. Общество во всех проявлениях ориентирует­ ся на внешние аспекты, и человек потерял связь с внутренним миром. Необходимо оставить развращающее движение и рассеять пустую видимость, за которой гонятся люди, воюя друг с другом и угнетая друг друга С этой целью следует полагаться на имеющуюся в человеке потенциальную способность добра, еще не проявившую себя, с помощью которой можно снова завоевать действительность при полном и постоянном соединении обеих сторон, без конфлик­ тов и разломов. “Как прекрасно было бы жить среди людей, если бы внешние распоряжения всегда соответствовали сердечным склонностям, если бы благопристойность отражала добродетель, если бы наши максимы служили нам жизненным правилом, если бы истинная философия была неотделима от звания философа! Однако столько качеств редко встречаются вместе, а добродетель не продви­ гается вперед с такой торжественностью”. В чем же заключается пресловутая истинная философия? “Добродетель, возвышенная наука простых душ, чтобы тебя познать, сколько нужно усилий и исследований? разве твои принципы не выгравированы в наших сердцах? И разве, чтобы изучить твои законы, недостаточно поис­ кать в самих себе и послушать в молчании страстей голос совести? Вот истинная философия”.

Но человек сталкивается не с чистой неоскверненной действи­ тельностью, а снова встречается с духом, израненным скопившимся за всю историю злом. Отсюда возникает безотлагательная необходи­ мость преобразования внутри человека, а, значит, и переосмысления всего им созданного. Задача состоит в организации таких социаль­ ных учреждений, которые не искажают развитие человека, а поме­ щают его в условия свободы. Руссо не против разума или культуры. Он против такого разума и таких достижений культуры, которые не замечают определенных особенностей внутреннего мира человека; ведь именно с ним связана возможность коренного изменения общественной жизни. Он борется за торжество разума, но взлелеян­ ного не для самого себя, а в качестве критического фильтра и связующего центра чувств, инстинктов, страстей, е целью действи­ тельного преобразования и восстановления цельного человека, но не индивидуалиста, а члена сообщества. Зло зародилось вместе с обществом, и с помощью общества обновленного оно может быть изгнано и побеждено.

8.5. “Общественный договор”

“Человек рожден свободным, а между тем везде он в оковах” — такими словами открывается трактат Руссо “Об общественном договоре ”. Освободить человека и вернуть ему свободу — вот цель женевского философа. Новая модель общества основана на голосе сознания общественного человека. “Переход от естественного со­ стояния к общественному производит в человеке весьма значитель­ ное изменение, заменяя в его поведении инстинкты справедливос­ тью и придавая его поступкам прежде отсутствовавшие моральные связи. Только с этого момента человек, который до того заботился лишь о себе, подчиняясь физическим побуждениям утоления голода, жажды и т . п., будет действовать на основе других принципов и, прежде чем следовать наклонностям, прислушиваться к голосу долга и рассудка. Но даже лишившись в этом новом состоянии многих преимуществ, предоставленных ему природой, он получает взамен другие, значительно большие: его способности тренируются и раз­ виваются, его представления расширяются, его чувства облагоражи­ ваются, вся его душа возвышается до такой степени, что если дурное пользование новым положением не приведет его к снижению уров­ ня, заставив опуститься ниже первоначального состояния, он дол­ жен будет благословлять тот счастливый случай, который навсегда вырвал его оттуда, сделав из тупого ограниченного животного ра­ зумное существо, человека”.

Но какой принцип сделает возможным историческое возрожде­ ние? Этот принцип — не абстрактная воля, хранительница всех прав, или чистый разум, чуждый смятению страстей, или индивидуалис­ тическое представление о человеке, на которое опирались просве­ тители того времени. Принцип, узаконивающий власть и гаранти­ рующий социальные преобразования, представляет собой общую ворю народа, верного общему благу. Но что такое общая воля, как она высказывается и в результате чего появляется; как ей удается сдер­ живать страсть к суетному и вредному накопительству? Руссо отве­ чает на эти вопросы: “Лишь общая воля может руководить силами государства сообразно цели его основания, а именно для общего блага. Если устройство гражданских обществ стало необходимым из-за противоположности частных интересов, то возможным оно стало благодаря добровольному соглашению людей, осознавших преимущества совместной жизни, вопреки их исконному стремле­ нию жить каждому отдельно от других. Без такого добровольного соглашения общество не могло возникнуть и существовать. Но по­ скольку всегда есть стремление к благополучному существованию, а частная воля всегда соблюдает прежде всего частные интересы, тогда как общая воля заботится об общих интересах, то отсюда следует, что именно последняя должна стать настоящим двигателем социаль­ ного тела”

Но из чего образуется общая воля? Она не есть результат подчи­ нения какому-либо третьему лицу, ибо это повлекло бы за собой отказ от непосредственной ответственности и делегирование собст­ венных прав. Общая воля является результатом соглашения между равными, всегда ими остающимися, потому что речь идет о “полном отчуждении каждой личностью всех своих прав в пользу всего сообщества... с чувством глубокой моральной ответственности и коллективизма... которое несет их общее “я, жизнь и волеизъявле­ ние”. Значит, общая воля является не суммарным волеизъявлением всех членов общества, а реальностью, вытекающей из отказа каждого члена общества, от собственных интересов в пользу коллективных. Это договор, заключаемый людьми не с Богом или каким-нибудь вождем, а между собой, абсолютно свободно и совершенно равно­ правно.

Каковы же следствия этого общественного переустройства? “Чем больше отмирают и становятся недействительными естественные силы, чем значительнее и долговечнее силы приобретенные, тем более совершенно и прочно социальное устройство. Таким образом, когда каждый гражданин является ничем и ничего не может без участия всех остальных, и когда приобретенная сила во всем равна или превосходит сумму естественных сил всех отдельных личностей, то можно сказать, что законодательство достигло высшей степени совершенства”.