2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

Г л а в а о д и н н а д ц а т а я

Дэвид Юм и иррационалистический эпилог

эмпиризма

1. ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ ЮМА

Дэвид Юм поднял эмпиризм до уровня, как говорится, геркуле­ совых столбов, исчерпав все возможности его развития. Освободив­ шись от онтологических предпосылок, занимавших важное место у Гоббса, от заметного влияния картезианства и рационализма — у Локка, от поглощавших мысли Беркли религиозно-апологетических интересов и почти всех остаточных принципов метафизической традиции, юмовский эмпиризм отнимает у философии ее специфи­ ческое содержание. От скептического способа рассуждения теперь может спасти только неодолимая первобытная сила природы. Юм откровенно говорил, что природа сильнее разума; человек-философ должен уступать человеку-природе: “Ты — философ, но по ту сторону философии ты всегда — человек”. Доведенный до логичес­ кого предела, эмпиризм, в конце концов, придет к отрицанию философии.

Дэвид Юм родился в Эдинбурге в семье небогатого шотландского дворянина-землевладельца в 1711 г. Еще в юности он пристрастился к изучению философии, причем это увлечение было настолько глубоким, что он решительно воспротивился желанию родителей сделать его адвокатом (как отец). Учился будущий ученый в Эдин­ бургском университете.

Уже в 1729 г., в восемнадцатилетнем возрасте, обладая мощной интуицией, которая, по его собственному признанию, открыла ему “новое поприще мысли” (a new scene of thought), он замыслил новую “науку о человеческой природе” “Новое поприще мысли” имело чрезвычайно пагубные последствия: молодой человек с таким рве­ нием предался наукам, его занятия были настолько интенсивными, что вызвали серьезное расстройство здоровья. У него начался силъ-

ный психический кризис — депрессия, от которой удалось избавить­ ся только после длительного лечения.

Вместе с “новым поприщем мысли” зародилась идея “ Трактата о человеческой природе” — первого сочинения Юма; после многочис­ ленных доработок, исправлений и дополнений он стал шедевром его творческого наследия. Над этой книгой ученый до 1734 г. работал в Англии, затем, с 1734 по 1736 г. — во Франции, в Ля-Флеше, признанном центре изучения картезианства.

В 1739 г. в Лондоне, наконец, были опубликованы два первых тома “Трактата о человеческой природе”, а в 1740 г. — третий том, но особого интереса эти книги не вызвали.

Однако литературный успех пришел довольно скоро, благодаря очеркам под заглавием “Опыты моральные и политические (эссе)”

(2 тома, 1741—1742 гг.), а также изданию в сокращенном и отлично отредактированном виде первого тома “Трактата ”, прежде не оце­ ненного по достоинству.

Юму не удалось войти в академическую среду из-за его демон­ стративно атеистических и скептических воззрений. В 1744—1745 гг. он безуспешно пытался занять кафедру в Эдинбургском универси­ тете, а в 1751 г. его кандидатура на должность профессора была отвергнута кафедрой логики университета Глазго.

Зато в других областях деятельности Юму сопутствовал успех.

В1745 г. он был наставником-компаньоном маркиза Анэндаля.

В1746 г., став секретарем генерала Сен-Клера, Юм присутствовал в дипломатической миссии в Вене и Турине. С 1763 по 1766 г. он работал секретарем английского посла в Париже и завязал дружеские отношения с деятелями французского Просвещения (Д’Аламбер, Гельвеций, Дидро и др.).

В1766 г. Юм вернулся в Англию, пригласив с собой Руссо и предложив ему помощь и покровительство, но вскоре больной Руссо обвинил Юма в организации заговора с целью погубить его. Этот “случай” вызвал множество пересудов и вынудил Юма обнародовать собственные доводы и соображения по этому поводу. С 1767 г. Юм занимал должность помощника государственного секретаря. Выйдя в отставку с солидной пенсией в 1769 г., он поселился у себя на родине, в Эдинбурге, где и провел в умиротворении последние годы

жизни, посвятив себя исключительно занятиям любимыми предме­ тами. Умер Юм в 1776 году.

Следует вспомнить, что подвергшийся переработке и сокраще­ нию первый том “Трактата ” был назван вначале “Опыт о челове­ ческом разуме” (опубликован в 1748 г.), а затем, в 1758 году, после очередной переработки, придавшей произведению изящный лите­ ратурный стиль, был переименован в “Исследования о человеческом разуме”* это название стало окончательным. В 1751 г. издается

сокращенный третий том трактата под названием “Исследования о принципах нравственности”; сам автор считал эту книгу своим луч­ шим произведением. В 1752 г. были опубликованы “Политические речи”; в 1757-м — “Четыре исследования” (одно из этих исследова­ ний — знаменитая “Естественная история религии”). Уже после смерти ученого вышли его “Диалоги о естественнойрелигии ”(напи­ санные в 1751 г., а изданные — в 1779-м).

Служа в Эдинбургской библиотеке, Юм изучал английскую ис­ торию и с 1752 по 1762 г. писал “Историю Великобритании ”. В 1754 г. была издана часть по истории Стюартов; остальные части этого произведения, от вторжения Юлия Цезаря и до революции 1688 года, вышли во второй половине пятидесятых годов, составив восемь увесистых томов. Этот капитальный труд вызвал множество бурных споров, но одновременно прославил имя писателя. Видный историк английской литературы (А. К. Бох) оценивает произведение следую­ щим образом: “Книга Юма — первая по-настоящему удовлетвори­ тельная «История Англии». Ее недостатки сейчас ясно видны: она не базируется на глубоком и внимательном изучении; средние века представлены в неверном свете; необъективность при изложении последующих периодов. Объяснить как опасны для государства мятежные секты и воинствующие группировки, тогда было не менее важно, чем теперь. Однако работа восполнила вакуум и хорошо читалась. Еще в течение целого столетия она оставалась самой читаемой из “Историй Англии ”. Такой крупный государственный деятель, как Уинстон Черчилль, говорил, что “История” Юма была настольной книгой его юности”.

Хотя для современников Юма “Трактат”оставался практически неизвестным, как уже отмечалось, оригинальность “нового поприща мысли ” очевидна.

2. “НОВОЕ ПОПРИЩЕ ФИЛОСОФИИ”, ИЛИ “НАУКА О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ”

Заглавие “Трактат о человеческой природе ” и определение в подзаголовке: “Попытка применить основанный на опыте метод рассуждения к моральным предметам ”подчеркивают существенные черты “нового поприща философии”. Юм констатирует тот факт, что на основе наблюдений и экспериментального метода, предска­ занного еще Бэконом, Ньютон создал образ физической природы; теперь остается применить готовый метод также и к человеческой природе, иными словами, не только к объекту, но и к субъекту.

Английские философы-моралисты — среди которых Юм приво­ дит (помимо Локка) Шефтсбери, Мандевиля, Батлера, Хатчесона (о которых мы расскажем позднее) — за промежуток времени, примерно равный тому, который разделял Фалеса и Сократа, стали “переносить науку о человеке на новую экспериментальную почву” Юм теперь уже видит себя Галилеем или, лучше, Ньютоном науки о “человеческой природе”.

Итак, наш философ вполне убежден, что “наука о человеческой природе” будет еще более важной, чем физика и остальные науки, потому что все эти науки “в различной мере зависят от природы человека”. Действительно, если бы мы смогли полностью объяснить “величие и силу человеческого разума”, а не только “природу представлений, которыми мы пользуемся, и действий, которые мы выполняем в ходе наших рассуждений”., то мы бы сумели добиться огромного прогресса и во всех других областях знания.

Вот что пишет по этому вопросу Юм в одном из программных предложений: “Единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться достичь успеха в наших философских исследова­ ниях, состоит в следующем: оставим тот тягостный, утомительный метод, которому мы до сих пор следовали, и вместо того, чтобы время от времени занимать пограничные замки или деревни, будем прямо брать приступом столицу, или центр этих наук, — саму человеческую природу; став, наконец, господами последней, мы сможем надеяться на легкую победу и надо всем остальным. С этой позиции мы сможем распространить свои завоевания на все те науки, которые наиболее близко касаются человеческой жизни, а затем приступить на досуге к более полному ознакомлению и с теми науками, которые являются предметом простой любознательности. Нет сколько-нибудь значительного вопроса, решение которого не входило бы в состав науки о человеке, и ни один такой вопрос не может быть решен с какой-либо достоверностью, пока мы не позна­ комимся с этой наукой. Итак, задаваясь целью объяснить принципы человеческой природы, мы в действительности предлагаем полную систему наук, построенную на почти совершенно новом основании, причем это основание единственное, опираясь на которое науки могут стоять достаточно устойчиво”.

Это честолюбивый проект. Но “новое поприще философии” приготовило, как мы в этом убедимся, и настоящий “сценический эффект”. “Человеческая природа”, стиснутая рамками эксперимен­ тального метода, постепенно утратит большую чцеть своей рацио­ нальной и духовной специфичности, тогда как преимущественные права приобретут инстинкты, эмоции и чувства. В коние концов, “человеческая природа” будет низведена почти до уровня “живот­ ной”. Так что “завоевание столицы” (т. е. “человеческой природы”,

как ее понимает Юм) роковым образом приведет не к приобретени­ ям, а проигрышу — утрате обширных территорий (как докажет скептико-иррационалистический исход проекта).

Однако посмотрим, как Юм, пользуясь новым эксперименталь­ ным методом, осуществляет проверку и новый строй “человеческой природы”.

3. “ВПЕЧАТЛЕНИЯ55 И “ИДЕИ55, “ПРИНЦИП АССОЦИАЦИИ55

Содержимое человеческого разума представляет собой только “восприятия”, которые разделяются на два больших класса, назы­ ваемых Юмом “впечатлениями” и “идеями”. Между первыми и вторыми он устанавливает только два различия: а) первое различие относится к силе и яркости, с которыми “впечатления” и “идеи” появляются в нашем разуме; б) второе различие, в противополож­ ность первому, касается порядка и временной последовательности, с которыми они появляются.

“Различие между впечатлениями и идеями состоит в степени силы и живости, с которой они поражают наш ум и прокладывают свой путь в сознание. Те восприятия (перцепции), которые входят в сознание с наибольшей силой, мы назовем впечатлениями, причем я буду подразумевать под этим именем все наши ощущения, аффек­ ты и эмоции при первом их появлении в душе. Под идеями же я буду подразумевать слабые образы этих впечатлений в мышлении и рассуждении”. Последствием стало резкое сокращение разницы между чувствованием и мышлением, просто сведенной к степени интенсивности: чувствовать значит иметь более яркие (живые) вос­ приятия (ощущения), тогда как думать означает иметь более слабые восприятия {идеи). Получается, что всякое восприятие носит двой­ ственный характер. оно ощущается (живым, ярким образом) как впечатление и обдумывается (в более слабой форме) как идея.

Относительно второго пункта Юм подчеркивает, что он представ­ ляет собой вопрос максимального значения, поскольку связан с проблемой “приоритета” одного из двух типов восприятия: зависит ли Идея от впечатления или наоборот? Ответ Юма однозначен: первоначальным является впечатление, а зависимой от него — идея. Вот цитата, разъясняющая эту концепцию: “Чтобы узнать, что из них зависит от другого, я рассматриваю порядок их первого появле­ ния”, нахожу при помощи постоянного опыта, что простые впечат­ ления всегда предшествуют соответствующим идеям, но никогда не

появляются в обратном порядке. Чтобы наделить ребенка идеей красного или оранжевого цвета, сладкого или горького вкуса, я предлагаю ему объекты или, другими словами, доставляю ему эти впечатления, а не прибегаю к абсурдной попытке вызвать в нем впечатления, возбуждая идеи. Наши идеи при своем появлении не производят соответствующих им впечатлений, мы не можем ни воспринять какой-нибудь цвет, ни испытать какое-либо ощущение просто думая о них. С другой стороны, мы находим, что всякое духовное или телесное впечатление постоянно сопровождается сход­ ной идеей, отличающейся от него только по степени силы и живости. Постоянное соединение наших сходных восприятий — убедитель­ ный довод в пользу того, что одни из них являются причинами других, а первичность впечатлений — столь же убедительный довод в пользу того, что причинами наших идей являются наши впечатле­ ния, а не наоборот”.

Значит, отсюда берет начало “первый принцип” науки о “чело­ веческой природе”, который в синтезированном виде звучит следу­ ющим образом: “Все простые идеи происходят, прямо или косвенно, от соответствующих им впечатлений”. Этот принцип, по мнению Юма, снимает в корне вопрос о врожденных идеях, который вызвал столько споров в прошлом; идеи могут появиться у нас только после получения впечатлений, поэтому именно последние — и только они — являются первоисточником.

Однако необходимо вспомнить еще об одном важном различии: существуют простые впечатления (например, красный цвет, тепло и т. п.) и сложные впечатления (например, впечатления от яблока). Простые впечатления поступают к нам непосредственно как тако­ вые; сложные идеи, напротив, могут быть копиями простых впечат­ лений, но также могут быть и результатом многочисленных комби­ наций, различными способами складывающихся в нашем интеллекте. В самом деле, помимо способности памяти, воспроиз­ водящей идеи, мы также обладаем еще и способностью воображения, обладающей свойством разными способами представлять и компо­ новать представления. По утверждению Юма, “это очевидное пос­ ледствие разделения идей на простые и сложные: как только вооб­ ражение воспримет различие между идеями, оно легко сможет произвести их разделение”, а потом создать целый ряд последующих комбинаций.

Но простые представления имеют тенденцию к объединению друг с другом и скапливанию в нашем разуме не только и не столько сообразно свободной игре фантазии, а, скорее, в соответствии с более сложной игрой, основанной на некоторых принципах, кото­ рые во все времена и повсеместно оказываются сходными по своему смыслу. В отношениях между идеями существует некая “сила”

(несколько напоминающая ньютоновскую силу тяготения, которая притягивает друг к другу физические тела, даже если они разного характера), выражаемая принципом ассоциации, описанным Юмом в цитируемом отрывке, ставшем поистине классическим: “Если бы идеи были совершенно разрозненными, только случай соединял бы их, одни и те же простые идеи не могли бы регулярно соединяться в общие (как это обычно бывает), если бы между ними не сущест­ вовало некоего связующего начала, некоего ассоциирующего каче­ ства, с помощью которого одна идея естественно вызывает другую. Этот соединяющий идеи принцип не следует рассматривать как нерасторжимую связь, ибо таковой, как уже было сказано, для воображения не существует. Мы не должны также заключать, что без помощи данного принципа ум не может соединить двух идей, ибо нет ничего свободнее указанной способности. Нам следует рассматривать этот принцип только как мягко действующую силу, которая обычно преобладает и является, между прочим, причиной того, что различные языки так сильно соответствуют друг другу: природа как бы указывает каждому языку те простые идеи, которым больше подобает объединяться в сложные. Таких качеств, из кото­ рых возникает эта ассоциация и с помощью которых ум переходит указанным образом от одной идеи к другой, три, а именно: сходство, смежность во времени или пространстве, причина и действие”.

Мы с легкостью переходим от одной идеи к другой, похожей на нее (например, портрет заставляет меня вспомнить об изображенном на нем человеке), или же от одного представления к другому, обычно представляющемуся нам связанным с первым во времени или про­ странстве (например, представление о школьном классе немедленно вызывает у меня представления о соседних классных комнатах, школьном коридоре или же всего здания школы; представление о подъеме якоря порождает представление об отплытии корабля; число примеров может быть бесконечным); представление о причи­ не немедленно вызывает мысль о следствии, и наоборот (как, например, думая об огне, я неизбежно подумаю о выделяющемся дыме или тепле, и наоборот). Поэтому Юм заключает: “Таковы, следовательно, принципы соединения и сцепления наших простых идей, принципы, заменяющие в воображении ту нерасторжимую связь, которая соединяет эти идеи в памяти. Мы имеем здесь дело с родом притяжения, действия которого окажутся в умственном мире столь же необычными, как в мире природы, и проявятся в первом в столь же многочисленных и разнообразных формах, как и во втором. Действия этого притяжения всегда явны, что же касается его причин, то они по большей части неизвестны и должны быть сведены к первоначальным качествам человеческой природы”

Поэтому понятно, насколько ценен второй принцип Юма, явля­ ющийся непосредственным следствием первого: чтобы проверить и доказать убедительность всякой обсуждаемой идеи, необходимо указать соответствующее ей впечатление. С простыми идеями это не вызывает трудностей, поскольку ни одна простая идея не может у нас появиться, если мы прежде не получили соответствующего впечатления. В противоположность простым сложные идеи порож­ дают трудности в силу многообразия и разнородности их возникно­ вения. Именно на происхождение этих идей нацелено внимание философа.

Юм использует общее различение идей, данное Локком, согласно которому они разделяются на: идеи субстанций, отношений и общие идеи (обобщения), однако Юм в анализе и критике этих групп представлений идет гораздо дальше Локка.

4.ОТРИЦАНИЕ ОБЩИХ ПОНЯТИЙ

ИНОМИНАЛИЗМ ЮМА

Чтобы полностью понять точку зрения Юма, следует вспомнить его учение об абстрактных или общих понятиях. Он принимает тезис Беркли: “Все общие идеи суть не что иное, как идеи особенные, присоединенные к некоторому термину, который придает им более широкое значение и заставляет их вызывать при случае в памяти другие индивидуальные [идеи], сходные с ними”.

Среди нескольких доводов, приводимых Юмом в поддержку тезиса Беркли, следует выделить два, имеющих особое значение:

— человеческий интеллект, как считают сторонники существова­ ния общих понятий, способен мысленно различить даже то, что в реальности не является раздельным, посредством автономных мыс­ ленных действий. Юм с горячностью это опровергает: для него различимым является только то, что отделено;

— кроме того, поскольку всякое представление есть копия впе­ чатления, а впечатление может быть только частным, а следователь­ но, определяемым как количественным, так и качественным спосо­ бом, представления тоже (так как могут быть лишь копиями впечатлений) должны определяться тем же способом.

Юмовский принцип, согласно которому идея отличается от впечат­ ления только по степени интенсивности и яркости, по необходимости влечет за собой утверждение, что всякая идея является всего лишь “образом”, “отражением” и в качестве такового — индивидуальным и частным.

Как же тогда можно использовать “частную” идею в качестве “общей” и каким образом простое объединение с помощью одного слова делает это возможным?

Смысл ответа Юма таков: среди постепенно появляющихся идей о вещах мы начинаем замечать определенное сходство (например, между людьми разных рас и различных типов), которое позволяет дать этим понятиям одно и то же название, оставляя в стороне возможные качественные и количественные различия, а также раз­ ницу в степени понятий. Таким образом мы приобретаем “привыч­ ку”, благодаря которой, услышав данное название, имя или слово, мы оживляем в памяти одно из частных понятий, обозначенных нами этим названием или данным словом (например, услышав слово “мужчина”, я представляю себе одного отдельного мужчину), “но так как то же самое слово, по нашему предположение, часто приме­ няется и к другим единичным объектам, во многих отношениях отличным от той идеи, которая непосредственно дана нашему уму, и так как слово это не может оживить идеи всех этих единичных объектов, то оно лишь затрагивает душу... и оживляет ту привычку, которую мы приобрели путем рассмотрения этих идей. Последние не реально, не фактически, а лишь в возможности наличны в уме. Мы не рисуем их отчетливо в воображении, а держим наготове, чтобы обозреть любые из них”

Что нового содержит эта номиналистическая концепция по сравнению с традиционными взглядами и, в особенности, по срав­ нению с концепцией Беркли? Как подчеркивали многие ученые, это осуждение принципа привычки, уже упоминавшегося Юмом в связи с принципом ассоциации представлений, который в дальнейшем превратится в один из пилястров нового эмпиризма. В этом факте ЮМ признает “одну из самых удивительных особенностей”, так же каК Гоббс признавал “самым удивительным” тот факт, что какоенибудь тело может нести в себе идею о других телах. В действитель­ ности затруднение хорошо заметно: как “необычное” характеризу­ ете*1 то, что жесткие рамки эмпиризма не позволяют объяснить

полостью.

Номинализм той эпохи достигает высшей точки, но, одновремен­ но с этим, и пределов своих возможностей: совершенство абстрак­ ций сводится к законченности, достигаемой “привычкой”. Сам Юм излагает эту проблему следующим образом: “Слово пробуждает едй**ичную идею наряду с определенной привычкой, а эта привычка вьРЬгаает любую другую единичную идею, которая может нам пона­ добиться. Но так как воспроизведение всех идей, к которым может бь1?Ъ приложено имя, в большинстве случаев невозможно, мы со­ кращаем эту работу с помощью частичного обзора, причем сокра­ щение это вносит лишь незначительные неудобства в наши рассуж­ дения.