2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

лишенному всяких связей Спинозе не оставалось ничего другого, справедливо заметил Ясперс, как создать теорию Государства, кото­ рое представляло бы всем свободу жить и мыслить.Парадоксальным образом, по Спинозе, абсолютно необходимым могло быть то Госу­ дарство, которое гарантирует полную свободу.

В теореме LXVII из четвертой части “Этики ” заключен шифр к пониманию его философии: “Свободный человек меньше всего думает о смерти, и его мудрость представляет собой размышления не о смерти, а о жизни”.

Оно прямо противоположно определению философии, данному Платоном в “Федоне”. Монтень нашел его образцовым.

Г л а в а с е д ь м а я

Лейбниц: метафизика плюрализма

и предустановленная гармония

1. ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ ЛЕЙБНИЦА

Готфрид Вильгельм Лейбниц родился в 1646 г. в Лейпциге в семье, имевшей славянские корни (первоначально их фамилия звучала как Любениц). Одаренный выдающимся умом, необыкно­ венными способностями и трудолюбием, юноша сумел за короткое время получить весь объем тех знаний, которые ему могла дать школа. Семейная библиотека (дедушка и отец будущего ученого — университетские профессора) была богатой и хорошо составленной, благодаря чему Лейбниц многое изучил самостоятельно.

Он продолжил учебу на курсе философии в Лейпцигском универ­ ситете и математики и алгебры — в Йенском. В 1666 г. Лейбниц защитил диссертацию на степень доктора права в Альтдорфе (вблизи Нюрнберга) на тему “О запутанных судебных случаях”, но от пре­ подавательской деятельности отказался, так как академическая среда казалась Лейбницу слишком тесной для удовлетворения его запро­ сов. Он мечтал о роли деятеля культуры и науки европейского уровня, о создании объединенной науки, охватывающей разные дисциплины, и увлеченно стремился к всеобщей организации куль­ туры и политики. Этим объясняется беспокойный образ жизни философа, бросавший его от двора одного князя к другому, из одной столицы — в другую, он создавал ассоциации ученых и академии наук и задумывал различные проекты культурного и политического характера, в большинстве своем утопические.

Вступив в общество “Розенкрейцер” (“Красный крест”) (нечто вроде тайного религиозно-мистического масонского объединения, основанного на теориях утопического, филантропического и мисти­ ческого характера), Лейбниц в 1668 г. с помощью барона Бойнебурга поступил на службу при дворе майнцского курфюрста в качестве юриста.

С 1672 по 1676 г. Лейбниц жил в Париже. Он прибыл туда с дипломатическими поручениями в составе свиты Бойнебурга (кото­ рый должен был представить королю Франции проект экспедиции в Египет, имевшей целью предотвращение войны между Францией и Голландией). Дипломатическую миссию осуществить не удалось из-за смерти барона Бойнебурга в том же 1672 г., но Лейбниц добился разрешения остаться в Париже; это пребывание оказалось весьма полезным для его научной работы. Он познакомился с философами Арно и Мальбраншем, с математиком Гюйгенсом, оказавшим заметное влияние на Лейбница. В 1673 г. Лейбниц посе­ тил Лондон, где был избран членом престижного Королевского общества. Длительное пребывание в Париже позволило Лейбницу в совершенстве изучить французский язык, на котором он писал свои труды, а это обстоятельство создавало благоприятные условия для распространения сочинений Лейбница, поскольку немецкий язык в те времена не являлся языком науки.

Не добившись стабильного положения в Париже, Лейбниц в 1676 г. поступил на службу к ганноверскому герцогу Иоганну Фрид­ риху фон Брауншвейг-Люнебургу в качестве придворного библио­ текаря.

Возвращаясь на родину, Лейбниц нашел возможность вновь побывать в Лондоне, где познакомился с Ньютоном, а на обратном пути, во время остановки в Амстердаме, завязал знакомство со знаменитым микробиологом Левенгуком, исследования которого очень заинтересовали Лейбница. Наконец, посетив Гаагу, он смог познакомиться со Спинозой (прочитавшим ему, по всей вероятнос­ ти, несколько страниц своей “Этики').

С конца 1676 г. Лейбниц начал работать при дворе ганноверского герцога в должности библиотекаря, оставаясь им, хоть и с мучения­ ми, до конца жизни. Кроме того, он состоял советником двора, а несколько позднее официальным историографом династии, деятель­ ным и верным сторонником дома Ганноверов.

Между 1687 и 1690 гГЛейбниц совершил много путешествий, связанных с его деятельностью в качестве придворного историогра­ фа (изыскивая документы, касающиеся точной генеалогии дома Брауншвейгов), во времД которых посетил Австрию (где не принял предложения стать историографом Леопольда I) и Италию (Рим, Неаполь, Флоренцию, Модену, Венецию). Кроме того, он объездил все германские княжества.

С 1689 г. начали портиться ею отношения с домом ганноверских герцогов: Георг Людвиг, будущий английский король Георг I, не был расположен терпеть постоянные отлучки Лейбница и не всегда жела­ тельные культурные и политические инициативы разного рода, отвлекавшие ет0 от непосредственных обязанностей историографа.

Но политическая деятельность и инициативы философа сократи­ лись не по этой причине. Он прилагал много усилий для примирения и объединения разных церквей, следуя плану, намеченному им значительно раньше. В 1700 г. Лейбниц был избран членом Париж­ ской академии наук и как инициатор создания — президентом Берлинской академии наук. Кроме того, он стал тайным советником Фридриха I, короля Пруссии. Позднее, в 1712 г., Лейбниц назначен также тайным советником русского царя Петра Великого (см. при­ ложение). В 1713 г. Лейбниц назначен советником Венского двора.

В 1714 г. герцог ганноверский стал английским королем Геор­ гом I. Период везения в жизни Лейбница закончился. Король не пожелал видеть его в Лондоне, а сильные мира сего, которым Лейбниц при разных обстоятельствах помогал и давал советы, о нем забыли.

Лейбниц умер одиноким в 1716 г., в возрасте семидесяти лет. Во время похорон ученого за гробом шел секретарь, а из всех академий только одна Французская вспомнила о его заслугах.

Последние годы жизни Лейбница помимо натянутых отношений с Ганноверами омрачали длительные и бесплодные споры с Ньюто­ ном о приоритете создания дифференциального и интегрального исчисления, тенденциозно раздувавшиеся с 1713 г. Лондонским королевским обществом. Первые результаты исследований в этой области Ньютон получил раньше Лейбница (примерно с 1665 г.), но Лейбниц пришел к таким же результатам самостоятельно, с помо­ щью другого метода (1675—1676), опубликовав их значительно рань­ ше Ньютона (в 1684 г. результаты опубликованы им в журнале “Acta eruditorum'). Одним словом, речь шла о независимых друг от друга открытиях, однако поскольку Лондонское королевское общество заняло в этом вопросе далеко не беспристрастную позицию, а король Георг I решил не подогревать страсти, действительные заслуги Лейб­ ница в этом открытии остались непризнанными.

Возникает вопрос: когда же размышлял и писал Лейбниц, загру­ женный столькими обязанностями на придворных должностях, в академиях наук, культурных обществах, совершающий множество путешествий? Больше всего он любил работать ночами, а его мысли служат свидетельством широты жизненных и бытийных интересов; можно сказать, Лейбниц мыслил именно благодаря тому образу жизни,

который вел. Почти все его произведения написаны по случаю и обычно кратки — они не требуют особого редактирования.

Главные философские труды Лейбница: “Рассуждение о метафи­ зике” (1686), “Новая система природы” (1695), “Начала природы и благодати” (1714), “Монадология” (1714). Более объемна работа “Теодицея”(1710) (доводы схоластики и теологии) и, наконец, боль­ шое произведение “Новые опыты о человеческом разумении” (1700—

1705), опубликованное в 1765 г., т. е. после смерти. Очень важно для изучения богатое эпистолярное наследие Лейбница (в те времена письма считались полноправным литературным жанром).

Следует отметить, что Лейбниц чаще всего писал на латинском, официальном языке науки, а также на французском. Нарушая средневековые традиции ученого мира, Лейбниц опубликовал неко­ торые из своих трудов на немецком языке.

2. “ВЕЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ” И “НОВЫЕ ФИЛОСОФЫ”:

ВОЗМОЖНОСТЬ ПРЕЕМСТВЕННОСТИ

Научная революция, Бэкон и особенно Декарт произвели в истории западно-европейской философии радикальный поворот. Казалось даже, что не только решения, но и сама проблематика схоластической и античной философии настолько вышла из упо­ требления, что больше никогда не появится. Методы, параметры и коэффициенты, позаимствованные из математики и физики, каза­ лись единственно приемлемыми и в области философии.

В частности, представлялись скомпрометированными два поня­ тия: а) “цели” (или “конечной причины”) вместе с основанным на нем общим телеологическим взглядом на реальность; б) “субстан­ ции”, понимаемом как “субстанциальная форма”, в сочетании с онтологическим видением реальности.

И все-таки именно эти понятия вновь использует Лейбниц, отста­ ивая не только ценность, но и, в определенном смысле, их “вечность” (ему принадлежит выражение “philosophia perennis ”, подчеркивающее основные достижения античной и средневековой философии) и вдобавок показывая возможность примирения с ней новых философов.

Лейбниц нашел, что в действительности речь вдет о перспективах, размещающихся в разных планах, которые, будучи понятыми в соот­ ветствующем значении, не только не уничтожаются взаимно, но очень кстати и с большой Пользой могут дополнять друг друга.

С этой грандиозной попытки “опосредования” и “синтеза” анти­ чного и нового берет начало вся философия Лейбница, причем попытка оказалась Чрезвычайно продуктивной благодаря “двойной” оптике: с одной стороны, антично-средневековой философии (Лейбниц размышлял не только о схоластах, но также и об Аристо­ теле и Платоне), а с другой — картезианства и методов новой науки.

В письме к Томазию Лейбниц пишет: “Я не стыжусь утверждать, что в книгах Аристотеля нахожу больше справедливых вещей, чем в умозаключениях Декарта. Так, осмелюсь сказать, для обновленной

ния вещей. Такой постановке вопроса, полностью исключающей рассмотрение цели, Лейбниц противопоставляет вторую навигацию Платона (изложенную в “Федоне”).

Платон устами Сократа критикует Анаксагора, хотевшего объяс­ нить все сообразно разуму и конечной причине (благу), но затем не выполнившего своего обещания, отделавшись приведением обыч­ ных материальных, физических и механических причин. Например, тот факт, что ноги Сократа состоят из костей, мышц, сухожилий и т. п., может объяснить, как он попал в тюрьму, но объясняет это только с точки зрения механического движения; истинная причина (высшая и конечная) — совершенно иного типа: это моральный выбор между хорошим и дурным (Сократ счел хорошим поступком законопослушание — понести наказание, а не бежать, используя “механические” причины — свои ноги, мышцы и сухожилия). В “Рассуждении о метафизике "Лейбниц оставил в рукописи свобод­ ное место с очевидным намерением перевести и процитировать эти страницы и действительно так и сделал в другом месте; они казались ему столь важными, что он неоднократно к ним обращался.

“Не желая судить о людях на основе предубеждения, я не хочу обвинять современных философов, пытающихся изгнать из физики конечные причины; тем не менее, я вынужден признать, что по­ следствия этого мне кажутся опасными, будто Бог не имел в виду никакой цели и никакого блага, когда приступал к действиям, как будто бы благо не являлось объектом Его воли. Наоборот, я полагаю, что здесь-то и нужно искать начало всех законов природы и всего сущего, ибо в намерения Бога всегда входит самое лучшее и самое совершенное. Я признаю, что когда мы хотим определить цели и замыслы Бога, мы можем легко обмануться; но это случается только тогда, когда мы хотим ограничить их каким-либо частным проектом в уверенности, что Он имел в виду только одну вещь, тогда как Он принимает в расчет все одновременно. Так, когда мы воображаем, что Бог сотворил мир именно для нас, то сильно заблуждаемся; хотя, творя мир, Он действительно имел в виду нас, и во вселенной нет ничего, что не касалось бы нас и не приспособлялось бы к тому вниманию, какое Бог оказывает нам (согласно изложенным выше принципам). Поэтому, когда мы видим какой-либо хороший резуль­ тат или какое-нибудь совершенство, происходящее или вытекающее из творений Бога, мы можем с уверенностью сказать, что Бог имел его целью. Он ничего не совершает случайно, в отличие от нас, не знающих, что и когда уместно делать. Поэтому Он далек от возможных^ошибок наподобие допускаемых чрезмерно осторожными по­ литиками, которые предполагают слишком много тонкостей в на­ мерениях государей, иди рроде комментаторов, ищущих слишком много учености в своем авторе. Его бесконечной мудрости невоз-

можно приписать больше соображений, чем есть: меньше всего здесь следует опасаться ошибок; единственное, чего надо остерегаться, — это отрицательных суждений, которые могут ограничить пути Гос­ подни. Все, наблюдающие удивительное строение животных, при­ ходят к признанию мудрости их Творца; а тем, кто обладает чувством благочестия и определенной восприимчивостью к пониманию ис­ тинной философии, я советую держаться подальше от так называе­ мых умников с их высказываниями, смысл которых сводится к следующему: мы видим потому, что у нас есть глаза, но не потому, что глаза созданы для того, чтобы видеть. Когда люди серьезно так думают, сводя все к необходимости материи или какой-либо случай­ ности (хотя и первое, и второе должны показаться смешными тем, кто понял вышеизложенные рассуждения), тогда, конечно, трудно будет признать разумного творца природы. В самом деле, следствие должно соответствовать своей причине, так как оно лучше всего познается из познания причины, ведь неразумно вводить высший разум как регулятор всего, а затем, вместо того, чтобы прибегать к его мудрости, пользоваться для объяснения явлений одними свой­ ствами материи. Как если бы, описывая захват важной крепости, историк стал объяснять причину завоевания так: крупиночки поро­ ха, будучи свободными в момент соприкосновения с искрой, выры­ вались со скоростью, способной выбросить тяжелое и твердое тело в стены укрепления, в то время как волокна маленьких телец, из которых состоит пушечная медь, были так крепко перепутаны, что не разъединились от этой скорости, вместо того, чтобы показать, как предусмотрительность завоевателя позволила ему выбрать подходя­ щее время и средства и как могущество его преодолело все препят­ ствия”

Всего вышеизложенного уже достаточно, чтобы понять, что речь идет не о простом “возвращении” к Платону, а о движении вперед. Лейбниц дает понять, что только рассмотрение проблем с позиций “финализма” (т. е. конечной цели, и не только механики) дает возможность глобального видения вещей (следовательно, является истинно философским), а также показывает, как применение обоих методов создает большие преимущества для научного и частного познания многих вещей.

Вот один из самых знаменитых отрывков из “Рассуждения о метафизике ”, который еще раз подтверждает концепцию Лейбница: “Думаю... немало естественных следствий можно доказывать двой­ ным путем, т. е. сохраняя и действующую причину, и конечную причину. <...> Уместно делать такие замечания с целью примирить всех тех, кто надеется механически объяснить образование у живот­ ных тканей и частей тела, с теми, кто объясняет это самое строение конечными причинами. Оба пути хороши, и один и другой могут

быть полезными не только для восхищения искусностью Великого Мастера, но также и для необходимых открытий в области физики и медицины. Авторам, избравшим для работы различные пути, не следовало бы дурно относиться друг к другу, прибегая к взаимным порицаниям. Однако приходится констатировать, что ученые, кото­ рые стараются объяснить красоту божественной анатомии, издева­ ются над другими, воображающими, что движение определенных жидкостей, внешне кажущееся случайным, сумело образовать такое великолепное разнообразие частей тела, называя их безрассудными безбожниками, нечестивцами и профанами. Эти же, напротив, счи­ тают первых суеверными простаками, подобными тем древним, кто считал безбожниками физиков, когда они утверждали, что гром вызывает не Юпитер, а какая-то материя в тучах. Самым лучшим было бы объединить эти два направления в науке. Если позволи­ тельно прибегнуть к низкому примеру, мастера хвалят не только показывая, какие цели он имел для постройки деталей и частей своей машины, но и объясняя, какие инструменты он употреблял, особен­ но когда подобные инструменты просты и остроумно сделаны. А у Бога достанет умения создать машину в тысячи раз более хитроум­ ную, чем механизм нашего тела, при помощи лишь нескольких довольно простых жидкостей, составленных так, чтобы обычных законов природы оказалось достаточно для необходимого дальней­ шего развития организма с целью произвести такое восхитительное следствие. Однако истина в том, что ничего этого не случилось бы, — не будь автором природы Бог. Я думаю, тем не менее, что метод действующих причин — более глубокий и в определенном смысле, непосредственный и априорный — бывает зато более трудным, когда доходит до подробностей; я полагаю, наши философы пока еще довольно далеки от него. Однако метод конечных причин легче, но он часто не помогает отгадывать важные и полезные истины, тем более что потребуется довольно много времени, чтобы вести иссле­ дования по другому, более близкому к физике, пути: выдающиеся примеры этого может представить анатомия”.

3.2. Новое значение субстанциальных форм

уАнадогичным образом строится умозаключение Лейбница по пододу “субстанциальных форм” и “субстанций”. Современные философы делактг ошибку» не доверяя этим понятиям, способным дать, общее объяснение действительности, которого невозможно добиться применением механических причин. С другой стороны, схоласты и некоторые последователи Аристотеля ошибались, как