2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

стал Бонавентура Кавалъери (1598(?)—1647), описавший в своей работе “Geometria mdivisibilibus continuonun nova quadam ratione promota” (“Геометрия, развитая новым способом при помощи неде­ лимых непрерывного”), опубликованной в 1635 г., принцип, кото­ рый сегодня носит его имя: если при пересечении двух тел плоскос­ тями, параллельными некоторой заданной плоскости, получаются сечения равной площади, то объемы тел равны. Изучение бесконеч­ но малых величин было подготовлено также работой Кеплера “Новая стереометрия винных бочек” (1615); активным распростра­ нителем метода Кавалъери был Эванджелиста Торричелли (1608— 1647). Пьер Ферма (1601—1665) дает методу более строгую матема­ тическую формулировку. Опираясь на наследие предшественников, Ньютон с самого начала делает точные ссылки на акустику и оптику, т. е. те отрасли физики, которые он в то время изучал. И очень скоро в его математических трудах четко проявится физическая основа.

Первый итог исчислений бесконечно малых величин Ньютон опубликует позже, в 1687 г., в начале своего главного сочинения

“Математические начала натуральной философии ”.

В 1711 г. выйдет сочинение, написанное в 1669 г., “Анализ с помощьюуравнений с бесконечным числом членов ”; в 1704 г., в качестве приложения к трактату “Оптика ”, увидит свет “Трактат о квадра­ туре кривых” — труд 1676 г.; вышеупомянутый “Метод флюксий и бесконечных рядов”, написанный в 1673 г. на латинском языке, выйдет в английском варианте только в 1736 г., т. е. уже после смерти автора.

Но обратимся к теории, названной самим Ньютоном теорией переменных. Если в первых трудах он развивает “алгебраическое” изучение проблемы, особенно на базе трудов Ферма и Уоллиса, то вскоре основанная на знании физики, а точнее, механики, интуиция укажет ему верное направление для разрешения проблемы. Благо­ даря этой концептуальной основе Ньютону удалось выйти за рамки определения линий только как совокупности точек: теперь он рас­ сматривает их как траектории движения точки; в результате плос­ кости воспринимаются как движение линий, а объемные тела — как движение плоскостей, описанные через изменение ординаты, в то время как абсцисса растет с течением времени.

Для этого он вводит х, у, z, чтобы обозначить скорость точки в трех координатах-направлениях. Отсюда берут начало различные проблемы, и особенно две: как рассчитать отношения переменных при известных параметрах, и наоборот.

В частном случае механики: известно расстояние в функции времени, кок вычислить скорость, и наоборот: при известных ско­ рости и времени как вычислить пройденный путь? В современных терминах: вывести пространство из временных отношений и интег­

рировать в скорости. Не вдаваясь слишком в технические детали, необходимо, тем не менее, сказать, что Ньютону удалось доказать многие важные правила дифференциального и интегрального исчис­ ления; кроме того, он ввел понятие второй производной (производ­ ной производной; в случае механики: ускорение) и производной любого порядка; он строго теоретически обосновал связь между производной и интегралом и решил первые дифференциальные уравнения (с одной неизвестной функцией). Из вышеперечисленно­ го явствует, что механика внесла ощутимый концептуальный вклад в выработку новой математической теории. Ньютон рассматривал математику с точки зрения инструментальной концепции: матема­ тика для него служила языком описания природных явлений. В этом его позиция совпадала с позицией Гоббса.

Итак, теория Ньютона оказывается во власти своего особого происхождения. Ее формализованность (х, у, z — для функций; х, у, Z — для производных; хо, уоу zo — для дифференциалов) имеет большую ценность для специалистов по механике, в которой дери­ вация относится ко времени и производные имеют фиксированный смысл (первая производная — скорость, вторая — ускорение), но оказывается негибкой и неплодотворной в других секторах науки. Кроме того, в формализации Ньютона нет символа для интеграла. Именно такие критические замечания были высказаны другим ве­ ликим основателем исчисления бесконечно малых величин — Готф­ ридом Вильгельмом Лейбницем (1646-—1716).

Лейбниц приходит к той же проблеме иным путем. Он основы­ вается на блестящих работах по аналитической геометрии (в том числе и неизданных) Блеза Паскаля. На математической, а не физической основе Лейбниц выводит теоретическое определение производной в точке кривой как углового коэффициента прямой линии, касательной в данной точке (то, что мы называем сегодня тригонометрической касательной (тангенсом) угла, который она образует с осью абсцисс); эта касательная прямая понимается как идеальная секущая в этой точке и в другой, бесконечно близкой к данной. С вышеизложенными рассуждениями связано хорошо из­ вестное, более распространенное и общеупотребительное в наши дни обозначение dxydy — для дифференциалов переменных х и у, и

^ — для производной у к х. Кроме того, Лейбниц вводит заглавное

S для обозначения интеграла; это обозначение также стало обще­ употребительным. Во всем остальном его теория не очень отличается от теории Ньютона; более или менее аналогичны и результаты последующей ее разработки. Однако Лейбницу также недостает фундаментальной математической точности, ибо еще не упрочилось и не получило теоретического обоснования понятие “предела”

Концептуальные его основы уже были в “Арифметике бесконечного” Джона Валлиса, если пойти далее, эта идея присутствовала и в методе Евдокса (408—355 до н. э.) и с успехом применялась Евкли­ дом и Архимедом для решения различных геометрических проблем. Однако строгое применение понятия на основе анализа бесконечно малых величин мы обнаружим лишь в XIX в. у Бернарда Больцано (1781—1848) и у Огюстена Луи Коши (1789—1857).

Работа Лейбница написана примерно в 1672—1673 гг., следова­ тельно, позже или по крайней мере одновременно с трудом Ньютона. Однако публикация его основного труда “Новый метод максимумов и минимумов, а также касательных” относится к 1684 г., т. е. на три года раньше публикации “Математических начал натуральной фи­ лософии ”Ньютона. Между Ньютоном и Лейбницем вспыхнул ожес­ точенный спор о приоритете открытия, но не станем на нем оста­ навливаться.

8.НАУКИ О ЖИЗНИ

8.1.Развитие анатомических исследований

ВXVI в. наблюдается бурный расцвет анатомических исследова­ ний. Наиболее известные ученые в этой области знаний: Андреас Везалйй (1514—1564), Мигель Сервет (1509—1553), Габриэль Фал­ лопий (1523—1562), Реалыю Коломбо (ок. 1516—1559), Андреа Чезальшшо (1529—1603) и Фабриций ди Аквапенденте (1533—1619). В том жс году, когда Николай Коперник опубликовал работу “Об об­ ращениях”, Везалий, фламандец по происхождению, профессор из

Падун» отдал в печать работу “О строении человеческого тела” Эта книга, основанная на личных наблюдениях автора, “была первым скрупулезным описанием человеческой анатомии из когда-либо известных человечеству” (А. Азимов). Она разошлась по всей Европе в тысячах экземпляров. Книга была прекрасно иллюстрирована; некоторые рисунки выполнены Яном Стевензооном ван Калькаром, учеником Тициана. Гален утверждал, что кровь перетекает из пра­ вого желудочка сердца в левый через разделительную перегородку, называемую мембраной. Везалий возразил Галену, что сердечная мембрана плотная и имеет мускулистую природу. Во втором издании своего труда (1555) он уже открыто заявляет, что кровь не может проникнуть Через мембрану: “До недавних пор я бы не осмелился даже на волосок отступить от мнения Галена. Но мембрана так же плотНа»как и остальная часть сердца. Поэтому я не могу понять, как

даже самая маленькая частичка может проникнуть из правого желу­ дочка сердца в левый” Везалию не удалось объяснить движение крови в теле человека.

Мигель Сервет, религиозный реформатор (в 1553 г. был отправ­ лен на костер Кальвином), познакомившийся с Везалием в Париже, предположил, что кровь попадает из правого резервуара в левый через легкие. После Сервета Реальдо Коломбо (также профессор анатомии в Падуе) выдвинул идею, что дыхание, скорее — процесс очищения крови, а не процесс охлаждения. В работе “Восстановле­ ние христианства” (ее сожгли вместе с автором, Серветом; сохрани­ лось только три экземпляра: в Париже, Вене и Эдинбурге) мы читаем: “Кровь направляется от легочных артерий к легочным венам по длинному пути через легкие; по мере прохождения этого пути она становится кармазинного (ярко-красного) цвета”, “очищаясь от прокопченных паров при выдыхании”

Реальдо Коломбо в книге “Об анатомии” пишет: “Кровь попадает в легкие через артериальную вену; смешавшись с воздухом, она проходит через венозную артерию к левому сердцу” Анатом, бота­ ник и минералог Андреа Чезалышно, профессор анатомии в Пизе и Падуе, утверждал, вопреки доктрине Галена, что кровеносные сосу­ ды берут свое начало от сердца, а не от печени, что кровь проникает во все части тела. В Падуе работал также Фабриций ди Аквапенденте, анатом и эмбриолог, занимавшийся изучением венозных клапанов, но к кровообращению он так и не пришел. Фаллопий, продолжая традицию Везалия, описал каналы, ведущие от яичников к матке, и по сей день они именуются фаллопиевыми трубами. А Бартоломео Евстахий (ок. 1500—1574), противник Везалия и последователь Га­ лена, изучал, среди прочего, проток, ведущий от уха к горлу, который называется евстахиева труба.

8.2.У. Гарвей: открытие кровообращения

ибиологический механицизм

Такова картина развития анатомии в XVI в. Однако анатомичес­ кие исследования претерпели значительные изменения, когда Уиль­ ям Гарвей (1578—1657) опубликовал в 1628 г. работу “О движении сердца ”, где изложена теория кровообращения. Речь идет о револю­ ционном открытии, по крайней мере, по трем причинам. Прежде всего оно знаменует собой конец галеновой традиции; во-вторых, были заложены основы экспериментальной физиологии; в-третьих, теория кровообращения, воспринятая Декартом и Гоббсом, стала одной из наиболее прочных опор механицистской парадигмы био­ логии. И хотя Гарвей и говорит, что “сердце можно... считать

основой жизни и солнцем микрокосма”, он систематизирует резуль­ таты предыдущих анатомических исследований в пределах строго механистской модели: “Таково... истинное движение крови... кровь из левого желудочка сердца выталкивается и распределяется через артерии внутри организма, в каждую из его частей, а пульсациями правого желудочка кровь выталкивается в легкие через артериальную вену; и обратно, через вены кровь стекается через полую вену к правому желудочку, а через упомянутую венозную артерию она стекается из легких в левый желудочек, как мы уже указали выше”. Сердце воспринимается как насос, вены и артерии — трубы, кровь — как жидкость, движущаяся под давлением, а венозные клапаны осуществляют ту же функцию, что и клапаны механичес­ кие. Опираясь на эту механистическую модель, Гарвей опроверг французского врача Жана Фернеля (1497—1559). Анатомируя трупы, Фернелъ увидел, что артерии и левый желудочек сердца пусты и заявил в работе “Всеобщая медицина” (1542), что эти пространства заполняло “эфирное тело”, жизненный “дух”, исчезавший со смер­ тью человека. Гарвей пишет: “Фернель, и не только он, утверждает, что эти духи — невидимые субстанции. <...> Необходимо сказать, что мы в ходе анатомических исследований ни разу не обнаружили никакого духа ни в венах, ни в нервах, ни в какой другой части организма”

Теория Гарвея представляет собой важный вклад в механистичес­ кую философию. Декарт распространит на все живые существа идею (уже высказанную Леонардо и присутствующую у Галилея), что живой организм — это разновидность механизма. Она ляжет в основу исследований Альфонсо Борелли (1608—1679), члена акаде­ мии Чименто, профессора математики в Пизе, автора большого труда “О движении животных”, опубликованного после его смерти в 1680 г. Борелли изучал статику и динамику тела, рассчитывая силу, развиваемую мускулами при ходьбе, беге, прыжках, поднятии тяжес­ тей, внутренних движениях сердца. Он выявил мускульную силу сердца и скорость крови в артериях и венах. Согласно Борелли, сердце функционирует, как цилиндр с клапанами, а легкие — как два меха. Теми же средствами Борелли проанализировал полет птиц, плавание рыб и скольжение червей.

8.3. Франческо Реди против теории самозарождения

Другим известным членом академии Чименто стал аретинец Франческо Реди (1626—1698), который выступил с решительной критикой теории самозарождения. В работе “Опыты оразмножении насекомых” Реди пишет: “По мнению древних и современных уче­

ных, всякий гниющий и разлагающийся труп или грязь иного рода порождает червей; поэтому я, решив выяснить истину, в начале июня попросил умертвить трех змей из тех, которых называют змеями Эскулапа; мертвых их я поместил в открытый ящик, с тем чтобы они там разлагались; прошло немного времени, и я увидел, что они все покрыты червями конусной формы без единой ноги, насколько можно было увидеть глазами, и эти черви, пожирая мясо, росли на глазах”. Тем самым Реди словно бы подтверждает теорию самозарождения. Но далее он пишет, что, повторяя эксперимент, он “почти всегда видел на мясе, рыбе и вокруг... не только червей, но и личинки, из которых выводятся черви. Эти личинки появлялись из испражнений мух, оставляемых на рыбе или мясе. Это уже было отмечено и составителями словаря нашей Академии, и охотниками на диких зверей, и мясниками, и домохозяйками, которые, чтобы предохранить летом мясо от всякой дряни, кладут его под сетку от мух или покрывают куском белой ткани. Великий Гомер в девятнад­ цатой книге «Илиады» описывает опасения Ахилла, когда он соби­ рался отомстить Гектору за смерть друга: как бы мухи не развели червей в ранах мертвого Патрокла... И сердобольная мать пообещала ему, что с божьей помощью она не допустит к телу Патрокла полчища несущих нечистоты мух; и вопреки законам природы она сохранит его целым и невредимым в течение года... Вот почему, — продолжает Реди, — я начал сомневаться и думать, не из яиц ли мух появляются черви, а не из самого прогнившего мяса; и я тем более утверждался в своем мнении, когда во всех своих опытах видел, что на мясо, прежде чем оно покрывалось червями, всегда садились такие же мухи, которые потом рождались. Но сомнение было бы бесплодным, если бы не подтверждалось опытом. Поэтому в июле я положил в четыре фляги с широким горлом змею, несколько речных рыб, несколько угрей из р. Арно и кусок телятины; затем, закрыв, как следует, горлышки бумагой, перевязал веревкой и запечатал; я положил в другие такие же фляги те же предметы и оставил горлыш­ ки открытыми; прошло совсем немного времени, и рыбы и мясо в открытых флягах покрылись червями, и видно было, как в эти сосуды свободно влетали мухи. Но в закрытых флягах я не увидел ни одного червя, хотя прошло много месяцев с того дня, когда туда были положены рыбы и мясо; но снаружи я несколько раз находил на бумаге испражнения мух или червяка, которые всячески пытались найти какую-нибудь дырочку, чтобы проникнуть внутрь и полако­ миться”

Но вернемся к Гарвею. Доказанная им теория кровообращения дала важный результат. Но, как всегда, теория решает одну проблему и создает другие. Теория Гарвея предполагала наличие капиллярных сосудов между артериями и венами, но Гарвей их не видел. Он не

мог увидеть их, потому что для этого необходим микроскоп. Мар­ челло Мальпиги (1628—1694) с помощью микроскопа в 1661 г. обнаружил кровь в капиллярах легких лягушки. Неутомимый и гениальный исследователь, в 1669 г. Мальпиги был избран членом Королевского общества. Используя экспериментальную технику, он изучал легкие, язык, мозг, образование эмбриона в яйце курицы и т. д. В 1663 г. Роберт Бойль (1627—1691), вливая подкрашенные жидкости и жидкий воск, установил направление капилляров. “Отец” микроскопов Антон Левенгук (1623—1723) (он конструиро­ вал микроскопы разной мощности, вплоть до двухсоткратного уве­ личения) наблюдал движение крови в капиллярах хвоста головастика

илапки лягушки.

9.АКАДЕМИИ И НАУЧНЫЕ ОБЩЕСТВА

9.1.Академия Линчеи и академия Чименто

“Организовать и скоординировать исследования, создать проч­ ные и плодотворные отношения сотрудничества между механиками и техниками, с одной стороны, и теоретиками и учеными — с другой; как можно шире информировать общественность о результатах экспериментов и исследований; расширять возможности совмест­ ной работы и контроля” На основе этих требований, общих для Декарта и Мерсенна, Бойля и Лейбница, зародились в Европе первые научные общества и академии. За пределами университетов, традиционно контролируемых церковными кругами, в течение XVII в. возникли новые центры дискуссий и исследований. Из переписки известных людей XVII в. видно, как сильно ощущалась потребность в широком интеллектуальном сотрудничестве, которое могло бы Преодолеть государственные границы и национальные особенности” (Паоло Росси). Наука — общественный факт: она всегда зарождается в лоне культурной традиции (со специфическими проблемами, особым языком и т. д.), но обретает общественный характер по своему применению, особенно по методу легитимиза­ ции. Научное знание, чтобы являться таковым, должно быть кон­ тролируемым, а контроль — это вопрос общественного достояния. Предполагается, что научная теория общезначима. Но так случается только ПРИ условии, что результаты наблюдений и опытов, под­ тверждающих эту теорию, убеждают всех принять ее. В философском знании того времени (как это практиковалось в университетах, семинария^ и церковных колледжах) доминировала вера в школу или

доктрину одного ученого, а не точное применение метода, вынося­ щего на суд общественной критики теорию, технику доказательств и результаты исследований.

Именно в противовес университетскому церковному обучению (“и слушатели, и даже лекторы признаются, что в ходе обучения не учат ничему другому, кроме начальных терминов и правил”) молодой князь Федерико Чези основал в 1603 г. в Риме на свои средства академию Линчеи (доел, “рысьеглазых”) с библиотекой, кабинетом естественной истории и ботаническим садом. В работе “О естественном стремлении к знаниям и об образовании академии Линчеи для удовлетворения его” (1616) Чези пишет, что, “за неимением доселе учреждения, философской опоры для столь достойного, важного и свойственного человеку занятия, как обре­ тение знания, с этой целью и была создана академия, или Совет Линчеи, которая была призвана объединить людей, пригодных для таких действий, и восполнить все вышеупомянутые недостатки, устранив все препятствия, подобная зоркой рыси, оттачивающей остроту ума и память, необходимые для познания вещей со всех сторон, изнутри и снаружи, как подобает, все представленное в этом огромном театре природы” Среди членов академии Линчеи был Галилей. Академия прекратила свою деятельность в 1651 г. Однако после длительного перерыва возобновила творческую ак­ тивность в 1847 г.

Не более десяти лет работала академия Чименто, созданная в 1657 г. князем Леопольдом Тосканским, другом и учеником Гали­ лея. Лоренцо Магалотти (1637—1712), член этой академии, писал, что ее “целью было исследовать, помимо прочего, практические вопросы, или же то, что сделано или написано другими; ведь, к сожалению, известно, что под именем опыта часто утверждаются ошибки. Именно это направило прозорливый и неутомимый ум светлейшего князя Леопольда Тосканского по крутому пути высо­ ких познаний. Поскольку высочайшему разуму светлейшего легко понять, насколько доверие к известным авторам портит умы... он решил, что следует проверить точным чувственным опытом цен­ ность этих утверждений и после одобрения или опровержения даровать их всем, кто стремится к открытию истины”. Эти “бла­ горазумные наставления нашего светлейшего покровителя”, пишет Магалотти, не ставили целью превратить академиков в “недели­ катных цензоров чужих научных трудов или высокомерных судей, отделяющих заблуждения от истины; но главным намерением было дать возможность другим проверить с большой тщательностью опыты тем же образом, как это сделали мы”. Наука — общественное дело\ она требует публичного доказательства, “искренних, бес­ страстных и почтительных чувств” и объединения многих сил.

Из “Дневника” деятельности академии Чименто известно, что ее членами были Винченцо Вивиани, Кандидо и Паоло дель Буоно, Алессандро Марсили, Антонио Улива, Карло Ринальдини, Джован­ ни и Альфонсо Борелли, граф Лоренцо Магалотги — ученый секре­ тарь, Алессандро Сеньи, Франческо Реди и Карло Роберто Дата. Среди иностранных корреспондентов следует упомянуть Стено, а также Гюйгенса (известна его переписка по вопросам астрономии с князем Леопольдом). Девиз академии: “Проверяя и перепроверяя”. Научные изыскания членов академии Чименто распространялись на целый спектр естественных наук: физиологию, ботанику, фармако­ логию, зоологию, механику, оптику, метеорологию и др. Академики уделяли большое внимание созданию все более точных инструмен­ тов: термометров, гигрометров (измерителей влаги), микроскопов, весов и т. д. Инструменты академии Чименто сохранились до наших дней в Музее истории науки во Флоренции (223 предмета). К мо­ менту смерти князя Леопольда (1675) насчитывалось 1282 стеклян­ ных предмета. Многие из них существовали еще в 1740 г., как о том свидетельствует Тарджони-Тоццетги, видевший их в комнате, при­ мыкающей к библиотеке дворца Питги. В работе “Сведения о развитии физических наук в Тоскане в 60-е годы XVII в.” Дж. Тард- жони-Тоццетги замечает: “Инструментов было бесчисленное мно­ жество. <...> Позже они перешли к господину Веренжу, который отнес их в свой дом, хотя прежде никогда их не видел. По этому поводу мне вспоминается, как однажды, когда я зашел к этому Веренжу, с которым мне очень нравилось беседовать как с искус­ нейшим механиком и достойным человеком, он показал мне огром­ ное количество хранившихся в беспорядке, инструментов, принадлежавших ранее академии Чименто, сделанных из хрусталя, металла, дерева и других материалов, и спросил, не знаю ли я, каково может быть их применение. Я сразу узнал их и сказал, какие это инструменты, и, поскольку имя академии Чименто было для него совершенно неизвестным, я рассказал ему о ней. <...> После смерти Веренжа часть инструментов, принадлежащих академии Чименто, а также лучшие из тех, что принадлежали самому Веренжу, по приказу Августейшего императора Франциска были упакованы в ящики, отосланы в Вену и, как говорят, подарены большому колледжу св. Терезы, а все остальные размещены в вышеупомянутом зале во дворце Питта. <...> Можно полагать, что инструментов, созданных

на деньги князя Леопольда, было очень много, поскольку большое их количество показал мне господин Веренж, многие другие были уже к тому времени разбиты или увезены, а иные кардинал Леопольд сам послал в подарок папе Александру VII с объяснениями, как ими пользоваться, изящно изложенными графом Лоренцо Магалотги”.

9.2.Лондонское Королевское общество

иКоролевская академия наук во Франции

“Лондонское Королевское общество развития естественных наук” собрало ученых, занимавшихся новой, или экспериментальной философией (1645). В 1662 г. Карл II утвердил “Статут”, в котором устанавливались права и прерогативы Королевского общества. Цель общества: составить “точное описание всех природных явлений” простым и лаконичным языком, близким к языку “ремесленников, крестьян, торговцев”, а не языком “философов”. Речь идет о языке науки: математики, анатомии, магнетизма, механики, физиологии. Девизом лондонского Королевского общества было и остается: “Nullius in verba” — “Не верь ничьим словам” Наука опирается не на авторитет нескольких ученых, а на факты и доказательства. Ньютон (член, а затем ученый секретарь Королевского общества) писал: “С фактами и экспериментами невозможно спорить” С 1662-го по 1677-й (последний год своей жизни) ученым секрета­ рем общества был Генри Ольденбург, который в 1665 г. начал публиковать “Акты” общества (”Philosophical Transactions” — “Фи­ лософские труды”, которые выходят и по сей день). Труды Королев­ ского общества являются первым в Европе периодическим издани­ ем, посвященным вопросам науки. Ольденбург начал публикацию, убежденный, что ознакомление широкой публики с научными от­ крытиями необходимо для социального прогресса. Журнал содержал призыв к ученым “искать, экспериментировать и открывать новое, обмениваться знаниями, насколько это возможно”, внося вклад в великое дело накопления знаний о природе и в совершенствование философских наук и искусств”, “во славу Бога, ради чести Королев­ ства и всеобщего блага человечества”.

Благодаря хлопотам министра Кольбера в 1666 г. (год правления короля Людовика XIV) основана Королевская академия наук. В зна­ менитом “Меморандуме”, написанном Христианом Гюйгенсом для министра Кольбера, утверждается, что основным и наиболее полез­ ным занятием членов академии было “работать над естественной историей в соответствии с планом, намеченным Бэконом” Вот в основных чертах проект Гюйгенса: эксперименты с вакуумом при помощи насосов для определения веса воздуха; замер взрывной силы пороха, помещенного в закрытый железный или медный контейнер с достаточно толстыми стенками; исследование силы пара, силы и скорости ветра и изучение возможности его применения в навигации и работе механизмов; анализ “силы... движения под действием уда­ ра” Гюйгенс пишет, что есть много полезных вещей, которые оста­ ются совсем или почти неизвестными нам, и перечисляет некоторые из них: природа тяжести, тепла, холода, света, магнитного притяже­ ния, дыхание животных, состав атмосферы, рост растений и т. д.