Gachev_G_Natsionalnye_obrazy_mira_Kavkaz

Да, горы тут — всемодель! Вон и силуэты храмов: пики пира­ мидальные. Нет купола — полукруга, что есть образ небосвода, видный в равнинах Руси иль на плоскогорьях и пустынях исла­ ма. А вертикаль германской кирхи — уже по подобию дерева,

ели, Fichtenbaum’a.

Вон и бытового градоустройства деталь: в подземных пере­ ходах через улицу — магазинчики, кафе, как и в Болгарии.

— Дорожат тут пространством,— Насте говорю, ее наблю­ дения толкуя.— Расширяться-то городу некуда: горы обступа­ ют. Вот и приходится в глубь да в верх расти.

Так же и человеку: в глубь = в душу, в колодец совести. В верх = в культуру, в изобретательность творчества, эстетики и ума-духа: в слово, в песню...

Это равнинному есть куда встороны расширяться под эпицент­ ром-вулканом порождающего народонаселения: новые земли ос­ ваивать, народы в войнах подчинять соседние. Тут добродетели воинские, солдатские. Государство — оно само держится, а люди все —растекаются, клонятся вбок, устремляются вдаль. Так, ходь­ ба трактуется по физике — как непрерывное падание вперед...

А тут воинственность — защитная, втягивающаяся, вбираю­ щаяся — в башню, в крепость, в дом-башню сванскую.

Да и блюдо хачапури, что вчера в подвальчике на проспекте Руставели мы ели,— есть крепость лепешки с жижей-жизнью внутри: яйцо в сыре плавает, как озеро в берегах. И все искусст­ во — так есть эту «ватрушку », чтобы обрезать стены городские из хлеба и макать эти кирпичи в гущу жизни внутри, умудряясь не расплескать, не выдать-вылить жизнь наружу, надрезав брешь-проход-туннель.

Грузин тоже не самодержится, а на-родом держится, как стенами: имеет стыд и уклад и ориентирован на суд и взгляд его поведения со стороны рода и села и памяти прошлого. Грузин подобен такому хачапури: жижа жизни в стенах крепости: одет нарядно, вышколен, глядит воинственно, а в душе — чувствите­ лен, раним... Вон Настя поразилась, как непрерывно плачут ви­ тязи в поэме Руставели, слезоточивы...

И если на стих русского, Лермонтова: «бежали робкие гру­ зины » отозваться, то тут — увы!— даже наш любитель Кавказа,

41

*§[ по русской модели поля Бородина храбрость оценивает. А ведь они не «бежали », но свивались, укрывались в горы, которые —

gих космос и стены и дом, что бережет их именно, но ощерен

^навстречу равнинному пришельцу...

Ився работа русского духа — в векторе поравнения всего, нивелировки различий: и горы снести, и леса пережечь (как во владение Кавказом вступали в XIX в., изгоняя Шамиля), и со­ весть и память грузин, стыд перед своими, ближними — выжечь, отдалив их и разбросав.

Так и Сталин: потому мог явить собой сатанинскую безудер­ жность бессовестности, что есть грузин вне Грузии, вне умеря­ ющей структуры Космоса и Этоса национального, и распоясал­ ся так, как ни русский в России, ни грузин в Грузии не мог бы себе позволить.

Именно интернационализм разгульный и есть шествие Анти­ христа, нивелирующего натуральные этосы (нравственность)...

Хотя и христианство тоже нивелирует их же, рождая вместо природной этики Земли, ее особенного склада,— равенство всех перед Небом.

Как Ванико мне объяснял: у Сталина была именно отмстительность бастарда, недоноска и недотепы, по меркам грузин­ ского Космоса (мать — б..., отец — приемный, сапожник; а ис­ тинный — дворянин какой-то); потому пуще всего расправе грузин подвергал, хотя русские думают, что наоборот: им-то, своим,— наверное, привилегии!..

В 1917-1921 гг. Грузия, оказывается, была независимым го­ сударством, и на ее присоединении к России настояли Сталин

иОрджоникидзе: ибо иначе они там никого бы не представляли, как и финка Коллонтай одна была против предоставления неза­ висимости Финляндии.

Авообще-то присоединение Грузии именно к России — наи­ меньшее для нее зло, раз уж не выстоять ей независимым госу­ дарством рядом с Турцией и Ираном, монголами... Эти все — поближе, по-свойски и лютее. А русский царь, Москва — дале­ ко, не так сюда ее руки доходят, на периферию власти, на выдо­ хе уже силы. И в то же время уберегают от рядом облизываю­ щихся шакалов-турок, лис-персов... Это им не повезло со

42

Сталиным, Джугашвили — своим, отмстителем. А так бы, под Русью, и неплохо им: и христиане, и духовность оттуда, и защи­ та кесарева, так что сами на воинство («кшатризм ») могут не тратить сил впустую (как русские), а предаться созерцанию цен­ ностей материальных (как вайшьи) и духовных (как брахманы).

Да! Еще один слив в долину Грузии ныне происходит — ци­ вилизации западной, европейской, модерной: наука, интеллект, модная экипировка, сексуальная революция, автомашины соб­ ственные! Гонор быть «европейцами »у нас!.. И это нашествие — почище монгольского: вырезает национальную субстанцию, хотя кажется, что — безболезненно.

Вон читал повесть Гурама Панджикидзе «Год активного солн­ ца » (ишь, как названа супермодно!) в 11 номере «Лит. Грузии »за 1979 г. Там герой — доктор наук молодой, с машиной, семьи не заводит, любовница — отошнела, курит, думает о самоубийстве, ибо и науку-то не любит: не творец в ней, а именно начитан, образован-воспитан: «знай, мол, наших!» Субстанция абсолют­ но ценная это было в Грузии: чадородие, род, а с ними и любовь, и совесть, и смысл жизни. А эти, интеллигентные нынешние, ее от себя, пуповину, отрезав, презрев (в бунте против «демогра­ фического взрыва » и как адепты «сексуальной революции »), остались — как рыбы на песке, полудыханные, импотентные...

Трудно им...

И вот нравственная проблема острейшая: ввязываться или не ввязываться: оставить все, как есть и идет, мудрым природно­ привычным распорядком?.. Эта проблема — и для Дата Туташхия (героя романа Амиреджиби), что благость восточного Дао, недеяния, для Грузии усваивает — после своего отчаянного вмешиванья во все, в духе экзистенциального нравственного дей­ ствия из чистого императива свободы и этики: «без надежды на успех ». Она же — и для молодого следователя из той же повес­ ти Гурама Панджикидзе: перетряхивать старое дело или нет? Ведь, как обвал в горах, если вытянуть камешек, пойдет... Да как змею одну вытянуть из клубка?.. Стоит ли? Все уже успокои­ лись. Всякое шевеление — к худшему ведет... Вот ты, интелли­ гент- «брахман »: сумей жить свободно сам, не шевеля других, не мешая мудрости- «дхарме» вайшьев, природно-животно-коры-

43

стной и подлой даже, но тоже мудрой, в целом (по природномуVS то и по горному этосу), организованности, космичности.

g Итак: быть сводом меж эллинством языческим, христиан- ^ ством, российством, исламом в двух вариантах: утонченно-пер- VS сидском и тюркском; меж Индией, арийством и Востоком, дао... — и плюс европеизм современный!.. Большая тут каша за­

варена историей и культурой всемирной!..

Историософия fppuu

23.111.80. Задумался над стилем некрологов в газете «Вечер­ ний Тбилиси » от 21.III.: «А.К., И.И., Г.Д., Л.В., Т.Г., И.Г., Т.Г.,

Т.Г., Аракишвили, Р.К. Санадзе, Д.М.Кахана, Л.С.Кипиани, Н.Е., Ш.Д., Т.С. Аракишвили с семьями извещают о смерти мужа, отца, сына, брата, шурина, деверя и племянника Игоря Георгиевича Аракишвили...»

Какая вплетенность в сеть людей, облепленность отношени­ ями перед ними! Не шевельнуться — чтоб не отразилось это на членах рода. Сколько тяжей и нитей — и ожиданий от тебя с их стороны должных поступков! И эти отношения важнее ролей социальных: чин, должность и проч., к перечислению которых мы привыкли в русских некрологах: «Дирекция, парт., проф., и коме. Организации Института...» — вот человеку родственники по социуму: не по крови, а по работе, товарищи-сотрудники. И не о том, что он «деверь » и «шурин » сообщат, а что «научный со­ трудник», «профессор» и проч.

Народ и общество! В Грузии крепок на-род, и из него — об­ щество, общественное мненье... А в России — государство, и из него общество. И потому самый минусовый в Грузии, безрод­ ный, пригульный Джугашвили мог стать первым, Сталиным (от «сталь » = Труд) в России.

Вот и в Историческом музее вчера характерную трактовку Св. Георгия, патрона Грузии, узнал. Его возводили сначала к язы­ ческому патриархальному богу плодородия — и с фаллом тор­ чащим его статуэтка; затем в нем — атрибут воина, и наконец — христианский святой, поражающий дракона. Не помнится он как мученик; копье же = фалл, да и дракон — это одновременно

44

и фалл=змей, и женское влагалище=горло. Так что Св. Геор­ гий — это Христос с фаллом, такой тут национальный образ бога.

И читая Отара Чиладзе роман «Шел по дороге человек », пора­ жаюсь мифологической родовой энергии. Нет Неба и духа, и сво­ боды. Нет и общества, и истории, и ролей социальных. Но есть Судьба и пол, и кровь — и все они индивидуально-ипостасны. Человек, существо всякое — предопределены: варианты схожде­ ний, порождений — вот в чем здесь разнообразие судеб, а не в общественно-исторических возрастаниях и деяниях персонажей.

Искусство жить под игом было в истории и у болгар, и у грузин. Не в государство вливая сок и суть народа, а в иные кана­ лы бытия. Ибо безнадежно скучна пространственная история: расширились — сузились, снова расширились — опять потеряли такие-то земли... Но нравственный уровень деяний людей, и дея­ телей исторических, в том числе, оказывается более памятным тут, нежели заслуги или неудачи в строительстве государства.

Вот, к примеру, что памятуется в Грузии, входит всубстанцию ее истории. Когда выдали заговорщиков-князей и отвезли к мон­ гольскому нойону в Ани, их посадили под палящим солнцем, что­ бы такой пыткой заставить их признаться... — тогда «Цотне Дадиани, который случайно избежал ареста, узнав о судьбе своих соратников, отправился в Ани. Он решил добровольно разделить их горькую судьбу: Цотне обнаженный сел на той же площади, где валялись на солнце его связанные товарищи. Когда удивлен­ ные неожиданным поступком Цотне допросили его, он заявил: мои товарищи невинны, и если можно наказывать невинных, то пусть и я буду наказан вместе с ними. Его рыцарский поступок произвел неотразимое впечатление на монголов, и грузины, несу­ щие наказание, были освобождены »(см. учебник: «История Грузии»,с. 120 — про «Заговор в Кохтастави »).

Итак, рыцарский акт жертвы «за други своя » (как и в «Ви­ тязе в тигровой шкуре ») — и враги тоже великодушны оказы­ ваются, чувствительны на такое... Вот христианство в действии личном, а не в «торжестве православия» как церкви и силы...

В Грузии ценится мнение народное, репутация рода, и честь здесь важнее славы, как признания социально-государствен­ ного, из этой шкалы ценностей. Не на скрижалях истории госу-

45

С&

увеличение России. И Годунов... Прощается тут безнравственность и то,

что выродок ты,— за служение отечеству... И Николай Палкин...

46

стремления dahin!8 к эфемерному идеалу здесь опасна уничто­ жением на-рода и при-роды, как основных живых ценностейсущностей. Русское «Все переменить! Все переделать на новый лад!» — тут равносильно бы самовыкорчевыванию.

Потому и нравственный герой Дата Туташхия в итоге прихо­ дит к принципу воздержания от деяния, от вмешательства в по­ рядок вещей и дел. Экзистенциальный ареал — вот куда дея­ тельности духовно и нравственно активных грузин свойственно направляться: сумей развивать себя, наружно не многое меняя в мире вещном, политическом...

Итак: горы — и народ. Свободная от внешне-политических притязаний и амбиций, энергия народа уходит в землю, в ее возделыванье и во внутрь себя, в самокультивированье, в творче­ ство красоты. Оттого-то Миф тут важнее Логоса и внятнее. Сказ­ ка, чудо, волшебство больше говорят здешнему уму-разуму, нежели сухой рассудок и отвлеченная идея прогресса. «Про­ гресс » — это латинское слово означает буквально «шагание впе­ ред», линейное. Но куда в горах линейно двигаться? Тут — объемное, и не движение, а пребывание. Трехмерности некуда двигаться. Ей лишь — пребывать. Это точке на линии — есть, куда... Но грузин не ощущает себя точкой, а свою страну — ли­ нией, даже плоскостью = «территорией». Но сам он — пик= фалл, а страна — долина=вагина. Они — приросши друг к дру­ гу, и иного им не надо. Нет неудовлетворенности... Грузин не только «с частью »= счастлив, но — при Целом.

Да, вся история в Грузии и политика — это защита, оборона своего Целого — как извечного. Она не становится, как Россия, за ход истории: от Киева через Москву, в Питер и Сибирь, Вла- ди-Кавказ и Влади-Восток... А тут сразу — данность жития каж­ дого на своем месте: без переселений и отношений. Нет у жителя Абхазии иль Вани отношения к жителю долины Алазани; живут сами по себе, не грабя и не сбирая дани9, да и мало обмениваясь: все у каждого — при себе, вертикально.

сводок военных действий между Грузией и Абхазией!— 10.XII.92.

47

48

Космос при-'СУТ'ст&ия

24.111.80. Сама походка грузин в Тбилиси — медленная, на­ слаждающаяся каждым шагом, свидетельствует о том, что они — при себе, присутствуют в бытии, при сути пребывают, в удов­ летворении и исполнении; что для них «все здесь и теперь» (что есть принцип эллинства); и Мамардашвили, грузин-философ, это со вкусом и проникновенно развивал.

Русских же походка в городе — стремительна (летят сломя голову, как угорелые; они — в отСУГствии перманентно пребы­ вают): для них все не здесь, а где-то в дали, куда их манит и страгивает с мест.

И потому так противокосмосно в Тбилиси ощущается стре­ мительный бег и рев озверелых машин, некий американизм, из­ гоняющий людей и благодушный их променад по проспекту Ру­ ставели. Они срезают, автомобили, пуповинную связь грузин с землей и ввергают их, бескорневых, в лихорадку.

Зачем им, в горах, автомобили? Они ж для равнин. Ради них — срезают горы, пролагают прямые дороги, и начинают служить грузины прямой линии, которая так противоесте­ ственна в их космосе гор и вьющихся рек, витиеватых бесед и тостов.

А вместе с прямой линией — и принцип экономии времени, который так чужд тут. Грузин не торопится, некуда ему спе­ шить, ибо он — при себе, все ценное в бытии целиком здесь и теперь для него, так что его задача — не пробежать скорее сию секунду, час, день, год существования, чтоб и не заметить их, а, напротив, удлинить их, провести как можно заметнее, весомее, вдумчивее и чувственнее.

Если русский поэт скажет о блаженстве:

И сладко жизни быстротечной Над нами пролетала тень.

(Тютчев )

— о нечувствительности существования мечтая, об эфирности его,— то не родно такое здесь. Потому на Руси, из подсечки низа, из съемности его, неустойчивости, страна — космодром:

49