Gachev_G_Natsionalnye_obrazy_mira_Kavkaz
.pdfv |
На Руси постоянное смешение ремесел: пироги начинает печь |
|
сапожник, и горожан-шефов руководители сгоняют на картош- |
gку в деревню, откуда в это же время колхозники едут в город на трудовые совещания и многоглаголание по принятию обяза-
VS тельств, каждый раз новых... Обязательства — вместо обязан ностей. Обязательства — каждый раз заново и беспамятно, из свободы, на СВЕТЕР слова пускают. А обязанность = долг, крепь старая, горная.
На Руси и в этом — космос открытости, а в Грузии — космос завершенности и исполнения. Вон даже в предисловии к отрыв кам из Руставели в Антологии мировой философии именно эти слова употреблены: «Основа природного единства неба и зем ли — Бог, понимаемый как полнота всего сущего » («Антология мировой философии ». Т. I., М., Мысль, 1969, с. 669). Единство и гармония Духа и Природы тут: Бог не трансцендентен Природе и Жизни. Отсюда: не нужен аскетизм, и космос здесь — радости...
Насколько важно исполнение заведенного не нами, но деда ми (древность и крепь тем самым своего народа и рода и страны я уважу, если соблюду,— и значит, честь свою, субстанцию ду ховную), видно из случая, рассказанного Церетели, когда даже благотворение князя деревне, как прецедент нарушения сферы его действия и сферы общины,— приводит к бунту. «В одной из крестьянских семей, принадлежавших Сико Церетели, перемер ли все взрослые и осталась одна только бесприютная дочь. Сико взял ее в прислуги. Деревня возмутилась и послала князю ска зать: «Земля ваша, дымом вы можете распоряжаться, как вам угодно, но сирота не в вашей воле. Верните ее нам, мы сами о ней позаботимся, выдадим ее замуж». Господин, разумеется, пре небрег этой просьбой... «И тогда крестьяне осадили господский дом, воткнули колья в фундамент, и под страхом, что дом опро кинется и завалит всех, князь согласился и выдал девушку. Но тут взыграли другие Церетели, собрали своих дворян и броси лись в погоню за крестьянами. Догнали. Крестьяне — снова за колья. Старики челом бьют: покончим миром, чтобы кровь не пролилась. Но деву оставили у крестьян. Тогда посоветовали князю прибегнуть к помощи русской власти. И «удивительно, что народ, не отступивший перед хорошо вооруженным конным
170
отрядом дворян, не оказал ни малейшего сопротивления «засе дателю» с двумя казаками. «Что поделаешь!— говорили кресть яне.— Кто силен, тот и прав. Пусть враг делает с нами, что хочет, но у себя, среди своих, мы и сами не станем ломать наш обычай и другим не позволим».
Тут та же установка сознания (термин Узнадзе-психолога применяя), как и в поэме Пшавелы «Гость и Хозяин»: простран ство Дома (здесь — Села, Общины) одному закону подчинено — самочинности, а пространство снаружи правится другим: Общи- на-Род-Село в поэме Пшавелы, а тут — Государство российс кое, с его отчужденным правом и законом.
Эта трансцендентность внутреннего и внешнего пространства существования напоминает германское разделение на Haus и Raum, на «дом» и «жизненное пространство», на «Я» и «Не-Я» Фихтево, на Шопенгауро-Кантово разделение мира как Воли, разума практического, свободы,— и мира как Представления, явления...
Нечто подобное этому чудится мне и в половом разделении работ мужских и женских, так что когда ребенок Церетели стал сучить пряжу, мамка в ужасе крикнула: «Горе мне, горе! Что вы натворили? Это лее грех, большой грех! Разве можно вам брать ся за женскую работу? »Женский Логос тут рассудочен, на уров не «мира как представления » работает, мужской же — интуи тивен, умозрит идеи, ноумены, и в зоне чести, мира как свободы и воли — работает. К Богу ближе, к Абсолюту.
Кстати, и фонетика стихий являет нам различие между гру зинскими и русскими наименованиями высших понятий. «Бог», по-грузински,— «Хмэрти», почти как «Смерть» — вязыке рус ском. Еще «Упхали»= «упали» — вниз: падение, грех обознача ется подобной звучностью на Руси. «Царь »же по-грузински — «Мэтэ », почти как «Мати » — Матерь, что есть нежное, как лю бовь. Так что «Царь есть Любовь » (перефразируя новозаветное «Бог есть Любовь »), по-грузински, а не грозность, как на Руси. Родственная же слову «царь »звучность — в «каци » = человек, мужчина (откуда в звательном падеже известное всем обраще ние «кацо »). Человек тут — царь: честь и чувство достоинства. Нет смирения перед властями. И Церетели вспоминает, какой
171
ужас обуял его, когда в школе русской розги применяли и гото ва вились к нему применить!— он готов был с собой покончить от g бесчестья. А родители, уж смиренные русским законом, так его
^успокаивали: «Иди, что поделаешь! Пусть посекут. Не тебя одного, всех секут. (Уже вполне по нормам русского Логоса аргу ментация: от всеобщего, которое правомочно утоплять единич ное, права меньшинства, «я». Атак ли рассуждал Хозяин Джохола перед лицом большинства его деревни? В своем «я » он чуял высший закон, бога.— Г.Г.). Потерпи, примирись, привык нешь — и выйдет из тебя настоящий человек. Так уж у них (опять:
вчужом пространстве, вне Грузии.— Г.Г.) заведено; без этого, видно, не обойтись...»
Разность грузинского и русского психо-логосов проступает и в следующем рассказе Церетели: «Сын Григора Церетели, отец Нестора Церетели, Димитрий, воспитывался в России. Вскоре после возвращения он женился на богатой наследнице Нижарадзе из деревни Опшиквити. Нижарадзе призятили Димитрия,
ион принялся у них хозяйничать.Однажды ночью кто-то заст релил его во время сна. В убийстве заподозрили родственников жены, как ближайших наследников; их арестовали, многих осу дили, иных сгноили в тюрьме, иных выслали в Сибирь.
Прошло пятьдесят лет. И вот какой-то старый крестьянин из той же деревни перед смертью покаялся всенародно: «Я был дворовым Димитрия Церетели. Однажды наши буйволы оста лись на ночь на воле, и господин приказал поставить их в загон. Мы, конечно, отказались: не наше, мол, дело, мы не пастухи. Господин разгневался и крикнул: «Знать ничего не хочу »Делай те, что приказано!» Обидным показалось нам такое обращение,
имы сговорились его убить. Кинули жребий, жребий достался мне. В ту же ночь я подкрался к окошку, увидел, что князь спит,
ивыстрелил...»
Русский воспитанник князь Димитрий, во-первых, уж сам не по грузинским правилам стал жизнь свою играть: женился из корысти, орать-приказывать-начальствовать начал... Соответ ственно, и закон русский, разбирая это дело, предположил, как самоочевидный, мотив корысти (а не чести), и на его основе упек невинных... На самом же деле тут мотив чести и высшего, Бо-
172
жеского права действовал: крестьяне чувствовали себя, карая князя, исполнителями древлего благочестия, как и Хозяин Джохола, охраняя от разумных доводов села и корысти их, безрас судно защищая врага народа, ибо вДому он! Так и князь вторич но нарушил грузинский принцип: учинив вселенскую русскую смазь из должностей и работ, и заставив дворовых исполнять чужую работу — пастухов. Хоть и из интересов хозяйства и ко рысти его и имело бы смысл объявить аврал и свистать всех на верх: «навались, братцы!» — но устои этические для крестьян важнее экономических стимулов: на субстанцию Грузии поку сился князь Димитрий, на четкое разделение между горой и до линой, решив засыпать их разность в душах людей как не знача щую: невидима ведь! Все — человеки! И пекари имеют руки и ноги — как и пастухи! Ну, бегите, работайте!.. Все внизу — рав ны! Все — равно. Логос равнины... И сверху руководить надо — безразличными... Приказывать им, своего сомысла не имеющим...
А всенародное покаяние этого крестьянина напомнило мне покаяние убийцы Ильи Чавчавадзе: прошло с 1907 года уже по чти 30 лет, и объявился, сам признался. И хотя Илья Чавчавад зе — всенародная гордость Грузии, а этот, по трудам его перед народом,— ничтожество, преступник даже,— оценен был сам акт покаяния: как акт нравственной свободы; и он не был казнен, а, напротив, почтен. И вспоминаю снова, как в семье Алико Ге гечкори мне, когда узнали, что отец мой — из Болгарии, как дра гоценную семейную реликвию показали фотокарточку 30-х го дов, где они, дети тогда, сняты рядом с Георгием Димитровым в Боржоми, только с Лейпцигского процесса, и, показывая, кто есть кто, объясняли: «вот это — мы с братом, это — сын Берии, вот Димитров, а рядом старик — убийца Ильи Чавчавадзе...». Как знаменитость, гордость... Потом, говорят, в 41-м году, Ста лин его укокошит — по отчужденным законам, но народная эти ка этого не требовала.
Русская розга... В Грузии побоев не знали. «Взрослому дво ровому дадут коленкой под зад или дернут за ус ». Разность-то тоже какая космическая! Розга = растение, отчужденное ору дие. Коленка под зад — это тело к телу (иль рукой за ус). При том — стоя: оба сохраняют достойное человека и плюс — соот-
173
2» ветствующее горному космосу вертикальное положение: лишь скрючат провинного чуть в полушар — ив даль, в горизонтальное движение погонят. А розга требует распластать человека —
^как мать-сыру землю, как равнину, как небытие и непрепятствие, как ничто некое. И сверху его, с вертикали, где власть-царь рас полагается,— унижать, сплющивать, пахать. Розга = нивелиров ка: забить гору, сравнять — в долину.
Линия поведения
10.IV.80. Когда утром ужасный скандал у девочек: какие рей тузы Лариске надевать?— я, пытаясь успокоить их, говорил: все равно, какие! Жаль мне нервишек ваших бедненьких, хрупеньких: прогорают, вспыхивают ни за что...
Ивоистину понял: ни одна вещь не стоит того, чтобы за нее душу полагать: не соизмеримые это ценности. О благодати в пси хее заботиться лишь. А вещи и слова и дела — какие и как при дутся, по случаю...
Вот и мне сейчас прогорание одного дела пришлось пережить: позвонили из «Знания», что не подойдет им моя книжка про «Мышление и Воображение », на сочинение которой я февральмесяц потратил, в иллюзию впав, что социальный заказ на свое творчество получил... Жена смеялась, читая тексты, выходив шие из-под меня, уверенная, что никак не пройдет это в моло дежную серию издательства... А я себе строчил!..
Ну и ладно. Игривую вещь написал — опять же для себя...
Ивообще — лишь под дулом пистолета в издательства иди.
ВИнституте (истории естествознания и техники АН СССР.— 9.VII.86.) решил подобной линии придерживаться: не предлагать своих вещей на Ученый совет или в план издательства «Наука » (как, идя в сектор к Кедрову-академику, первоначально намере вался), а опять затаиться на сколько можно и не доказывать себя.
Илишь когда уж в недоумение введу начальство: что же это, уж 10 лет в Институте и более и никакой продукции!— когда сами погонят меня с рукописями на Мученый совет (нет, лучше так: «на мУченый совет».— 9.VII.86.), тогда, и то — упираясь, по прусь понуро, ибо на муку: рецензентов, редакторов и проч.
174
Еще из Болгарии зам. директора Федоров приехал и переда вал приветы оттуда: видно, произвело впечатление тамошнее ува жение ко мне — и это может поспособствовать моей неприкаса емости тут в Институте. А мне только того и надоть.
Так держа курс свой, я буду наиболее верен пути и дхарме, что именно я открыл как возможную колею проложить в мире нашем, современном,— и веди ее до конца, не сбиваясь вбок, как при соблазнах выйти в свет тебя колебать-мандражить начало.
Вон сегодня Мамарда говорила (продолжал я тогда посещать лекции Мамардашвили по философии в Институте кинематог рафии.— 9.VII.86.), сивилла-пифия Мамарда: что Лютер, как и Сократ, образуют ЖИЗНЬ-ИДЕИ, совершенные формы пути, что вечно моделирующей и объясняющей силой обладают. Если претерпишь до конца и не собьешься, и тебе есть шанс уникаль ный борозду в модусах существования и жанрах мышления про ложить, возможных человеку.
Всоответствии с этой линией поведения я в Институте сегодня промелькнул, как тень,— и через 20 минут «присутствия » исчез: 0 (ноль)--бытие упражнив, тенью имматериальной вучреждении (оно же — от корня «через», т. е. «между», промежуток, а пре тендует на «при-СУГ-ствие»:быть «сутью»!— 9.VII.86.),не oriлотняясь там, не отяжеляясь, не зацепляясь на отношения (какие там отношения с призраком? с одуванчиком!) с начальством и со служивцами,— преимущественно таковое существование!
Скользнул тенью. Наилучше, чтоб забыли вообще о существо вании тебя, не замечали б: тут ты, нет ли?.. С начальством даже легче, чем с сослуживцами, эту мою линию гнуть. Начальство да леко, ему до фени я; а эти близко и видят, и раскусят игру мою: она может показаться им унизительной, как это вИМЛИ (Инсти тут мировой литературы, где я дотоле работал.— 9.VII.86.) назре ло в ожесточении «друзей »на меня.
А вообще-то люди ходят в Институт — просто как в среду обитания, а не на работу. И в связи с этим вспомнилось, как Слав ка, гость, в пасхальное воскресенье у меня сидевший, рассказы вал забавно, как он брату своему, который заболел и на третий день бюллетеня уж собирался выписываться на завод, вдруг подбросил мысль: а куда ты торопишься? Продли... И вот тот на неделю продлил еще, на вторую — и затосковал: не знает, чем
175
*v> |
заняться, как на свободе жить. И говорит: у меня ж кореша там, |
|
и мясная лавка, и любовница — вся жизнь, жизненное гнездо |
|
там. А что мне дома-то делать?.. |
^ |
И вот феномен, характерный для наших условий: работа пре- |
|
вращается в «универжизнь »: там и пайки-заказы продуктовые, |
|
что немаловажно сейчас, когда мало что купишь в вольных мага |
|
зинах. Там и дружества, и адюльтеры, и политические клубы, и |
|
новости, и чаек-кофеек... И меньше всего — чистой работы, |
|
службы отчужденной. То есть, тут симбиоз работы и жизни, |
|
благодаря которому снимается характер отчуждения с места и |
|
пространства-времени работы: там устанавливаются полудомаш- |
|
ние, полусемейные человеческие отношения — как и в доме, и в |
|
полисе малом, как в общине; тут и политические страсти испы |
|
тываются людьми: свалить кого на собрании и проч. И «свет» |
|
тут: заговоры, интриги... |
|
И неясно, кому это более выгодно: советчина ли приспосо |
|
бит жизнь, привьет ее, живую кровь ее вольет в себя и тем по |
|
дольше просуществует,— или жизнь тем размывает жесткость |
|
советской структуры и, обволакивая, потопит?.. |
|
Вобщем-то, конечно, Жизнь натуральная возьмет свое: всо |
|
сет и рассосет со временем советчину. Но и то показательно, что |
|
советчина оказалась настолько мягкой и отзывчивой и подходя |
|
щей на встречу с Жизнью структурой на Руси. |
|
Тут Мамардовы слова вспоминаются: если плохая система, |
|
плохой закон исполняется плохо, то тут еще жить можно. Такова |
|
советчина. А вот если плохой закон исполняется хорошо — там |
|
погибель. Таков фашизм в Германии, который был злым законом- |
|
системой, что исполнялись хорошо. Оттого и прогорел он быстро. |
|
А Славка целую фантасмагорию из жизнеслужбы спроекти |
|
ровал себе написать: например, как в стенгазете обмен опытом |
|
«опасных связей » между сослуживцем и сослуживкой... |
|
Мысли об и сто р и и Грузии |
|
11.IV.80. Грузии и не обязательна национальная независи |
|
мость — в государственной форме. Она тут достаточно хранит |
|
ся — в горной форме: Кавказ ей — царь и хранитель: естествен |
|
ные рубежи и формы предлагает, где ее субстанция при себе |
176
может жить и сохраняться и расцветать — быт, обычай, язык, культуру развивать.
Лишь единожды в своей истории Грузия имела государство полноценное «по мировым стандартам» — при царице Тамар в XII веке. Но она, государственность полноценная, тут вспыхну ла на миг, на век, словно ради того, чтобы произвести нацио нальную Библию — поэму Руставели; чтобы затем уже Грузия имела свои скрижали и свой оплот не досягаемый для полчищ пришельцев; ибо и царя можно казнить, и столицу Тбилиси взять, и полнарода вырезать, но шаири Руставели — не вырезать, как не сравнять и Кавказ — по образцу Иранского плоскогорья...
Как красиво рассудила Мамарда про Элладу: у греков древ них не было единого государства: все в своих микрополисах су ществовали, и единственное «место », где они все встречались,— была «Илиада»! Все остальное — их разъединяло... Но «Илиа ды » было достаточно, чтобы субстанция и идея Греции как ми ровой целостности — жила и продуцировала культуру и смысл, «лица необщье выраженье» эллинов, сплачивала бы их в отли чие от «варваров » — других народов.
Подобное же положение — и в Грузии. 800 лет уже она крелится как целостность — не единым государством (которого она в эти века не имела), и не столицей (которая — проходной торго вый двор для всех наций), и не четким антропосом (ибо нет «гру зина » как этнического типа, но есть: сван, кахетинец, абхаз, хев сур, гуриец и проч.), нет и языка даже единого разговорного (диалекты дробят его), нет даже четких естественных границ: Кавказ в своем лоне содержит не только грузин, но и осетин, и лезгин, и черкесов, и армян...
Но есть единящая всех Библия, Книга народа, общий храм, что именно и только их, в отличие от религии христианства, ко торая тоже не специфически грузинская, но — всехняя. К таким размышлениям пришел я, читая историческую повесть Акакия Церетели «Баши-Ачук» о восстании грузин против персидского владычества шаха Аббаса в середине XVII века. Когда разнопле менные князья тайно сходятся на совет, каждый аргументирует свою позицию стихом-афоризмом из «Витязя...» — добро там на все случаи жизни мудрость припасена. И по этому поводу
Кавказ
1 7 7
автор замечает: «Недаром духовенство жаловалось в старину, что народу «Витязь в тигровой шкуре »милее Евангелия. В течение веков все от мала до велика зачитывались этой книгой: мужчины подражали Тариэлу и Автандилу, девушки стремились уподобиться Нестан и Тинатин, царь и придворные мнили себя Ростеванами и Согратами, слуги следовали примеру Шермадина, а служанки восхищались Асмат».
Изгнав персов из Кахетии, грузины, однако, посылают разъя ренному шаху героев восстания: вельмож-руководителей — на жертву; причем они сами решают идти к дракону в пасть, следуя моделирующему примеру Димитрия Самопожертвователя еще
вконце XIII века,— лишь бы не обрушились отмстительные орды на народ и долину Кахетии. И шах был удовлетворен, срезав верхушку нации, и оставил тело народа, землю, субстанцию Гру зии — в покое.
Невозможно и не нужно такое поведение властителей — в России. Здесь территория страны — равнина — в высшей степе ни беззащитна сама по себе (в отличие от хребтов-стражей Кав каза), и субстанция страны не сохранится без горы государства. Усилием власти Россия хранится в рубежах своих («заставы богатырские »прежде и пограничники ныне). И тут скорее князь или царь полнарода на тот свет отправит, нежели собой пожер твует и уступит и пойдет на поклон; не этической славы самопо жертвователя добивается тут правитель стяжевать (такие, «рох ли», вроде Федора Иоанновича, презираются здесь народом и историей), но славы победителя, как воины в «Слове о полку Игореве » идут в бой искать «себе чести, а князю — славы ». Но и народ тут на такое не ропщет и считает справедливым «за царя, за отечество » — не щадить себя; а царь его не пощадит и с его жертвами считаться не будет, это там точно знают: и в войнах, и
встройках — Петербурга иль иных; тут с затратами человеков и жизней их не считаются. Есть такая версия, что Сергий Радо нежский, в отличие от установившейся легенды, не благослов лял князя Димитрия, будущего «Донского », на сражение с тата рами, полагая, что ханство уже само настолько ослабло, что его гнет сойдет на нет сам собой, и лучше принести требуемую ха ном дань в 5 млн. (чего-то), чем губить лучший сок-цвет мужей
17В
Руси. Но князь не послушался — и совершилось Куликово по боище, где из 400 тысяч русских воинов в живых осталось лишь 40 тысяч; да и выиграна битва была счастливым случаем: переме ной ветра да полком, оставленным в засаде. Да и после победы все равно эти 5 млн. пришлось уплатить хану...
Но зато появилось, чем гордиться: во славу отечества и госу дарства Российского, в скрижали и летописи Истории (а о ней тут особенно заботятся, и миф о «колесе Истории » движущ и в XX столетии) новая запись. И строится из кирпичиков этих Мон- блан-Казбек России, которая не просто географическое, народ ное, природное и культурное понятие, но обязательно царствогосударство, власть, Социум, а не Космос просто иль Психея (душа народная и национальный характер человека) иль Логос (язык и литература).
В Грузии — не та пропорция в ценностях между властью и народом, языком-литературой, бытом-обычаем, нежели в Рос сии. На Кавказе власть смиреннее: перед превосходящими верши нами гор что такое выси человечьей иерархии! Воочию урок сми рения преподается Космосом Социуму. Последний чувствует себя подсобным, не самоцелью, а средством уберегания субстанции страны. Или — для создания ее культуры, как при царице Тамар власть себя под Руставели подложила (не сознательно, конечно, но в итоге, «объективно » — так вышло...).
Кавказ — цитатдель. (Хорошаяопечатка: «цитат-дель» — про цитаты из поэмы напоминает). Грузия в естественной крепо сти заключена, с внутренними отсеками-комнатами, где разно образие народов и условий дает ей энергетический заряд: раз ность потенциалов и обогащение в общении, благодаря чему сама своей субстанцией питаться может, аккумулятор,— и не нуж дается в подзарядке извне: в Эросе-Вражде самоотличения от других стран и народов (как у Гоголя в «Руси-тройке »), что есть проявление «комплексанеполноценности»:когдачеловек-стра- на хорохорится.
Но для России, в ее космосе мало энергийном, где топь и тъматъ-сыра земля и серо небо,— искусственный нужен подо грев-воспламенение: огонь добывать тренйем о зарубеж. Это динамизирует страну и бодрит народ — как коня сонного, мери-
179