Gachev_G_Natsionalnye_obrazy_mira_Kavkaz

2» женского начала: подобно и Афродита — «пеннорожденная », морска Киприда; и русалка — водяная). Стали они жить, как

gмуж с женой. «Вот и говорит муж: «Не хочу я больше жить здесь. (Дивное, противокосмосное желание: грузин-переселенец есть ересь и абсурд!— и мы увидим, что из этого получится.— Г.Г.). Перейдем куда-нибудь в другое царство». Отказывается жена, не хочет. (Жена = долина, опора «здесь »-бытия. Мудра она, а он — исполнитель воли, как и витязи в «Витязе...» — Г.Г.).

Уговорил он ее все же. Перебрались в другое царство, живут». Тут злоключения и начались, испытания ему от царя — ина­ че заберет себе приглянувшуюся ему жену. «Сказала жена: «За

что ты погубил меня, ведь говорила я — не надо ехать ». С помо­ щью ее ума, однако, они выполнили все испытания, а под конец перебросила красавица через реку один свой волос — из него вырос мост с домами, лавками да садами (как Тбилисский ста­ рый мост, «Ослиный »). Вышел туда царь со всеми своими совет­ никами, веселятся, пируют. Потянула красавица волос свой — и рухнул мост, попадали все в воду и утонули.

Освободилось, значит, все царство для них. Мы ждем, что они тут и останутся: «жить-поживать да добра наживать » — по русской-то логике допустимости переселенчества. Ан не тут-то было: «А юноша и его жена пошли себе домой »31. Вот ведь как: не надо нам чужого!— не жизненное это им, грузинам, простран­ ство, как бы ни было оно злачно, а у них — горно и трудно, каменисто, не сытно, хладно. Ибо велико притяжение магнитногасилового поля их Космоса.

Но и вообще думаю: как мы под действием земного тяготения существовать можем, а в невесомости-легкости не можем,— так и нам нужен труд и тяготы нашей жизни, проклятье: в поте лица добывать хлеб и вмуках рожать чад,— ибо то наш противовес вле­ чению на съем в верх, в Небытие, в «Небо »... Так устроен просто наш «антропос », склад натуры: по космосу каждому местному...

Как кораблю нужен груз и даже балласт, чтоб плыть, иначе пере­ вернется, так и человеку — тягота; и «грех » («зло ») = наш киль, разум = нос, а вера = мачта (так преуподоблю древние символы)...

31 Грузинские народные сказки. Тбилиси, 1956. С. 120.

140

Еще вмедитируюсь в приговорки сказочные русские: пир-то там (а не здесь, как в Грузии), «за морем житье не худо ». Пир жизни — чужой: «в чужом пиру похмелье ». «По усам текло (= как по горам), а в рот (= ущелье) не попало ». И в этой детали — космос от-сут-ствия, космос Небытия: не досталось!..

Авот еще архетипическая для грузин сказка — «Земля возьмет свое». (Про нее мне еще в Тбилиси Алико Гегечкори говорил-воспомнил как значительнейшую и моделирующую гру­ зинское сознание). «Жила одна вдова, и был у нее единственный сын. Растет сын и видит, что у всех есть отец (снова Отец в Гру­ зии — проблема и минус.— Г.Г.), только он никого не может назвать отцом. «Отчего у всех есть отец, только у меня его нет? » — спросил он мать. Мать сказала: «Умер твой отец ».— «А что такое — умер? Что он, не придет к нам больше? » — «Он к нам не придет, но мы все пойдем туда, где он,— сказала мать,— никто не избежит смерти ». Юноша сказал: «Я никого не просил

ожизни, но уж если я живу, то не хочу умирать. (Каков силло­ гизм мощный! Вот грузинский Логос где!— Г .Г .) Пойду, найду такое место, где не умирают».

Авот уж и ошибочка: вечную жизнь, опровержение Времени стал мыслить в термине «места », Пространства: пошел в путьдорогу, переселенец... Это бы свойственно так заключить созна­ нию русскому, где даль — «место » Абсолюта... И вот наказан был грузин, взыскующий бессмертия.

Подумал я, кстати, о «пространстве-времени », континууме, где сказки совершаются, их действия и смыслы. Недаром зачин у сказок таков: «Было то или не было — жил один царь...» Тут — тождество Бытия и Небытия, метафизическое «простран­ ство » — обиталище чистых смыслов, идей, зона тождества Бы­ тия и Мышления, преодоления логического запрета: «или-или », «или есть, или нет». А тут — и нет, и есть: смотри-суди-пони- май, какзнаешь-умеешь, на что у тебя слух есть... «Не любо — не слушай, а врать — не мешай », ибо «враки »эти — не «браки »,

апочище истин ваших рассудочных...

Однако продолжим анализ сказки нашей. Силлогизм юноши напомнил мне аналогичный довод в одном стихотворении бол­ гарского поэта Христо Смирненского (перевожу дословно):

141

(ость не по-грузински...

ут у меня сейчас маленький сюжет вышел: позвонил чело­ век — и я его к себе, не подумав, пригласил: Пасха сегод­ ня, мои уехали к деду, я — один. А теперь — пожалел: связался

на разговор, чужую психею принимать, приникать к ней — опас­ но и раздражительно. Так бы тих провел день, дождался своих, а вечером в гости по соседству зашли бы. Ан нет: дернул чорт за язык!.. Эх!

Вот пример антигрузинского рассуждения! «Гость — от Бога », а я отсылаю его по ведомству чорта и соблазна. Так что перестройся на грузинский лад — и будь добр и гостеприимен. Пойди приготовь нам с ним обед, выпивон и закусон.

7.IV.80. И так воистину оказалось: «от Бога гость» мне на вечер был послан — на беседу чудную, тихую, глубокую. С обе­ да до вечера, до приезда моих, мы сидели, ели, пили, потом гуля­ ли — и все думали вместе и говорили.

Но, имея грузинскую уже шкалу в уме, вижу, что не по-гру- зински у нас общение протекало: не ритуально, не индивидуаль-

142

но. Мы вслушивались в мысль друг друга, не торопясь, вникая. Постепенное проникновение во внутрь друг друга и тайное тай­ ных, опрозрачнивание себя и откровение другого. Искренность и открытость. Ну да, это было именно общение, встреча лица с душой, тогда как грузинское гостеприимство есть не общение, а исполнение обоими ритуальных ролей: Гость и Хозяин.

Кстати, как раз это подтверждает и поэма Пшавелы такого же названия: Хозяин не вслушивается в пришельца как в челове­ ка, личность и судьбу: это его не касается; тот — Гость, и все тут! Имя нарицательное, функция бытия; собственное ж имя, лич­ ность означающее, тут не важно, без знамения. Хозяину (он тоже ролью означен) и не интересна эмпирия жизни и взгляды и чем жив ЭТОТ человек,— не об этом разговор, но отвлеченно-роле- вой: о благе вообще и прочем, как тамадизм велит. Если бы Хозяин Джохола интересовался неповторимостью этого человека, он бы и раскусил его пораньше и не влип бы так,—но и не стал бы траги­ ческим героем взащите Абсолюта от людских относительностей.

И то, что он не видит ЭТОГО человека: его нрава, лукавства и проч.— делает ему честь: в возвышенном он обитает, им жив и не замечает важных на мелком уровне деталей. Так, вдзен-буддиз- ме есть притча про ученика, который перестал отличать жеребца от кобылы; узнав об этом, его Учитель восхитился: так вот какой ступени совершенства, значит, достиг его ученик! Перестав вос­ принимать то очевидное и ближайшее, что бросается в глаза всем людям здравого смысла, тот, жертвой этого, обрел зрение ве­ щей и идей, тем всем не видимых, и среди них живет...

Да, не было у меня гостеприимства в том смысле, как гово­ рят: «надо уметь принять гостя!» — явить себя и ритуал испол­ нить пышный: устроить ему ПРИЕМ — как дипломатический...

Не ПРИнимал, а Понимал я гостя — и ему на понятие открывал себя, отдавался, так что это он прием мне устроил, гость прини­ мал хозяина — в беседе умной, душевной, при застолье бедном: картошки я сварил в мундире (что на днях из деревни привез, из погреба своего); зато — хорошая, рассыпчатая. Четвертинку от­

143

^готовить; если картошки и грибов наготовим — не пропадем на

следующий год-зиму, даже если не будет еды в магазинах или g попрут меня из Института.

^ Так вот: это был племянник моего друга Ю., Слава. 26 лет ему. Духа взыскует, читает, пописывает. Бежать из семьи к духу или в семью к духу?— об этом начали толковать. Пожалуй, в наших условиях, скорее, в семью надо за духом тонким идти. Это в прошлые времена, когда семьи были мощные незыблемос­ ти и крепости животноплотского, бездуховного существования, человеку духовной жизни повелевалось: «да оставит человек отца и мать, жену и детей и идет за Мной »,— учил Христос. Семья тогда была сильней государства и была первым врагом чистой жизни во духе, как ныне корыстное производство и потребле­ ние. В наше же время семья несчастна, как и дети,— и именно там возможно возрождение духа Любви, которая есть Бог, и излияние его оттуда на общество. В семье живое первообщество можно на новых началах создать живую церковь: тут душевная работа всех над собой и другими, и уступчивость, и понимание, и любовь именно к личности друг друга и ее развитие. Тут — об­ ласть духовного творчества, канал облаготворения мира. Так что надо очажок этот и свечечку растепливать, растапливать усер­ дием чувства и внимания и понимания душоночек трепетных, с кем живешь, ангелочков-детушек, да и бедных взрослых и ста­ рых, кто тоже д^ти были... А сейчас они — дети у Бога, хоть и старенькие, на человечий век...

В духовной жизни важнее всего не чтение, а собственный опыт дум, исканий, ошибок, страданий — его наживать.

— Вот я слушаю Мамардашвили,— рассказываю ему,— и студентики 20-ти лет слушают. Но мне текст льется — как род­ ной и из меня как будто, ибо перемучился я сам проблемами философскими и в тупики заходил, из которых этот мне помога­ ет выйти; и я рад и узнаю, и ликую: вот это да! Вот это воистину выход из тупика проблемы! А они — просто записывают, им тут тупик и не виден, пропасть не ощутима, которую он только что осторожно по карнизу прошел...

Так что духовный опыт каждого, путь восшествия к уразу­ мению Истины важен, и его надо заносить-писать. Это я ему

144

советую. Он ждет, пока установится его жизнь: тогда станет чи- тать-писать-мыслить. А я ему говорю: не надо дело Абсолюта ставить в зависимость от условий, но прямо сразу, сегодня начи­ най. Вооружись бумажкой и ручкой, как щитом и мечом, и с ними будешь как воин-рыцарь, сражающийся с жизнью. Так я себя чувствую. И тогда ты — всегда при себе и своем труде: в вагоне, на нарах, в бессоннице... И не надо спешить разрешать ситуации сложные: чем дольше в них сумеешь выстоять, не раз­ рубая,— тем для духа и ума плодотворнее.

—Трудно это: хочется скорее устояться.

—Устоишься — успокоишься — и мыслить-писать переста­ нет тянуть. Мысли, слова — из страдания рождаются, как наше подручное средство их преодоления.

Еще идея у него интересная:

—А если промыслить жизнь человека как завершенную, путь пройденный,— много из этого, наверное, себе извлечешь?..

—Это можно: Толстого, например, дневники, путь... Это читайте.

—Нет, не то: человека нынешнего, живого...

—А кто ж откроется?

—Да даже мать мою хочу так промыслить: она вот уехала за границу — и, значит, завершилась ее жизнь-путь-облик для меня. Вот и промыслить это...

—О, это — прямо как художественная задача! Живое, теку­

щее еще — взвидеть как завершенное, под его модусом-соусом!.. Перед выходом погулять я подозвал его к машинке и показал конец вчерашней записи: «Это про Вас...» Хотя колебался: пока­ зать ли? А потом решил: надо ему этим образчик мышления на ходу,

без отрыва от производства существования,—дать. И говорю:

— Вот видите, воистину Вас — гостя Бог послал: и мне хоро-

шо-интересно, и Вам, наверное.

—Хорошо, если и Вам...

Апотом, на улице уже, он сказал:

—Была у меня идея: вот если бы магнитофон-запись под­ ключить к мозгу и душе и ловить все мысли, шевеления чувств?..

—О, над этим я и бьюсь всю жизнь: как на месте «преступле­ ния », на корню свою мысль-чувство схватывать?.. Но потонешь —

145

"Продолжение сказки

Однако влипаю я в здешне-жизненное и личное — и предаю размышление о Грузии. Откинем наваждение, засос ме­ лочных эмпирико-ситуационных соображений, верчений жиз­ ненных помыслов,— и в высь воспарим, где идеи и архетипы

народные обитают.

Итак, мы прервали сказку о юноше, пошедшем искать место, где смерти нет. Приходит в поле, там видит — Олень; когда до­ растут рога мои до неба, тогда умру,— говорит. Потом видит далее — Ворон над ущельем перья свои щиплет: когда заполню ущелье пером своим — тогда умру. И все предлагают остаться с ними. Но это не то все: не долголетия, но бессмертия взыскует душа. И вот приходит в замок, там красавица, он к ней — на вид ей 15 лет. «Нет, я создана в первый день творения мира. Меня зовут «Красой », и я никогда не буду старой и никогда не умру. (Прямо Платон будто тут помог сказать! Она — не «красавица », а «Красота» сама, идея-сущность всех красот. И таковая не вя­ нет, не стареет, не умрет. Как красиво толкует А.Ф. Лосев, поня­ тие платоновской ИДЕИ: вода замерзает и кипит, а ИДЕЯ Воды — не замерзает и не кипит.— Г.Г.). Ты бы мог остаться со мной навсегда, но ты сам не захочешь — земля позовет тебя ».

Вслушаемся: тут же две противоположные причины спаре­ ны! «Ты сам не захочешь быть бессмертным » — это из Свободы,

146

тогда как «Земля позовет тебя, возьмет свое » — это из Необхо­ димости, из природы моей вещественной: прах я и в прах возвращуся... И вот для грузинского Логоса характерно, возможно это спаривание рассуждения по Природе-Необходимости (сфе­ ра «чистого, теоретического Разума », по Канту) и по ЛичностиСвободе (сфера «практического Разума », а они — несходимы, неисповедимы взаимно, по Канту): через запятую тут: «Земля возьмет свое, ты сам не захочешь быть бессмертным ».

Приходит на ум и другая сказка: «Да, нет, никогда » — такое повелел царь отыскать охотнику. Девица-оборотень-птица его научила: на венике в царство умерших перенесла, потом через море, через огонь, все стихии нанизав (земля, вода, огонь и воз­ дух на веник = птица крылатая). Он встретил палку и принес. Палка стала царя бить, и охотник его спрашивает: «Хватит с тебя?» — «Да».— «Может, еще хочешь?» — «Нет».— «Будешь еще отнимать от меня жену? » — «Никогда ».

Какая гносеологическая сказка! Немыслимый клубок проти­ воречия и взаимоисключения (что задан в заглавии) развила-раз- решила, но как!? Представив вещи и слова — не как тверди и самосущности, но как ответы на пустоты-проблемы-вопросы под ними; тогда горы = на дырах недр кожа. Это же целая возмож­ ная философская система!.. Только эту полость во всем надо иметь в виду и твердям не придавать конечного значения, а лишь ситуационный свод ответов на вопросы в них усматривать...

Философический, игровой Логос у грузин!.. Когда меня ар­ мянка одна спросила, кто способнее к философии: грузины или армяне?— я ответил: грузины. У армян не хватает легко­ мыслия, игры, игрового отношения к Бытию, что необходимо для философствующего ума. Они слишком прагматичны и ко­ рыстно смотрят на все. А философия — это в той же степени глубина (чем гордятся справедливо армяне в себе), как и лег­ кость-летучесть, парение, что присуще грузинам. Глубина фи­ лософии — высотна... Без щита игры не подступишься к Аб­ солюту. Платон и Сократ дурачат и морочат — в самом глубокомыслии.

Да ведь и тот же самый ответ женщины-Красы в сказке, что Кантов рассудок во мне протрактовал как противоречие, может

147

148

«Модели » эти характерны для грузинского горного космоса: время измеряется рогами до неба и пухом до земли = по вертика­ ли, заполнением пустот: пока заполнится бытие — исполнятся сроки. (Космос Полноты и завершения в этом). Причем пух = это воз-дух, птичность, что присуще Небу; и вот пух — вниз, в ущелье-долину: это значит — Небо в Землю взойдет пока. А ро­ га в небо = это Земля взойдет на Небо: Вавилонский столп, погрузински. Ю ГИ ведь — ГОРЫ! (Переставьте буквы!). Да и два живых существа тут взяты основные для Грузии: олень — пер­ воживотное Кавказа (варианты: тур, коза, лань), это мать-земля кормящая и рогами= горами в небо упирающаяся. Жизнь — вверх. А ворон — это Смерть вниз: чернь с неба. Олень = благо снизу, а ворон = зло с неба. Так что не выступает Небо в Грузии абсо­ лютным обликом Блага, и потому возможен народный богобо­ рец против Неба: Амиран-Прометей... Но о нем мы попозже про­ мыслим. ..

Уточню: везде, конечно, ворон — символ смерти и с неба он. Но тут важно, что он именно в паре с оленем, кто есть «Да!» Земли в нашем существовании, а ворон есть как бы «Нет!» Неба — как великий отказ-наказ от Бога: отворот его лика, из­ гнание из рая; там, в библейском мифе,— херувим с мечом-лу­ чом солнечным, а тут он во чернокрылье ворона нам облекается, луч этот и меч: Логос-сказ Смерти...

И возвратился юноша наш в родные места, «но не нашел ни родных, ни знакомых. Спрашивает людей о матери, но никто даже не слышал о ней... Бродит юноша один. (Вот — одиноче­ ство и личность когда появляются, а с ними — мука рефлексии и самосознания себя ничтожной частицей-пылинкой в мире. Паскалево мироощущение — Г.Г.). Заскучал он. (Обычное на Руси состояние, даже на правах болезни душевной. «Душа скор­ бит!» — исповедуется Борис Годунов. «Тоска, тоска!» — Евге­ ний Онегин. «И скучно и грустно, и некому руку подать ». Тако­ го вынести грузин не может: состояния одинокой, как перст, личности. А ведь туда, на Кавказ, забросил Лермонтов одиноко­ го и бессмертного Демона — как Дэва, «но с русскою душой...» — Г.Г.). Пришел на то место, где стоял когда-то его дом, и нашел только развалины, что поросли порыжелым уже мхом. Вспом-

149