Алиев С. М. - История Ирана. XX век - 2004 (текст поверх изображения)

ное сближение его с Закавказьем и могло бы быть использовано для проведения реформ и улучшений. До настоящего времени мы о них много говорили, но фактическое осуществление их всегда отклоняли от себя и поручали то бельгийцам, то французам и т. д. Мы как будто не доверяли своим силам и боялись прямого вмешательства. Между тем нельзя же сравнивать Закавказье с положением Персии, которая еще через много лет не получит ничего подобного; при таком порядке мы могли бы дать немало добрых советов, тем более что наибольшие аналогии для Азербайджана дает именно Закавказье, а не Алжир, Конго или Куба.

Что касается боязни "вмешательства", то раз мы широко допускали его с нашими покровительствуемыми и т. д., нечего было опасаться его и в интересах реформ и справедливости.

Наконец, если прежде мы естественно прятались за "нейтральных", а в конце концов тормозили их работу, то теперь, если нам действительно удастся сблизиться с персидским народом, мы можем открыто выступать в качестве советчиков. Не добиваясь сразу прямого участия в реформах, мы могли бы прикомандировать к нашим консульствам опытных людей, знающих административные и земельные вопросы, для известной агитации и для направления общественной мысли. Мы действовали бы не прямо, преподнося реформу сверху, а снизу, стремясь пробудить интерес к реформам и требование их. Если бы наши агенты приобрели к себе такое доверие, какое приобрели некоторые немецкие агенты вроде Шюнемана, вероятно, не было бы препятствий к принятию их и формально на персидскую службу.

По отношению к России имеется еще немало предрассудков, и сразу их не победить, но если персы убедятся, что мы действительно за реформы, что мы знаем больше их, что мы хотим не благодетельствовать, а помочь, что мы не набираем спекулятивных концессий, а хотим поднятия экономической жизни страны, не исключая из нее участия населения, многое станет осуществляться гораздо легче.

Я повторяю лишь свою старую формулу: "Азербайджан должен быть опытным полем", на котором мы можем произвести первые опыты нашей новой политики» [150].

Секретную телеграмму в Петроград с предложением об автономии для курдов Ирана и Сулеймании (Азиатской Турции) В. Минорский отправил в феврале 1917 г. В ней, в частности,

говорилось: «Сулеймания - главный очаг курдской письменности. Сулейманийцы языком и происхождением тесно связаны с курдами Соуджбулага (ныне Мехабад в Иранском Курдистане. - С.А). Было бы достойно наших усилий создать сепаратистское движение, обещая курдам Сулеймании независимость или полунезависимость под суверенитетом Персии... Кадры эмиссаров можно образовать из наших пленных сулейманийцев... Изложенный план представляется практичным, особенно с точки зрения нашего контроля над железнодорожными подходами из Месопотамии к нашей персидской зоне...» [151].

Представители Временного правительства проявляли заметную политическую активность в отношении населения и других северных провинций Ирана. Так, при Временном правительстве по Туркменскому вопросу была создана специальная Гюрганская комиссия. «Ей вменялось в обязанность предупредить среди иранских туркмен возможность вооруженных выступлений; с политической точки зрения следовало доказать туркменам все выгоды от их сближения с нами (имеется в виду Временное правительство России. - С.А.) и таким образом парализовать попытки персов закрепить почти совсем уже порванную связь между степью (Туркменской. - С.А.) и Тегераном, и тем затормозить на долгий срок национальное и культурное развитие туркмен». Таким образом, ставился вопрос о создании в Туркменской степи некоей Туркменской автономной области под эгидой России, что означало бы «округление ее границ по реке Горган».

Все разрабатываемые в конце Первой мировой войны царскими властями, а после Февральской революции 1917 г. Временным правительством, экономико-политические проекты свидетельствовали о нараставших интересах российской буржуазии в отношении Ирана. Надвигающаяся новая волна большевистской революции оказалась той силой, которая в один миг опрокинула эти притязания и надежды на имперское наследие.

Октябрьская революция 1917 г. оказала большое воздействие на внутриполитическую обстановку в Иране. Первоначально Советская Республика официально отказалась от экспансионистских планов российской буржуазии и заявила о готовности оказывать Ирану всестороннюю поддержку в укреплении государственной самостоятельности.

Одним из первых внешнеполитических актов Советской Рос-

сии стало обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» от 3 декабря 1917 г., определившее официальные принципы внешней политики советского правительства в отношении Ирана. «Мы заявляем, - отмечалось в нем, - что договор о разделе Персии порван и уничтожен. Как только прекратятся военные действия, войска будут выведены из Персии и персам будет обеспечено право свободного определения своей судьбы» [152]. С одной стороны, иранское правительство выразило «свою полную готовность вступить в переговоры» с советским правительством «для заключения новых договоров, консульских конвенций и иных актов на принципах свободного соглашения и взаимного уважения народов». С другой стороны, оно отказалось признать официального представителя советского правительства [153].

Поведение правящих кругов Ирана, конечно, было связано с антисоветской деятельностью английских властей. К весне 1918 г. вывод русских войск из Ирана был в принципе завершен. Воспользовавшись уходом русских войск, правительство Великобритании расширило свое военное присутствие в Иране. Оно распространило британское влияние на Северный Иран и использовало его территорию в качестве плацдарма для вооруженной интервенции в Закавказье и район Закаспия. Направляя в марте 1918 г. в Северо-Западный Иран из Месопотамии англо-индий- ские части под командованием генерала Денстервиля, одновременно увеличивая численность своих войск в Хорасане, которыми руководил генерал Маллесон, английские власти пытались получить на это согласие иранского правительства. В ноте, врученной 12 марта 1918 г. английским посланником в Тегеране иранскому правительству, британское правительство заявляло о своем намерении временно ввести в Северо-Западный Иран подразделения английских вооруженных сил с целью «сохранения порядка» и «защиты интересов союзников». Далее оно испрашивало согласие иранского правительства на установление английской военной власти в приграничных районах Северо-Запад- ного и Северо-Восточного Ирана, а также на сохранение подразделений «Южноперсидских стрелков» «до прекращения враждебных выступлений» против англичан [154].

В ответной ноте правительство мирзы Хасан-хана Мостоуфи оль-Мамалека квалифицировало введение новых английских частей на иранскую территорию и сохранение подразделений

«Южноперсидских стрелков» как серьезную угрозу независимости и территориальной целостности Ирана. Оно потребовало немедленного вывода английских войск и расформирования частей «Южноперсидских стрелков» [155].

Тем временем, несмотря на враждебные действия англичан и представителей дипломатической миссии царской России в Тегеране, прибывший 18 января 1918 г. в иранскую столицу временный представитель Российской Советской Социалистической Республики К. Бравин сумел установить контакт с некоторыми патриотически настроенными иранскими государственными и политическими деятелями. Он ознакомил их с внешнеполитическими заявлениями большевистского правительства. Сильное впечатление в Иране произвели опубликованные в Петрограде советским правительством рассекреченные документы из архива царского и Временного правительства. В их число входили документы, раскрывающие захватнический характер политики России, Англии и других империалистических держав в отношении Ирана.

Патриотически и демократически настроенные иранские политические деятели проявили склонность к установлению официальных отношений с большевистским правительством. При их содействии Бравину удалось распространить в иранской столице следующее заявление: «В Тегеран я прибыл несколько дней тому назад и уже имел ряд встреч. Этим заявлением сообщаю, что я готов приступить к переговорам с членами иранского правительства относительно аннулирования всех незаконных договоров и соглашений, на которые свергнутое царское правительство силой заставило пойти слабое иранское государство. После отмены концессий, как представитель революционного правительства России, я готов от его имени подписать почетный договор с иранским правительством» [156].

Опираясь на заявление Бравина и на внешнеполитические акты советского правительства как на правовые документы международного значения, иранское правительство, возглавляемое Самсам ос-Салтане (Наджаф Кули-ханом Бахтияром), 30 июля 1918 г. опубликовало официальную декларацию об аннулировании капитуляционного режима и всех неравноправных договоров, заключенных Ираном с иностранными государствами. В этом документе, в частности, говорилось: «Исходя из того, что ныне правительство России сделало свободу и полную независимость всех

народов своим идеалом и целью своих устремлений, извещая неоднократно как официально, так и неофициально об отмене договоров и концессий, полученных у Ирана путем принуждения, и из того, что Иран подобно всем другим государствам имеет полное и законное право на свои экономические ресурсы и на свободу, нижеподписавшиеся ответственные члены иранского правительства приняли решение отменить и объявить недействительными все упомянутые (неравноправные) договоры и концессии и настоящим извещают об этом как представителей иностранных государств, аккредитованных в нашей столице, так и наших представителей, пребывающих в зарубежных странах, а также весь (иранский) народ» [157].

Как Англия, так и США и Франция отказались признать декларацию иранского правительства. Дипломаты западных держав усмотрели в ней двойную опасность. Во-первых, они опасались, что если она получит международное признание, то примеру Ирана могут последовать многие другие зависимые государства Среднего Востока. Во-вторых, декларация иранского правительства, опубликованная вслед за заявлением представителя РСФСР, свидетельствовала о готовности правительств двух соседних стран установить друг с другом дипломатические отношения. Именно поэтому правительство Самсам ос-Салтане стало для англичан крайне нежелательным. Сразу же после обнародования декларации оно вынуждено было подать в отставку [158].

1.7. Британский план на Среднем Востоке

Вскоре, в сентябре, в Тегеране главой английской дипломатической миссии был назначен сэр Перси Кокс, занимавший до этого пост политического резидента в зоне Персидского залива. Весной 1918 г. он был вызван в Лондон, где вместе с видным специалистом по Среднему Востоку Арнольдом Вильсоном оказывал содействие руководителям Форин офиса в разработке новой английской политики в отношении Ирана и Месопотамии.

Вдохновителем и главным автором этой политики был министр иностранных дел Англии лорд Керзон. К концу Первой мировой войны британские либеральные деятели выступали за проведение в Иране более гибкой политики и за отказ от прямолинейного имперского курса. Однако бывший вице-король Индии Керзон не желал считаться с велением времени и вынашивал

идею установления над Ираном английского протектората. Керзон считал, что уход с иранской арены царской России создал

реальные предпосылки для осуществления такого плана.

Свою внешнеполитическую концепцию Керзон обосновал в меморандуме, составленном в 1918 г. По его мнению, главным фактором, вызывавшим необходимость изменения английской политики в Иране и соседних с ним странах, явился рост нацио- нально-освободительного движения на Ближнем и Среднем Востоке. «Мы не можем допустить, - писал Керзон, - существования между рубежами нашей Индийской империи в Белуджистане и нашим новым протекторатом (имеется в виду Ирак. - С.А.) очага беспорядков, враждебных интриг, финансового хаоса и политической неразберихи». Керзон был осведомлен о масштабах влияния идей новой русской революции на иранцев, что вызывало у него тревогу. Он писал: «...если Персия будет оставлена одна, имеется много причин опасаться того, что она подвергнется большевистскому влиянию с севера». Таким образом, цель была ясна: чтобы не допустить распространения на Иран влияния большевистской революции, следует установить над этой страной контроль Великобритании.

Дальнейшее развитие событий в значительной степени подтвердило прогнозы Керзона.

Иранской нефти в меморандуме придавалось большое значение. В заключительной части документа Керзон писал: «И, наконец, мы обладаем в юго-западном уголке Персии огромными активами в виде нефтепромыслов, которые работают на британский военно-морской флот и которые обеспечивают нам доминирующее положение в этой части света» [159]. По замыслу Керзона новая английская политика в Иране, вслед за установлением протектората над Ираком, должна была обеспечить Великобритании полное господство в богатой нефтью зоне Персидского залива.

Добиваясь реализации разработанного Керзоном плана, английские дипломаты приложили немало усилий, чтобы у власти в Тегеране вновь оказался Восуг од-Доуле. Еще в мае 1918 г. английский посланник Ч. Марлинг приступил к тайным переговорам с шахским двором, обещая в случае смещения Самсам осСалтане и министров его кабинета и назначения на пост премьерминистра Восуг од-Доуле выплачивать ежемесячно Ахмед-шаху Каджару субсидию в размере 15 тыс. туманов.

соглашения вызвало настоящую бурю в политических кругах Тегерана. Резко осудили соглашение представители тегеранского базара - главного экономического центра страны. Влиятельный представитель торгового капитала Моин от-Тоджджар и Имамджоме (имам главной мечети Тегерана) заявили, что соглашение направлено «против интересов страны». Они охарактеризовали его как серьезную угрозу независимости Ирана [162].

Заключение соглашения вызвало подъем антиимпериалистического и демократического движения в северных провинциях Ирана. Английские политики вначале не придавали этим выступлениям серьезного значения. Более того, Кокс сообщал лорду Керзону, будто противники соглашения составляют незначительное меньшинство иранского общества [163].

Стремление Великобритании установить свой протекторат над Ираном вызвало недовольство ее союзника - Франции. Заключение соглашения 1919 г. обострило англо-французское соперничество на Ближнем и Среднем Востоке. Открыто враждебной была и позиция правительства США, с которым в этот период Тегеран стремился установить дружеские контакты.

Более радикальную позицию заняло советское руководство. В специальном обращении «К рабочим и крестьянам Персии», опубликованном 30 августа 1919 г., оно охарактеризовало его как кабальный и заявило, что «не признает англо-персидского договора, осуществляющего это порабощение».

Английское правительство настойчиво форсировало реализацию соглашения. По настоянию Форин офиса в конце октября 1919 г. в Англию приехал Ахмед шах Каджар. Еще раньше, в сентябре, в Лондон прибыл министр иностранных дел Фируз мирза. Во время своей встречи с Керзоном он передал ему устное послание Восуг од-Доуле. Иранский премьер выразил, однако, желание, чтобы во время англо-иранских переговоров был обсужден, помимо условий соглашения 1919 г., также ряд вопросов, урегулирование которых могло бы принести «огромную пользу» его правительству [164]. Среди этих вопросов первостепенное значение придавалось переговорам по нефти, в частности относительно отсрочки выплаты «роялти», которую, согласно концессионному соглашению, заключенному с д'Арси, АПНК обязана была внести иранскому правительству. Восуг указывал, что решение этого вопроса может сыграть важную роль в успокоении

«общественного мнения», сильно взбудораженного заключением англо-иранского соглашения 1919 г.

Правительство Восуга намеревалось получить у АПНК причитающиеся Ирану нефтяные доходы, что дало бы ему возможность несколько облегчить финансовое положение государства.

Первый этап переговоров иранского правительства с АПНК начался во второй половине сентября 1919 г. в Тегеране. 23 сентября он завершился заключением предварительного соглашения, предусматривающего при исчислении доходов Ирана с 16%-ной долевой базы перейти на тоннажную, т. е. исчислять «роялти» с каждой тонны добытой нефти. Однако соглашение так и не было окончательно утверждено сторонами.

В мае 1920 г. в Лондоне начался второй этап переговоров с АПНК. От имени иранского правительства их вел все еще находившийся в Лондоне министр иностранных дел Ирана Фируз мирза. Компанию представлял председатель ее правления Ч. Гринуэй. Переговоры вновь велись в основном по вопросу о замене системы исчисления иранской доли доходов. Хотя в них также обсуждался вопрос об участии Ирана в приобретении новых акций компании.

История этого вопроса такова. Во время своего пребывания осенью 1919 г. в Лондоне Фируз мирза получил известие о том, что правление АПНК намеревается выпустить новые акции на сумму 7,5 млн. ф. ст. и что две трети этих акций будут предложены английскому правительству, а треть - распределена среди частных акционеров. Иранский министр попросил Керзона, чтобы тот оказал содействие иранскому правительству в приобретении незначительной части новых акций. Если иранскому правительству удастся купить хотя бы небольшую долю указанных акций, утверждал Фируз мирза, это произведет в Тегеране благоприятное впечатление и упрочит положение кабинета Восуга. По причинам политического характера Керзон счел желательным пойти навстречу Ирану в этом вопросе. Однако министерство финансов Великобритании полностью отказалось удовлетворить иранскую просьбу [165].

Фируз мирза установил контакт с Сиднеем Армитейдж-Сми- том, который в соответствии с условиями англо-иранского соглашения 1919 г. должен был занять пост главного финансового советника Ирана. При его посредничестве Фируз мирза предложил