то в нем проще увидеть катастрофу, чем позитивный процесс. Наше суждение действительно может показа ι ься парадоксальным для даль­ невосточного конфуцианца или для западного рационалистически на­ строенного инженера, которые в глубине души верят, что «человек де­ лает сам себя» и что в осознанном поведении человека по отношению ко всему человечеству возвышение и падение высших религий пред­ ставляют собой досадную интерлюдию.

Вызов воинственности на Земле

Причины регресса. R предыдущей главе мы наблюдали, как секулярная цивилизация, которая вырывается из церковной системы, в даль­ нейшем пробивает себе путь с помощью элементов предыдущей циви­ лизации, которую она вновь вызывает к жизни. Мы уже наблюдали на примерах, как новая цивилизация пользуется своими возможностями; теперь нам остается посмотреть, откуда эти возможности берутся. Оче­ видно, это «начало зол», как сказал бы Фукидид, следует искать не в изобилии ресурсов поднимающейся цивилизации, а в каком-то слабом месте или неверном шаге церкви, за счет которой совершается подъем.

Главный ошибочный момент в деятельности церкви содержится уже в тех целях, которые она ставит перед собой. Церковь воинственна, ибо она хочет завоевать Мир Сей. Однако церковь должна сделать это не уничтожением жизни на Земле, но с помощью ее преображения. Все до­ ступные ей средства церковь использует для секулярных и духовных дел, а также для того, чтобы организоваться на Земле в качестве института, поскольку это единственный метод налаживания мирских человеческих отношений в любом масштабе за пределами узкой сферы прямого лич­ ного обшения. Прочный институциональный покров, которым церковь находит необходимым прикрыть свою эфемерную наготу, чтобы произ­ вести божественную работу в непокорном окружении, несовместим с духовной природой церкви и напоминает роговой панцирь, под кото­ рым находится живое тело. Поэтому не удивляет катастрофа, которая ихвагила земное пристанище Союза святых, неспособного выполнить на Этой Земле свой духовный труд, справиться с секулярными пробле­ мами в попытках разрешить их институциональными средствами.

Наиболее ярким примером может служить трагедия папы Григория VII Гильдебранда. Гильдебранд был сбит с пути очевидным смешением при­ чин и следствий. Он не был бы истинным и верным слугой Господа, если бы не посвятил себя, используя всю свою власть, борьбе с палением нра­ вов и коррупцией, захлестнувшими западнохристианские церковные кру­ ги. Но он не мог бы реформировать священство без предварительной ре­ организации церкви, а реорганизовать церковь он не смог бы, не отстаи­ вая приоритета ее власти, и, конечно же, он не смог бы выполнить этой

545

работы, не попытавшись проложить соответствующей демаркационной линии между церковью и государством. Гильдебранд предпринял ряд шагов, причем каждый последующий шаг казался необходимым и логи­ чески вытекающим из предыдущего. От стремления к духовному воскре­ шению христианских душ он постепенно сместился к раздуванию конф­ ликта со Священной Римской империей, которая увлекла церковь прямо на арену военной борьбы. Результат был в равной мере катастрофичным для обоих главных институтов средневекового западного христианства — и для папства, и для империи, не говоря уже о самом христианстве.

Эта трагедия весьма знаменательна, хотя она и не имеет в истории явных параллелей. Тем не менее она может служить примером духов­ ной деградации церкви, которая оказалась втянутой в решение секулярных вопросов, не по доброй воле попав в центр мирских событий.

Существует, однако, еще одна широкая дорога, которая также ведет к неизбежному духовному параличу. Дорога эта более известна, внешне более привлекательна, но и более коварна. Церковь рискует впасть в ду­ ховный регресс, как только она поддастся соблазну установить божествен­ ную волю на Земле, ибо воля Господа частью выражена и в праведных социальных целях секуляризованных обществ. Правда, мирские идеалы могут быть случайно достигнуты и в религиозном обществе, причем зна­ чительно более успешно, чем они могли бы быть достигнуты в мирском обществе, которое формулирует свои цели прямо и следует только им, не отвлекаясь на что-либо иное. Успех в этом случае является следствием одного из законов жизни, действие которого уже неоднократно демонст­ рировалось нами на конкретном историческом материале. Однако нелиш­ не будет еше раз напомнить, что закон этот сводится к принципу, соглас­ но которому наилучший путь достижения цели — это стремление не к самой этой цели, а к чему-то более возвышенному, находящемуся за ее пределами. История церкви дает два классических примера действия этого закона. Это подвижничество св. Бенедикта и папы Григория Великого.

Эти святые вели монашеский образ жизни. Кроме того, Григорий по­ ставил перед собой еще одну духовную цель, столь же возвышенную, как и первая. Он стремился дать свет «сидящим во тьме», обращая язычни­ ков в лоно христианской церкви. Однако, не преследуя никаких мирс­ ких целей, эти два подвижника смогли тем не менее свершить такие эко­ номические преобразования, которые оказались совершенно недоступ­ ными тогдашним государственным деятелям. Так, пала Григорий спас от голодной смерти городской пролетариат Рима, тогда как константино­ польское правительство угасающей Римской империи было совершенно бессильно и не могло выполнить свой долг перед разоренным городом.

История учит нас, что материальные блага, добытые святыми, ко­ торые вовсе и не замечали их, не ценили и не стремились к ним, от­ нюдь не то же самое, что мирские блага для обычных священников,

546

которые только к ним и стремятся, забывая при этом долг веры и ду­ ховного подвижничества.

Причина регресса высших религий и суетного повторения секулярных цивилизаций кроется, как мы выяснили, вовсе не в необходимос­ ти самосохранения и не в какой-либо внешней силе, но в первород­ ном грехе, который есть не что иное, как внутренняя земная челове­ ческая природа.

Предчувствие духовного возрождения. Если регресс высших рели­ гий — следствие первородного греха, можно ли заключить, что, по­ скольку первородный ι реχ воспроизводится в Этом Мире с каждым по­ явившимся на свет младенцем, значит, регресс неизбежен? И если он действительно неизбежен, означает ли это, что вызов воинственности на Земле столь безнадежно силен, что ни одной церкви не суждено ус­ пешно противостоять ему? А это заключение не приводит ли в свою очередь к мысли, что церковь не играет сколько-нибудь значительной исторической роли, если не считать роли куколки в бесконечном и бес­ полезном круговороте секулярных цивилизаций? Прежде чем согла­ ситься с утверждением, что божественный свет обречен погибнуть в мраке непонимания, следует внимательно присмотреться к череде ду­ ховных высших озарений, которые время от времени являются в мир эпифаниями высших религий. Возможно, главы былой духовной жиз­ ни дадут основания для надежды на духовное возрождение и спасение от регресса, которому подвержена Воинствующая Церковь.

Исторический путь отмечен вехами духовных взлетов и падений, и особое место на этом пути занимают имена Авраама, Моисея, Проро­ ков и Христа. Ими отмечены те точки человеческой истории, где взгляд историка обнаруживает надломы цивилизаций. Эмпирические наблю­ дения приводят нас к выводу, что высшие точки религиозного опыта совпадают с низшими точками истории секулярного общества. Это также можно считать одним из «законов» земной жизни человека. Если вывод наш справедлив, то следует ожидать, что история дает свидетель­ ства и обратного действия закона, то есть что высшие точки секулярной истории совпадают с низшими точками истории религиозной, а, значит, религиозный взлет, сопровождающий мирской упадок, является не просто духовным достижением, но и духовным возрождением.

Выше мы уже видели, что суровые естественные условия могут быть факторами, способствующими мирскому развитию. По аналогии можно предположить, что духовно-тяжкие условии также могут способствовать успехам в области религиозных исканий. Духовно-неблагоприятное окру­ жение можно определить словами Платона как «город свиней», в кото­ ром искания души подменяются заботой о материальном благополучии. Однако не все потеряно в подобной ситуации. Наиболее чувствительные.

547

ищущие души начинают протестовать, сопротивляясь благам Мира Сего. Даже на относительно низком уровне варварской добродетели может проявиться сила духа героя, как это случилось с Одиссеем. На уровне же высших религий поражение священника — сигнал для пророка.

Мы уже упоминали классический случай ранних христианских муче­ ников, которые жертвовали всем, чтобы сохранить в чистоте и безупреч­ ности свои нравственные позиции. Их духовная непримиримость вызы­ вала негодование язычников, которые верили, что на дворе не быстротеч­ ное бабье лето, а июнь; однако они смутно сознавали, что фантастическое, с их точки зрения, повеление христианских мучеников озаряется неведо­ мым им самим внутренним светом. Этот же внутренний свет побуждал св. Франциска Ассизского с тревогой и отвращением бунтовать против пус­ тоты роскошной жизни отчего дома. Отец св. Франциска был прототи­ пом преуспевающего бизнесмена, завоевавшего позже западный мир.

Стремительный рост материального прогресса, который был начат умбрийскими суконщиками в XII в. и продолжался беспрепятственно вплоть до XX столетия, предстал вдруг перед мрачной перспективой, провидчески описанной некогда св. Григорием3. «Сегодня смерть и горе повсюду, опустошение кругом и слезы. Однако голос плоти ослеп­ ляет дух. Мы бежим за мирскими благами, а сам мир ускользает от нас: мы хватаемся за него, а он разрушается на наших глазах, и, поскольку мы не в силах остановить это разрушение, мы тонем вместе с ним. Когда-то мир привлекал нас своей красотой, сейчас же он полон та­ ких противоречий, что сам направляет нас прямо в руки Господа».

Св. Григорий остро сознавал, что душа, отчужденная от Бога мирс­ ким процветанием, может примириться с Богом, потрясенная зрели­ щем того, что рай земной обращается в прах и пепел. Свет дня, зату­ хая, уступает место тьме ночи, но ночь проходит, и сияние облаков на востоке предвещает новый день. Так и опыт Рима VI в. н.э. был знаме­ нием и провозвестником событий XX в.

Сразу по окончании второй мировой войны демонические силы зла стали угрожать западному миру новой гигантской катастрофой. Нал миром нависла угроза самоуничтожения в ходе третьей мировой войны.

Мир, секуляризованный в процессе вестернизации, оказался перед не­ простым выбором. С одной стороны, его влекла порочная инерция рас­ пространения неоязычества; в этом случае пламя религии могло вспых­ нуть с новой силой, как это случилось на развалинах эллинского мира. Другая возможность заключалась в творческом раскаянии и отказе от нео­ язычества через обличение тех чудовищных сил и импульсов, которые были эвоцированы теми реакционными тенденциями истории, что были связаны с поклонением этим силам. В случае принятия первой катаст­ рофической возможности человек освобождается от духовной ответствен­ ности через физическую аннигиляцию. Если же он изберет альтернатив-

548

ный и не столь драматический путь, он вновь столкнется с теми мучи­ тельными вопросами, которые и составляют соль духовной жизни.

Какой же путь изберет неоязыческая душа? Имеет ли она возмож­ ность сойти с проторенной дороги, которая ведет к гибели, и встать на трудную тропу, ведущую к жизни? (Матф. 7, 13—14; Лука. 13, 24). Или она предпочтет оказаться в тупике? Откликнется ли она на голос, взы­ вающий: «Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло», на пророческий голос: «Если кто не роли гея свыше, не может увидеть Царствия Божия» (Иоанн. 3, 3)? Или она поверит Мефистофелю, ко­ торый утверждает, что человек не может вернуться в материнское лоно и родиться еще раз? Конечно, детеныш кенгуру, вползая в сумку мате­ ри, не достигает тем самым Царствия Божия.

Так куда же зовет человека тихий голос, звучащий в его душе, — в порочный круг или к жизни вечной? На этот роковой вопрос челове­ чество должно ответить, если оно хочет выжить.

Возможность духовного роста. Является ли возвращение к религии признаком духовного движения вперед? Или это всего лишь безнадеж­ ная и глупая попытка уклониться от суровой жизни? Ответ на этот воп­ рос частично зависит от нашей оценки возможностей духовного роста в этой Жизни. Мы отбросили идею, согласно которой исторически живые церкви могут в конце концов достичь единства через различие, превратившись в единую земную воинствующую церковь. Предполо­ жим, однако, что это когда-то произойдет. Означает ли это, что тогда на Земле установится Царство Божие? Для мира XX в., охваченного вестернизацией, вопрос вполне насущный, ибо в той или иной мере идея земного рая является стержнем и целью большинства светских идео­ логий нашего времени. Если бы такое действительно случилось, то Мефистофель имел бы все поводы для сарказма, а человечество — все возможности для полного исчезновения. Однако ответ на поставлен­ ный выше вопрос, безусловно, отрицательный, и он не может быть положительным по целому ряду причин.

Наиболее явная причина проистекает из природы Общества и при­ роды Человека. Как мы установили в начале нашего исследования, об­ щество — это не что иное, как общая основа полей действия отдель­ ных индивидуумов, а человеческая личность обладав внугренней спо­ собностью творить как зло, так и добро. А это в свою очередь означает, что в любом земном обществе, пока земная природа человека не пре­ терпела соответствующих нравственных изменений, и зло, и добро непрестанно воспроизводятся в каждом новом рождении и будут суще­ ствовать, покуда жив человек. Вызов, испытание, борьба, драмы духов­ ной жизни — это индивидуальный внутренний опыт каждой отдель­ ной души в отличие от безличного накопления и передачи от одного

549

поколения к другому точного знания и технологий. А значит, замеще­ ние многоликих цивилизаций и разнообразных высших религий еди­ ной воинствующей церковью не освободило бы человека от первород­ ного греха. Нравственные пределы возможности совершенства не толь­ ко в этом, изначально заложенном ограничении, но и в политических рамках, которые еще более стесняют человека.

Поскольку институты закрепляют отношения между людьми, выхо­ дящие за узкие рамки непосредственного межличностного общения, где любовь делает регулирование излишним, то они никогда не создаются на добровольной основе чистых человеческих согласий. Но если это вер­ но, то институт должен искать себе основу в обычае, подкрепляя себя силой. Фактически институты — это совершенные отражения нравствен­ ного несовершенства человеческой природы; и эти социальные продук­ ты первородного греха всегда будут управляться секулярной рукой.

Общество, в котором мирская властьдолжна подчиняться власти цер­ ковной, представляет собой более высокое и более счастливое социаль­ ное образование, чем «цезарелапистский» режим, где нет различия меж­ ду церковью и секулярной обшиной. Мирская власть не должна упраз­ днять церковь. Если же, напротив, церковь попытается упразднить мирскую власть, то она неминуемо потерпит поражение, ибо «кесаре­ во» не исчезнет, но перейдет в арсенал церкви. В этом случае тюрьма то­ талитаризма, казалось бы разбитая церковью, вновь будет восстановле­ на через неверный шаг церкви, попытавшейся установить свою собствен­ ную насильственную шшеть. Ранее мы касались вскользь трагического опыта Гйльаебранда, который вывел церковь на арену политики. Послед­ ствия были катастрофичны как для западного христианства, гак и для самой церкви, и именно потому, что церковь затеяла спор относительно демаркационной линии между церковными и секулярными владениями.

Историческая трагедия, постигшая традиционную -западноевропей­ скую церковь, была платой за борьбу с кесарем земными средствами. Это типичная судьба церкви, борющейся с насилием насилием же. Таким образом, если даже воинствующая церковь победит весь мир и создаст свое собственное обрамление земного общественного устройства, она не станет совершенством, которого люди ждут от Царствия Небесного. Цер­ ковь окажется перед лицом греха и несчастья. В мире, где опыт прихо­ дит через страдание, она не способна преодолеть земные беды чисто зем­ ными средствами. Разумеется, некоторые древние институциональные установления для нее в любом случае необходимы, но дух кесаря при­ ведет ее к неизбежному упадку, что и пережила христианская церковь, взвалив на себя непосильную ношу земного греха.

Человечный пастырь будет спасать свою заблудшую овцу, прибегая к силе и власти. Причем несмышленому животному в акте спасения от­ водится самая пассивная роль. Однако паства Божия сбивается с пути

550

не невинным заблуждением, но мятежным актом восставшей воли, ко­ торую сила может подавить, но не преодолеть. Бунт человека против Бога можно уничтожить лишь обращением сердца мятежника. «Ска­ зываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нуж­ ды в покаянии» (Лука. 15, 7). Божий владения в этом мире утвержда­ ются божественным Царем. Поэтому труд Христа должен найти своих последователей среди представителей воинствующей церкви, которая в этом мире, но не от мира сего.

Гражданин этого мира, который упорно отказывается от своего слу­ жения Господу или который так и не осознал, что является подданным Града Божия, может вполне преуспевать в жизни, теша себя иллюзи­ ей, что он живет в лучшем из миров. Однако тот, кто причастен к выс­ шей вере, не может не страдать, ощущая, что, трудясь во имя Бога я период духовной смуты, он окружен стихией, которая чужда его душе, что он подобен ныряльщику, который на дне моря проводит работы по спасению затонувшего корабля.

В эпоху цивилизаций прогресс, как правило, агождествляется чело­ веком с поступательным совершенствованием какого-либо земного уч­ реждения, будь то племя, город-государство, империя, церковь, опреде­ ленная система знаний, художественная школа или правовой институт. Если бы подобное понимание смысла прогресса распространилось на странников — жителей Града Божия, они действительно стали бы самы­ ми жалкими среди людей, ибо им, как никому другому, известно, что в земной жизни ни души, отягощенные первородным грехом, ни инсти­ туты не могут двигать прогресс к совершенству. На материале нашего ис­ следования мы убедились, что идолизация институтов — непроститель­ ная интеллектуальная и духовная ошибка, которая приводит к соииальной катастрофе, а плата за эту ошибку тем выше, чем благородней институт, взявший на себя роль наместника единого истинного Бога. По­ могает ли он человеку найти свой путь к Создателю или нет — вот проб­ ный камень оценки любого института, который становится самоцелью, вместо того чтобы быть средством поиска истинно человеческого нуги.

Но если институты — это средства, а не цели, в чем же заключается значение и цель социального наследия, далеко выходящего за времен­ ные и пространственные границы всякой отдельной человеческой жизни на Земле? Каждый добрый человек чувствует, что, согласно Божией воле, он должен употребить свою жизнь во благо других людей, причем не только близких ему людей, но и тех, кто отделен от него Временем и Пространством. Единственным средством служения этим неизвестным братьям является институт, который переживает каждо­ го отдельного человека. И люди не только чувствуют, что их земной долг совместим с преданностью Граду Божию, они чувствуют, что бу-

551