Бросив взгляд в глубь истории, мы обнаружим, что Португалия и Ка­ стилия принадлежали к числу государств-преемников халифата Омейядов на Иберийском полуострове. Почему Арагон, будучи также государ­ ством-преемником, не принял участия в широких торговых и экспан­ сионистских экспедициях, начатых братскими королевствами? В недавнем прошлом, в период позднего средневековья, Арагон играл бо­ лее заметную роль в жизни западного обшества, чем Кастилия и Порту­ галия. Он блистал, подобно городам-государствам Северной Италии, в области культуры, в таких ее сферах, как международное право и картофафия. Почему же тогда Арагон не включился в общий процесс и даже, более того, позволил своему кастильскому соседу уничтожить себя? Объяснение, возможно, заключено в том, что Арагон лишился стимула мавританского давления на несколько веков раньше других королевств полуострова. Во времена Васко да Гамы и Колумба как Португалия, так и Кастилия были форпостами западного христианства на границе с мав­ рами. Кастилия противостояла мавританскому королевству Гранада, а Португалия — Танжерской провинции Марокко51.

Территория Арагона, напротив, была изолирована от мавров кас­ тильской провинцией Мурсия, а его война с маврами на Средиземно­ морском море в 1229—1232 гг. завершилась захватом Балеарских ост­ ровов52. Таким образом, стимул, который был обшим источником энер­ гии для иберийских христиан, утратил значение для арагонаев по крайней мере за два с половиной века до того, как он утратил значе­ ние для их кастильских и португальских соседей; и это в некоторой степени объясняет, почему Арагон не принял участия в кампании трансокеанских экспедиций.

Нетрудно заметить, что отношение иберийских форпостов западно­ го христианства к маврам напоминает отношение Дунайской монар­ хии Габсбургов к османам. Державы полуострова представляли собой (t>opnocTbi западного обшества против враждебной цивилизации, а их энергия была ответом на вызов со стороны этой чуждой силы. Энер­ гия бурно росла, пока давление было смертельным, но, как только дав­ ление спадало, исчезал и источник энергии.

Стимул ущемления

Природа стимула. Описав стимул человеческого окружения в фор­ ме постоянного давления, рассмотрим теперь этот же стимул в тех си­ туациях, когда он принимает форму социального ущемления.

Природа такого действия может быть понята при сравнении соци­ ального явления с физическим. Хорошо известно, что, когда живой организм лишается какого-либо органа или свойства, он отвечает на лот вызов специализацией другого органа или свойства, которые.

171

развиваясь, возмещают ушерб. У слепых, например, обостряется ося­ зание. Представляется, что возникновение некоторого нового свойства с целью компенсации ушерба — явление повсеместное, и нередко фи­ зический недостаток является стимулом для мобилизации ума и воли. Аналогичным образом социальная группа, слой, класс, в чем-либо ущемленные собственными ли действиями, действиями ли других лю­ дей, либо волею случая утратив нечто жизненно важное, направляют свою энергию на выработку свойства, возмещающего потерю, в чем, как правило, достигают немалых успехов.

Так лоза, подрезанная ножом садовника, отвечает бурным ростом новых побегов.

Перекликается с этим сравнением пример из эллинистической ис­ тории. Правящее меньшинство эллинистического мира всячески тре­ тировало молодую религию внутреннего пролетариата. Рим был дос­ таточно силен, чтобы подавить поборников христианства, но он был не в состоянии ликвидировать само учение. Спасаясь от преследова­ ний, христиане ушли в подполье. Настал час, и церковь вышла из под­ полья, чтобы воздвигнуть на Ватиканском холме собор более величе­ ственный, чем Капитолий. У латинского крестьянина, который отве­ чал на вызов природы при помощи плуга и каждодневного труда, появился соперник — обитатель римских трущоб, который отвечал на вызов со стороны человеческого окружения тайными ночными бдени­ ями. Римская империя была памятником победы латинского крестья­ нина над природной средой. Памятником победы христианского про­ летария стала римско-католическая церковь.

Описывая действие стимула социального ущемления, начнем с самой простой ситуации, когда определенный физический изъян не позволя­ ет индивиду включиться на равных основаниях в жизнь общества. Пред­ ставим, к примеру, положение слепого или хромого человека в варвар­ ском обществе, где каждый здоровый взрослый мужчина — прежде все­ го воин. Какой удел ждет в этом обществе калеку? Хромой человек, естественно, не может принимать непосредственного участия в боевых действиях, но он в состоянии изготовлять оружие и снаряжение для во­ инов. Следовательно, свой ущерб он компенсирует развитием других качеств и способностей, что делает его полезным обществу. Он может стать искусным кузнецом, отголоски чего мы находим в образе хромого Гефеста. А какова судьба слепого в варварском обществе? Положение его кажется безнадежным, но он может освоить игру на арфе и услаждать слух соплеменников дивными песнями. В варварском мире слепой бард, неспособный держать меч или молот кузнеца, тем не менее становится столь же могущественным, как и галилейский рыбак-пролетарий, с точ­ ки зрения римского имущественного ценза — он обретает старшинство в христианской иерархии. Гомер, как и Петр, наделен властью распоря-

172

жаться человеческими судьбами. «А исходящее из уст из сердца исходит, сие оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убий­ ства, прелюбодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Матф. 15,18— 19). «И Я говорю тебе: ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного; а что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на зем­ ле, то будет разрешено на небесах» (Матф. 16, 18—19). «Так будут пос­ ледние первыми и первые последними* (Матф. 20, 16).

Если перейти к ущемлению бедностью, то можно наблюдать, что, например, в английских общественных школах53 ученики из состоя­ тельных семей, как правило, менее склонны к усердной работе, чем ученики из бедных семей. Последние знают, что они должны заслужить право на стипендию, так как родители не имеют возможности поддер­ живать их материально и, следовательно, для продолжения учебы им необходимо добиться незаурядных успехов. Выходцы из низов, как правило, остро ощущают и переживают ущербность своего положения, что заставляет их постоянно совершенствоваться и развивать интеллек­ туальные способности. Таким образом, бедность — это постоянно дей­ ствующий стимул к преодолению трудностей, если не считать тех слу­ чаев, когда стимулирующим фактором являются честолюбие, корпора­ тивный дух или интеллектуальные искания личности. Честолюбие, корпоративный дух и интеллектуальные искания — дары богов. В ан­ глийском университете можно заметить, что студент, зачисленный ре­ шением совета графства, ущемленный в социальном плане, учится еще старательнее, чем ученик общественной школы, ущербность которого сводится лишь к его экономическому статусу. Но если посмотреть на проблему шире, то можно увидеть, что в любом обществе в любую эпо­ ху каждый класс поддерживает свою численную силу не только есте­ ственным ростом, но и рекрутированием представителей из нищих слоев и что высший класс, которому некуда больше расти, постоянно освобождает места для представителей низов, исчезая с социальной арены в третьем и четвертом поколениях. Фактически социальный аль­ пинист, достигший пика, оказывается на краю пропасти и тем самым обрекает своих потомков идти по канату, перекинутому через пропасть. Это социальное явление столь же хорошо известно и столь примеча­ тельно, что оно уже стало притчей во языцех. Арабский философ Ибн Хальдун полагал, что династия жизнеспособна в течение жизни трех поколений, и это перекликается с американской пословицей «Три по­ коления отделяют наготу от голытьбы*.

Миграция. Способность подниматься по социальной лестнице мож­ но наблюдать среди им мигрантов, которых бедность или преследова иия заставили покинуть родину и устремиться на чужбину в поисках

173

счастья. Социальная ущербность — неизменная спутница иммиграции. Незнакомые манеры, обычаи, язык, предрассудки местных жителей, как правило, настроенных против иммигрантов, понуждают вновь прибыв­ ших мобилизовать всю свою энергию для утверждения себя среди чуж­ дого ему человеческого окружения. Таково положение шотландца в со­ временной Англии, фламандского ткача в средневековой Англии, немец­ кого углекопа в средневековой Венгрии, франко-канадского фабричного рабочего и фермера и польского огородника в Новой Англии, гугенотов, потомки которых отличились почти во всех протестантских странах54.

Рабство. Наиболее необычной иллюстрацией способности иммиг­ рантов к социальной адаптации и успеху может служить широкий по­ ток рабов, захлестнувший страны Средиземноморья в период от Ган­ нибала до Августа.

Ущербность рабов-иммигрантов не поддается воображению. Среди них были носители культурного наследия эллинской цивилизации: это были живые свидетели краха былой духовной и материальной культу­ ры. На их глазах разрушались прекрасные древние города, — города, ос­ вященные покровительством богов и авторитетом веков. Жители их ста­ ли продаваться в рабство вопреки всем божественным и человеческим законам55. Катастрофа была ошеломляющей, и коснулась она не только иммигрантов, хлынувших в Италию из других частей эллинского мира, но и прелстяпителей восточного внутреннего пролетариата, уже растра­ тившего к тому времени свое культурное наследие, и представителей вар­ варского внешнего пролетариата, у которого такого наследия никогда и не было. Обращению в рабство всегда сопутствуют горькие утраты. Все рабы-иммигранты в равной мере лишались личной свободы; с ними ста­ ли обращаться как с человекообразным скотом, лишив их всех прав, род­ ных очагов и семей. Римское право было безжалостно к рабам, что от­ ражало настроения высших социальных слоев, остро реагировавших на вулканические вспышки в среде порабощенных. Одних рабов днем за­ ставляли работать в цепях и лишь на ночь отсылали в подземные тюрь­ мы; других же навсегда спускали в шахты, где они сгорали в непосиль­ ном труде за несколько дней. И лишь немногие, судьба к которым была более милостива, получали работу, связанную с домашним хозяйством. Древнегреческая пословица гласит: «День рабства лишает половины че­ ловеческого естества»: и это вполне объясняет развращенность римско­ го плебса, происходящего из рабов, с его требованием «хлеба и зрелищ». Жизнь в анабиозе стала возмездием за неспособность ответить на вызов рабства. Несомненно, широкая дорога разрушений была проторена теми толпами несчастных, что становились рабами в злейшую эпоху эллини­ стической истории. Однако и тогда были единицы, которые отвечали на вызов и которым удавалось в той или иной мере «сотворить добро».

174

Некоторые были столь удачливы и столь рьяно служили своим хо­ зяевам, что стали управляющими больших поместий. Даже римское универсальное государство управлялось вольноотпущенниками цеза­ ря56. Другим посчастливилось начать свое, пусть небольшое поначалу, дело, и они со временем покупали свободу и даже, случалось, стано­ вились крупными предпринимателями. Были и такие, что, оставаясь рабами на бренной земле, в мир иной отходили признанными фило­ софами, властителями умов. Истинный римлянин не мог не восхи­ щаться мудростью и серьезностью хромого раба Эпиктета57, как не мог не поражаться, даже не принимая новой веры, самоотверженности ее последователей. В течение пяти веков, от Ганнибала до Константина, римские власти были свидетелями чуда продвижения веры рабов, — продвижения вопреки отчаянным попыткам подавить ее. Рабы-иммиг­ ранты, лишившись семейного очага, имущества, воли, сохранили всетаки веру и передали ее италийским жителям. Греки привезли с собой вакханалию, анатолийцы — веру в Кибелу, египтяне — культ Изиды, вавилониы — веру в Звезды, ирамиы культ Митры, сирийцы — хри­ стианство. «Но ведь давно уже Оронт сирийский стал Тибра притоком» {Ювенол. Сатиры. 111, строка 62). Антиохия-на-Оронте была местом, где последователи Иисуса впервые стали называть себя христианами58.

Следствием явилось то, что иммигрантская религия внутреннего пролетариата растоптала местную религию правящего меньшинства эл­ линистического обшества. Ибо, однажды встретившись, воды уже не могли не смешаться, а когда они смешались, стало ясно, какая струя мощнее. Боги эллинского мира к тому времени уже утратили то интим­ ное единство со своими верующими, которое им было свойственно когда-то. С другой стороны, Бог внутреннего пролетариата оказался лля своих верующих «прибежищем и силой, скорым помощником в бедах* (Пс. 45, 2).

Римские власти, попав в столь непростую ситуацию, не могли ре­ шить проблему в течение пяти веков. Следовало ли им оказывать со­ противление чужой религии, которая шаг за шагом завоевывала римс­ кий мир? Или им следовало приветствовать новых богов, стремившихся восполнить духовный вакуум, образовавшийся в результате ухода пре­ жних? В 205 \\ до н.э., во время кризиса Ганнибаловой войны, римс­ кий сенат предвосхитил принятие Константином христианства, окру­ жив всеми официальными почестями магический камень, упавший с неба и наделенный божественностью Кибелы. В 186 г. до н.э., во вре­ мя короткой передышки между воинами Ганнибала и Гракха59, были запрещены вакханалии, что предвосхищало последующие преследова­ ния, проводившиеся Диоклетианом. Так началась длительная битва между богами, которая отражала земную борьбу рабов-иммигрантов с их хозяевами. В этом поединке победили рабы и боги рабов.

175

Каста. Тот же самый стимул ущемления, который вызывается бед­ ностью, классовым неравенством и рабством, возбуждается и расовой дискриминацией. Такая ситуация может сложиться в обществе, когда местное население оказывается завоеванным захватчиком, который предпочитает не истреблять его, но низвести до положения низшей касты. Встречаются и альтернативные ситуации, когда местное насе­ ление принимает мирных иммигрантов в качестве переселенцев, но на условиях заведомо невыгодных и унизительных. В обоих вариантах гос­ подствующая раса стремится сохранить за собой все освоенные сферы деятельности и возложить на ущемленную расу необходимость приспо­ сабливаться И изыскивать новые пути и способы выживания. Престиж­ ные места, к которым, как правило, общество относит священную службу, сферу управления, бизнес, землевладение, военное дело и «сво­ бодные профессии», занимаются, за редким исключением, представи­ телями привилегированной расы. В результате такого положения круг деятельности ущемленной расы зачастую оказывается ограничен тор­ говлей и ремеслами. А в силу того, что это поле приложения сил не столь уж обширно, ущемленная раса стремится полностью его захва­ тить и выжать из него максимум возможного, чем нередко приводит господствующую расу в негодование и удивление, потому что богатство и власть, добытые этим путем, превосходят то, что можно получить в результате традиционной экономической деятельности.

Классическим примером расовой дискриминации является индуи­ стское общество, которое распалось на касты, а те в свою очередь пре­ вратились в профессиональные группы; но эта тенденция не является уникальной, у нее немало параллелей и в других местах. В Европе лу­ жение и гадание полностью монополизировано цыганами, являющи­ мися по своему происхождению индуистской кастой, которая случай­ но оказалась за пределами индуистского мира60. Примеры легко обна­ ружить и в Новом Свете, возникшем в конце XV в. в результате экспансии западного христианства. На Тихоокеанском побережье, где западная иммиграция существенно затронула местные интересы и из­ менила традиционный характер и образ жизни, китайцы стали рабо­ тать носильщиками, прачками и лавочниками, завладев теми узкими полосками общественной экономики, которые были им брошены. Однако сейчас китайские миллионеры в Британской Малайе и Нидер­

ландской Индии могут поспорить по богатству с местными толсто­ сумами61.

Негритянский раб-иммигрант в Северной Америке оказался ущем­ ленным вдвойне: через узаконенное рабство и через расовую дискри­ минацию; и в настоящее время, спустя семьдесят с лишним лет после того, как один из ущербов был упразднен, второй до сих пор остается в силе. Страдания негров-рабов, порабошенных западным миром, воз-

176

можно, намного превосходили страдания рабов Рима. Ужасы делосского рынка рабов во II в. до н.э. вряд ли могут сравниться с трансатлан­ тической торговлей рабами в XVIII в. н.э. Труд на американских план­ тациях, возможно, не был столь тяжелым, как труд римских рабов, но все же у последних оставалась хотя бы маленькая искра надежды на свободу, тогда как у негритянских рабов такая надежда вовсе отсутство­ вала. Причем возможность свободы исключалась не только для само­ го раба, но и для его грядущих потомков.

Суровое римское право допускало тем не менее отпуск раба на волю, который свершался как персональный акт. В случае получения свобо­ ды бывший раб автоматически наделялся всеми гражданскими права­ ми62. Римское право в этой его части полностью соответствовало рим­ ским обычаям. Римские хозяева, беспощадные в эксплуатации рабского труда, были тем не менее щедры на помилование. Римский вольно­ отпущенник был полностью свободен от расового остракизма, к кото­ рому пожизненно приговорен американский неф. Поэтому не удиви­ тельно, что негр, осознав силу и масштаб своего притеснения, стал искать утешения в религии.

Негр не принес из Африки религии отцов, способной завоевать сердца его белых сограждан в Америке. Его примитивное наследие было столь непрочным, что оно распалось и развеялось от одного толь­ ко прикосновения западной цивилизации. Негритянский раб прибыл в Америку не только физически, но и духовно обнаженным; и при­ крыть свою наготу он мог только брошенной ему одеждой. Негр при­ спосабливался к новым условиям, по-своему переосмысливая христи­ анские ценности. Обращая свой незамутненный и впечатлительный взор к Евангелиям, он обнаруживал там истинную природу миссии Иисуса. Он понял, что это был пророк, пришедший в мир не для того, чтобы утвердить власть сильных и могущественных, но для того, что­ бы утешить слабых и униженных (Лука. 1, 52). «В то время, продолжая речь, Иисус сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли! что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Лука. 10, 21). Сирийские рабы-иммигранты, принесшие христианство на Апеннины, совершили чудо создания новой живой религии, вытеснив ею мертвую. Возможно, негритянские рабы-иммигранты, встретившись с христиан­ ством в Америке, совершают еще большее чудо, воскрешая его к но­ ной жизни. С их детской интуицией, с их способностью непосредствен­ ного эстетического выражения эмоционального религиозного опыта, они, возможно, смогут раздуть холодные угли христианства, чтобы в сердцах возгорелся новый пламень. Таким образом, у христианства появляется возможность во второй раз оказаться живой верой мертвой цивилизации. Если чудо действительно свершится, то это будет самый динамичный ответ на ущемление со стороны Человека.

177