обосновать необходимость для философа испытать крайнюю меру стра­ даний во имя чистой и бескорыстной цели, Платон наверняка имел в виду историческое мученичество своего собственного учителя Сокра­ та. Этот человек, принявший муку в Афинах в 399 г. до н.э., последовал примеру тех героев-сверхчеловеков, чьи подвиги и страдания остались в памяти человечества святыми легендами, ставшими основой эллинс­ кого культурного наследия. Ахилл пожертвовал быстротечной челове­ ческой жизнью, чтобы отомстить за смергъ своего товарища. Геракл совершал подвиги, Прометей страдал, а Орфей принял смерть во имя других людей. Но даже смерть полубога не являлась апофеозом боже­ ственного страдания в рамках эллинского мировоззрения. Ибо хотя ни одно из живых существ не может заплатить большей цены, чем сама жизнь, все же жизнь полубога не столь ценна, как жизнь самого бога.

Кто же этот бог стольких воплощений, но только одной Страсти? Хотя он появляется на земной сцене под десятком самых различных масок, сущность его неизменно раскрывается в последнем акте траге­ дии — смерти.

«Один остается, когда другие изменяются и уходят», — сказал Шел­ ли в своей поэме «Адонис». Это, в сущности, и есть окончательный ре­ зультат нашего обзора спасителей. Когда мы только тронулись в путь, нас обступала толпа исторических персонажей, претендующих на роль спасителя, но по мере того, как мы продвигались все дальше и даль­ ше, число илуших редело. Первыми отпали меченосцы, затем архаис­ ты, затем футуристы, потом философы. На самой последней ступени выяснилось, что претенденты из числа людей рассеялись, остались только боги. Но испытание коснулось и их тоже. Не все из богов вы­ держали путь, несмотря на свои сверхчеловеческие возможности. По­ следнее препятствие — испытание смертью — преодолели очень не­ многие. И теперь, остановившись перед этим непреодолимым барье­ ром, мы видим впереди лишь одинокую фигуру Спасителя; «воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством» (Исх. 53, 10—11).

О

РИТМЫ РАСПАДА

В предыдущей главе мы изучали действие распада общества на ин­ дивидуумов, имевших несчастье родиться в этой трагической фазе ис­ тории. Мы установили, что в распадающейся социальной системе член общества, наделенный искрой творческого гения, находит себе приме­ нение в роли спасителя. Рассмотрев различные типы спасителей, ко­ торые возникают в ответ на вызов, бросаемый социальным распадом,

487

мы обнаружили, что единственный, кто не позволяет сбить себя с из­ бранного пути, претендент на титул, оправдывающий это, — спаситель от общества. Спаситель от общества, впадающий в роль спасителя общества, неминуемо приходит к поражению. Спаситель такого рода способен на единственное — провозгласить существование Мира Ино­ го и указать путь из проклятого Града, в котором оказалось общество.

В настоящей главе мы не станем рассматривать судьбы странников, стремящихся выбраться из Града. Если вождь, за которым они шут, дей­ ствительно спаситель, он приведет их в Царство Божис, где они и пост­ роят Новый Иерусалим. «И повел их прямым путем, чтобы они шли к населенному городу» (Пс. 106, 7). Однако это другая тема. А здесь мы лишь коснемся тех несчастных, которые остаются «во тьме и тени смер­ тной, окованные скорбию и железом» (Пс. 106, 10). Одних удерживает недостаток воображения и неспособность попять обреченность этого го­ рода, других — недостаток смелости, неумение найти путь избавления.

Итак, наша задача — рассмотреть отношения между индивидуума­ ми в распадающихся цивилизациях. Нам предстоит рассмотреть отно­ шения между нетворческим большинством и тем меньшинством, ко­ торое, уже не обнаруживая признаков творчества, остается правящим (правящее меньшинство здесь вполне оправдывает свое название, по­ скольку оно полагается на силу, но не на обаяние и авторитет. Главная цель его — удерживать власть в своих руках. Однако правящее мень­ шинство не может полностью обходиться без творческой силы, ибо и философские школы, и универсальные государства в конечном итоге дело рук правящего меньшинства).

На сей раз нам не удастся проиллюстрировать схему Ухода-и-Воз- врата, гак как этот ритм, как мы уже показали, свойствен цивилизаци­ ям, которые пребывают в стадии роста. Тем не менее ритм социально­ го распада не покажется нам вовсе не знакомым, поскольку в нем про­ сматриваются некоторые другие движения, уже зафиксированные нами при исследовании процессов генезиса и роста. Действительно, на боль­ шом количестве эмпирического материала мы убедились, что распад ци­ вилизации, как и рост ее, есть процесс непрерывный и кумулятивный; что у этого процесса есть повторяющийся ритм; что за каждым музы­ кальным тактом идет следующий такт и что основой чередующегося ритма является Вызов-и-Ответ. Однако в том же самом контексте мы отметили момент различия между ритмом распада и ритмом роста, ко­ торый — и это совершенно очевидно — имеет большое значение.

В ритме роста каждый последующий такт является следствием но­ вого вызова, который сам по себе возникает в результате ответа на пре­ дыдущий вызов, и т.д. В этом кроется природа ритма роста, поскольку, с одной стороны, движение не было бы непрерывным, если бы успеш­ ный ответ знаменовал собой конец и не предполагал нового вызова, а

488

с другой — движение не стало бы движением роста, если бы ответы на возникающие вновь и вновь вызовы свидетельствовали не о победах, а о поражениях. В невозможности дать успешный ответ на вызов за­ ключена сущность катастрофы социального надлома, который преры­ вает процесс роста, порождая процесс распада. Распадающееся обще­ ство не в состоянии дать ответ на брошенный ему вызов, а пока вызов остается без ответа, он неумолимо напоминает о себе обществу. Это означает, что распадающееся общество постоянно находится перед од­ ним и тем же вызовом — тем частным вызовом, от которого оно над­ ломилось,тогдакак растущее общество имеет дело с последовательно­ стью вызовов, отличающихся друг от друга. А это в свою очередь озна­ чает, что периодичность, будучи одной из черт, делающих процесс распада похожим на процесс роста, не может быть объяснена теми же причинами. Если такты в ритме роста как бы отмечают последователь­ ность успехов в ответах на череду вызовов, то такты в ритме распада образуются в результате цепи поражений в ответах на один и тот же вызов, а если процесс распада, подобно процессу роста, имеет непре­ рывный характер, то это может произойти потому, что каждое после­ дующее поражение сеет семена новых попыток его преодолеть. В этом кроется природа ритма распада.

Таким образом, если движение распада напоминает движение рос­ та в том плане, что и то и другое опираются на ритм Вызова-и-Ответа, то структура периодичности в ритме распада отличается тем не менее от ритма роста. В движении роста каждый такт ритма состоит из но­ вой постановки драмы Вызова-и-Ответа, причем каждая новая поста­ новка — это и новая интерпретация драмы. В движении распада так­ ты — это всего лишь повторяющиеся представления одной и той же пьесы. Если попытаться сформулировать две последовательности так­ тов в виде неких математических профессий, то придем к следующим выводам: «Вызов, на который дается успешный ответ, порождает но­ вый вызов, на который вновь следует успешный ответ, и так до надло­ ма* — формула прогрессивного роста. Формулой же для прогрессиру­ ющего распада будет следующее заключение: «Вызов, на который да­ стся безуспешный ответ, порождает другую попытку, столь же безуспешную, и т.д., вплоть до полного уничтожения».

Взаимодействие между индивидуумами распадающегося общества можно описать, пользуясь военной терминологией.

Атака, захлебнувшись, влечет за собой отступление, армия утрачивает ранее отвоеванные рубежи, дисциплина падает. Однако поражение не может считаться полным и окончательным, потому что опасность вра­ жеского контрнаступления и позор поражения мобилизуют внутренние силы. Стоит какому-нибудь офицеру взять на себя командование и ос­ тановить поток беженцев, пусть и потрепанная, но реорганизованная им

/10О

армия оказывается способной еще раз навязать бой противнику. Она вновь потерпит поражение, но поначалу это будет выглядеть как кру­ тая и счастливая перемена судьбы. Однако новые надежды рассеивают­ ся, не воплотившись в реальность, ибо восстановление морального духа, на который рассчитывали военачальники при второй попытке одолеть неприятеля, оказывается неустойчивым и кратковременным. Выясня­ ется, что армия обречена на поражение, причем второй провал оказы­ вается значительно более серьезным, чем первый.

Процесс социального распада — болезнь, быстро прогрессирующая. Его еще можно сравнить с отчаянной скачкой, когда всадник не в си­ лах справиться с лошадью, закусившей удила.

Если Спад-и-Оживление — ритм распадающегося общества, каков диапазон, сфера проявления его? Период строительства универсально­ го государства отмечен явным оживлением, тогда как для предшество­ вавшего ему смутного времени характерен спад. Однако движение не исчерпывается одним тактом, ибо создание универсального государства не является целью истории. На первый взгляд может показаться, что оно представляет собой нечто большее, чем просто переход от спада к оживлению. Разве не универсальное государство по-настоящему, хотя и с запозданием, отвечает на вызов истории, который оставался без ответа с самого момента надлома? Этот вызов обычно принимает фор­ му войны между местными суверенными государствами, угрожающей стать войной на истребление, если не хватит сил преодолеть ограни­ ченность местного суверенитета. Разве создание единого универсаль­ ного государства не единственное условие спасения? И разве это не оп­ равдывает создателей и охранителей универсального государства, по­ лагающих, что труды их будут сохранены в веках? Ответ заключается в том. что установление универсального государства есть реакция на вызов, попытка решить насушную общественно-историческую пробле­ му, однако попытка безуспешная в силу того, что решение приходит слишком поздно и достигается слишком дорогой ценой. Дверь конюш­ ни не стоит запирать после того, как лошадь уже украдена.

Как говорится, относительно фактов не может быть двух мнений, а последовательность исторических событий неопровержимо доказыва­ ет, что универсальное государство имеет свою ахиллесову пяту, а вера его в свое бессмертие не более чем иллюзия. Рано или поздно универ­ сальное государство гибнет, и гибель его влечет за собой уничтожение распадающегося общества. Оживление, сопровождающее строитель­ ство универсального государства, лишь краткая фаза, за которой сле­ дует неизбежное падение вниз, когда общество, достигнув, казалось бы, моши и стабильности, либо подвергается нападению и поглощается агрессивным соседом, либо исчезает в междуцарствии, из которого начинает расти другая родственная цивилизация.

490

Таким образом, в истории падения любой цивилизации можно уло­ вить ритм распада, имеющий по меньшей мере полтора такта. За спа­ дом, который начинается в момент надлома, следует оживление, что совпадает с моментом основания универсального государства. Однако и этот процесс завершается в свою очередь надломом, знаменующим начало нового спада, за которым уже не наступит оживления, но после­ дует окончательный распад.

Если в свете этих соображений мы изберем средний пун* избегая как слишком упрощенного, так и слишком детального анализа, то наше внимание привлечет движение ритма распада, в котором три с поло­ виной такта Спада-и-Оживления охватывают вес историческое рассто­ яние от надлома до полного исчезновения.

Проверим данную схему периодичности избранным нами эмпири­ ческим методом. Действительно ли история распада известных нам цивилизаций подчинена заданному ритму? Обзор наш придется огра­ ничить только теми случаями, о которых мы располагаем достоверны­ ми и полными историческими свидетельствами и где в то же время нор­ мальный ход событий не был искажен сильным внешним вмешатель­ ством. Этим условиям удовлетворяет история эллинистической, китайской и шумерской цивилизаций, а также история исходной об­ ласти православно-христианского общества. История индуистской ци­ вилизации также прошла полный цикл, и κ настоящему времени ее можно считать завершенной. Безусловно, стоит внимательно присмот­ реться и κ истории сирийской цивилизации, а также дальневосточно­ го общества как в Японии, так и в Китае, вавилонской цивилизации, истории православно-христианского общества в России и минойской цивилизации, хотя здесь имеются отклонения, которые деформируют нормальный ход исторического развития.

Ритм эллинистической история. Эллинистический пример удобен для анализа, потому что вызов, лежащий в основе эллинистической исто­ рии, — общий для большинства цивилизаций и, кроме того, именно в истории Эллады он проступает наиболее отчетливо. Вызов, при кото­ ром произошел надлом эллинистической цивилизации, представлял собой проблему создания нового политического мирового порядка, который не был бы основан на местной суверенности.

Момент надлома эллинистического общества нетрудно датировать: его можно сопоставить с Афино-Пелопоннесской войной 431 г. до н.э. Кроме того, можно датировать установление Pax Romana, который иг­ рал роль эллинистического Pax Oecumenica, взяв за точку отсчета по­ беду Августа у мыса Акций в 31 г. до н.э. Можем ли мы вычленить дви­ жение Оживления-и-Спада в ходе смутного времени, простирающе­ гося между этими двумя датами? Если мы пунктирно представим

491

эллинистическую историю в течение четырех столетий до 31 г. до н.э., безошибочно выявляются остаточные признаки оживления, не полу­ чившего, правда, завершенного вида. Однако, если мы попытаемся определить период, когда предпосылки оживления могли реализо­ ваться в конкретные дела, придется выделить краткий этап между смертью Пирра в 272 г. до н.э. и событием, отметившим конец борь­ бы за раздел наследия Александра Великого, — началом войны Ган­ нибала в 218 г. до н.э. Этот относительно благополучный промежу­ ток эллинистической истории можно сравнить с периодом еше боль­ шего процветания, имевшим место в V в. до н.э. и продолжившимся также не больше полувека, — между вторжением Ксеркса и началом Афино-Пелопоннесской войны. Обе войны, оборвавшие эти пере­ дышки, представляли собой катастрофы приблизительно равного мас­ штаба. Итак, III в. до н.э. стал свидетелем оживления, обещавшего почти что возвращение к эпохе Перикла, но за этим оживлением последовал спад, который был не менее серьезен, чем катастрофа над­ лома, подведшая трагическую черту под эпохой Перикла.

Можно ли определить слабый пункт в оживлении, которое заканчи­ вается столь крупным поражением? Слабость возникла из неожиданно­ го повышения материальной шкалы эллинистической жизни, что было побочным продуктом первого пароксизма эллинского смутного време­ ни. Эллинское оружие, которое оттачивалось и закалялось в течение ста лет братоубийственных войн, к концу IV в. до н.э. было направлено на неэллинские мишени. Оказавшись в руках македонян и римлян, это смертельное оружие завоевало, а завоевав, аннексировало для эллинского мира владения четырех цивилизаций (сирийской, египетской, вавилон­ ской и индской). Это неожиданное изменение материального равнове­ сия серьезно — и, как выяснилось, фатально — повлияло на решение той основной проблемы, от которой зависела судьба эллинистической ци­ вилизации. Проблема, как мы уже упоминали, состояла в создании но­ вого политического мирового порядка, способного преодолеть традици­ онную суверенность отдельного города-государства.

Эксперименты, направленные на преодоление традиционного мест­ ничества, сами по себе имевшие беспрецедентный успех, теперь были обращены не к широкой и жизненно важной задаче создания всеобъем­ лющего эллинского мирового порядка, а к мелкой и неправой цели уси­ ления новообразовавшихся великих держав сверхполисного калибра, с тем чтобы и в дальнейшем продолжать братоубийственные войны, но уже на другом, более высоком уровне, чем те, что велись между Спар­ той, Афинами, Фивами. Таким образом, политическая структура, кото­ рую предпочло эллинистическое общество, была в некотором роде про­ тивоположностью всеобъемлющего политического мирового порядка.

Неизбежным следствием этого явилось повторение в III в. до н.э.

492

катастрофы, которую эллинистическое общество пережило в VB. до н.э. Передышка, наступившая после смерти Пирра, закончилась войной 218—201 гп до н.э. Опустошение, которое сеяла эта война, было бес­ прецедентным по своему характеру. Падение Карфагена в 201 г. до н.э. сопровождалось серией решительных конфликтов и разрушением и покорением трех других великих держав. Лишь Риму удалось сохранить себя в полувековой череде непрекращающихся военных конфликтов. Однако эта серия войн подорвала жизнеспособность эллинистическо­ го общества. Триумф победителя также не мог быть полным, так как за катастрофой войны последовала волна социальных конвульсий, ко­ торая нанесла победителю столь же жестокий ущерб, как и побежден­ ным. Второй пароксизм эллинского смутного времени закончился мед­ ленным превращением римской анархии в римский мир.

В истории распада эллинистического общества наблюдаются совер­ шенно отчетливый взлет и последовавшее за ним катастрофическое па­ дение в период между первоначальным надломом эллинской цивили­ зации в 431 г. до н.э. и созданием эллинистического Pax Оеситетса в 31 г. до н.э. Кроме того, мы обнаружили последующий спад и оживле­ ние, приходящиеся на время между первым созданием Pax Romana в 31 г. до н.э. и его окончательным надломом в 378 г. н.э. Следователь­ но, мы можем свидетельствовать, что распад по крайней мере одного исторического общества может быть представлен схемой трех с поло­ виной тактного движения спадов и оживлений. Посмотрим, подтвер­ ждается ли эта схема в других историях.

Ритм китайской истории. Если обратиться к китайской истории, можно заметить, что момент надлома китайской цивилизации совпа­ дает с катастрофическим конфликтом между двумя империями — Цзинь и Чу, разразившимся в 634 г. до н.э.1, а момент создания китай­ ского Pax Оеситетса совпадает с падением Ци под натиском Цинь, что случилось в 221 г. до н.э. Из всех государств китайского мира уцелела к тому времени одна только империя — Цинь. Если это две крайние даты китайского смутного времени, содержат ли они какие-либо внут­ ренние следы Спала-и-Оживления? В китайской, как и в эллинисти­ ческой, истории ответ на этот вопрос должен быть утвердительным.

Обнаруживается вполне ощутимое оживление в ходе китайского смутного времени в эпоху поколения Конфуция (ок. 551—479 до н.э.). Это оживление началось с конференции по разоружению 546 г. до н.э., на которой была предпринята серьезная попытка понять основную проблему китайской международной политики.

Вкитайском мире опасное политическое соотношение сил сложилось

впоследней фазе роста китайского общества, что примерно соответство­ вало середине эллинского смутного времени. Даже на той ранней

493

ступени географическая экспансия китайской культуры имела полити­ ческое воздействие, окружив древние государства — колыбель китайс­ кой цивилизации — кольцом более молодых государств, которые реши­ тельно превосходили своих более старых современников в материаль­ ном плане, впрочем, как и во всех других отношениях. Катастрофу 634 г. до н.э. можно считать следствием предыдущей неудачной попытки спра­ виться со столь затруднительной ситуацией с помощью международно­ го сотрудничества. В 681—680 гг. до н.э. ничтожно маленькие государ­ ства в центре китайского мира самоорганизовались в Центральную кон­ федерацию под гегемонией восточной великой державы Ци2, что явилось ответом на давление мошной и агрессивной южной великой державы Чу. И хотя была выработана особая конституция, предполагав­ шая систематические собрания глав государств во главе с императором Ци как создателем конфедерации, ее существование не смогло предот­ вратить превращения политики силы в постоянный фактор, определя­ ющий китайские международные отношения. Конференция 546 г. до н.э. представляла собой новую попытку спасти китайское общество от опас­ ности перманентной войны, которая не только не ослабла, но и стала всеобщей братоубийственной войной. На сей раз две великие державы, которые в течение восьмидесяти восьми лет сражались за гегемонию, подчинились авторитету Сун3 — самого старого и наиболее уважаемого из маленьких государств центра. Они были вынуждены отказаться ΟΊ взаимных претензий и согласиться с коллективным главенством Цент­ ральной конфедерации на платформе взаимного равенства. Так мудрая государственная дипломатия действительно обеспечила передышку для уже изрядно подорванных социальных тканей Китая.

То. чего удалось добиться правительству Сун в 546 г. до н.э., позво­ лило мудрецу, рожденному в следующем поколении в соседнем цент­ ральном государстве Лу, обессмертить себя в своем нетленном творче­ стве. Конфуций посвятил свою жизнь делу спасения китайского обще­ ства от самоубийства через наставление его правителей на философский архаический путь. Однако личный опыт Конфуция лишь передает меру оживления, охватившего общество накануне конференции 546 π до н.э. Следует помнить, что Конфуций вошел в историю ярчайшим примером того, что нет пророка в своем отечестве. Мудрец, слава которого пере­ жила не только века, но и тысячелетия, оказался неспособным привлечь к себе внимание хотя бы одного из современных ему правителей. И если потомки оценили по достоинству мудрость рекомендаций Конфуция и попытались применить их для лечения китайских бед, не следует удив­ ляться, что поколение, которое отказалось принять эти целебные сред­ ства, ввергло себя в катастрофу еще более серьезную, чем поражение, подкосившее их отцов.

Первые признаки новой смуты появились еше при жизни Конфуция.

494