Ушинский К.Д. Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 4

стали переправляться через Днепр, Святополк испугался и хотел уже бежать из Киева, но киевляне не пустили его и послали к Владимиру знатных послов, говоря: «умоляем тебя, князь, и братьев твоих, не губите вы земли Русской: если вы будете воевать между собою, то половцы возрадуются и возьмут нашу землю. Отцы и деды ваши сражались за Русскую землю, а вы хотите погубить ее». Услышав это, Владимир заплакал: «по истине так», — сказал он: — «отцы и деды наши соблюли Русскую землю, а мы ее губим» и согласился на мир, но с тем условием, чтобы Святополк сам шел на Давида, так как Давид первый поднял весь этот раздор.

Услышав о близкой беде, Давид Игоревич ночью послал за одним монахом, Василием, которого Василько знал и любил. Этот-то Василий и описал страшное злодейство, которого был отчасти очевидцем, а мы с его слов рассказали вам. «Мне говорили», — сказал Давид Игоревич Василию, — «что Василько изъявил желание послать к Владимиру и уговорить его воротиться. Поди же ты к своему тезке и скажи ему, что если он это сделает, то я дам ему любой город», и перечислил при этом несколько городов, принадлежавших Васильку.

Монах пошел в темницу к Васильку и передал слова Давида. «Не обещал я посылать к Владимиру»,— отвечал Василько, — «но, пожалуй, пошлю, чтобы из-за меня не проливалась кровь, удивляюсь только, как это Давид дает мне мои же города». Выслав слуг вон, сказал Василько монаху: «слышу я, что хочет Давид выдать меня ляхам; видно, не насытился он еще моей кровью, — хочется еще. Я же ляхам много сделал зла, хотел сделать еще больше и отомстить за Русскую землю. Не боюся я смерти; но вот что скажу тебе: справедливо наказал меня господь за мою гордость, потому что, когда пришла ко мне весть, что могут придти ко мне на помощь берендеи, печенеги и торки, то я подумал: скажу-ка я братьям своим Володарю и Давиду, —дайте только мне свою младшую дружину, а сами пейте и веселитесь. Сам же думал: пойду зимою на ляшскую землю, а к лету и возьму ее, а лотом пойду на болгар дунайских, за-

370

ня господь и смирил».

Однакоже Давид не выпустил Василька из тюрьмы, а дал ему волю только тогда, когда брат Василька, Володарь, принудил его к тому силой.

Выпущенный на волю Василько, хотя и слепой, тотчас же принялся мстить Давиду и принудил его выдать ему тех людей, которые подучили Давида на злое дело. Василько повесил этих людей и велел расстрелять их стрелами. Много перебил он и невинных, мстя Давиду за свое ослепление.

Из этого рассказа об ослеплении Василька мы уже можем заключить, что Владимир, прозванный Мономахом, был очень умный, справедливый и добрый князь, любил народ и заботился о благе всей Русской земли. Вот почему по смерти Святополка (в 1113 г.) киевляне, собравшись на совет, объявили, что не хотят иметь другого князя, кроме Владимира, и послали звать его на престол великокняжеский.

ВЛАДИМИР МОНОМАХ. (1113—1125)

Один из внуков Ярослава, Владимир, прозванный Мономахом, много послужил Русской земле еще при отце своем Всеволоде Ярославиче, и потом в княжение своего (Зрата Святополка. По всей Руси известен был Мономах своим миролюбием, верностью своему слову, любовью к народу, милосердием к бедным, справедливостью ко всем, гостеприимством, деятельностью, благочестием, великим умом и великим мужеством. Не раз отражал он набеги половцев, не раз бил их и в самых степях; более ста половецких ханов полонил и выпустил на волю: более двухсот перебил и потопил. Так, в 1103 году сошелся Владимир с великим князем Свято-

полком и стал думать с ним, как бы им напасть на половцев, которые во время раздоров детей и внуков Ярослава разорили много городов, построенных по окраинам степи, врывались и в самый Киев. Дружина Святополка стала говорить, что не годится весной отнимать земледельцев отпашни и отбирать у них лошадей.«Странно мне, — сказал на это Владимир, — что жалеете вы

и пахаря стрелой, возьмет и лошадь, а въехав в село, возьмет и жену пахаря, и детей его, и все его именье. Вам жаль лошади пахаря, а самого его, видно, не жаль!» На это ничего не могла отвечать дружина Святополкова; а Святополк встал и сказал: «Я готов идти с тобою».— «Великое добро сделаешь, брат, ты земле Русской», отвечал ему Владимир. И послали они приглашать других князей, из которых одни согласились идти с ним, а другие отказались.

Однакоже войска собралось довольно, и пошли русские вниз по Днепру, на конях и в лодках, и остановились пониже порогов, у острова Хортицы, который не раз был сборным местом наших степных походов. Отсюда пошли они вглубь степей, к самому Дону, куда заходил только один Святослав. На берегах Сала, речки, впадающей в Дон, русские сошлись с главными толпами половецкими. Половцев было так много, что нельзя было и обозреть, и полки половецкие, как боровы, двинулись на русских. Но русские дрались мужественно, так что ужас напал на половцев и разбежались они, куда попало. Русские же преследовали их по степи и убили до 20 ханов, а одного из них, Бельдюзя, взяли в плен и привели к Святополку. И начал Бельдюзь давать за себя и золота, и серебра, и коней, и скота много: но Святополк отослал его к Владимиру: «Ты ведь знал», — сказал хану Владимир, — «что вы клялись не воевать Русской земли, зачем же ты не уговаривал людей своих и племя свое не преступать клятвы, а еще и сам проливаешь кровь христианскую?» — и велел убить его.

372

Слух об этой победе разнесся не только по Руси, но и в чужих землях, и еще более возвеличил имя Владимира.

Вот почему, когда умер Святополк, киевляне никого не хотели иметь своим князем, кроме Владимира Мономаха, и в Киеве сделался даже бунт, так как Владимир медлил принять Киевский престол.

При Владимире Мономахе Русь успокоилась: междоусобия прекратились, потому что младшие князья повиновались Владимиру, как отцу, а кто пытался заводить междоусобия,' того он наказывал, отнимая удел.

Владимир оставил детям своим длинное поучение, из которого можно видеть, как жил этот деятельный князь.

Всех больших походов моих, пишет Владимир, была 83, a меньших не упомню. Двадцать раз без одного заключал я мир с половцами еще при отце, а потом без отца; сто князей половецких выпустил из плена, а двух сот перебил и потопил. Много трудился я на охоте, по сту туров (зубров) уганивал в лето, вязал диких коней своими руками по десяти и двадцати. Два тура метали меня на рогах и с конем; олень бодал; один лось топтал ногами, а другой бодал; дикий кабан сорвал у меня меч; медведь прокусил попону у самого колена; лютый зверь вскочил на меня и опрокинул коня под мною,— но бог сохранил меня невредимым. Сколько раз падал я с коня! Дважды разбил себе голову, повреждал руки и ноги и не берег головы своей с юности. Что нужно бы делать отрокам моим, то я делал сам, на войне и на охоте, ночью и днем, в зной и холод, не давая себе покою. Не надеялся я ни на посадников, ни на бирючей, а сам делал все, что было надобно. Не давал я обидеть убогой вдовицы и бедного пахаря, сам заботился я о церковной службе. Но не думайте, дети, или тот, кто прочтет мое завещание, что я хвастаюсь: нет, я только хвалю бога и прославляю милость его, что он столько лет соблюдал меня, грешного, от всякой смертельной напасти и сотворил меня не ленивым на всякое дело, потребное человеку. Так и вы, дети мои, смерти

37>

не бойтесь ни на войне, ни на охоте, но творите всякое дело, приличное мужчине, как вам бог даст. Если же суждено богом, то не погибнете вы ни на войне, ни от зверя, ни от воды, ни с коня упавши, а если смерть назначена от бога, то не спасут вас ни отец, ни мать, ни братья».

Кроме того, Владимир в поучение дает своим детям разные советы, из которых видно, как этот князь смотрел на обязанности князя и человека. «Нигде и никогда, — говорит он, — не забывайте господа и уповайте на него; покаяние, слезы и милостыня — не тяжкая заповедь божия, а ею вы избавитесь от грехов и царствия божия не лишитесь. Больше же всего не забывайте убогих, кормите их, сколько можете, и одарите сироту, а вдовицу оправдайте сами, не отдавая ее во власть сильного человека. Не убивайте ни правого, ни виновного и не повелевайте убить, если даже будет повинен смерти: не губите ни одной христианской души. Не клянитесь понапрасну, а давши клятву, соблюдайте ее строго. Уважайте духовенство: оно молится за нас, но более всего не имейте гордости ни в сердце, ни в уме. Все мы смертны, — сегодня живы, а завтра в гробе. Все, что есть у нас, не наше, а дано нам богом на малое время, а потому, не хороните ваших богатств в землю — это великий грех. Старика уважайте, как отца; молодого, как брата. Дома сами за всем смотрите, не полагаясь на других, чтсбы тот, кто приходит к вам, не посмеялся над домом вашим и над обедом вашим. Выйдя на войну, не полагайтесь на воеводу, не думайте о сне, пище и питье, а сами расставляйте стражу и не ложитесь спать прежде, чем все устроите. Ложитесь тут же, с воинами и не снимая с себя оружия: от беспечности нередко гибнет человек. Проходя по селам, не позволяйте своим людям никого обижать, чтобы вас не проклинали. Кормите странника, чествуйте гостей, очи разносят о нас добрую и худую славу. Больного посетите, мертвеца проводите и всякому встречному человеку скажите приветливое слово. Что знаете, того не забывайте, а чего не знаете, тому учитесь: отец мой,

374

сидя дома, выучился пяти языкам. За знание славят нас в чужих землях, — ленивый же позабудет и то, что знает. Пусть не застает вас солнце в постели. Так делал отец мой: отслушав заутреню и встретив солнце хвалой господу, садился думать с дружиной, или давать суд людям, или ехал на охоту, а в полдень ложился отдыхать. Спанье уж от бога присуждено полудню, а в полдень спит и зверь, и птица и человек».

Мономах скончался в 1125 году, оставив по себе многочисленную и сильную семью, из которой вышли князья Владимирские, а потом князья и цари Московские.

НАШИ ДРЕМУЧИЕ ЛЕСА.

Все лес да лес: и вчера, и сегодня, и завтра, целую

моя то едва вытаскивала ноги из грязи, то спотыкалась о корни деревьев, то останавливалась перед громадной сосной, которой вздумалось улечься поперек самой дороги. Ямщик мой ехал в телеге, но я давно уже отказался от этого удовольствия, потому что тряска измучила меня. Особенно, как застучат колеса по сгнившей бревенчатой мостовой, то думаешь, что душа с телом расстается. Такие мосты, вероятно, мостили из Киева в Новгород, когда Владимир собирался на непокорного Ярослава.

Но вот вглуби леса слышно журчанье ручья, и мы скоро выезжаем на утлый бревенчатый мостик, под которым светлая струйка воды шумит по каменистому перебору. так называют здесь маленькие порожки из больших булыжников, между которыми пробиваются лесные речки и ручьи.

Слава богу! Несносный лес, кажется, начинает редеть. Промежду толстых, прямых, как колонны, стволов сосен и лиственниц проглядывает небо, которое

375»

давно уже я вижу только над собой. Тороплю лошадь и выезжаю на большую луговину, поросшую яркозеленой травой, но отчего это лошадь моя косится на эту бархатную траву? Увы! Этот зеленый луг — не больше, как бездонное болото, только сверху заросшее мохом и травой.

Дорога идет по высохшим кочкам и по наброшенному фашиннику, но я слышу, как она качается под ногами лошади. Вдали, посреди болота, видна открытая вода. Вот это наши русские ледники — источники наших бесчисленных рек и речек. Лес своими вершинами привлекает облака, а с ними и дожди, и защищает влажную землю от иссушающего влияния солнца и ветра. Вырубите лес, — и через несколько лет болото превратится в кочковатый луг, ручьи начнут мелеть, и многие потом и совсем иссякнут. В божьем мире все имеет свое назначение: без дремучих лесов, которые мне так теперь надоели, не было бы тех рек, по которым плавают бесчисленные барки.

Но вот лес опять поглотил меня и моего проводника, спокойно дремавшего в телеге, подпрыгивающей на поларшина. Какая глушь! Даже птиц не слыхать ни одной, только белка иногда перепрыгнет с ветки на ветку, да вдали что-то затрещит: видно, Мишка пробирается к себе домой, в берлогу. Дорога, видимо, подымается в гору, но от этого нисколько не становится суше, напротив, еще грязнее. Мы подымаемся на один из тех увалов, которые ползут, как ветки, от Уральского хребта, покрыты болотистыми лесами и поят бесчисленные реки и речки. Вот мы и на вершине увала. Мой проводник недаром говорит, что здесь дрались лешие. На пространстве нескольких верст вокруг лежат громадные деревья, вывороченные с корнем, перепутанные вершинами и сучьями. По здешнему, это называется ломом. Вероятно, эти ломы происходят оттого, что лес на увалах выдвигается своими вершинами из общего лесного уровня и представляет удобный упор для ветра. Сколько гигантских, мачтовых деревьев гниет здесь понапрасну! Но куда и как их вывезти? Много подстойного

376

лесу гибнет даром в наших северо-восточных лесных трущобах, тогда как в степи, за неимением дерева, топят соломой или кизяком и лепят мазанки из глины и тростника.

Благодаря огромному лому и вершине увала, передо мной открылся далекий горизонт, которого я давно уж не видел. И что за оригинальный вид! Все лес да лес кругом, куда ни посмотришь: то поднимается, то опускается по увалам до самого горизонта — целое зеленое море леса! А вон на лысине раскинулось по берегу речки

ито село, куда я еду. Самое большое, с красивой, каменной церковью. Вокруг видно несколько выселков, или починков, как их здесь называют: иной починок и весь-то из трех-четырех вновь срубленных изб. Когда-то

иэто село было таким же починком, а со временем и эти починки превратятся в такие же села и разошлют от себя по лесу новые выселки и починки. Топор, коса

исоха прилежно работают вокруг каждого поселения, может быть, лет через сто или побольше, население расползется и в этом месте. Разноцветные нивы разлягутся по увалам, зеленые луга — по берегам речек; между селами и поселками пробегут дороги и дорожки, а лес превратится в зеленые острова, боры и рощи. Словом, может быть, лет через сто, или больше, наши внуки увидят здесь то же, что видим мы теперь в середине России, где-нибудь на берегах Оки. Ведь и там прежде стояли такие же непроглядные леса, по которым бродили чудские племена, промышлявшие охотой. Пришел русский крестьянин и мало-помалу превратил дремучие леса в поля и луга, а лесную глушь в населенную, оживленную местность.

Сувала дорога пошла по берегу порядочной речки

истало заметно посуше. Речки в лесах служат вместо осушающих каналов, и потому возле них всегда можно

377»

АНДРЕИ БОГОЛЮБСКИЙ.

(1169—1174)

Самое древнее поселение славян в России было, вероятно, на плодоносной приднепровской равнине. Но наши предки любили жить широко и, размножаясь, <зтали расселяться на север и на восток. На север расселялись они по берегам Западной Двины, Ловати, Ильменя и Волхова, где, хотя климат был суровее и почва не так плодоносна, но зато многочисленные озера и реки представляли большие удобства для судоходства и торговли.

На восток распространились славяне вверх по Десне, притоку Днепра, и вниз по Оке, притоку Волги. Уже Святослав нашел на Оке славянское племя вятичей и обложил его данью. С Оки и с берегов Ильменя, из Новгородской области, славянские поселения распространились по верхнему течению Волги.

Но чем далее от Днепра к северо-востоку, тем население было скуднее, города и села реже, леса гуще, а болота непроходимее. По лесам бродили чудские племена, занимаясь звероловством: иные же построили кое-какие города и вели с новгородцами торговлю. Скоро, однако, славяне повсюду вытеснили Чудь, которая или уходила дальше или, оставаясь возле русских, русела: принимала русский язык и русские обычаи. Однакоже эта северо-восточная область, названная Суздальской по главному своему городу Суздалю, считалась самым бедным уделом, а потому и досталась младшему сыну Владимира Мономаха, Юрию.

Юрий был князь деятельный: строил в своей области города, прокладывал по лесам дороги, обращал язычников в христианство и переселял в свою область жителей из южной России или добровольно, или пленных. Однакоже Юрий, которого прозвали Долгоруким за то, что он из Суздаля добивался и добился, наконец, Киева, переехал туда, как только сделался великим князем, оставив Суздальскую область своему сыну Андрею.

Андрей, по смерти отца, принял титул великого кня-

378»

зя, остался жить в Суздальской области и сумел оттуда владеть Киевом и смирить Великий Новгород. Взяв Киев приступом, Андрей, первый из русских князей, отдал его на разграбление войску и поручил там управлять своему брату.

Андрей был самовластного характера, он не раздавал уделов ни братьям своим, ни племянникам, — везде управлял сам и не позволял вмешиваться ни боярам, ни городским вечам в свои дела. Вот почему не взлюбил Андрей и старых городов, где старинные бояре и городские веча привыкли вмешиваться в дела управления. Андрей не захотел жить не только в Киеве, но даже в Суздале и Ростове, а переехал в новый город —Влади- мир. Здесь, проживая по большей части около Владимира в монастыре Боголюбове, заботился он об усилении и украшении Владимира и хотел его сделать таким же городом, как Киев, построил в нем Золотые ворота и храм Богоматери, наподобие киевских, и не жалел денег на украшение церквей. Духовенство его очень любило; но не любили Андрея Боголюбского старинные бояре и рады были от него избавиться, потому что князь был строг с ними.

Один из братьев жены князя, Яким Кучкович, узнав, что Андрей велел за какое-то преступление схватить его брата и казнить, стал говорить своим родственникам и друзьям: «сегодня князь казнит одного, завтра дойдет очередь и до нас, следует нам подумать, как бы от него отделаться». Составился заговор из 20 человек, которые все были близки к князю и осыпаны его милостями. В день празднования памяти апостолов Петра и Павла заговорщики ночью пришли в село Боголюбово, где жил тогда великий князь, вломились в монастырский двор, перебили стражу и подошли к великокняжеской спальне, дверь которой была заперта. Когда убийцы стали выламывать дверь, князь вскочил и стал искать меча своего, но меча не было. Ключник великого князя, бывший в заговоре, унес меч, а был то меч замечательный: принадлежал он прежде святому мученику Борису. Убийцы толпой ворвались в спальню, но князь

379»