Ушинский К.Д. Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 4

вто отдаленное время, когда земля еще была покрыта водой. Волны океана, размывая глинистые и кремнистые скалы, превращали их в ил, который осаживался слоями, где-нибудь в спокойной бухте; допотопные морские растения, в которых было так же много угля, как и теперь в каждом растении, дали, по всей вероятности, угольные частицы, а железо и другие составные частицы шифера были принесены водою. Таким образом, из осаждающегося ила образовались мало-помалу слоистые массы шифера. Когда же потом, действием подземного огня, эти слоистые массы были выдвинуты наверх воды и образовали горы, тогда и шифер затвердел и сделался таким, каким его теперь находят. Если же мы не видим в нем остатков прежних морских растений, как

вдругих слоистых породах камней, происшедших от осадка в воде, то это может быть потому, что подземный огонь, действуя на шифер, превратил растения в уголь и в то же время помог соединиться теснее всем составным частям камня.

ГРАНИТНЫЙ ВАЛУН.

Вот самый обыкновенный гранитный булыжник, каких много валяется по полям, камни эти вовсе не редкость, а между тем каждый из них мог бы рассказать нам очень любопытную историю, если бы умел говорить.

Рассмотрим сначала, из чего он состоит.Он не похож на шифер нашей грифельной доски не только по цвету, но и по составу. В булыжнике вы не видите таких слоев, как в шифере, напротив, он как будто весь слеплен из маленьких кусочков различных по цвету камней, крепко сплавленных между собою. Каждый из этих кусочков, действительно, есть особенный камешек. Вот красное пятнышко — это полевой шпат, который встречается во многих местах отдельными громадными камнями; вот белое, стекловидное зернышко — это кусочек кремня; а вот и светлая блестка — это слюда, которую также находим отдельными, довольно большими кусками.

350>

Но как же эти различные камни соединились в такую плотную массу? Этого также хорошенько никто не знает, но видно только, что тут работал страшно сильный огонь, плавивший камни, которых мы теперь расплавить не можем. Геологи, ученые люди, занимающиеся изысканием, из чего и как составлена наша земля, предполагают, что страшный огонь и теперь горит внутри земного шара и что в прежнее время этот огонь был еще сильнее и, прорываясь наружу, выдвигал наверх такие сплавленные им камни.

Если вы размешаете кусок глины и горсть песку в стакане с водою и дадите смеси спокойно осесть на дног то заметите, что глина и песок лягут слоями, какими лег и шифер, из которого сделана ваша доска, но которых в граните нет. Вот почему геологи полагают, что одни из камней произошли силою воды, а другие, в которых слоев незаметно, силою огня. Гранит произошел силою огня, и потому называется огненною породой.

Но как же попал этот кусок гранита на наше поле? Не мог же он вырасти здесь, а на земле нет нигде дыры, откуда он мог бы выскочить. Нет, родина его не здесь, а далеко на севере, в Финляндии или, может быть, даже в Швеции. Там есть целые гранитные горы, основания которых, вероятно, идут глубоко в землю и там, действительно, подземный огонь мог выдвинуть наружу гранитные горы и скалы. Раскаленные, расплавленные вышли они оттуда, и потом, мало-помалу, застыли на воздухе. С изумлением смотрит теперь человек на эти громадные гранитные горы, застывшие в самых прихотливых формах: то в виде зубцов каменной крепости, то куполами, то остроконечными башнями.

От этих-то скал оторваны и те куски гранита, которые валяются по нашим полям и которыми мы мостим наши улицы. Стоит взглянуть на состав этого булыжника, чтобы узнать, что он был когда-то частью скалы, стоящей теперь где-нибудь в Скандинавии или Финляндии. Но как же он попал сюда, за тысячу верст? Конечно, никто не привез на лошадях этих бесчисленных

351>

гранитных камней и не рассыпал их по нашим полям на зло земледельцу, которому они мешают пахать землю. Да многие из этих камней и слишком велики для того, чтобы их можно было привезти для шутки. Скала, на которой стоит статуя Петра Великого, вся высечена из одного такого камня, найденного невдалеке от Петербурга: такие камешки возить для шутки неудобно!

Но как же, наконец, попал сюда наш камень? Должна же быть причина, передвинувшая его за сотни верст, потому что сам он не одарен способностью произвольного движения? Спросим опять у геолога, и геолог, рассказав нам историю происхождения нашего камня, расскажет нам и о его путешествии.

Некогда, говорит геолог, этот камень составлял часть скандинавской прибрежной гранитной скалы, у подошвы которой шумели бурные волны; морские птицы вили на этой скале свои гнезда, а морские животные приплывали отдыхать у ее подошвы. Зима сменялась летом, лето зимою; скала казалась все одной

итой же угрюмою, незыблемою скалою, но между тем

ис нею, как и со всем в мире, совершались перемены. Пословица не даром говорит, что вода, падая капля за каплей, точит камень. Много таких капель падало на нашу скалу, и, мало-помалу, показались в ней сначала едва заметные трещины; в эти трещины проникали новые капли и углубляли их все больше и больше. Зимою,

Ветер и солнце помогали воде и холоду, и вот наш камень, в одно прекрасное утро, со множеством подобных ему каменьев, захотел путешествовать — рухнулся со скалы и покатился вниз в море, а там уже ждал его отличный экипаж — громадная ледяная глыба, стоявшая у подошвы горы. Долго ли, коротко ли стояла эта глыба, но мало-помалу она набрала много молчаливых пассажиров, и ей пора было бы уже отправляться в путь, да то беда, что она очень плотно примерзла кбе-

352

регу. Однакоже солнце и ветер дружными усилиями помогают льдине сняться с якоря и пуститься странствовать по миру, куда глаза глядят, или, лучше, сказать, куда гонит ее ветер. «Прощай, навеки, родина!» — могли бы сказать каменья, если бы у них был язык.

Море в те отдаленные времена занимало гораздо более места, чем теперь: только высокие, гористые страны выглядывали из-под него, а наша низменная, ровная матушка-Россия вся еще пряталась под водою, по которой очень удобно было странствовать ледяным глыбам.

Вот глыба, гонимая северным ветром, все подвигалась к югу, а на юге, как вы знаете, солнце греет больше и припекло глыбу, которая пустилась в путь, позабыв, что она ледяная. Глыба все движется дальше и дальше, а солнце печет и топит ее все больше и больше; становится, наконец, глыбе невтерпеж, и вот она роняет сначала один камень, за ним другой, — и растеряла всех своих пассажиров по лицу будущей России: «лежите, мол, тут, голубчики, до скончания века», а, наконец, и сама, вся растаяла.

Но не улежали камни на своих местах. Пришел человек и принялся за них: там ему понадобилось расчистить поле, и он свез камни в кучу, а которые были побольше, то сначала изорвал их порохом на куски; в другом месте понадобилось ему строить фундамент для дома, там ограду из камней, а там сложить из них и целую избу, там вымостить мостовые, выстроить плотину или мост. Но когда дело дошло до постройки шоссе, то тут северным гостям пришлось уже очень плохо. Тщательно разыскивали их в лесах и в болотах, где они, никого не трогая, лежали тысячи лет и обросли мягким мохом: отыскали, свезли в кучи, и тысячи молотков принялись усердно колотить твердые камни на мелкие кусочки и выкладывать ими крепкое шоссе. Казалось бы, что при железных дорогах могли и отдохнуть камни, но не тут-то было: нужно, чтобы дорога не раскачивалась под сильной, тяжелой машиной, опять бьют камень в куски, в щебенку, как говорят, и кладут его

между рельсов, чтобы дорога была тяжелее и не качалась, когда по ней полетит тысячепудовая машина.

Так заботился всемогущий господь о человеке, когда еще человека не было на земле, и повелел стихиям — воде, ветру и огню — приготовить камень для шоссе и железных дорог, хотя долго еще после этого человек не имел понятия ни о шоссе, ни о железных дорогах и таскался пешком, не зная даже, что можно оседлать

Вот, что расскажет нам молчаливый булыжник, если мы сумеем заставить его заговорить, и если бы люди забыли бога, то самые камни могли бы поведать им его славу и его любовь к человеку.

ИЗВЕСТЬ.

Отец давно показал детям, как добывают и обжигают известь, и, наконец, повел их за город, где в крутом и высоком береге реки множество работников ломали известковый камень, разбивали его на мелкие куски и складывали в телеги.

«Теперь вы видели, откуда добывается известковый камень; но этого мало, — сказал детям отец: — пойдем за телегами и посмотрим, куда это везут известковый камень и что с ним делают».

Телеги, пр'оехав несколько десятков саженей, остановились у громадной печи.

«В этой печи обжигают известь, — сказал отец: — в нее, как вы видите, кладут известковые камни так, чтобы между ними оставались пустоты, в которые могло бы свободно проходить пламя. Внизу разводят сильный огонь и поддерживают его несколько дней сряду. Пламя, проникая между камнями, раскаляет их до того, что из них в виде пара выходит вся находившаяся в них вода, а вместе с тем выходит особенное вещество, такое же прозрачное, невидимое, легкое, как воздух, но только не воздух: это вещество называется углекислым газом, или просто угольной кислотой* Когда вся вода испарит-

354

ся и вся угольная кислота улетит, тогда гасят огонь и вынимают из печи известь, которая получила новое удивительное свойство. Дотроньтесь влажной рукой или губами до куска обожженной извести, и вы почувствуете жгучую боль. Это происходит оттого, что известь с необыкновенной жадностью потянет в себя влагу, которою покрыта ваша рука или ваши губы».

Отец взял кусок обожженной извести и, положив на, землю, стал на него лить понемногу воду: вода кипела и испарялась, как будто бы ее лили на горячую плиту; кусок извести, бывший до того холодным, сильно разгорячился и, наконец, рассыпался в мелкий порошок.

«Это значит — гасить известь» — сказал отец детям. «Возьмите этот порошок в руки: вы чувствуете, что он совершенно сух, хотя в нем довольно много воды. Если на три фунта выжженной извести налить фунт воды, то. мы получим четыре фунта такого белого порошка: следовательно, в этом сухом порошке находится фунт воды, хотя ее совершенно незаметно. Такое соединение двух, тел, при котором они образуют одно новое, называется. химическим соединением, а стремление одного тела соединиться с другим называется химическим сродством• Негашеная известь и вода имеют между собою химическое сродство. Большая часть тел — сложные тела и состоят из двух или нескольких простых тел, т. е. таких, которых химики не могли уже разложить на какие-нибудь другие тела. Вы знаете несколько простых тел: золото, железо, ртуть, медь, уголь; но дерево, вода, соль и многие другие тела — тела сложные. Наука, которая показывает, из каких простых тел и как сложены все тела, называется химией, а люди, занимающиеся ею, — химиками».

«Заметив в негашеной извести сильное сродство к воде, люди пользуются этим свойством, чтобы извлекать воду отовсюду, где ей не следует быть; так, например: если нужно очистить спирт от воды, то кладут в ведро со спиртом несколько кусков негашеной извести, и хотя вода дружна со спиртом и разделить их трудно, но с известью она еще дружнее, а потому остав-

ляет спирт и соединяется с известью. Если оставить обожженную известь на воздухе, то она скоро потеряет свое острое, жгучее свойство, потому что в воздухе всегда есть пары воды, с которыми известь соединяется. Вот почему, — когда хотят сохранить известь негашеной, то складывают и закрывают ее так, чтобы к ней не прикасался воздух. Я также сказал вам, что огонь выгнал из известкового камня газообразное, похожее на воздух вещество, называемое угольной кислотой. В воздухе всегда довольно угольной кислоты и потому, если известь долго оставлять на воздухе, то она химически соединится с угольной кислотой и превратится в мел».

«Мел есть не что иное, как химическое соединение извести и угольной кислоты, или, как говорят химики, углекислая известь. При быстром гашении извести, когда на нее льют много воды, из нее образуется тесто, которое каменщики употребляют как цемент, чтобы связывать кирпичи, из которых строятся дома. Но кирпич с кирпичем и песок с известью соединяются не химически, а механически. Механическим это соединение называется потому, что в нем каждая песчинка остается песчинкой и каждый кусочек извести — известью; тогда как из воды и обожженной извести составляется новое тело, равно как из извести и угольной кислоты; а угольная кислота и вода исчезают так, что их можно выделить только посредством сильного огня».

РУЧЕЙ.

Много я слышал уже о журчащих ручьях, но никто мне еще не говорил, что такое они журчат. Вот светлый источник, пробивающийся из-под большого камня: уся- дусь-ка возле него и. послушаю, что такое он болтает. Бесчисленные маленькие волны, перегоняя друг друга и журча, пробиваются между каменьями и песком, подымая и крутя его белые зернышки.

— Послушайте-ка, вы, маленькие резвые волны, расскажите мне: зачем вы так торопитесь, куда и откуда бежите, почему так суетливо толкаете друг друга?

3 5 6

—О! — залепетали волны, — нас много и очень много: там, в горе, нас еще столько, что и счесть невозможно; мы все хотим выйти на божий свет, а ворота узки: вот почему мы так толкаем друг друга, как школьники, когда учитель скажет им: класс кончен!

—Где же вы были до сих пор и что вы делали? Не сидели ли вы в горе с того самого дня, как голубь принес Ною масличную ветвь, как знак, что воды снова скрылись в землю.

—О нет, нет, нет! — залепетали волны, перебивая, друг друга, и каждая из них так спешила рассказать свою историю, что я не мог разобрать ни слова. Я наклонился к источнику, зачерпнул горсть чистой, холодной воды и, пропуская ее сквозь пальцы каплю за каплей, выслушивал их поодиночке. Какие дивные историйки, они порассказали мне!

—Мы, — сказали мне две капли, — были снежинками в прошедшую зиму и, лежа там на горе, весело* сверкали на солнце, пока оно весною не растопило нас.

— Мы были двумя градинками, — залепетали другие капли, — и, увы, согрешили: положили на землю тяжелый колос. — А мы были двумя росинками и напоили жаждущий ландыш, — сказали две новые капли. — Мы носили корабли на море; мы утолили жажду жаждущего и спасли ему жизнь; мы вертели мельничное колесо; нас вспенивал пароход; мы были сладким соком в вишнях, мы — вкусным вином; мы — лекарством, мы— ядом, мы— молоком... — звенели одна за другой прозрачные капли, скатываясь, как перлы, с моих пальцев.

Одна светлая капелька повисла у меня на пальце:—' я была когда-то слезою, — прошептала она; я— каплею пота, сказала вслед за ней другая, падая на землю; а я уже была в твоем сердце, — прозвенела третья, — была теплой капелькой крови, а потом, когда ты дохнул, я вылетела паром и понеслась к облакам.

Я видел, что этим историям конца не будет и стряхнул обратно в реку остальные капли, не слушая их болтовни,

357>

Мне хотелось пристыдить хвастливый ручей, и я сказал ему: расскажи-ка лучше, что ты видел нового в своей горе? «Чему там быть новому? — думал я про себя: — камни лежат неподвижно от создания мира и будут лежать там вечно, разве человек выкопает их и построит из них дома». Но как же я удивился, когда ручей стал мне говорить самые диковинные вещи.

Каждая капелька, — говорит он, — побывши дождем или снегом, градом или росою, проникает в землю и работает в ней изо всех сил, не хуже ваших рудокопов: роет для себя самые затейливые ходы и переходы. Если тебе в детстве рассказывали сказки о подземных горных духах и карлах, которые будто бы живут внутри гор и охраняют там металлы и камни, прилежно работая над ними день и ночь, то, знай, что эти карлы и духи — мы, маленькие капли воды. Мы кажемся тебе малы и бессильны; но ты видишь, как нас много, и верно слыхал, что капля, падая за каплей, пробивает и твердый камень. Пробегая между каменными слоями гор, каждая из нас уносит неприметную для твоих глаз частичку той или другой каменной породы. Скоро тяжелая ноша становится не под силу маленькой капле, и она оставляет свой кусочек камня или металла где-нибудь совсем в другом месте. Так строим мы из извести и гипса блестящие красивые кристаллы. Так же мы заносим с собой то красный кусочек железной охры, то зеленый и голубо.й кусочек медного купороса, и раскрашиваем ими другие каменья. Иногда доберутся капли воды внутри горы до большой, просторной пещеры... О, да и пещеру-то эту сделали мы же! Она прежде вся была набита солью; но миллионы водяных капель выпили эту соль и унесли ее куда-нибудь в другое место, может быть, в море, где вода, как ты знаешь, такая соленая. В такой пещере нам привольно работать: звучно падаем мы с потолка и, оставляя на нем приносимые нами кусочки камня, строим самые диковинные вещи, похожие на ваши церкви и башни. Ты видел, вероятно, как зимою, растаивая на солнышке и стекая с крыши, превращаемся мы от холода в длинные,

358

прозрачные сосульки. Наша подземная работа немножко похожа на эту; только там мы работаем созульки не из воды, а из известки (сталактиты); сами же уходим дальше. На дне пещер собираются капли в подземные озера; потом выбегают оттуда в расселины скал и прыгают шумными водопадами со скалы на скалу. К нам прибегает иногда напиться горная саламандра, небольшое длинненькое животное, бледное и слепое; вам скучно в этих пещерах без солнца, а оно боится, как смерти,

Пещера.

солнечных лучей. Если на дороге попадется на горе кусок дерева, мы начнем хлопотать изо всех сил: каждую клетонку наполним кремнем, или известкой, древесину же разломаем и унесем прочь, словом, сделаем то, что вы называете окаменелым деревом, но называете совершенно несправедливо, потому что там дерева нет ни крошки, а все один чистый камень: от дерева осталась одна только форма. И сколько нам было хлопот, чтобы выделать из камня каждую жилку, каждую ячейку!

В это самое время набежала новая волна и начала мне рассказывать другую историю: она говорила, как водяные капли мало-помалу подрывали целую гору в

359>