
Ушинский К.Д. Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 4
.pdfНа холмах пушки, присмирев, Прервали свой голодный рев.
Исе,— равнину оглашая, Далече грянуло ура: Полки увидели Петра.
Ион промчался пред полками, Могущ и радостен, как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним во след неслись толпой Сии птенцы гнезда Петрова —
Впременах жребия земного,
Втрудах державства и войны Его товарищи, сыны:
И Шереметев благородный,
ИБрюс, и Боур, и Репнин,
И, счастья баловень безродный, Полудержавный властелин.
И перед синими рядами Своих воинственных дружин, Несомый верными слугами, В качалке, бледен, недвижим,
Страдая раной, Карл явился. Вожди героя шли за ним. Он в думу тихо погрузился; Смущенный взор изобразил Необычайное волненье: Казалось, Карла приводил
Желанный бой в недоуменье...
Вдруг слабым манием руки На русских двинул он полки.
И с ними царские дружины Сошлись в дыму среди равнины: И грянул бой, Полтавский бой!
В огне, под градом раскаленным, Стеной живою отраженным, Над падшим строем свежий строй Штыки смыкает. Тяжкой тучей
Отряды конницы летучей, Браздами, саблями звуча, Сшибаясь, рубятся с плеча. Бросая груды тел на груду, Шары чугунные повсюду Меж ними прыгают, разят, Прах роют и в крови шипят.
Швед, русский — колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет, Гром пушек, топот, ржанье, стон, И смерть, и ад со всех сторон!...
Но близок, близок миг победы...
Ура! Мы ломим; гнутся шведы. О славный час! о славный вид! Еще напор — и враг бежит;
Иследом конница пустилась, Убийством тупятся мечи,
Ипадшими вся степь покрылась, Как роем черной саранчи.
Пирует Петр. И горд, и ясен,
Иславы полон взор его.
Ицарский пир его прекрасен: При кликах войска своего,
Вшатре своем он угощает Своих вождей, вождей чужих,
Иславных пленников ласкает,
Иза учителей своих Заздравный кубок поднимает.
А.Пушкин.
БОРОДИНО.
«Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые? Да, говорят, еще какие!
Не даром помнит вся Россия Про день Бородина!»
— Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя:
Богатыри —не вы! Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля, Не отдали б Москвы!
Мы долго, молча, отступали. Досадно было, боя ждали;
Ворчали старики:
ч<Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»
Ивот нашли большое поле: Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
Унаших ушки на макушке! Чуть утро осветило пушки
Илеса синие верхушки, — Французы— тут-как-тут.
Забил заряд я в пушку туго И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью! Что тут хитрить, пожалуй к бою: Уж мы пойдем ломить стеною, Уж постоим мы головою
За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке: Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день. Повсюду стали слышны речи: «Пора добраться до картечи!» И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилег вздремнуть я у лафета> И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус. И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось, Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом: Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен булатом, Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами: «Ребята! Не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой, Как наши братья умирали!»
— И умереть мы обещали, И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денек!... Сквозь дым летучий Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут. Уланы с пестрыми значками, Драгуны с конскими хвостами, — Все промелькнули перед нами,
Все побывали |
тут. |
|
Вам не видать таких |
сражений!.. |
|
Носились знамена, как |
тени, |
|
. В дыму огонь блестел, |
||
Звучал булат, картечь |
визжала, |
|
Рука бойцов колоть |
устала, |
|
И ядрам пролетать |
мешала |
Гора кровавых тел. Изведал враг в тот день не мало, Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась, как наши груди; Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой.., Вот смерилось. Были все готовы Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны — И отступили бусурманы. Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать. Да, были люди в наше время, Могучее, лихое племя:
Богатыри,— не вы! Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля, Не отдали б Москвы!
Ж". Лермонтов.
МАНИФЕСТ.
19 февраля 1861 г.
Посмотри: — в избе, мерцая, Светит огонек;
Возле девочки-малютки Собрался кружок;
И с трудом, от слова к слову Пальчиком водя,
По печатному читает Мужичкам дитя.
Мужички в глубокой думе Слушают, молчат;
Разве крикнет кто, чтоб бабы Уняли ребят:
Бабы суют детям соску, Чтобы рот замкнуть,
Чтоб самим хоть краем уха Слышать что-нибудь...
Даже с печи не слезавший Много, много лет,
Свесил голову и смотрит, Хоть не слышит, дед.
Что ж так слушают малютку? Аль уж так умна?
Нет, одна в семье умеет Грамоте она.
И пришлося ей, младенцу, Старикам прочесть
Про желанную свободу Дорогую весть!
Самой вести смысл покамест Темен им и ей.
Но все чуют над собою Зорю новых дней...
Вспыхнет, братцы, эта зорька! Тьма идет к концу!
Ваши детки уж увидят Свет лицом к лицу!
Тьма пускай еще ярится! День взойдет могуч!
Вещим оком я уж вижу Первый светлый луч.
Он горит уж на головке, Он горит в очах
Этой умницы-малютки С книжкою в руках!
Воля, братья, — это только Первая ступень
В царство мысли, где сияет Вековечный день.
А. Майков.
445
ОТДЕЛ I I I .
ИЗ ГЕОГРАФИИ.
ВБЛИЗИ И ВДАЛИ.
У кого зрение хорошо, тот может ясно читать на расстоянии аршина; но если ту же книгу отодвинуть аршин на пять, на шесть, то и дальнозоркий человек будет видеть одни только чернеющиеся строчки и много-много, если различит большие буквы. Пусть кто-нибудь возьмет в руки книгу и, продолжая держать ее так, чтобы мы могли видеть листы и на них строчки, станет уходить с ней все дальше и дальше: за десять, за пятнадцать саженей строчки исчезнут; саженей за сто вся книга покажется белым пятном; еще десятка два саженей дальше, — и не только нельзя будет разобрать, что держит уходящий человек в руках, но и самого человека будет трудно узнать по лицу на таком расстоянии. За версту нель-
зя |
уже различить цвета |
одежды уходящего человека, |
а |
за пять, за шесть — и |
весь человек покажется чуть |
заметной точкой и, притом, точкой почти неподвижной, хотя бы он шел очень скоро: еще несколько саженей далее, — и самая эта точка исчезнет.
Случалось ли вам видеть, как орел или коршун, снявшись с камня или с дерева, быстро начнет подыматься кверху? Сначала вы очень ясно различаете широкие крылья, хвост и голову хищной птицы, но через минуту вся птица, быстро улетающая кверху, покажется вам черным и почти неподвижным пятном, хотя она улетает с прежней быстротой: еще минута, другая — пятно превращается в точку, а потом и самая точка исчезнет в синеве небесной.
446
Все предметы, как бы они велики ни были, домау церкви, целые города, громадные горы уменьшаются: для нас по мере того, как мы от них удаляемся, и если вам скажут, что черточка, которую вы видите на горизонте, находится от вас на расстоянии десяти верст, то вы, зная, как уменьшаются предметы вдали, вероятног догадаетесь, что эта черточка совсем не так мала, как нам кажется, и что это должно быть какое-нибудь очень высокое здание, если можно еще видеть его на расстоянии десяти верст. Но если вы увидите какой-нибудь предмет на горизонте на расстоянии пятидесяти, шестидесяти верст, то хотя бы этот предмет казался вам не больше болотной кочки, вы, без сомнения, подумаете,, что это должна быть какая-нибудь громадная гора.
Но что же подумаете вы, если вам скажут, что луна,, которая нам кажется величиной с большую тарелку, находится от нас почти за 400 тысяч верст? Вероятно, вы поверите после этого, что луна на самом деле только в 49 раз менее всей той земли, на которой мы живем. Солнце же, которое кажется не меньше луны, еще гораздо, гораздо дальше. Можно себе представить, как громадно должно быть оно, если мы его еще видим таким большим почти за 150 миллионов верст? Многие звезды еще гораздо, гораздо дальше от нас, чем самое солнце; как же должны быть велики эти маленькие звездочки, когда мы их видим на таком неизмеримо-далеком расстоянии?
ЗЕМЛЯ.
Мы уже знаем, что звездочки, которые кажутся нам блестящими, мигающими точками, такие большие земли, что на них весьма просторно могли бы поместиться многие и многие миллионы людей. Живут ли там люди, мы не знаем; но знаем только то, что если бы с одной иа этих звездочек можно было взглянуть на нашу землюг то ее или совсем не было бы видно, или она показалась бы нам такой же крошечной, блестящей точкой, какой с земли кажутся нам звезды. Однако на этой точке довольно места для тысяч и миллионов людей, для их городов, сел и полей; много необитаемых пустынь, хотя
447
более двух третей всей земной поверхности занято водой: океанами и морями.
Естественно, что человеку захотелось узнать, какую форму имеет та звездочка, на которой он живет. Но как это сделать? Мы знаем, что форму предметов человек узнает посредством зрения и осязания и когда хотим узнать форму яблока, то берем его в руки и осматриваем со всех сторон; но нельзя не согласиться, что с землей это довольно трудно сделать. В руки ее не возьмешь, да и осмотреть сразу невозможно. Представьте себе, что по огромному, почти шарообразному куполу какой-нибудь церкви ползет маленькая мошка; трудно будет ей узнать форму этого купола и долго она проползает по нем, прежде чем узнает, что он имеет форму шара. Человек же в отношении земли, на которой он живет, меньше, чем самая маленькая мошка в отношении самого большого церковного купола. И долго человек ходил и ездил по земле, прежде чем догадался, что бог дал ей форму большого шара.
Если человеку удавалось быть на море или на большой равнине, где ни леса, ни горы не мешали его взору, то он видел только крошечную частичку земли, которая на краю повсюду сходилась с небом. Не удивительно, что прежде, чем угадали люди истинную форму земли, они считали ее плоским кругом и полагали, что где-то далеко есть край земли, с которого, пожалуй, можно и соскочить: но куда соскочить, — неизвестно. Были, правда, такие умные люди, которые догадывались, что это не так и что у земли нет краев, как нет их у шара; но таких людей было немного и им мало верили. Но вот люди выучились делать хорошие корабли и стали плавать на них по морю, каждый раз заходя все дальше и нигде не находя края земного. Наконец, нашлись такие смельчаки, которые плыли, плыли и, не возвращаясь назад, доплыли до того места, с которого отправились. Точно то же случилось бы с мухой, если бы она ползла все прямо по куполу, не возвращаясь назад: она приползла бы, наконец, к тому месту, с которого отправилась.
448
ГЛОБУС.
Смотря на картинку, на которой нарисована ловля кита, мы говорим: какое большое животное! А между тем на картинке это животное не больше вершка. Но кит нам кажется и на картинке большим, потому что возле него нарисована лодка, в которой сидит человек десять китоловов: а лодка эта в десять раз меньше кита. Зная же, как велик человек в натуре, мы заключаем и о величине громадного морского зверя. На картинах по большей части все предметы изображаются гораздо меньше их натуральной величины. Иная высокая гора на картинке точно небольшое пятнышко; зато возле такой горы человека и нарисовать нельзя: так он будет мал; если же нарисуем человека, хотя в вершок величиной, то самую гору сочтем за маленький холмик. На картинах, следовательно, предметы изображаются по большей части в уменьшенном виде, но пропорционально, т. е. во сколько раз уменьшен на картинке один предмет, во столько раз уменьшен и другой. Если же на картинке иногда рисуют человека больше дерева или горы, то это для того, чтобы показать, что человек стоит ближе, а гора гораздо дальше, потому что, как вы уже знаете, чем дальше от нас предмет, тем он кажется меньше.
На полу нашего класса можно уместить много листов бумаги; но весь пол можно нарисовать на одном листе: стоит только вымерить, сколько будет наш пол в длину, сколько в ширину, и нарисовать на бумаге такой четвероугольник, который столько же будет иметь в длину и в ширину вершков, сколько сам пол дшеет саженей. На этом маленьком четвероугольнике, представляющем пол нашего класса, мы можем легко означить, где стоят наши скамьи, где доска, где печка и т. д. Также можем мы нарисовать и целый сад. Если мы нарисуем деревья, кусты, беседки и представим все эти предметы в таком виде, как они представляются глазам нашим, т. е. те, которые поближе—в большом виде, а те, которые дальше — в меньшем, то это будет картина сада.
29 к. Д. Ушинский, т. IV |
449 |