Богатая Л.Н. На пути к многомерному мышлению, Печатный дом, 2010. – 372 с

161

касается представления, то в соответствующем когнитивном инструменте следует различать внутреннее и внешнее общее представление. С одной стороны, достаточно естественно мыслить существование представлений, которые порождены глубоко индивидуальными, субъективными переживаниями. Эти представления и стимулируют, в какой – то мере конституируют

внутренний мыслительный процесс. Когда же представление принимает участие в экстериоризации мыслимого, когда мысль фиксируется словом для другого, вот тогда представление и предстает

общим представлением для другого. Закрепление представления для другого с помощью вербального субстрата приводит к возникновению серии последующих частных представлений, которые возникают уже в сознании представляющего субъекта.

Следует, опять же, согласиться с Больцано в том, что

представления в себе (общие представления) есть материя

субъективного представления. Кроме того, еще раз важно подчеркнуть, что, говоря об общих представлениях, следует иметь в виду, что они могут подразделяться на субъективные общие представления, которые принимают участие в формировании последующих частных представлений, и общие представления для другого.

После проведения определенных различений в том, что может подразумеваться под термином представление, целесообразно провести соотнесение представления с ближайшим терминологическим окружением.

Представление и ближайшее семейство понятий

Так же как и восприятие, представление связано с чувственным способом обращения к миру, вернее, опирается на результаты чувственных контактов с миром, данных в восприятии. Отсюда при анализе представлений можно обнаружить следы зрительных,

обонятельных, тактильных и прочих способов фиксации объектов окружающего мира. Больцано по этому поводу отмечает: «Субъективные, мыслимые представления возникают у нас , когда мы слышим, видим, чувствуем, не вынося суждения об этом, ничего не утверждая о том, что мы видим, слышим, чувствуем и т.д.» [1, с. 82].

162

Однако при очевидной близости представлений и восприятий

целесообразно сосредоточить внимание на обнаруживающихся различиях.

Первым из обнаруживаемых фундаментальных различий

представления и восприятия следует отметить различие в предмете

представления и восприятия. Если восприятие реализуется как акт направленного внимания воспринимающего субъекта на

воспринимаемое (воспринимаемую вещь, явление, процесс), то в формировании представления, несомненно, участвует представляющий субъект и нечто представляемое. К примеру,

предметами представления могут быть вещи проявленного мира,

слова, абстрактные идеи, результаты предыдущих восприятий или

представлений. Представляемое не обязательно существует или не существует. Больцано по этому поводу замечает: «Представление не берется мною лишь в его узком значении, согласно которому предмет,

описываемый самим представлением, должен рассматриваться как отсутствующий (abwesend)»… И далее: «Следует различать представления, которым не соответствует либо никакой, либо никакой непосредственно настоящий предмет, от представлений, которые такой предмет имеют и влияние которого мы испытываем при возникновении представления» [1, с. 276]. Или иначе: для того, чтобы возникло представление не обязательно наличие предмета в его физической данности.

Следующим важным отличием представления от восприятия

является то, что стимулируют соответствующие действия. И если

воспринятое генерирует последующие акты восприятия, способствует возникновению представлений, то представления стимулируют

мыслительный процесс. Мыслительный процесс фактически разворачивается под воздействием представлений, которые сами по себе находятся в непрерывном формировании и изменении.

Мыслительный процесс направляется, с одной стороны,

восприятиями, с другой – представлениями и, кроме того, –

обнаруженными смыслами как продуктами мыслительных актов.

Достаточно очевидно, и тому свидетельством являются элементарные наблюдения, что мысль может быть стимулирована и исключительно восприятием. Однако для мыслей, актуализированных

163

восприятием, характерна очевидная неупорядоченность

мыслеразвертывания, в то время как в организации мышления,

придании ему определенной направленности, существенную роль играют именно представления, выступающие своеобразными конституирующими основаниями для формирования мыслительного акта. Таким образом появляется возможность заключить, что организованное мышление задается и управляется представлениями,

которые, в свою очередь, своим рождением во многом обязаны

восприятию и мышлению. Необходимо согласиться с Б. Больцано в том, что «Субъективные представления возникают как «явление внутри мыслящего их существа» [1, с. 279]. При этом важно подчеркнуть, что из сказанного вовсе не следует, что представления

онтологически тождественны мысли.

Еще одним важным отличием представления от восприятия

является то, что если главным назначением восприятия достаточно естественно предположить создание внутренних образов внешнего окружающего мира, то представления способствуют формированию

таких внутренних образов, в которых следы внешнего мира и внутреннего мира представляющего субъекта тесно переплетаются.

Представления оказываются тесно связанными не только с

восприятием, но и с воображением. При оперировании представлениями появляется возможность переконструирования

проявленного мира. Снимаются пространственно-временные ограничения, ибо представления жестко не соотносятся с пространственно-временным моментом здесь и сейчас, а достаточно свободно сопрягаются и с настоящим, и с прошлым, и с будущим.

Формирование представлений позволяет реализоваться творческому началу в человеке, ибо именно благодаря способности представлять

открывается перспектива сотворения того, чего не существует еще в проявленном мире. В этой связи важно более последовательно провести различение между представлением и воображением: если воображение направлено на создание образов (совокупности образов),

которые нельзя получить только на основании анализа воспринятого,

то главное назначение представления не в создании образа реально существующего или воображаемого объекта, а в организации

(направлении) и стимулировании процесса мышления с помощью

164

соответствующих образов. Еще и еще раз следует повторить, что

представление теснейшим образом связано с мышлением; без представления мышление носило бы неуправляемый, хаотический характер, будучи ведомым исключительно восприятием или воображением. Представление направляет, формирует возникающий поток мыслей.

Проведя элементарное различение представления и восприятия,

целесообразно более подробно остановиться на соотнесении

представления и образа. В этой связи важно привести следующее принципиальное уточнение, которое по ходу проведенного рассмотрения фактически учитывалось. Суть уточнения состоит в том, что, размышляя о представлении, следует четко разделять ситуации, в которых представление мыслится как нечто, и ситуации,

вкоторых представление мыслится как акт (как процесс).

Отмеченный факт был в свое время зафиксирован польским логиком К. Твардовским, который, в частности, замечал, что выражение

«представление» является двузначным и «служит для обозначения как акта, так и содержания» [3, с. 40]. Или иначе: представление можно рассматривать как процедуру (акт) и как содержание процедуры. Как замечал один из исследователей творчества К. Твардовского – Я.

Саноцкий, «строгое различение акта, содержания и предмета представления на многие годы стало связанным с именем Твардовского и оценивалось в качестве его основного философского достижения» [3, с. 13].

В контексте сказанного понятно, что, к примеру, при проведении разделения представлений на частные и общие представления можно мыслить равно и как акт, и как содержание.

Далее в тексте под термином представление будет пониматься представление в самом общем смысле. В случаях же,

предполагающих более детальное уточнение, будут использоваться специальные прояснения.

Соотнесение представления и образа следует начать с обращения внимания на тот факт, что образы принимают несомненное участие в возникновении представлений, выступая своеобразными центрами

приложения внимания представляющего субъекта. Сами образы могут быть составлены как на основании впечатлений о физически

165

проявленных предметах окружающего мира, так и в результате воображения. И в одном, и в другом случае субъект, создающий образ, пользуется своеобразным внутренним банком всевозможных форм и соответствующих им возможных содержаний. Отмеченный банк данных формируется в результате опыта, обретаемого субъектом при взаимодействии с окружающим миром. Однако ни наличие отмеченного банка, хранящего впечатления, ни наличие реально существующих объектов внешнего мира нельзя признать достаточным основанием для создания образа. Человек не копировальная машина и не фотоаппарат. Изображение объекта,

которое получается на сетчатке глаза, и образ, возникающий во внутреннем мире субъекта, наблюдающего тот или иной объект,

принципиально различны. Внутренний образ есть итог внутреннего переконструирования, которое осуществляется, с одной стороны, с

учетом результатов внешне воспринятого, с другой – в этом конструировании существенную роль играет нечто, позволяющее соответствующий образ не просто создать, а воссоздать. Естественно,

возникает вопрос о том, что есть отмеченное нечто и где следует предположить его наличествование? По поводу второй части вопроса можно предположить, что рассматриваемое нечто связано с разумом,

именно разум обладает способностью воссоздания

(переконструирования). И в этом процессе существенную роль следует отвести представлению. При этом представление обнаруживает себя как результат духовного напряжения, в то время как восприятие является итогом душевной деятельности. Отчасти сказанному соответствуют следующие слова Больцано: «Что касается простых представлений, то можно сказать, что наш дух должен обладать способностью их порождения» [1, с. 286]. То есть,

способность формирования представлений чешский логик относит к прерогативам человеческого духа.

Элементарные размышления по поводу образов дают основание утверждать, что их формирование может происходить и достаточно механически, без включения разума и осуществления процедуры

представления. О соответствующем типе мышления Фреге говорил: «Когда люди создавали язык, они находились на уровне детского,

образного мышления» [5, с. 158]. Образное мышление ограничено

166

оперированием образами и не направлено на поиск того нового, что может возникнуть в акте представления образов.

В представлении образ существенно деформируется, или иначе – обретает некоторый сдвиг. К примеру, образ стола и представление о

столе в своей основе несомненно имеют реально существующий стол или понятие стол. Но, в отличие от образа, представление о столе имеет еще нечтоиное, нечто не существующее в его проявленной данности. Представления (в рассматриваемом примере –

представление о столе) могут открывать некоторый проход к чему-то

иному, что не содержится ни в физических референтах представляемого, ни в соответствующих внутренних образах. Можно было бы даже выразиться так: представление – это некий акт, в

результате которого внутренний образ (или совокупность образов)

претерпевают некоторое преображение, результатом которого становится представление как содержание, или – новый образ,

несущий в себе определенный сдвиг. Сдвиг возникает в акте представления (очевидно, что термин сдвиг следует понимать как метафору, и он никак не должен фиксировать внимание на мерности происходящих процессов).

Подводя некоторый итог соотнесениям представления и образа,

можно заключить следующее: образы являются результатом отражения (основанного на восприятии) предметов (явлений,

процессов) материального мира во внутренний мир человека. Что же касается представлений, то они позволяют проводить в эти образы

ТО, что в проявленном материальном мире зафиксировано не было.

Отмеченная особенность представлений дает основание им выступать в роли агентов (от лат. слова agens род п. agentis – действующий,

лицо, действующее по поручению кого-либо), с помощью которых в проявленный мир проникает нечто, доселе в этом мире не существовавшее. Это нечто манифестирует себя в последующем процессе мышления (мышления с помощью представлений) и может быть обнаружено через смыслы, являющиеся определенным продуктом мыслительных актов, управляемых представлениями.

Представления способствуют обнаружению смыслов. За представлениями следует закрепить фундаментальную роль в процессах смыслообразования. Предлагаемый подход к пониманию

167

представлений можно расширить и углубить путем обращения к взглядам на природу представлений, развиваемым И. Гербартом, что будет сделано чуть позже.

Следующим значимым соотнесением, несомненно, является соотнесение представления и мысли. Нельзя не согласиться с Фреге в том, что представление необходимо кардинальным образом отличать от мысли: «Представление о красной розе – это нечто другое, нежели мысль о том, что эта роза – красная. Как бы ни соединяли одни представления с другими, как бы ни сливали их друг с другом, – в

результате все равно получится представление и никогда – нечто такое, что может быть истинным….Подлинным средством выражения мысли является предложение. Но оно мало пригодно для передачи представлений» [4, с. 310]. Отмеченное Фреге можно прокомментировать по двум позициям.

1. Предложение мало пригодно для передачи представления .

Приведенная точка зрения Фреге является созвучной тому, что ранее уже высказывалось Б. Больцано: «Представление является такой составной частью предложения, которая сама предложением не является» [1, с. 81]. Из отмеченного Больцано можно заключить, что представление является частью предложения, что соответствует мысли Фреге о том, что предложение мало пригодно для передачи представления. Но, с другой стороны, если вспомнить, что в проводимых выше рассуждениях речь шла о частных и общих

представлениях, можно допустить следующее: действительно, частное представление целым предложением не выражается, а может быть проявлено лишь частью предложения. Что же касается общего

представления, то его связь с предложением и его отдельными частями значительно сложнее. Достаточно вероятно, что общее

представление развертывается не одним, а некой совокупностью или даже серией предложений либо фрагментов предложений, служащих основанием для формирования общего представления. В этой связи интересно процитировать Больцано: «Весьма важное свойство,

которое присуще не всем, но большинству представлений в себе, это

составленность (Zusammengesetztheit) его из частей» [1, с. 87].

Таким образом, следует согласиться с Г. Фреге и Б. Больцано в том,

что представление не выражается отдельным предложением. При

168

этом появляются основания для дополнения: общие представления

могут выражаться словом, словосочетанием, некоторой совокупностью предложений или их фрагментов.

2. С учетом вышесказанного достаточно понятна мысль Фреге о том, что по отношению к представлениям нет основания для установления их истинности или ложности. Или же, как отмечает Больцано, «второе свойство, которое присуще всем представлениям в себе, состоит в том, что им не приписывают ни истину, ни ложь» [1, с. 86]. Сказанное можно понимать не только как прямое указание на то,

что по отношению к представлениям невозможно установить их истинность или ложность, но как косвенное указание на то, что с помощью представлений в мышление привносится то, что не является

знанием (если под знанием понимать то, что уже прошло проверку на истинность). Представление может быть связано со знанием, но со знанием личностным, субъективным.

Говоря о соотнесении представления и мысли, нельзя оставить в стороне связь представления с человеческой способностью

подмечать: «Большое влияние на возникновение представлений имеет наша способность подмечать (aufmerken), обращать внимание на те изменения, которые сопутствуют образованию суждений…» [1,

с. 287]. Приведенное наблюдение Больцано чрезвычайно интересно тем, что обращает внимание на своеобразные сдвиги, которые возникают в процессе мышления, чешский логик называет их «те изменения», которые сопутствуют образованию суждений.

Следовательно, по Больцано, представления могут возникать не только в результате восприятий, других представлений, но и на основании анализа как отдельных суждений, так и их последовательности, в результате чего и появляется возможность обнаружения изменений. При этом интересно само слово подмечать

и, соответственно, операция подмечания. Из элементарного анализа русского слова подмечать операцию подмечания можно представить следующим образом: слово подмечать естественно толковать как

подведение «под» « метку». Метка, в свою очередь, предполагает, что

нечто уже известно и отмечено. Следовательно, подмечать значит обнаруживать то, что уже известно, причем известно внутренне. Тем самым представление подключает глубинные регистры

169

представляющего субъекта и несомненно связано с работой сознания,

ибо метки всегда внешне проявлены а потому и осознанны.

Размышляя по поводу того, как образуются представления,

Больцано приводит еще одно интересное наблюдение: «Само действие, которое мы осуществляем при создании нового или воспоминании прежнего представления, можно назвать поиском

(Auffindung) представления. Оно состоит в том, что мы направляем наше внимание на такие уже имевшие место представления, по поводу которых полагаем, что они связаны с искомым. Или обращаем внимание на внешнюю обстановку и пытаемся найти в ней предметы,

которые могли бы вызвать в нашей душе требуемые представления…» [1, с. 288]. Интересно то, что поиск представления связан с одновременным фиксированием в поле внимания

нескольких уже имевшихся представлений и является результатом их соотнесения.

Означение представлений

При любом подходе к понимаю того, что есть представление, с

чем и как представление соотносимо, возникает вопрос о способе

означения представлений и о той роли, которую означение играет в процессе развертывания представлений.

В первую очередь обращает на себя внимание тот факт, что знак

выступает некой опорой для актуализации представления. При этом следует согласиться с Больцано в том, что «представление синхронно связано с обоначаемым его словом» [1, с. 288]. Означение представлений организует их бытие в языке, играя при этом важную роль в образовании последующих представлений. Больцано отмечал: «Объективное представление, которое через соответствующий знак побуждает соответствующее субъективное представление, я называю

обозначающим представлением или значением (Bedeutung) знака» [1,

с. 280]. Кроме способствования формированию последующих представлений, означение представлений стимулирует их запоминание: «Особенность нашей души вспоминать запомнившиеся ей представления дает повод использовать средства, способствующие этому. Предметы, которые служат этой цели, т.е. представления,

которые способствуют воспроизведению других представлений, я

170

называю знаками (Zeichen)» [1, с. 280]. Благодаря означению представления запоминаются и могут быть впоследствии воспроизведены.

Наиболее важным моментом, который следует зафиксировать при рассмотрении означения представлений оказывается то, что через

знак представление соотносится со смыслом знака. Знак оказывается своеобразным местом встречи представления и смысла знака, и

именно этот момент чрезвычайно важен для данного рассмотрения.

Если в своей трехуровневой модели Г. Фреге рассматривал денотат

(как реально существующую вещь, или, по Фреге, – значение), знак,

эту вещь означающий, и смысл, закрепляемый за соответствующим знаком и предопределенный вещью, то появляется основание для введения еще одного уровня. На знак проецируется (или – через знак проявляется) еще и представление. При этом денотат, знак, смысл знака, представление принадлежат разным онтологическим уровням.

Это различие достаточно сложно уловить по причине того, что знак,

представление, смысл знака обнаруживают себя в языке, и таким образом, казалось бы, появляется основание для различения только

двух уровней – уровня непосредственно проявленных вещей и уровня существования языка (так называемая – двухуровневая семантика).

Однако более внимательное исследование знака, представления,

смысла знака приводит к необходимости обнаружения у последних разных онтологических ипостасей. Фреге различал представление и смысл знака только как различие субъективного и объективного,

отмечая при этом, что «представление отличается от смысла знака,

который может быть общим достоянием, а не просто частью опыта данного человека. Именно благодаря смыслам знаков человечество сумело накопить общий багаж знаний и может передавать его от поколения к поколению» [6, с. 185-186]. Фреге подчеркивал в представлении глубоко субъективную природу, рассматривая его как

часть опыта конкретного человека, в то время как с помощью

смыслов знаков фиксируется нечто общее для всего человечества.

Продумывание взаимосвязи представления и смысла знаков,

взаимосвязи, обнаруживающейся через знак, естественно актуализирует вопрос о характере соответствующей взаимосвязи. На основании всего отмеченного выше о представлении появляется