Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Богатая Л.Н. На пути к многомерному мышлению, Печатный дом, 2010. – 372 с

.pdf
Скачиваний:
89
Добавлен:
17.06.2020
Размер:
1.93 Mб
Скачать

171

возможность утверждать следующее: представления способствуют

проявлению смыслов. В знаке смысл и представление встречаются.

При этом представления обнаруживают себя как субъектные образования, в то время как смыслы знака – объективны. Но таким образом возникает противоречие: как субъективные представления могут способствовать проявлению объективных смыслов? Снять отмеченное противоречие можно следующим образом: субъективные представления порождают столь же субъективные (в дальнейшем –

частные) смыслы. Из множества частных смыслов, циркулирующих в языке, обнаруживаются наиболее вероятные, часто употребляемые

частные смыслы, которые и следует определить как объективно значимые смыслы. Или иначе : высокая вероятность употребления того или иного смысла в языке переводит соответствующий смысл из

частного в смысл, значимый для всех. То есть, язык оказывается, с

одной стороны, накопителем индивидуального опыта, с другой – хранителем наиболее значимого опыта, способствующего дальнейшему развитию человечества.

Таким образом, рассмотрение вопроса об означении представлений позволяет сделать очень важный вывод о том, что представления

способствуют проявлению смыслов. Определенным аргументом в пользу соответствующего вывода является точка зрения по поводу представлений, развиваемая немецким философом, психологом,

педагогом И. Гербартом, современником Б. Больцано.

Психологическая концепция И. Гербарта привлекает внимание своей инаковостью. Если Б. Больцано и Г. Фреге исследовали

представление в контексте логики, то исследовательский ракурс Гербарта наиболее точно можно было бы соотнести с активно развивающейся в ХХ веке областью когнитивной психологии.

Гербарт рассматривал представление в качестве основного элемента постижения жизни духа и души. Действуя в рамках установок классической парадигмы, он исследовал статику и динамику духа. Статическое и динамическое состояния духа, по Гербарту, обуславливаются представлениями. Представления же определяют и жизнь души, которая направляется их безостановочным движением.

172

По Гербарту, представления не только обуславливают жизнь души

и духа, но и играют ключевую роль в функционировании сознания.

Сознание же, с одной стороны, определяется как сумма представлений, с другой – как выражение их свойств.

Метафорически сознание предстает сценой, на которой «теснятся» представления. Подобно сцене сознание имеет центр и периферию.

Смещаясь в сознании от центра к периферии, представления меняют

(уменьшают) свою интенсивность. Интенсивность таким образом оказывается у Гербарта одной из важнейших характеристик

представлений, она зависит от силы восприятий и впечатлений,

которые, накапливаясь, формируют так называемую

«апперцептирующую массу». Апперцептирующая масса фактически предопределяет интенсивность того или иного представления.

Вероятно, следует согласиться с Э. Гуссерлем в том, что использование термина апперцепция в современных контекстах становится весьма затруднительно, по причине существования множества семантических наслоений, этому термину соответствующих. И, тем не менее, важно подчеркнуть, что интуиция Гербарта по поводу апперцептирующей массы и ее роли в развитии представлений может иметь дальнейшее конструктивное развитие.

Интенсивность возникающих представлений, по Гербарту,

определяется не только апперцептирующей массой, но и самими представлениями, находящимися в непрерывном взаимодействии друг

сдругом. Соединяясь, представления усиливают друг друга,

разъединяясь, – ослабляют.

Характеризуя взаимодействия представлений, Гербарт использует интересный термин – компликация, которым обозначает такое соединение отдельных представлений, при котором не происходит потери соответствующих качеств (слово компликация ведет происхождение от латинского complicare – складывать; в

современном языке означает сложность, запутанность, стечение разнородных обстоятельств, осложнение). Кроме компликации, по Гербарту, представления могут сливаться.

Не ставя цели углубляться в более подробное рассмотрение анализируемой концепции И. Гербарта, важно зафиксировать внимание на ее наиболее интересных моментах.

173

1. Исходным пунктом всякого психологического исследования выступают факты сознания, т. е. состояния сознания. Методами,

позволяющими исследовать эти факты, являются самонаблюдение,

наблюдение за другими людьми, анализ продуктов деятельности.

2. Первостепенную роль в функционировании сознания играют

представления. Сознание предстает как сумма представлений и

выражение их свойств. Сознание «живет», «существует» представлениями.

3. Представления формируются на основе образов, возникающих как результат восприятия объектов проявленного мира.

Представление является сложной, неоднозначной переработкой соответствующих образов.

4.Взаимодействуя, представления образуют некие сложные образования – компликации, в которых каждое входящее в соответствующую группу представление не теряет своих специфических свойств. Кроме этого, представления могут сливаться.

5.Представления не только качественно отличаются друг от друга,

но имеют и количественные различия. Количественной характеристикой представления является его сила, показателем силы выступает ясность.

6. Сами представления можно рассматривать как динамические силы.

Количественная характеристика представлений может оказаться основанием для математического описания психических процессов

(следует отметить, что проект «математизации психологии»,

предпринятый Гербартом, к сожалению, потерпел неудачу).

Если теперь из всего отмеченного попытаться выделить наиболее значимые и перспективные положения для последующих исследований, то, вероятно, следует обратить внимание на то, что представления уподобляются Гербартом некоторым силам. С одной стороны, подобный подход обнаруживает несомненное влияние классической парадигмы, в рамках которой сила рассматривается в качестве одной из важнейших общенаучных категорий. С другой стороны, введение понятия силы позволяет обратить внимание на необходимость уровневого разотождествления. Представления,

являющие себя в мышлении, предстают агентами качественно иного

174

бытийного уровня (уровня бытия сознания) и поэтому в мышлении проявляются как внешние и уподобляются силам. Кроме того,

безусловно перспективным для дальнейших рассмотрений является предложенное Гербартом направление изучения взаимодействия

представлений, исследования результатов соответствующих взаимодействий (компликаций), влияющих на последующий характер развития представлений.

Подводя теперь определенный итог всему сказанному о

представлениях, совмещая психологический (И. Гербарт) и

логический (Б. Больцано, Г. Фреге) ракурсы рассмотрения представлений, возникает основание для следующих заключений.

1. Представление не есть восприятие, не есть образ, не есть мысль.

Представление способствует осуществлению мыслительных процессов, оно подобно силе, позволяющей актуализировать те или иные состояния сознания. Состояния сознания, в свою очередь,

экстериоризируются на ментальном уровне (в сфере мысли) через

факты сознания.

2.Представления имеют свое представительство в мыслительных актах. Чаще всего представление фиксируется словом, сочетанием слов, фрагментом предложения. Соответствующие лингвистические опоры не только выступают в роли точек приложения соответствующих сил, но и формируют, предопределяют характер последних.

3.В представлениях как таковых следует различать частные и

общие представления. В свою очередь, общие представления следует еще подразделить на субъективные общие представления и общие представления для другого. Несмотря на то что частные и общие

представления (как и любые представления) глубоко субъективны, в

частных представлениях соответствующий субъективизм выражен в большей степени. Частные представления можно рассматривать как своеобразный рабочий, вспомогательный материал для формирования общих представлений. Общие представления формируются в результате динамических процессов, в которые включены частные

представления. Общие представления для другого играют важную роль в коммуникативных актах, когда к мыслительному процессу ,

организованному одним субъектом, подключается другой субъект

175

когнитивной деятельности. При этом общие представления для другого стимулируют уже новые мыслительные акты, генерирующие,

соответственно, иные частные представления.

4. Представления, несомненно, взаимодействуют друг с другом.

Результатом этого взаимодействия может быть слияние представлений без потери индивидуальных особенностей (по Гербарту – компликация представлений), либо полное слияние

представлений. Аналогично можно мыслить расщепление целостности общего представления. Представление как бы дробится и предстает в языке множеством частных представлений, вступающих во все новые и новые взаимодействия. Исследование динамики представлений является, несомненно, чрезвычайно интересным направлением будущих изучений.

5. И, наконец, наиболее важный вывод для проводимого исследования: представления способствуют развитию, направлению,

формированию процесса мышления, в ходе которого формируются

смыслы. Смыслы своим проявлением в мыслительных актах во многом обязаны представлениям. Именно представления как силы сознания способствуют обнаружению смыслов. Смыслы можно рассматривать как некоторые качественные образования, которые в процессе мышления, направляемом представлениями, обнаруживают себя в проявленном мире с помощью языка.

Литература

1. Больцано Б. Учение о науке / Пер. с нем. Б.И. Федоров. – СПб.:

Наука, 2003. – 518 с.

2. Гербарт И.Ф. Психология / Пер. с примеч. и алфавит. указат. А.

Нечаева. – СПб., 1895. С. 100. – 278 с.

3.Федоров Б.И. Логика Бернарда Больцано. – Л.: Изд-во Лен.ун-та, 1980. – 158 с.

4.Фреге Г. Булев логический формальный язык и мое исчисление понятий // Фреге Г. Логика и логическая семантика: Сборник трудов /

Пер. с нем. Б.В. Бирюкова. – М.: Прогресс, 1086. – С.139-159.

5. Фреге Г. Письма Г. Фреге Э. Гуссерлю // Фреге Г. Избранные произведения / Пер. с нем. Б.В. Бирюкова. – М.: Дом Интел. книги, 1997. – С.156-159.

176

6.Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. – Вып.8. – 1977. – С.181-210.

7.Шмаков В. Закон синархии и учение о двойственной иерархии монад и множеств. – К.: София Ltd, 1994. – 320 с.

2.4. Смысл в контексте ближайшего семейства понятий

Ключевые термины

общепринятые: смысл, семема, ноэма, смысловой континуум, знак,

значение

авторские: значение, аспект смысла

Главной целью следующего этапа работы является соотнесение

смысла с терминами, в контексте которых он чаще всего рассматривается, а именно соотнесение смысла, знака и значения,

установление той смысловой нагрузки, которая культурно закрепилась за терминами – знак, значение.

В проводимом исследовании соотносятся взгляды на связи смысла,

знака и значения, развиваемые Г. Фреге, Ч. Пирсом, Э. Гуссерлем, Ж.

Делезом, В.В. Налимовым, П. Флоренским, А.Ф. Лосевым, С.С.

Неретиной.

Природу смысла сложно понять, если не провести различения между смыслом и значением. Не вдаваясь в исторический экскурс способов осуществления соответствующей процедуры, необходимо отметить, что смысл и значение глубинно связаны со знаком. И

потому в начале работы целесообразно обратиться к актуализации некоторых представлений о знаке.

Согласно традиционной точке зрения, введение знака возникает в связи с необходимостью замещения одного объекта другим в целях упрощения коммуникации. Способ замещения оговаривается специальными правилами. Главная цель введения знака – упрощение

коммуникативных актов, создание возможности перевода сообщения из одного коммуникативного канала в другой.

Исторически появление знака неразрывно связано с появлением слова, в его фонетической и графической ипостасях, развитием процессов мышления. Следует согласиться с Г. Фреге, замечавшим по

177

этому поводу следующее: «Без знаков мы вряд ли возвысились бы до мышления в понятиях. Присваивая один и тот же знак разным, но сходным вещам, мы, собственно говоря, обозначаем не отдельную вещь, а то общее, что им присуще, то есть понятие… Так чувственно данное раскрывает нам мир внечувственного» [8, с. 153-154].

Благодаря знаку то, что существует в вещном мире может быть переведено на уровень размышлений о вещном. С помощью знака осуществляется процесс абстрагирования, появляется возможность проведения логических операций, что дало основание Ч.Пирсу – известному английскому логику, уделившему значительное внимание исследованиям знака, назвать знак «логическим интерпретантом».

Фундаментальные подвижки в различении знака и смысла были осуществлены, как известно, Г. Фреге. По Фреге, «знак как таковой

(будь то слово, словосочетание или графический символ) может мыслиться не только в связи с обозначаемым, т.е. с тем, что можно было бы назвать денотатом знака [Bedeutung], но и в связи с тем, что мне хотелось бы назвать смыслом знака [Sinn]» [9, с. 182-183]. Фреге фактически отметил сам факт различия знака и смысла, факт, который в дальнейшем уже более глубоко осмыслялся другими философами.

Так, Ж. Делез по поводу соотнесения знака и смысла писал следующее: «Смысл не следует смешивать с сигнификацией. Скорее,

это атрибут, который определяет означающее и означаемое как таковые» [4, с. 79]. Смысл оказывается зафиксированным в

означающем и означаемом, благодаря которым он обретает возможность быть проявленным и начать свое бытие в культурном континууме.

Несмотря на то что и знак, и денотат обеспечивают возможность смыслу проявиться, безусловно, существует различие в характере связей знака и смысла – с одной стороны, денотата и смысла – с

другой. Делез это различие проводил следующим образом: «Мы называем «означающим» любой знак, несущий в себе какой-либо аспект смысла. С другой стороны, мы называем «означаемым» то, что служит в качестве коррелята этого аспекта смысла, то есть то, что дуально этому аспекту. Таким образом, означаемое никогда не является смыслом как таковым» [4, с. 61]. В приведенном высказывании в первую очередь обращает на себя внимание то, что,

178

согласно Делезу, любой знак представляет собой не весь смысл, а

только лишь один из его аспектов. Эта мысль является очень важной и дает основание еще раз обратить внимание на необходимость введения представлений о смысловых аспектах и смысле, взятом в его

целостности. Вторым моментом, привлекающим внимание в высказывании Делеза, есть указание на то, что означаемое никогда не является смыслом как таковым. Сказанное можно понимать так:

означение есть важнейшая процедура, направленная на проявление

одного из смысловых аспектов. В процедуре означения означаемое

возможно толковать достаточно широко (в этом сходятся и Делез, и

Фреге). Так, по Делезу, «означаемое это понятие. В более широком толковании, означаемое – это любая вещь, которая может быть задана на основе того различия, какое данный аспект смысла устанавливается с этой вещью» [4, с. 60].

Размышляя о процедуре означения, французский философ задает одно весьма важное направление для дальнейшего продумывания. В

частности, он утверждает: «Все в универсуме означено до того, как мы научились познавать означенное…Человек с тех пор, как появился в этом мире, – получил в свое распоряжение всю полноту означающего, которым он отгорожен от означаемого, причем о последнем можно что-либо узнать только в этом качестве. Между означающим и означаемым всегда остается несоответствие» [4, с. 75].

На первый взгляд, есть основания не вполне согласиться с этим утверждением, ибо в результате познания обнаруживается то, что человеку на определенном этапе его развития не было известно.

Обнаруживая нечто, человек совершает процедуру именования и таким образом в языке появляются означения, которые возникают уже как результат познания. К примеру, термины электричество,

электрический ток, электрон и многие иные появились в качестве

означающих на определенном этапе исторического развития как некоторый итог тех или иных познавательных процессов. Но понятно,

что Делез имел в виду нечто иное. Вся полнота означающего это,

скорее, не те слова, которые представлены в современном языке, а то

средство, с помощью которого слова образуются. Возможно, речь идет об алфавите как системе букв, Делез, быть может, мыслил и о чем-то ином. Главное же в делезовской интуиции состоит в указании

179

на недопустимость упрощения процесс означения. Понимание процедуры означения как фиксирование связи между означаемым и означающим это, вероятно, только первый шаг постижения означения

во всей его полноте.

Дальнейшее продумывание характера соотнесения знака и смысла

непременно ведет к необходимости актуализации вопроса о соотнесении смысла и имени. Учитывая факт того, что изучение имени

в истории философии имеет богатейшую традицию (точка зрения автора на проблему имени представлена в монографии [1]), в

контексте данного исследования внимание достаточно акцентировать на двух способах существования имени: имени, означающего нечто,

и имени, указывающего на смысл первого имени. Начать можно с приведения интересных рассуждений по этому поводу Ж. Делеза: «Каждое имя, обозначающее смысл предшествующего имени,

обладает более высоким рангом как по отношению к предшествующему имени, так и по отношению к тому, что это последнее означает…каждое имя берется с точки зрения того обозначения, которое оно осуществляет, а затем того смысла, который оно выражает, поскольку именно этот смысл служит в качестве денотата для другого имени» [4, с. 59]. В приведенном высказывании интересно следующее. Во-первых, Делез обращает внимание на то,

что смысл может выступать в роли денотата. Это утверждение носит принципиальный характер, так как с его помощью появляется возможность прояснения механизма обнаружения новых смыслов

(соответствующий механизм будет рассмотрен в 4-м разделе данного исследования). Во-вторых, вводится представление о ранжировании

имен, что является чрезвычайно важным для подтверждения развиваемой автором идеи иерархической развертываемости

концептов (последовательное развитие представлений о концепте и их иерархической проявленности будет представлено в третьем и четвертом разделах данной монографии). В-третьих, сказанное Делезом о рангах имен своеобразным образом перекликается с идеями Р. Карнапа о языковых каркасах, обнаруживая тем самым интересные философские корреляции.

Из утверждения о надстроенности одного имени, означающего тот или иной смысл, над другим естественно вытекает мысль о

180

существовании определенной «надстроенности» и для предложений.

По Делезу, «если дано предложение, указывающее на некое положение вещей, то его смысл всегда можно рассматривать как то,

что обозначается другим предложением» [4, с. 50].

Естественно, размышления о знаках в их отношениях к смыслу

могут быть углублены в различных направлениях, однако в целях данной работы сказанного достаточно для того, чтобы перейти к рассмотрению связей смысла, знака и значения.

Смысл, знак, значение

Ч. Пирс утверждал, что знак и значение являют собой постоянное и прочное единство, с чем, безусловно, нельзя не согласиться. В

частности, он писал, что предмет знака – это одно дело, а значение

другое. Предмет является вещью или событием, чем-то неопределенным, к чему относится знак. Значение же знака есть идея,

которая связывает его с этим предметом. Отмеченная Пирсом связь

значения знака и идеи чрезвычайно важна, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, по причине того, что демонстрирует возможность существования иной точки зрения на природу значения

по сравнению с широко распространенной позицией,

зафиксированной Г. Фреге. Во-вторых, отмеченное Пирсом рядоположение значения знака и идеи дает возможность развивать размышления о значении знака не только в его соотнесении со

смыслом, а в более широком контексте. Глубже соответствующую связь можно вскрыть, рассматривая операцию придания значения,

которую, как известно, подробно исследовал Э. Гуссерль. Гуссерль, в

частности, писал: «Придание значения, характерное свойство выражающего знака, предполагает как раз знак, в отношении которого оно является приданием значения. Или, говоря чисто феноменологически: придание значения есть так-то и так-то окрашенное типологическое свойство акта, который предполагает в качестве необходимого фундамента акт наглядного представления. В

последнем выражение конституируется как физический объект» [2, с. 80]. Итак, так же, как и Пирс, Гуссерль отмечает тесную связь знака и значения, при этом акцентируя внимание на представлении и выражении, с помощью которых акт означения осуществляется в