Диссертация Трубицын

ных природных ресурсов, способных поддерживать такой образ жизни и та-

кую картину мира неопределенно долгое время.

Разумеется, имперское сознание формируется под влиянием множества факторов, но не в последнюю очередь оно порождено огромными природны-

ми ресурсами и незаслуженно высоким уровнем жизни за счет их продажи. И

не случайно именно бедные ресурсами страны бывшего Советского Союза стремятся к закреплению западных форм организации общества: находясь в тяжелом экономическом положении, не имея даровых ресурсов, они вынуж-

дены развивать производство, налаживать экономику, реально, а не деклара-

тивно бороться с коррупцией, проводить реформы.

На то, как связаны этические процессы и экономические, притом, что последние непосредственно зависят от природы, указывает социология. Все эти годы мы были свидетелями снижения предпринимательской активности на фоне роста «великодержавных» настроений. Во второй половине 2000-х

доля традиционалистов в России возросла до 47%, а доля сторонников мо-

дернизации снизилась до 20%. Число противников реформ в эти годы вдвое превышало их сторонников1. Опрос Левада-Центра в 2008 г. показал, что идею «особого пути» разделяли уже 60% респондентов, тогда как «европей-

ский путь» поддерживал лишь каждый пятый2. Но значение этих показателей для оценки реального положения можно определить, только сопоставив их с данными экономической статистики. Так, в конце 1990-х – начале 2000-х гг.

первое место среди наиболее престижных профессий у молодежи занимало предпринимательство, значительная ее часть (более 50%) была занята в ком-

мерции3. В последующие годы доля среднего класса снижается, доля в нем предпринимателей сокращается вдвое, число госслужащих, напротив, рас-

тет4. В 2007 – 2008 гг. социологические исследования показали, что наиболее

1Шнирельман В.А. Порог толерантности. Идеология и практика нового расизма. Т. II. М., 2011. С. 304.

2Будущее России и «особый путь развития» // Левада-Центр. 2008. 29 января http://www.lewada.ru/press/2008012903.html

3Шнирельман В.А. Порог толерантности. С. 69.

4Там же, с. 70.

381

привлекательной является карьера чиновников. 67 – 69% респондентов не хотели связывать свою судьбу с бизнесом ни при каких обстоятельствах1.

Как видим, тренды роста великодержавных и «патриотических» настро-

ений совпадали с ростом зависимости экономики от продажи ресурсов и снижением экономической активности. Легкие доходы от продажи нефти и газа не только разрушали экономику и не давали укрепиться институтам, но и развращали население. В аспекте же проблемы перспектив российской мо-

дернизации это означает приговор всем планам правительства по развитию инноваций и формированию современной экономики. Современную, а зна-

чит, наукоемкую и высокотехнологичную экономику создают не чиновники и военные, а предприниматели и рабочие, ученые и преподаватели. Следова-

тельно, формирование «военно-чиновничьего» государства прямо противо-

положно задачам модернизации, даже если понимать под ней властный про-

ект, а не объективную социально-историческую трансформацию.

Но и другой подход к модернизации, обозначаемый нами как «постмо-

дернистский», глубоко порочен. Важно понимать модернизацию именно как переход от одного состояния общества и уровня его организации к другому, а

не как «приход современности» (неизвестно откуда), не как некое вхождение в «неведомое сегодня». Это хорошо применимо лишь к российским реалиям,

к пониманию состояния человека, который и вправду получил современность извне. Современность создают, в нее не приходят со стороны. Именно по-

этому россияне так легко соскальзывают в прошлое – в реальном, созданном своими руками настоящем они никогда не были.

Преодоление имперских комплексов – одна из составляющих модерни-

зации, но происходит это только в процессе создания современной произво-

дящей экономики, которая требует совершенно иной ментальности, иных культурных установок и ценностей. Как видим, и этот тезис вписывается в валлерстайнову концепцию смены «мира-империи» «миром-экономикой», в

данном случае она находит механизм трансформации системы ценностей, ко-

382

гда на смену «сильному государству» и «великой державе» в качестве доми-

нирующих ценностей приходят труд, индивидуальное существование, эко-

номическая независимость.

Ресурсозависимые общества испытывают проблемы в приобретении та-

ких свойств современного общества, как высокое качество договорных от-

ношений и этика индивидуальной ответственности. И проблема состоит прежде всего в отсутствии самого механизма их формирования. Дело в том,

что на технологический уровень общественной жизни, защищающий обще-

ство от непосредственного воздействия природы, влияют формы социально-

экономических отношений, меняющиеся в ходе той или иной исторической трансформации, будь то неолитическая революция, приведшая к возникнове-

нию государства и цивилизации, или модернизация, приведшая к появлению современного индустриального общества. Это означает, что рыночные отно-

шения, капитализм, о которых мы говорим как о неизбежных спутниках мо-

дернизации, самоцелью не являются. Они – необходимое условие становле-

ния ценностей современного индустриального общества, «кузница» договор-

ных отношений и этики индивидуальной ответственности. Капитализм как система договорных отношений является главным механизмом трансформа-

ции ценностей. У людей, в течение исторически длительного времени всту-

пающих в данные отношения, удовлетворяющих на их основе свои жизнен-

ные потребности, неизбежно выковывается ментальность и культурные уста-

новки, главным для которых является выполнение условий договора. Так же формируется этика самоограничения во имя экономической независимости.

Основой же нынешнего российского общества является не рыночная частнокапиталистическая экономика, а сырьевая, отягощенная многочислен-

ными пороками. Среди них, разумеется, наиболее заметен высокий уровень коррупции, но главным он все же не является. Более важной онтологически,

т.е. приносящей другие негативные черты, является неприемлемо низкая для современного общества трудовая активность и ответственность населения, и,

соответственно, его гипертрофированная зависимость от государства.

383

Поясним данную позицию. Рыночная экономика современной России очень ограничена, в рыночные отношения втянута незначительная часть об-

щества, основные акторы – бюджетники, пенсионеры, служащие госкорпора-

ций, силовики, т.е. люди, зависящие от государства. Частный бизнес, особен-

но крупный, сильно связан с госаппаратом вследствие коррупции, многочис-

ленных «рейдерских захватов», практиковавшихся в отношении наиболее успешных предприятий всю вторую половину 2000-х гг., и передачи наибо-

лее доходных предприятий в руки крупных чиновников через подставных лиц. И наконец, сама рыночная модель последние 10 – 15 лет подвергалась остракизму, не имела идеологической поддержки государства. Рыночные принципы управления производством дискредитировались все больше, осо-

бенно в бюджетных учреждениях, в государственных и «естественных» мо-

нополиях восстанавливались «социалистические» методы управления, при которых главным является не оборот товаров, денег и услуг, а оборот бумаг – директив и отчетов, что приводило к подмене содержательной стороны про-

изводственного процесса формальной. Очевидно, что для выполнения задач модернизации вовлеченность российского общества в рыночный процесс по-

следние 10 – 15 лет была недостаточной.

Здесь можно возразить: ресурсное проклятие – экономический феномен,

ресурсы – также экономическая реальность, какое отношение их избыток может иметь к деградации политической, а тем более духовно-нравственной?

Но так устроена современность, где связь между политикой, экономикой и культурой, хотя и не является жестко централизованной, все же остается.

Парсоновская дифференциация не является абсолютной дифференциацией,

она привела к появлению более сложноорганизованной, но все же цельной системы; именно это явление зафиксировал когда-то Дюркгейм, отличая

«механическую солидарность» от «органической», и выделив, соответствен-

но, «сегментарный» и «организованный общественный тип».

Как связаны политика и экономика, экономика и культура? «Рынок, ка-

питализм, демократия и современное государство – механизмы меритокра-

384

тии, которые экономически и политически мотивируют лучшие достижения самых успешных субъектов, индивидуальных и институциональных»1. Пра-

вила добросовестной конкуренции распространяются на множество неры-

ночных механизмов, включая и государство, и сферу культуры. Особенно важна эта связь между политикой и экономикой: «Механизмы современности делают экономический рост зависимым от демократии, а демократические процессы зависимыми от экономического роста»2. Д. Норт называет это

«двойным балансом»; Эткинд обнаруживает эту идею уже у классиков либе-

ральной мысли – Дж.С. Милля, А. Токвиля, Б. Чичерина. Эти тезисы отправ-

ляют нас и к Марксу, рассматривавшему экономические отношения в каче-

стве материальной основы общества. Материальной или нет – в данном слу-

чае вопрос терминологии, но с чем стоит согласиться – принципы организа-

ции экономической деятельности всегда выходят за пределы собственно экономики и проникают в остальные сферы общественной жизни.

Как это работает в реальности? Любой этатизм как вмешательство госу-

дарства в экономику, в социальные отношения (российское государство во все периоды своего развития не является субъектом права и экономики, рав-

ным всем другим субъектам) означает вмешательство в механизм интенси-

фикации и его отключение. Государство как бы втискивается между приро-

дой и обществом, беря на себя роль распределителя богатства, и блокирует механизм непосредственного воздействия дефицита ресурса на общество, в

частности – на активизацию экономической деятельности. Для значительной части людей (и отнюдь не лучшей) в таком обществе возникает возможность увеличения доходов, улучшения своего социального положения без интен-

сификации деятельности, а лишь за счет приобщения к распределителю. Это порождает феномен внеэкономической конкуренции и внеэкономического господства, что является особенностью доиндустриальных обществ. Получив гарантированную государством ренту, социальный актор исключается из

1Эткинд А. Петромачо. С. 156.

2Там же, с. 157.

385

дискурсивного пространства, именно реального дискурсивного пространства,

которое отличается от ирреального тем, что имеет объективные основания в виде необходимости зарабатывать на жизнь своим трудом. Так формируется идеология праздного класса. Но дело в том, что социальный дискурс в со-

временном обществе не должен быть оторван от производственной реально-

сти. Каждый его участник должен реально встречаться с проблемами обще-

ства, только тогда его оценка происходящего, его аргументы в дискуссии по поводу базовых ценностей и путей развития общества будут честными. Лю-

ди, находящиеся в силу своего привилегированного положения вне этих от-

ношений, участвуют в нереальной дискуссии. Именно так ресурсное изоби-

лие оторвало нынешнюю российскую власть и ее многочисленных сторонни-

ков от реальности, от объективных законов развития экономики и общества.

Одна из черт доиндустриальных обществ и обществ незавершенной мо-

дернизации – негативное отношение к накоплению богатства. По мнению Дж. Фостера, для всех крестьянских обществ характерно восприятие мира как «игры с нулевой суммой», в основе которой лежит представление об

«ограниченности блага». В соответствии с ним все блага, и в первую очередь материальные, имеются на земле в ограниченном, недостаточном для всех количестве. Именно с этим связана порочная установка, вызывающая недо-

верие к богачам и успешным дельцам: если у кого-то богатство прибавилось,

значит, где-то оно убавилось1. И именно поэтому «во многих традиционных обществах действует психология раков в корзинке: если кому-то удается

«выбраться наверх», к нему начинают применять всевозможные санкции, тя-

нущие его назад, включая перераспределение его богатства между остальны-

ми членами общества»2.

Это применимо к российской культуре более, чем к какой бы то ни бы-

ло, с соответствующим отношением общества к богатым и процветающим согражданам. Однако мы полагаем, что и это свойство общественного созна-

1См.: Foster G.M. Peasant Society and the Image of the Limited Good // Potter J.M., Diaz M.N., Foster G.M. Peasant Society: A Reader. Boston, 1967. Pp. 300 – 320.

2Харрисон Л. Евреи, конфуцианцы и протестанты. С. 36.

386

ния доиндустриальных стран – результат длящейся веками социальной прак-

тики перераспределения земли в общине, характерной для всех восточных обществ и сохранившейся до начала XX столетия. В быстро модернизиро-

вавшихся обществах Западной Европы и Японии эта практика была преодо-

лена довольно быстро в процессе распада их соседской общины под влияни-

ем роста плотности населения и земельного голода. Вместе с этим была пре-

одолена и эта, чрезвычайно вредная для современного общества, культурная установка: в процессе модернизации приходит противоположная, обеспечи-

вающая, по мнению Харрисона, социальный и экономический прогресс. Это установка на то, что богатство создается самими людьми и может быть пре-

умножено их трудом1. Но для этого необходимо длительное и, что немало-

важно, успешное развитие экономики по капиталистическому пути. В совре-

менной России устойчивость противоположной установки объясняется еще и результатом «социалистического эксперимента», распространившего ее су-

ществование до рубежа XX – XXI вв.

Резюмируя вопрос о содержании морально-этической трансформации и ее проблемах в России как стране высокой обеспеченности ресурсами, отме-

тим следующее. Ценности не берутся сами по себе, они «вырабатываются» в

процессе производства, и если речь идет о ценностях современного инду-

стриального общества – в условиях активной творческой деятельности по-

давляющего большинства нации, в условиях осуществления договорных от-

ношений между свободными людьми, самостоятельно обеспечивающими свое существование. Это видно из того изменения, которое вносит модерни-

зация в содержание отношений между обществом и природой. Если в архаи-

ческом и аграрном обществе человек в процессе производства вступает в непосредственные отношения с природой, то в индустриальном – в отноше-

ния с другими людьми, в социальные отношения. Это не означает, что в сы-

рьевых странах нет социальных производственных отношений. Они есть, но они не являются производственными в буквальном смысле, они строятся по

1 Там же.

387

поводу распределения, а не производства, и как таковые не генерируют ос-

новные ценности индустриального общества. Социальные отношения в этих обществах лишь кажутся производственными и являются таковыми в широ-

ком смысле, но они не производственные по сути, они отвлечены от челове-

ческой сущности, от родового признака человека – труда, что хорошо пока-

зывает процент используемой ими иностранной рабочей силы.

Поэтому базовые ценности современного общества в принципе не могли появиться в России 2000-х гг. Дискуссия, в ходе которой они должны были формироваться, происходила здесь не по поводу производства богатства, а по поводу его распределения. Но для того, чтобы распределять и потреблять,

какие-либо позитивные ценности (законность, права человека, свобода, труд и экономическая самостоятельность, ответственность, честь и достоинство личности) не нужны. Есть все основания считать, что объективным условием нравственной деградации, помимо долгосрочных результатов социалистиче-

ского эксперимента, стало значительное увеличение благосостояния обще-

ства в период беспрецедентного роста цен на углеводороды. И как бы не кри-

тиковались в общественно-политической и научной мысли 1990-е годы Рос-

сии («лихие 90-е», «бандитские 90-е»), отчетливо видно, что в целом россий-

ское общество тогда было честнее. В нем шла дискуссия по проблемам раз-

вития, происходило болезненное переосмысление советского тоталитаризма,

не скрывалась и не замалчивалась правда о российской истории. Иначе гово-

ря, будучи бедным и необустроенным, российское общество воспринимало мир и себя такими, какими они были на самом деле. Отрыв от реальности, в

том числе в нравственной ее оценке, пришел вместе с необоснованным эко-

номическим благополучием.

Ресурсная обеспеченность и смысл человеческого существования.

Высокая ресурсная обеспеченность является проблемой не только в силу от-

сутствия механизма формирования морали: проблема состоит в утрате само-

го смысла существования человека в обществе-рантье. Данную мысль могут

388

подтвердить некоторые аргументы Канта в его дискуссии с Руссо по поводу цивилизации, культуры и самой сущности социального развития.

Кант, как известно, отстаивал заслуги технического прогресса (и в этом смысле – модернизации) и в отличие от Руссо говорил, что цивилизация предполагает не деградацию и упадок, а возвышение человека над природой,

необходимое ему для того, чтобы стать культурным. Цивилизация есть усло-

вие культуры; она обеспечивает человеку материально неприродное, не жи-

вотное состояние. Но для того, чтобы стать культурным, человеку необходи-

мо совершенствоваться морально.

Хотя Кант при этом не обходил стороной недостатки цивилизации. Она облагораживает человека внешне, принудительно, регламентируя его пове-

дение в обществе, но не освобождает от пороков.

Тем не менее, благодаря науке и технике (которые критиковал в цивили-

зации Руссо1) человек принадлежит более высокой, чем природа, но не по-

следней ступени эволюции. Последняя ступень – мораль как внутреннее по-

веление, и только при ней возможна свобода. Науки и технический прогресс делают человека цивилизованным, культурным же он становится только то-

гда, когда начинает действовать не по законам природы, а по законам мора-

ли, когда руководствуется нравственным долгом, или императивом. Таким образом, мораль (основополагающий, по Канту, признак культуры) – истин-

ная цель исторического прогресса. «…только культура может быть послед-

ней целью, которую мы имеем основание приписать природе в отношении человеческого рода (а не его собственное счастье на земле и не его способ-

ность быть орудием для достижения порядка и согласия в лишенной разума природе вне его)»2.

Из вышесказанного можно сделать далеко идущие выводы относительно проблемы модернизации, имеющие как общественно-политическое, так и научное методологическое значение. Как показывает историография, подав-

1 См.: Руссо Ж.-Ж. Рассуждение, способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов? // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 9 – 30.

2 Кант И. Критика способности суждения // Соч. в 6 т. Т. 5. М., 1966. С. 464.

389

ляющее большинство экспертов (экономистов, социологов, специалистов широкого профиля) и политиков считают не только показателем, но и целью модернизации повышение уровня жизни, «социальное развитие», под кото-

рым понимается расширение доступа населения к образовательным, меди-

цинским и другим благам. Это – большая ошибка, порожденная потребитель-

ским, во многом доставшимся в наследство от «развитого социализма», а во многом сформировавшимся в «тучные» 2000-е годы, отношением к экономи-

ке. Цель модернизации состоит в формировании такого человека и такого общества, которые могут сами создать эти блага. Если же учесть, что они в почти полном объеме могут быть приобретены в обмен на дорогостоящие ре-

сурсы (что мы и наблюдаем в странах-рантье), то «социальное развитие» ока-

зывается фикцией. Поэтому данные индикаторы – уровень экономического благосостояния, «качество жизни» и т.п. – являются показателями модерни-

зации того или иного общества (и никогда не являются целью), только в том случае, если они обеспечены реальным трудом данного общества.

Не менее важной представляется дискуссия по поводу воспитания и трактовки человека. Руссо, по мнению Канта, исходил из изначально оши-

бочного суждения о естественной праведности человека. Человек в «есте-

ственном» состоянии (поиском идеального «естественного» человека были озабочены и французские, и английские просветители) у Руссо есть вопло-

щенная добродетель. Но это не так: никакого идеального человека никогда не существовало. Исходить в проблемах культуры и воспитания следует из ре-

ального человека, только это позволит избежать метафизической трактовки морали. Руссо же всю ответственность снимает с человека и возлагает на об-

щественные устои. Но откуда взялось порочное общество, «портящее» чело-

века, если всякий человек изначально «неиспорчен»?

Это – один из важнейших эпизодов дискуссии об истоках социального зла, и очевидно, что «социально-критическая» позиция (наиболее выражен-

ная в марксизме) в этом споре восходит к Руссо, противоположная (назовем ее «эго-критической») – к Канту. Лучше всего последняя выражена словами

390