Диссертация Трубицын

в условиях характерного для России изобилия ресурсов и недостатка рабочей силы должна была сложиться «человекоцентрическая» система отношений,

но произошло наоборот1. Мы объясняем это тем, что человеческий капитал,

выходящий на первое место в ходе модернизации и становящийся ценностью и реальным капиталом именно в индустриальном обществе, увеличивает свое значение только в условиях дефицита естественных ресурсов. Так происхо-

дит потому, что только человек и только своим трудом вырабатывает из этих ресурсов богатство – производит его, а не добывает. Природное богатство не преобразуется в социальное непосредственно, оно преобразуется только приложенным к нему человеческим трудом. Прямая зависимость благососто-

яния общества от природы не приводит к развитию, не свидетельствует о нем. Человек как производитель этой системе не нужен, а если и нужен, то в наиболее примитивной форме – как рабочая сила, которую можно направлять и перенаправлять на разработку тех или иных ресурсов по мере надобности.

Этой системе нужен не творец, а исполнитель. Таким образом, инициатива и экономическая самостоятельность как свойства субъекта индустриального общества так же исключаются из числа востребованных обществом-рантье.

Важная черта современного общества – линейная, а не циклическая эко-

номическая динамика. Одна из причин состоит в том, что экономика здесь зависит от безграничных творческих способностей человека, а не от конечно-

го природного продукта, а потому требует развития самого человека. Для ре-

сурсной же экономики и общества, живущего за счет нее, человек, его талан-

ты никому не нужны. Из всех способностей человека здесь востребованы лишь те, что можно поставить на службу государству-дистрибьютору и госу-

дарству-охраннику данного порядка. Зато в таком обществе гипертрофирова-

ны функции распределения и контроля, что само по себе раздувает силовой и чиновничий аппарат, порождая внутренние, не связанные с обеспеченностью ресурсами факторы деградации социальной системы.

1 См.: Аузан А.А. О царях, «опчестве» и авторитарной модернизации.

371

Обратим внимание на то, как многое это объясняет: почти повсеместная неудовлетворенность и тяжелая, часто трагическая судьба по-настоящему творческих людей в России, непрерывная эмиграция из наиболее активных и образованных социальных слоев, отсутствие реальных социальных лифтов для способной молодежи. Все это – спутники российской действительности в разные исторические эпохи. Этим объясняется и практически неизбывное господство на вершине социальной пирамиды далеко не тех, кто этого реаль-

но заслуживает.

Жизнь за счет продажи ресурсов не требует и другого – рационального отношения к миру. Есть основания считать, что веберовская рационализация как глобальная тенденция шла бок о бок с развитием экономики, являлась его средством. Она – прямой результат интенсификации. Отсутствие интенсифи-

кации, количественное распространение системы непосредственного потреб-

ления природных ресурсов по поверхности планеты означают и отсутствие рационализации. Для России, например, она оказывалась чаще всего внеш-

ним, заимствованным у Запада атрибутом современности без особой внут-

ренней потребности. И именно поэтому от нее легко отказаться на каждом новом витке контрмодернизации: российская «современность» не требует рационального отношения к миру.

Это распространяется и на квинтэссенцию рационализма – науку. Не-

смотря на вполне реальные программы поддержки науки, если речь идет о России, она развивается в таком обществе скорее вопреки, чем благодаря усилиям государства. А. Эткинд объясняет это тем, что «сырьевому государ-

ству не нужны знания, потому что нужные ему технологии оно покупает у своих индустриальных и постиндустриальных соседей за малую часть того,

что приносит ему торговля ресурсами»1. Однако это, на наш взгляд, лишь до-

статочно очевидный, лежащий на поверхности и не самый важный механизм порождения ресурсным изобилием научной отсталости. Он применим к объ-

яснению ситуации в наиболее типичных странах-рантье, государствах регио-

1 Эткинд А. Сырье против товара: к критике политической экономии. С. 232.

372

нального геокультурного и геополитического значения (страны Залива,

Туркмения, Бруней), но слабо работает при его применении к России. По-

следняя, хотя и близка по значению сырьевых отраслей к этим странам, все же показывает несравнимый с ними уровень развития науки, осуществляет,

например, космические и ядерные программы, хотя и отстает все больше от передовых стран. Проблема глубже; она заключается не в мотивах государ-

ства, которое все же пытается развивать технологии и финансирует научные исследования, а в самом обществе. Его экономическое положение не зависит от научной и технологической активности людей, оно живет за счет продажи ресурсов, дивиденды от которых распределяются государством через инсти-

туты раздаточной экономики. Именно поэтому никакие программы поддерж-

ки науки не приводят здесь к ощутимым результатам. Не заинтересованным в развитии науки оказывается не государство, а само общество.

Неустойчивой и не особо востребованной оказывается в обществе-

рантье и сама научная картина мира, на что указывает скорость и масштабы ее замещения религиозно-мистическим мировоззрением даже в достаточно высоко образованном советском обществе сразу после распада системы со-

циализма. Оказалось, что научное мировоззрение здесь было скорее вынуж-

денным, чем добровольным и осознанным, более зависело от государства,

чем от внутренних убеждений.

Это объясняет и динамику религиозного сознания. Заметим, главными очагами роста религиозного фундаментализма в начале XXI в. стали именно обладатели крупнейших запасов нефти. Только религиозно-

националистический язык, пишет Эткинд, может объяснить судьбоносную случайность, которая наделила избыточными ресурсами одни страны и обде-

лила ими другие. «Не понимая источника своего благосостояния, но чувствуя отличие от остальных, такая элита непременно вырабатывает мистико-

националистическую идеологию избранного народа»1. Разумеется, в числе стран-лидеров мусульманского, например, фундаментализма находятся не

1 Эткинд А. Петромачо. С. 164.

373

только страны-рантье, но и беднейшие страны, такие, как Палестина или Аф-

ганистан. Но есть данные, позволяющие говорить о том, что именно элиты богатейших нефтяных государств Персидского залива активно развивают и распространяют на Ближнем Востоке эти идеи. По всей видимости, необхо-

димо отказаться от устойчивого убеждения в том, что религиозный экстре-

мизм, экстремизм вообще, порождается исключительно бедностью. Среди стремительно развивающихся стран Восточной и Юго-Восточной Азии он почти отсутствует, хотя в экономике их стартовые условия в середине XX в.

ничем не отличались от условий Ближнего Востока: те же нищета и беспра-

вие. И общественное сознание материально благополучной России – России

2000-х гг. – проявляет больше экстремизма и агрессии, чем России 1990-х.

Итак, есть собственно социальный (прежде всего экономический) меха-

низм отрицательного воздействия ресурсного изобилия на становление раци-

онального сознания, и это помимо того, что само сырьевое государство почти полностью устраняет, в лучшем случае – минимизирует, такое важное усло-

вие рационального отношения к миру, как межличностная конкуренция.

Как уже говорилось, одним из наиболее важных изменений является формирование систематической способности человека к отложенному по-

треблению и связанная с ней ответственность в использовании наличных ресурсов. В мировой истории обнаруживается возрастание этой способности по мере перехода от одной социальной формы к другой, по мере интенсифи-

кации и усложнения общества. Наиболее низка эта способность у первобыт-

ных и кочевых народов. Есть основания считать, что переход кочевых охот-

ничьих племен к производящим видам хозяйства затруднялся еще и тем, что для этого необходимо отложить потребление продукта (семян, животных),

что сделать далеко не просто. Это общество потребляет все добытое тут же, у

него отсутствуют запасы не только из-за низкой эффективности основного способа производства, но и потому, что этим условиям общественного бытия соответствует уровень общественного сознания. Здесь присутствует и изжи-

374

вается только радикальной социальной трансформацией установка на немед-

ленное потребление имеющегося продукта1.

Система отношений ранней модернизации – в период торгово-

мануфактурного капитализма – предполагала в качестве одного из необхо-

димых условий не рост потребления, а напротив, его ограничение. Историки совершенно не случайно обнаруживают аскезу как одну из главных черт культуры в обоих первичных очагах индустриального общества – в Западной Европе и Японии. Вопреки незападным представлениям о капитализме заме-

тим, что суть его в этом аспекте состоит как раз в самоограничении, на что указывает протестантская этика. Символом рынка являются не яхты и экс-

клюзивные автомобили, а простая домотканая одежда английских пуритан – богатых предпринимателей, собственников крупных торговых фирм.

Субъект современного индустриального общества должен обладать еще большей способностью к отложенному потреблению, что не наблюдается в не завершивших свою модернизацию странах высокой обеспеченности ре-

сурсами и в значительной мере – в России. Как показала новейшая история,

примеры принципиального отказа от экспорта ресурсов, составляющего большую часть доходов стран-рантье, отсутствуют. Трудно представить себе ситуацию, при которой российское правительство, подобно правительству США, заморозило бы добычу и экспорт углеводородов и другого ликвидного сырья на десятилетия, а само российское общество его в этом поддержало.

Никакие призывы общественности не привели ни к прекращению, ни даже к существенному сокращению экспорта древесины из Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, результатом которого стало уничтожение лесов. Не оста-

новила эту пагубную практику, несмотря на ее очевидно катастрофические последствия, и смена политической риторики с «либерально-западнической» на «державно-патриотическую».

1 Формой такого потребления, восходящей к догосударственному строю (а не только формой перераспределения богатства, как считалось в марксистской историографии), являются пиры.

375

Факты свидетельствует об отсутствии у ресурсозависимых стран еще одного существенного признака современного индустриального общества –

экологического сознания. Сутью такого сознания является тезис о конечности

природных ресурсов. Эта их принципиальная исчерпаемость делает необхо-

димым в сознании современного человека проведение мер по восстановле-

нию природы, вкладывание в нее больших средств. Становится ясно, что наличие крупного природного ареала – не божественная благодать, а огром-

ная нагрузка на экономику, немалая статья расходов. Нужны серьезные при-

родоохранные мероприятия, научные исследования, экологическое образова-

ние. Разумеется, все это требует капиталовложений. Но откуда берутся капи-

талы? Здесь и открывается самое главное – они создаются человеком, а не природой. Вновь становится очевидно, что источником существования со-

временного общества является именно труд, а не природа.

Это вполне соответствует тезису о проникновении индустриального об-

щества в природу глубже, чем аграрного. Очеловечивание природы таким обществом предполагает распространение влияния человека и созданных им законов непосредственно на природу. Здесь преодолевается отношение к природе как кладовой; она, эта никому не принадлежащая сокровищница,

перестает быть неким потусторонним миром, из которого можно брать и брать бесконечно. Именно таково отношение россиян к лесу, озеру или реке,

которое мало изменилось со времени переселения восточных славян в рус-

скую долину. И хотя это пространство не наполняется теперь лешими и ру-

салками, оно остается онтологически «ничейным», бесконтрольным, снима-

ющим всякую ответственность с поступков людей.

Так выявляется важнейшее в данном аспекте обстоятельство: в совре-

менном индустриальном обществе природа, даже самая первозданная, не снимает ответственности с человека, а напротив, накладывает на него допол-

нительные, которые и формируют в нем принципиально иной взгляд на при-

роду – экологическое сознание. Однако в силу принципов объективизма, ма-

териализма и экономического детерминизма мы твердо уверены в том, что

376

обществу доиндустриальному или обществу незавершенной модернизации невозможно привить его никакими программами. Они останутся пустыми ло-

зунгами, находящимися в стороне от реальной социальной практики, какими остаются все модернизационные проекты, если нет главного объективного условия модернизации – дефицита ресурсов.

При этом не стоит считать вышеуказанную установку общественного сознания современной России вновь приобретенной. Таково было отношение к природе и советского человека («мастерская», «кладовая»), для него не бы-

ли аномалиями многочисленные свалки на окраинах городов и сел, но он не располагал таким материальным достатком, а потому производил меньше бытовых отходов. Не было у советских граждан и такого количества поли-

этиленовых пакетов и пластиковых бутылок, составляющих сейчас значи-

тельную часть бытового мусора. Поэтому резкое ухудшение экологической обстановки в связи с загрязнением пригородных районов в 2000-е годы стало результатом не деградации сознания, а увеличения уровня потребления. Та-

ким образом, в 2000-е годы вышеуказанное восприятие природы наложилось на сформировавшиеся в России на волне высоких цен на углеводороды черты

идеального общества потребления.

Есть основания считать, что понятие «общество потребления» может быть применено для обозначения лишь одного из кластеров современного западного общества. Назвать это общество потребительским нельзя, учиты-

вая его высокую производительность и то обстоятельство, что именно на его долю приходится подавляющая часть мирового ВВП. Да, современное инду-

стриальное общество много потребляет, а какая-то, возможно, значительная его часть только этим и живет, но оно в целом и чрезвычайно много произво-

дит. Однако закон минимальной трансформации вкупе с высокой ресурсной обеспеченностью ряда стран породил общество потребления в чистом виде,

его своеобразный «идеальный тип». Это население стран-рантье, которое и в самом деле практически ничего не производит, но потребляет на уровне стран-производителей, а иногда и выше. По иронии судьбы это не западные

377

страны, хотя именно по отношению к ним критики «европейского пути» ча-

ще всего употребляют это понятие, а страны, активно пропагандирующие у себя идеи «особого пути». Однако эти идеи, равно как апелляция к некоей

«духовности» (разумеется, несравнимо более высокой, по их мнению, чем на Западе), не могут скрыть реальности. Конкретно в России результатом стала неспособность справиться не только с природными катаклизмами, но и с соб-

ственными отходами. Опоясывающие города километровые свалки стали привычным зрелищем; простирающиеся ровно настолько, насколько может углубиться на своем автомобиле (в основном импортного производства) в лес или поле среднестатистический россиянин, они стали реальной прослойкой,

отделяющей общество от природы.

Важная черта, приобретаемая обществом в процессе модернизации, тес-

но связанная с рациональным взглядом на мир, – реализм. Противоположно-

стью ему является волюнтаризм, и выявленная закономерность объясняет его наличие в тоталитарных и авторитарных режимах, циклически складываю-

щихся в истории России, в не прекращающихся попытках построения здесь общества согласно своим представлениям о реальности. Здесь нет ограничи-

вающих реальность законов, вернее, нет одного из них, связанного с конечно-

стью ресурса. Следовательно, нет и ограничения в материальных средствах построения альтернативной реальности, возникшей в головах авторитарных правителей. Природа дает в их распоряжение огромные средства, которые эти правители и общество в целом тратят на социальные эксперименты. Порой эти средства дают им возможность обходить и общепринятые моральные нормы, и нормы международного права, и объективные социальные и эконо-

мические законы.

Так, есть основания считать, что одним из важнейших условий широко-

масштабного социалистического эксперимента в России стали ее огромные природные ресурсы. «Советская промышленность, – пишет И. Яковенко, –

есть «овеществленное в «железе» и социальных отношениях воплощение

378

экстенсивной стратегии индустриальной эпохи»1. Это подтверждает и точка зрения С. Кордонского, которой обнаруживает суть социализма в свойствах

«ресурсного государства»: «основная идея советского социализма заключает-

ся в том, что экономика и социальная организация государства должны быть слиты в единый механизм справедливого распределения ресурсов… Настоя-

щий социализм это общество без рынка, и, соответственно, без экономики»2.

Эта мысль представляется глубокой и чрезвычайно полезной для осмыс-

ления сути происходящего в течение всего XX в. в России. Отсутствие ры-

ночной цены на ресурсы, отсутствие какой-либо вообще цены на природные ресурсы делает экономику средневековым хозяйством. Как уже говорилось,

современная экономическая теория исходит из того, что потребности челове-

ка неограниченны, а ресурсы ограничены. Это главное противоречие и двига-

ет экономику вперед от менее совершенных форм к более совершенным, по пути интенсификации, а не по пути количественного увеличения или расши-

рения. Сюда можно отнести не только социализм, но и всякое доиндустри-

альное общество восточного типа, коллективистическую восточную деспо-

тию, где государство, которое также следит за «справедливостью», держит в своих руках все ресурсы, для него бесплатные. Важно отметить, что и нацио-

нальная идея, по Кордонскому, есть обоснование необходимости мобилиза-

ции ресурсов. «Ресурсы по-российски – это сокровища, которые утаиваются или бесполезно растрачиваются природой и людьми, в то время как они должны быть отмобилизованы и употреблены на достижение великой цели»3.

Итак, одной из особенностей ресурсозависимого общества является во-

люнтаризм в стремлении переделать мир в соответствии со своим взглядом на него, весьма далеким от реальности4. По отношению к России это свой-

ство отмечалось в литературе неоднократно, в частности, метафорами «рево-

1Яковенко И.Г. В тисках душевной шири.

2Кордонский С. Ресурсное государство: сборник статей. М., 2007. С.11 – 12.

3Там же, с. 13.

4То, что созданные в ходе таких проектов социальные системы очень и очень далеки от реальности, показывает, прежде всего, их экономика и дальнейшая судьба. См., например: Валовой Д.В. Экономика абсурдов и парадоксов. Очерки-размышления. М., 1991; Попов В.П. Сталинское экономическое «чудо» после войны (1946 – 1953) // Россия в XX веке: Реформы и революции: В 2 т. Т. 2. М., 2002. С. 264 – 292.

379

люционный романтизм», «подростковый синдром», «пубертатность». Первое,

к чему это ведет, – резкое усложнение отношений с внешним миром, прежде всего западным, порождает периоды острой конфронтации, сменяющиеся пе-

риодами капитуляции и примирения. Это, разумеется, не отменяет наличия других механизмов геополитических циклов истории России и связанных с ними внутриполитических, хотя подчас создает обманчивое впечатление их первичности по отношению к внутренней динамике1.

Данное свойство тесно связано с такой периодически возвращающейся в общественное сознание россиян чертой, как империализм. Однако нас инте-

ресует здесь не прямое воздействие природы на сознание, а воздействие, опо-

средованное экономической подсистемой. В периоды высоких цен на выво-

зимое сырье увеличивается рост благосостояния общества, но увеличивается он сам по себе, без внутренних оснований – роста производительности труда,

технологического развития, повышения уровня образования и т.п. Это увели-

чение благосостояния без увеличения качества общества вновь возвращает к тезису об «идеальном обществе потребления», однако здесь важны именно империализм и великодержавный шовинизм. Эти черты неоднократно отме-

чались, в том числе и русскими мыслителями, еще до создания «сверхдержа-

вы» – СССР, причем непримиримыми противниками – идеалистами Соловье-

вым и Бердяевым, материалистами Плехановым и Лениным. Если же речь идет о современности, совершенно очевидно, что значительная часть россиян считает вполне нормальным не только высокий уровень жизни за счет про-

дажи сырья, но и то, что его огромные запасы дают право на диктат во внеш-

ней политике. Не случайно в 2000-х гг. появились такие выражения, как «ве-

ликая энергетическая держава», «сырьевая держава». И совершенно не слу-

чайно главным концептом идеологии на фоне нарастания проблем в россий-

ской экономике становится выражение «русская земля», «завоеванная пред-

ками». Именно «российские просторы» являются хранилищем неограничен-

1 См., например, работы Н. Розова.

380