ни в кругу его горячих сторонников¹⁵. Как биографи- ческая, так и «тюбингенская» критика корпуса исхо- дит из этиологических принципов: какова причина, где источник основных и побочных явлений, — а ведь платоновская философия стоит на телеологических позициях: к чему и до какой степени пригодно то, что мы рассматриваем, в чем его Благо, его добротность. И если платоновский вопрос сформулировать плато- нически: в какой мере тот или иной диалог и вся их совокупность доводит до сознания читателя платонов- ские идеи, — то любое новое его исследование будет вести к накоплению наших знаний о Платоне и пла- тоновском корпусе, а не к дискредитации уже накоп- ленного. Старый мудрый Парменид учил молодого Сократа (в платоновском «Пармениде») не отбрасы- вать с презрением любой сор, любую грязь, но в соре и грязи стараться прозревать Идею Блага Единого Бытия¹⁶. Время разбрасывать камни платоновского корпуса давно прошло, сегодня никто не отказывается их собирать¹⁷, остается все же неизжитым стремление

¹⁵ Содержание и значение книги Г.И. Кремера, послужившей манифестом «тюбингенской революции» (см. выше прим. 7), далеко не исчерпывается реабилитацией «неписаного учения» Платона. Основу ее составляет тщательный и убедительный анализ категории «добротности» (арете) у Платона в связи с его представлением о «середине» и «мере». Верховная идея Блага обнаруживает себя в любой идее и каждой вещи как ее «добротность», каковая есть мера ее совершенства в иерар- хии совершенств от всесовершенства Единого до ничтожно малой его доли в последней единичной вещи, наихудшей в сво- ем виде, едва-едва причастной своей идее лишь по названию.

16 См. Историко-философский ежегодник’ 87. М., 1987. С. 56-61.

17 Ср. Т. 1 в издании сочинений Платона на русском языке 1967 г. И в издании 1990 г.: «номенклатура» его значительно расширена, порядок же по-прежнему произвольный.

расположить их не в первоначальном, но в каком-то более понятном нам порядке, а следовало бы попы- таться сначала понять тот, прежний, долго и неплохо служивший человечеству порядок, во всяком случае, полезно традиционный порядок сохранять и воспроиз- водить до тех пор, пока он не будет нами как следует понят¹⁸.

Систематичность философии Платона, в духе его учения о добротности и мере, может быть определена лишь как возможная мера систематичности, сообраз- ная объему поставленных и решенных вопросов, це- лям философствования, а также не в последнюю очередь платоновским идеалам красоты, порядка и завершенности многосложного целого. Такое опреде- ление требует досконального знакомства со всей сум- мой представленных в платоновском наследии идей.

Спрашивается, можно ли воссоздавать философию Платона, не удостоверившись прежде, что мы имеем дело с достоверно платоновскими сочинениями? Дело в том, что философские идеи существенным образом соотносятся с породившими их проблемами и лишь внешним образом - с вынесшими их на обозрение пуб- лики контекстами. Великое счастье интерпретаторов (а может быть даже и вожделенный ключ к Платону) заключается в том, что волновавшие Платона вопро- сы в текстах корпуса выписаны с достаточной тща- тельностью и полнотой, это известно любому его читателю и признано всеми критиками. Стало быть, все трудности состоят в том, чтобы воссоздать и систе-

¹⁸ Как это сделано в классическом издании греческого тек- ста, осуществленном Дж. Барнетом в начале нашего века, один из репринтов которого лег в основу русского перевода (см. выше), к сожалению, воспользовавшегося только его тексто- логическим аппаратом и пренебрегшего его разумным кон- серватизмом в отношении к целому корпусу.