Ставится вопрос — что есть знание? — он обсужда- ется пространно и долго, дается не один вариант отве- та, все варианты обсуждаются многосторонне, с привлечением наглядных примеров, цитат, мифов, ги- потетических картин. Геометрия идет впереди всех вспомогательных средств. Но не геометрией единой живы слушатели Академии. Сократ охотно цитирует Го- мера, Гесиода, лириков, трагиков. Цитата из Гесиода:

Самонадеянно скажет иной: «Сколочу-ка телегу!» —

Но ведь в телеге-то сотня частей!

Иль не знает он, дурень?² —

стала опорой, рефреном «изюминкой» теории лого- са, развитой в заключительной части диалога. Из «сот- ни частей» выжато все, что она только могла дать в риторском и методическом отношении, и как санкци- онированная эпосом благоглупость, и как наглядный пример.

Философы-предшественники и философы-оппонен- ты упоминаются без счета. Цитаты редки и повторя- ются неоднократно. Истинным героем в день открытых дверей становится Протагор, превращаясь постепен- но в третьего взрослого участника диалога наряду с Сократом и Феодором, а на некоторое время занимая место протагониста. Сократ цитирует Протагора, раз- бирает его мысль, опровергает, высмеивает, даже бра- нит. Потом, проявляя чудеса политкорректности, предлагает защищать Феодору, защищает сам, от сво- его лица, наконец, вызывая из небытия его дух, как на спиритическом сеансе, заставляет его произносить речь от первого лица, с опровержением всего, что было здесь против него сказано. Но в Академии собираются не духовидцы, тут просвещение, поэтому роль Прота-

2 Работы и дни, 455-456, пер. В.В.Вересаева.

гора-протагониста берет на себя все тот же Сократ. Сенсационное открытие! В Академии концепции разыгрываются как роли, причем не по тексту, по смыслу ситуации, по духу учения, как его берется вос- произвести или творчески применить к потребностям рассуждения его добровольный репрезентатор. Дела- ем еще более смелое предположение — все, что якобы происходило при жизни Сократа, в пору молодости Теэтета, уже давно звучит не с голоса обученного чтеца, а разыгрывается перед нами слушателями Академии, где не переводятся талантливые маль- чики, находятся исполнители и на возрастные роли. Серия представлений non stop «Беседы с Сократом», в роли Сократа бессменный протагонист Академии. В тех же спектаклях, где роль Сократа не главная, протагонистом опять-таки остается схоларх, уже под другой личиной. Кто-нибудь припомнит диалог с участием Платона? На роль Платона в труппе нет исполнителя. Правда, один выразительный случай⁴ припомнить можно. В экспозиции «Федона» оста- ется неясным, присутствует ли в пространстве диа- лога Платон — «не помню», — говорит рассказчик, в разговоре Платон себя не обнаруживает. В атти- ческой драме есть на сей случай любопытнейший прецедент. Когда у Эсхила актеров было только два, а персонажей на сцене должно было быть три и ни- как не меньше, вместо Прометея, скажем, в таком случае целый эпизод лежала кукла, — об этом пи- шет Аристофан в комедии «Лягушки» (909-921). Платон-ироник, Платон-трагический поэт куклу не куклу, а статиста без речей, но с выразительной ми- микой мог себе позволить ради исторической спра- ведливости и в память о великом Эсхиле.

Течение урока в Академии может быть прервано на любом .месте. Только Сократ уговорил Феодора всту- пить с ним в беседу, как она застопоривается. Может

быть, они решили, что мальчикам пора размяться. Во всяком случае, старики начинают самодовольную бол- товню, что-де они хозяева своих рассуждений, а не рабы клепсидры, и могут останавливать и возобнов- лять беседу по желанию и что только философ свобо- ден, ибо ничто мелочное, своекорыстное, вообще житейское не имеет над ним власти, даже самая жизнь. Кажется, это последнее пространное отступление в этом диалоге. После него рассуждение продолжается уже в очень плотном режиме до конца диалога, что с еще большим основанием заставляет предполагать, что это была большая рекреация.

Дальнейшее рассуждение предваряет еще один во- ображаемый разговор с Протагором (на сей раз за него Феодор), и обращение к известному спору между пос- ледователями Гераклита и Парменида о том, что все течет или же все стоит. Уклоняясь от того, чтобы при- нять какую-то из сторон, Сократ возвращает рассуж- дение Теэтета о знании к тому моменту, когда было предложено определение, что знание есть ощущение. Последовательно обсуждается еще несколько версий: знание есть истинное мнение, знание есть истинное мнение с присоединением логоса, знание есть истин- ное мнение с присоединением логоса и еще некоторо- го отличительного признака. Беспомощность всех вариантов обнаруживается довольно быстро, но по ходу рассмотрения уточняются многие термины - мнить, мыслить, знать, логос, то, что вне логоса, алогон, про- стое, неделимое, и сложное. Утверждается постулат: άτομον άλογον (неделимое, простое — вне логоса). Под- черкивается, что все, происходящее в душе, соверша- ющаяся мысль (разговор души с самой собой), мнение, знание и пр., лишено звука, которым оснащается внешняя речь человека (189 е - 190 а). Этот пассаж живо вызывает в памяти гносеологический экскурс знаменитого VII письма (342 а - 344 d), а именно,

характеристики четвертой ступени познания, на ко- торой объединяется все, что в душе — мнение, зна- ние, мысль, в отличие от имени, определения и изображения, существующих вне души и так или иначе связанных с чем-то «материальным», по крайней мере, с ощущаемым посредством слуха, зрения или осяза- ния. Нас не выставили с сеанса родовспоможения, может быть, нам еще и предложили эсотерический урок? Очень похоже на то. Взяв сокровеннейшее имя «знание», собеседники проходят ступени определения, изображения, душевной работы несомненно возврат- но-поступательным продвижением, проверяя одну сту- пень другой, рисуя пробные модели (душа — восковая табличка Мнемозины, душа — клетка для птиц-по- знаний), конструируя гипотетические интуиции (Со- крат и Теэтет издали — можно перепутать). Пятая ступень, разумеется, остается без оглашения, но она подготовлена постулатом άτομον άλογον, а именно, идея как неделимое лишена логоса. Некоторый намек на то, что Теэтет оказался очень близок к пятой ступе- ни, есть в последних словах Сократа о том, что после сегодняшнего упражнения юноша приобрел кроткое и целомудренное (σωφρόνως) сознание того, что не знает того, чего он не знает. Приобретаемое на пятой ступе-

³ Слово σωφροσύνη (того же корня, что наречие σωφρόνως) означает, собственно, юношеское целомудрие и сохраняет ощутимую связь с первоначальным значением, будучи пере- несенным в сферу добродетели и ума. Слово φρόνησις — того же корня, но без приставки σω- «цело»- , которая в данном случае не прибавляет что-то к корню, но лишь усиливает его собственный смысл. Так «благоразумие* в русском языке с отделением приставки (корня) «благо» не теряет смысла бла- га, присущего разуму. Так же и «целомудрие» (с приставкой или без) лишь напоминает, что мудрость скромна и кротка на пятой ступени познания, как и на первой.

ни познание именуется в VII письме φρόνησις και νους (344 а) — целомудренное усмотрение ума³. Очистив- шись от ублюдочных фантомов, душа уже подго- товлена к новой работе и к новым, более высоким достижениям. Встреча собеседников — не последняя.

Возможности детективного жанра позволили нам «между строк» диалога вычитать много соблазни- тельной, хотя и не доказуемой информации. Впро- чем, точно ли — между строк? Мы не отходили от текста, мы просто старались не упускать из вида мизансцены, если они обозначены, и отнестись с мак- симальным доверием к любому указанию на то, как что делается в очерченном рамками диалога про- странстве. От первого до последнего слова очень непростая, многофазовая беседа Сократа с Теэтетом, посвященная определению знания, прошла у нас на глазах, надо думать, описывая ее, а не только пере- давая смысл рассуждений, автор преследовал какую- то цель, каковой, вероятнее всего, было показать, что так вести беседу — хорошо, так передавать ее в писаном сочинении — правильно. Ведь не зря же в «Федре» специально обсуждался этот вопрос, как предавать письму достижения философии. Ответ был

• максимально приближенно к формам живого об- щения учителя и слушателей. Отсюда не следует, что именно так дело происходило в Академии. Но если так — хорошо, почему же в Академии непре- менно не так? В крайнем случае, не только так, не всегда так, но чтобы «только не так» — абсурд.

Итак, артистично проведенный урок, с элемен- тами игры (в родовспоможение души), театрального перевоплощения (с вызыванием призрака Протаго- ра), с использованием не только, геометрических чертежей, но и воображаемых картин, не вычитан нами между строк, он выписан expressis verbis в тексте диалога. Мы берем на себя смелость распро-

странить его приемы на практику Академии. Опро- вергнуть такое предположение нельзя, а доказать можно пытаться, столь же пристально вчитываясь в мизансцены других диалогов — спиритические сеансы с явлениями вещающих покойников здесь не редкость. Поэтому реальная проблема не в том, превращалась ли когда-нибудь, хоть изредка, Ака- демия в домашний театр, а в том, действительно ли текст диалога рождался из записи имевшего место рассуждения, или все-таки Платон писатель, худож- ник слова, сам все продумал, придумал и написал от первой до последней буквы. Если доверять букве текста, то делал это не Платон. Тогда чьи же реплики следует отнести на счет Платона, а чьи — на счет собеседников Сократа? Эти последние сами импро- визировали свои реплики или зачитывали по шпар- галке? Или мы остановимся на том, что в диалогах воспроизводятся исторические беседы Сократа, Со- кратом же авторизованные, а не инсценированные в Академии режиссерским гением Платона? После всех деструкций, произведенных в платоноведении после тюбингенский революции, Платон-художник исчезает у нас на глазах, Академия берет на себя редакционно-издательскую деятельность, а вместе с ней и ответственность за тексты. Платон вряд ли пи- сал собственноручно даже приписанные ему эпиграм- мы, скорее диктовал, а такая форма работы требует перечитывания, гибкой обратной связи. Разыгры- вание только что продиктованного не целыми спек- таклями, а короткими сценками могло быть хорошей обкаткой текста перед выработкой окончательного варианта. Предположения, опять — увы! — только предположения. Но ведь на то и человек, чтобы пред- полагать. Даром что ли вводил Сократ Протагора в число участников диалога и предоставлял ему са- мому защищать свою великую Правду. «Душа, не

притязай на удел бессмертных», — это слова Пин- дара (Пифийская 3, «Асклепий», 60-65), но под мыслью Протагор подписался. И все же греки тре- буют доказательств. Есть доказательство! Отсутствие решения в конце диалога. Такое себе позволяли толь- ко в Академии.