Два греческих мудреца практически одновремен- но высказали эту интригующую мысль о тотальном превосходстве воды. Это первый европейский уче- ный и естествоиспытатель, впервые объяснивший и предсказавший солнечное затмение, Фалес, опять- таки первый основатель первой философской школы

• милетской. И это Пиндар — поэт, прославляв- ший цвет нации — победителей в спортивных со- стязаниях, поэт, выразивший меняющийся со времен Гомера духовный опыт нации, учитель нрав- ственности. Слово Фалеса: начало всех вещей — вода. Слово Пиндара мы уже приводили частично, теперь приведем пространее:

Лучше всего на свете —

Вода.

Но золото,

Как огонь, пылающий в ночи,

Затмевает гордыню любых богатств¹.

Из этих двух высказываний хорошо бы для нача- ла понять, оба они об одном и том же — или о раз- ном, одна ли вода течет в жилах той и другой мысли. В натурфилософском контексте «воду* Фалеса по- нимают обычно физически, как одну из стихий, наряду с огнем, воздухом и землей, в данном случае у Фалеса выдвинутую вперед, как, скажем, у дру- гих философов на первое место выдвигались, в свою очередь, и воздух, и огонь, и земля, поодиночке или парами, — так или иначе речь идет о химическом веществе, содержимом естественных или искусст- венных водоемов, невидимо, но ощутимо растворен- ном в окружающей нас среде — в воздухе, в земле,

1 Пер. M.Ji. Гаспарова. См. Изд.: Пиндар. Вакхилид. Оды, фрагменты. М., 1980, с. 8; ср. С. 22.

в живых телах, практически — во всем, потому и начало всех вещей. Теоретически, конечно, эта мысль уже не проходит: огонь воде не товарищ, из камня воду не выжмешь, если это не кусок сыра из кармана храброго портняжки. Если уважать Фале- са как ученого, следует, вероятно, от практической стороны картины несколько отвлечься в сторону возможных расширительных толкований и, преж- де всего, внимательнее отнестись к другим словам, составляющим высказывание: что есть «все вещи» и что, собственно, здесь может означать слово «начало»

• αρχή — самым ближайшим образом называющее для греков верховную власть. Сравним древнейший гимн Зевсу древнейшего поэта Терпандра:

Зевс, всех вещей власть (άρχά),

всех вещей предводитель,

Тебе воссылаю начало (άρχάν) моего гимна...

Или, в переводе Вяч. Иванова:

Зевс, ты — всех дел верх!

Зевс, ты — всех дел вождь!

Ты будь сих слов царь, ты правь мой гимн, Зевс!

Вяч. Иванов крайне уместно и вовремя напоми- нает нам еще об одном важнейшем смысле слова αρχή

• верх. Одного корня с αρχή и древность, архаика, и аристократия, власть лучших, древнейших, выс- ших. Если ввести высказывание Фалеса в культур- философский контекст, то оно звучит традиционно: греческая мифология часто называла в качестве прародителей всего Океана и Тефиду, олицетворе- ния водных потоков. Мифическая география (кос- мография) тоже окружала все существующее кругами или даже сферами воды. Вода — царица

всех вещей — так будет звучать это изречение Фа- леса и в этом смысле он оказывается с Пиндаром в одно слово: άριστον у Пиндара — то самое производ- ное от άρχή — наилучшее, наидревнейшее, власти- тельное. Это интуиция культуры, интуиция нации, развивавшейся в ходе освоения водного простран- ства. Стоп. А что такое водное пространство? — Вода, вода, кругом вода. В культуре земледельческой Ев- ропы символом открытого простора стало безбреж- ное колыхание полей, слово «поле» вошло в число физических терминов и укрепилось в абстрактном смысле, почти забыв о своем происхождении. Про- износя слово «вода», не имел ли Фалес в виду чего- то уже более отвлеченного и всеобъемлющего, чем вода как природная стихия или мифическое оли- цетворение? Необозримая водная гладь с поднима- ющимися изредка вверх вертикалями и пирамидами островов. Пространство. Нам и сегодня случается употреблять слово «пространство» как синоним,слов «вселенная», «космос». «Все вещи объемлет власть пространства?», — может быть, так нужно пони- мать Фалеса? Если вопрос о всеобъемлющем уже стоит, то такой ответ вполне понятен и ёмок.

Что же Пиндар? Отсылает нас к новостям фило- софии? Вряд ли. У него свои задачи и свои вопро- сы. Поэт начинает свою песню и должен выбрать для нее достойнейший предмет, — самое возвышен- ное, самое древнее, самое властительное. «Если бы я взялся воспевать наилучшее, я, конечно же, вос- пел бы воду, я поведал бы все об этой царице сти- хий, прародительнице всего, окружающей нас безбрежности, но сегодня я воспеваю золото — на- граду человеческих доблестей, я пою героического человека, я прославляю воспитавший его город, я нацомню о славном и бесславном, о должном и не- должном, я осмеливаюсь предпочесть этот предмет

безусловно достойнейшему, потому что это моя пес ня* — примерно так следует понимать слово Пин дара: оно не о воде, а о наилучшем.

от «природы» к «идее»

Вянет лист. Проходит лето Иней серебрится.

Юнкер Шмидт из пистолета Хочет застрелиться.

Погоди, безумный, снова Зелень оживится!

Юнкер Шмидт, честное слово,

Лето возвратится!

Это смешное и грустное стихотворение, как всегда у Козьмы Пруткова, глупое и глубокомысленное од- новременно, вполне может служить символом первых шагов человека на пути осмысления природы. Дейст- вительно, неуклонная цикличность сезонных процессов, их повторяемость, узнаваемость и предсказуемость, стали той первой на опыте добытой истиной, которую люди обрели взамен молвы о героических предках и всесильных небожителях, каковой им приходилось довольствоваться в догомеровские и гомеровские вре- мена. Счислимое постоянство движения небесных све- тил, ветров и течений, птиц и насекомых, возрастания растений и взросления животных показывало, что человек живет в мире, где произволу силы противо- стоит уверенная правота знания, не поведанного сле- пым сказителем с голоса Музы, но открытая зрячим и зорким очам в самом непосредственном развертыва- нии ростка из семени, стебля, листка, почки, бутона, цветка, завязи, плода, созревшего, перезревшего и вновь открывшего семя. Это знание требовало слова, какого не было ни в возвышенном словаре эпоса, ни в лексиконе обыденной жизни. Таким словом стало имя существительное φύσις (фюсис), образованное от гла- гола φύω (рождаю), который этимологически равен