- •Философия и мировоззрение
- •1. Философия и ее социокультурные предпосылки
- •1.3. Философское мировоззрение
- •2. Структура и функции философского знания
- •2.1. Разделы философского знания
- •2.2. Отношение мышления к бытию как основной вопрос философии
- •2.3. Функции философского знания
- •3.1. Соотношение философии и мировоззрения
- •3.2. Структура мировоззрения
- •1. Становление русской философской мысли
- •1.1. Дамаскин и его понимание философии
- •1.2. Древнеславянские просветители Кирилл и Мефодий
- •1.3. Флорилегии
- •1.4. Три митрополита. "Слово о законе и благодати"
- •2. Антропологические учения православной мистики. Нестяжательство
- •2.1. Орда и усиление авторитарных тенденций в общественном сознании средневековой Руси
- •2.2, Факторы укрепления православной мистики
- •Что такое Афон?
- •2.3. Исихазм: православная концепция человека
- •2.3.1. Человек как целостность
- •2.3.2. Разум и мудрость
- •2.3.3. "Энергичность" как характеристика личности
- •2.4. Анализ страстей Нилом Сорским
- •3. Социально-философские идеи в культуре руси XV-XVI веков
- •3.1. Церковная собственность: нестяжатели, еретики, иосифляне
- •3.1.1. Максим Грек и его "Послание о фортуне"
- •3.1.2. Еретики и проблема равенства
- •3.2. Проблема власти: Волоцкий и дворянские идеологи
- •3.2.1. Учение о "хитрости" божьей
- •3.2.2. "Москва - третий Рим"
- •3.3. Проблема власти в освещении дворянских идеологов
- •3.3.1. Федор Карпов: "правда" против "терпения"
- •3.3.2. Иван Пересветов: "Бог любит правду"
- •3.4. Вместо заключения: в чем же оказался прав Густав Шпет?
- •Литература
- •1. Основные проблемы и направления русской философии первой половины XIX века
- •1.1 Особенности русской философии XIX-XX веков
- •1.2. "Любомудры" и Чаадаев
- •1.3. Западничество и славянофильство
- •1.3.1. Славянофилы: консервативная утопия
- •2. Религиозная философия второй половины XIX века
- •2.1. Философско-религиозные искания ф.М. Достоевского
- •2. 3. Владимир Соловьев: философия всеединства
- •2.4. Философия персонализма: Николай Бердяев
- •2.4.1. "Русская идея" Бердяева
- •3. Русский марксизм
- •3.1. Возникновение марксизма в России: Георгий Плеханов
- •3.2. Развитие марксизма: Владимир Ленин
- •3.2.1. Учение о материи
- •3.2.2. Познание и диалектика
- •4. Развитие русской философии в советский период
- •4.1. Диалектический и исторический материализм как официальная философия советского периода
- •4,2. Философия космизма
1.4. Три митрополита. "Слово о законе и благодати"
Среди тех, кто стоял у истоков собственной философско-богословской мысли домонгольской Руси, называют трех киевских митрополитов Xl-XII вв. - Илариона, Никифора и Климента, сподвижников князей Ярослава, Владимира Мономаха и Изяслава.
Иларион - один из самых блестящих интеллектуалов Киевской Руси, автор Устава Ярослава - был первым православным иерархом русского происхождения. Ярослав, продвигая своего духовника в митрополиты, рассчитывал с его помощью укрепить политическую и церковную независимость Киева от Константинополя. Этим определялась идейная задача "Слова о законе и благодати", единственного дошедшего до нас сочинения Илариона. В нем можно выделить четыре смысловых уровня.
Самый широкий и как бы верхний уровень образован посланием апостола Павла к галатам - кельтскому племени в Галлии или, по другому мнению, населению римской провинции Галатии, находившейся на территории современной Турции. Апостол противопоставляет иудейский закон христианской вере как свободе и благодати и призывает твердо держаться веры. Сюжет этот, надо полагать, пользовался широкой известностью, и обращение к нему помогало установить психологический контакт с читателем. Второй смысловой уровень возникает вследствие того, что библейская притча кладется Иларионом в основу интерпретации всемирной истории: "како закон отыде, благодать же и истина всю землю исполни". Третий уровень - это описание приобщения русского народа к христианству и четвертый - похвала "кагану нашему" Владимиру.
Схема построения "Слова" достаточно типична для раннего средневековья и потому позволяет сравнить творение Илариона со взглядами Августина. Сопоставление тем более интересно, что августинианская концепция истории тоже опирается на апостольское послание. Иларион отличается от Августина, по крайней мере, в двух отношениях. Августин в оценке своего времени преисполнен скепсиса и пессимизма, Иларион возносит хвалу "новым временам" и "новым людям": "ветхая мимо идоша, и новая вам возвещаю". Если Августин относит торжество благодати в далекое будущее, то Иларион склоняется к тому, что оно уже наступает: "прежде закон, ти потомъ благодать". Поэтому он делает вывод: новое и молодое обладает большей ценностью, нежели то, что возникло ранее. Таким образом, линия иларионовых рассуждений разошлась с позицией фундаменталистов. Ведь для фундаментализма в любом, даже светском его варианте истина всегда заключена в прошлом: Библии, Коране или сочинениях классиков.
Московский исследователь М. Громов полагает, что, уподобив Владимира императору Константину, при котором христианство стало государственной религией, Иларион начал мостить дорогу к учению Филофея "Москва - третий Рим".
Двоеверие, как специфическая черта средневекового русского сознания, оборачивалось не только отсутствием твердых конфессиональных убеждений. Ставя человека "промеж двух огней", оно подталкивало индивида к самостоятельному и рациональному мышлению. Конечно, многое тут зависело от других факторов: социального положения, деятельности, жизненного опыта, воспитания и т.п. Но то, что этот процесс рационализации имел место, древнейшие литературные памятники показывают достаточно ясно.
Обратимся к известному "Поучению Владимира Мономаха". Адресованное детям, оно тесно связано с повседневностью жизни. В тексте масса благих пожеланий и "словес" по самым разным вопросам нравственного и практического плана: как трудиться, как вести войну, как править подданными. Есть среди них и наставление относительно гостей: "более же всего чтите гостя, откуда бы он к вам ни пришел, простолюдин ли, знатный или посол; если же не можете почтить его дарами, то пищей и питьем".
По первому впечатлению в этом совете нет ничего нового, тем более философского. Мысль погружена в быт, обращена к делам и действиям совершенно тривиальным. Ведь обычай гостеприимства идет из глубокой древности - от родового первобытного общежития. Однако на самом деле все обстоит иначе. Чтобы убедиться в ошибочности впечатления, попытаемся представить, как будет отвечать на вопрос "почему надо почитать гостей?" человек с мифологическим миросозерцанием и человек верующий.
Владимир не ссылается ни на своих прародителей, ни на авторитет Библии - ничего такого нет и в помине. Вместо этого он апеллирует к здравому смыслу: гостей надо уважать, ''ибо они по пути прославят человека по всем землям или добрым, или злым". Смысл обоснования; "вы живете среди людей и для вас важно сохранить доброе имя, поэтому поступать иначе неразумно". В основу аргументов кладутся реальные причинные зависимости. Быт насыщается бытием, то есть вводится в контекст более широкого видения социальной реальности. Обоснование сливается с обьяснением. Именно такой тип аргументации характерен для философии и науки. Он как раз и позволяет говорить о них как особом типе рациональности.
Конечно, Мономах далеко не рядовой участник событий и к тому же человек светский. А потому вполне законны сомнения в том, что его сочинение может рассматриваться в качестве адекватной модели духовных процессов в древнерусском обществе.
Расширим поле нашего анализа за счет включения в него рассуждений двух церковных служителей - Никифора и жившего немного позднее Климента. Оба усматривают самую важную черту человека в разуме. Никифор, следуя платоновскому учению о трех частях души, отдает приоритет разумной части или, по его терминологии, "словесной силе". Она, по Никифору, изначальна и выше всех других; мы приближаемся к Богу настолько, насколько следуем "словесной силе". Никифор уподобляет роль разума функциям князя, управляющего своими владениями: "Душа находится в голове, имея ум как светлое око в себе и наполняя все тело силою своею".
С точки зрения рационализации сознания еще более показательна фигура Климента, русского монаха из-под Смоленска, поставленного в митрополиты, как и Иларион, без санкции константинопольского патриарха. Согласно летописи Смолятич "был книжником и философом таким, какого на русской земле не бывало". Имел обширную библиотеку (историки предполагают, что перед монгольским нашествием книжный фонд киевских земель исчислялся сотнями тысяч единиц) "и много произведений сочинив".
К сожалению, достоверно известно только его послание смоленскому священнику Фоме, обвинившему Смолятича в честолюбии и непомерном увлечении языческой мудростью.
В ответе Смолятич проявляет себя искусным софистом (в положительном смысле слова), т.е. человеком знающим и этим знанием зарабатывающим. Он отвергает упрек в честолюбии. Честолюбец домогается сел, пашен, смердов и владений; он же, Климент, свободен и от домов и от общинников, вместо них у него "земли четыре локтя, чтобы вырыть могилу". "Хотел бы славы - искал бы власти", - так завершается эта часть послания.
То, что он ищет на самом деле - это мудрость божия. У Бога нет неправды и не будет. Однако, сформулировав этот тезис, Смолятич тут же воспаряет в выси символизации. И они заставляют вспомнить не столько Спаса, сколько Ярилу и Гераклита, так как любимым символом митрополита оказывается образ всеочищающего огня: "огонь - вещество, сотворенное Богом на службу умному и рассудительному, одаренному словом человеку".
Смолятичу мало веры - он ищет "величия мысли и глубины". И в тексте его послания возникают вопросы: что означают чудеса Христовы? что такое "пятью хлебами и двумя рыбами"? что такое "засохшая смоковница"? Эти вопросы могут увести далеко - прямо в объятия Аверроэса и его латинских последователей. Смолятич интуитивно ощущает опасность. Он спохватывается и заявляет; все это действительно было, было так, как говорит Евангелие.
Пример Смолятича показывает, что любая попытка выразить религиозную веру в форме знания внутренне противоречива. Суть возникающей здесь ситуации тонко выразил Людвиг Фейербах. Когда содержание веры начинало определяться мыслью, то мысль в пределах веры становилась предметом рефлексии и, таким образом, теология переходила в философию. Наблюдение Фейербаха относилось к схоластике. Однако оно может быть расширено, ибо те же самые трансформации прослеживаются на материале памятников древнерусской книжности.
Если Древняя Русь и не маршировала в ногу с западноевропейским обществом, она, по меньшей мере, двигалась в том же самом направлении. Славянские племена быстро и творчески осваивали достижения греко-византийской культуры. Этот уверенный и все более самостоятельный ход был прерван татаро-монгольским нашествием.