§ 3. Социология и "космология" власти

Центральное место в политике занимает проблема власти. Говоря о

власти, нельзя преувеличивать значение исторических детерминант в ее

происхождении. В марксизме принято считать, что власть появилась

вместе с классовым неравенством, эксплуатацией и государством. Но

неравенство - категория не столько социологическая, сколько

онтологическая и антропологическая. Люди индивидуальны и потому

изначально

22

не равны друг другу. Неравенство нельзя понимать как историческое

грехопадение человека, преодолимое в перспективе того или иного

"земного рая". Там, где поборники полного равенства видят отклонения,

философия плюрализма видит шанс личности, истории и культуры. Люди

интересны друг другу своей неодинаковостью, их неравенство является

источником социальной и исторической динамики. Продуктивность

взаимного обмена людей базируется на их различии. В экономической

сфере неравенство проявляется в имущественной сфере, в неодинаковости

усилий и отдачи,

Но человек в большей степени политическое животное, то есть

относящееся к полису, к гражданскому состоянию, чем экономическое. В

этом смысле аристотелевское понимание человека нам кажется более

адекватным, чем марксистский экономический редукционизм. И неравенство

людей в этой "полисной" сфере проявляется как неравенство влияния и

власти. Неравенство статусов известно и в животном мире - у этологов,

изучающих поведение животных, есть убедительные свидетельства этого.

Вероятно, такое неравенство есть средство борьбы с энтропией в

животном мире, с хаосом, который, как известно из теории Винера. -

наиболее вероятное, то есть постоянно нас подстерегающее состояние.

Что означает выражение "А имеет власть над Б"? Это значит, во-первых,

что влияние А на Б выше, чем влияние Б на А, во-вторых, что поведение

Б для А более предсказуемо, чем поведение А для Б. Как мы увидим ниже,

властные отношения между А и Б при этом увеличивают взаимную

предсказуемость и упорядоченность их поведения. Таким образом, власть

есть средство борьбы с неопределенностью и хаосом, есть один из

ответов человека на "космический вызов" хаоса.

Асимметрия влияний всюду сопутствует нам: в семье, в отношениях между

друзьями и возлюбленными, не говоря уже о служебных и собственно

политических отношениях. Более того, человеку необходима и власть над

самим собой. Благодаря достижениям психоанализа, структурной

антропологии, философии постструктурализма давно уже развенчан миф

эпохи Просвещения, раннего романтизма и сентиментализма о благостной

природе человека, которую портит несправедливо устроенное общество. В

современных изысканиях человек выступает как существо амбивалентное,

носящее в себе разнородные начала, способное устремляться как к Добру,

так и к Злу. В свое время, отвечая А. Чехову ("человек рожден для

счастья, как птица для полета"), Н. Бердяев заметил, что человек -

существо трагическое, стремящееся к страданию, к самоценной

драматургии бытия. В частности, социологи, за-

23

нимающиеся проблемой суицида, установили, что наиболее высок процент

самоубийств в высокоразвитых странах, отличающихся высоким уровнем

жизни. И часто причиной оказывается "скука бытия", дефицит смысла,

сниженный уровень мотивации. Человек несет в своей душе иррациональные

импульсы, для обуздания которых нужна соответствующая культура,

мобилизация ценностей (в частности религиозных).

Великие мировые религии стали для человечества незаменимым средством

перехода от человека, ориентированного извне, к человеку,

ориентированному изнутри, со стороны ценностей и убеждений. Как

замечает А.Н. Уайтхед, "божественный элемент в мире должен быть понят

как убеждающая, а не как принуждающая деятельность"6,

Одним из основополагающих принципов великих мировых религий, и сегодня

для нас значимых, является принцип отделения духовной власти от

политической. Независимость духовных авторитетов открывает возможность

критической способности суждений в отношении земной власти и

одновременного обуздания ее претензий контролировать сокровенные

проявления человеческого духа. Не случайно тоталитарный режим у нас

так ожесточенно преследовал религию: "смерть Бога" ему была необходима

для приобретения ничем не ограниченного монопольного влияния не только

на тело, но и на дух человека.

По ряду авторитетных свидетельств, в частности Солженицына, в

гигантских лабораториях Гулага успешно сопротивлялись эксперименту

власти над человеком искренне верующие религиозные люди: они знали

конечное ничтожество земной власти и не вверяли ей душу, Итак, нам

необходимо учитывать диалектику внутренней и внешней власти: чем

меньше мы способны обуздывать свои стихии самостоятельно, изнутри, тем

ближе для нас перспектива внешнего обуздания и подавления. Причем, это

касается не только отдельных людей, но и целых народов. Если

гражданское состояние народа превращается в хаос, в войну всех против

всех, закономерно оживают массовые чаяния "сильной власти", "твердой

руки". Не случайно, как свидетельствует исторический опыт, близкими во

временной перспективе оказываются стихия языческого бунта и обруч

диктатуры, ее сковывающий.

В этом смысле тоталитаризм выступает как решение, альтернативное

философии мировых религий. Там, где не действует принцип совести -

самообуздания внешних и внутренних стихий, - там появляется его

замещение в виде

6 Уайтхед А. Н. Избр. работы по философии. М., 1990, с. 568.

24

тотального внешнего контроля. Тоталитаризм в XX веке - судьба

деятельных и амбициозных народов, энергетика которых перестала

регулироваться изнутри, со стороны религии и совести, и потому перешла

в сферу жесткого внешнего регулирования. Мы видим, как и сегодня,

после краха тоталитарного режима, "беспредел" различного .рода

языческого бесовства, не знающего внутренних ограничений (ни в

казнокрадстве и коррупции, ни в сепаратистских и националистических

амбициях, ни в разгуле преступности), снова искушает и провоцирует

демонологию тоталитаризма.

Современная философия власти должна постоянно иметь в виду две

альтернативы, за которыми стоят имена Ницше, с одной стороны, и

Достоевского - с другой. Первая альтернатива - ницшеанского

сверхчеловека. "Что есть счастье? - Чувство растущей власти, чувство

преодолеваемого противодействия, не удовлетворенность, но стремление к

власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота

способностей (добродетель в стиле Ренессанса, verte, добродетель,

свободная от моралина). Что вреднее всякого порока? - Деятельное

сострадание ко всем неудачникам и слабым - христианство'7.

У Ницше - языческая эстетизация власти. Этот проницательный аналитик и

пророк нигилизма разбирался в человеческих помыслах. Он знал, что

власть не только средство, что она может стать, и в определенных

условиях непременно становится самоцелью, высшей страстью человека,

средоточием его помыслов.

Дело в том, что наряду с прагматической перспективой, сосредоточенной

на проблемах благополучия, душой человека владеет и другая

перспектива, относящаяся к его "другому измерению". Эта перспектива

внерациональна, здесь Добро и Зло не соизмеримы с требованиями личной

пользы. Человека тянет то "влево", к люциферовым искушениям, то, в

борьбе с ними, в просветлении, к покаянию и святости, которая в

полноте своей для него недостижима. Словом, менее всего к человеку

применима линейная перспектива, в которой пытались увидеть и раскрыть

его наследники века Просвещения. Аналогичным образом они пытались

изобразить и власть:

как механику достижения рационально сформулированных целей, как способ

удовлетворения "разумного эгоизма" (к которому относится и

марксистский "материальный интерес").

Но кроме этой механики у власти существуют иные, глубинные подтексты,

В ней сильно иррациональное начало,

7 Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., с. 633.

25

начало страсти, И в этом смысле она для многих самоценна. В

самоисповедании Печорина у М. Лермонтова есть поразительное откровение

чувства власти: "возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха

- не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для

кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого

положительного права, - не самая ли это сладкая пища нашей гордости?"8

(курсив мой - А.П.), Традиционная критика видела в этом исповедь

русского "лишнего человека". Думается, что Лермонтов здесь

предвосхищает иной мотив в культуре - мотив ницшеанского

"сверхчеловека". Как оказалось, "лишний человек" может перевернуть

.перспективу: вместо чувства вины и неполноценности из-за своей

отъединенности от общества, его морали и традиции, он может

вооружиться идеологией превосходства над окружающими, идеологией

"нового человека", миссия которого - безжалостно переворошить и

переделать этот мир "жалких людишек". Вот тогда его ненасытное чувство

власти ему пригодится и получит рациональное оправдание: ведь для

переделки мира, для навязывания людям принудительного

осчастливливания, по глупости и ничтожеству ими отвергнутому, нужна

огромная, быть может, невиданная в истории власть,

Так может быть интерпретирована прерванная ранней гибелью Лермонтова

линия в русской пророческой культуре - линия, ведущая к образу

великого инквизитора Ф, Достоевского.

Разве большевики - эта вечная "партия меньшинства", не выступили в

роли великих инквизиторов в России? Разве не их словами говорит тот

персонаж у Достоевского? "Мы исправили подвиг Твой (Христа,

подарившего человеку автономию духа - свободу. - Авт.) и основали его

на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели

как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший

им столько муки. Ты бы мог еще и тогда взять меч Кесаря,., Ты

вспомнил бы все, чего ищет человек на земле, то есть: перед кем

преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец

всем в бесспорный, общий'и согласный муравейник, ибо потребность

всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей. Мы

скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего

позволения.9 Самые мучительные тайны их совести - все, понесут они

нам, и мы все разрешим, и они

8 Лермонтов М.Ю. Соч. Т. 2. М., 1990, с. 540.

9 Ср. ленинское: "Морально все то, что служит делу коммунизма".

26

поверят решению нашему с радостью, потому что оно избавит их от

великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного,

И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч

управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем

несчастны"'0.

Дихотомия властных и властвующих представляет величайшую драму

человека с тех пор как он существует на земле, И если мы признали, *

что власть часто выступает не только как средство, но и как самоцель,

что она одно из величайших вожделений духа, то станет понятно, что

существует процесс самовоспроизводства власти, имеющий свою логику,

свои замыслы.