Gotfrid_P_Strannaya_smert_marxizma_2009

Глава 1. Введение

ство, практикующее социальную инженерию, которое выступит против того, что Хабермас называет «психологическим осадком прошлого». Хотя постмарксистские левые еще сохраняют определенные коммунистические ритуалы — скажем, отрицают преступления Сталина и Мао, заявляют о готовности насмерть биться с фашистами и протестуют против интересов американских корпораций, — по крайней мере часть этих ритуалов приобрела чисто формальный характер. В англоязычных странах у левых в той или иной степени наличествуют те же самые ритуалы. Так, например, американская пресса благожелательно встретила автобиографию престарелого британского коммуниста Эрика Хобсбаума «Эпоха крайностей» ( The Age of

Extremes)*, a NewYork Times расшаркивается перед

ностальгическими заметками бывшей коммунистки Вивьен Горник14. Все это говорит о том, что левые ценности все еще в чести, но называть их марксистскими означает приписывать им излишнюю теоретическую значимость. Литературные свидетельства былой коммунистической солидарности или демонстрации в память Розенбергов, организуемые в годовщину их казни как советских шпионов, — все это имеет отношение к ностальгии и социальному конформизму, но никак не к идеям Маркса.

*Здесь автор допускает некоторую неточность. Книга

«Эпоха крайностей» является своего рода дополнением к знаменитой трилогии Хобсбаума, посвященной истории XIX столетия. Несмотря на то что в ней Хобсбаум периодически приводит личные впечатления о минувших событиях или сообщает некоторые автобиографические

данные, все же эта книга представляет собой в первую очередь «биографию» исторических событий XX века. — Прим. науч. ред.

'1 Едкое описание солидарности отставных коммунистов см. в: Sevillia, Le terrorisme. P. 205—206; см. также: Vivian Gornick, A Fierce Attachment: A Memoir, (New York: Simon and Schuster, 1987). Подобно Белле Абцуг, Горник сочетает ностальгию по былым партийным свя - зям с «пылкой преданностью» феминизму, о котором она начала писать в 1970-е годы.

43

Странная смерть марксизма

В главе 5 рассматривается постмарксистское левое движение как форма незавершенной политической религии. Подобно коммунистическим и фашистским идеологиям и практикам, постмарксизм демонстрирует все свойства постхристианской политической религии. Он подчеркивает радикальную поляризацию между мультикультурным Добром и ксенофобным Злом и готов применить силу для подавления всех, кого считает грешниками. Подобно более старым политическим религиям, постмарксизм также претендует на знание пути в будущее, в котором будут сметены остатки неправедного (все еще отчасти буржуазного) общества35. Подобно фашизму и коммунизму, постмарксизм рассматривает буржуазные институты, прежде всего нуклеарную семью* и закрепленные традицией тендерные роли, как концентрированное зло, которое следует уничтожить.

Нынешние левые играют и с христианскими сюжетами, которые они вплетают в постхристианский политический гобелен. Подобно межвоенным тоталитарным движениям, они осуществляют «сакрализацию сферы политики», причем действуют здесь единственно возможным образом — присваивая и перекраивая христианские образы и мифы. И это не должно нас удивлять. После тысячелетий христианского воспитания и христианской культуры единственно возможным источником образов и нарратива для постхристианских политических религий оказываются мысли и обычаи тех, на кого они намерены оказывать влия - ние. В Европе попытки вызвать широко распростра-

35 Об исследовании политических религий в межвоенный период см.: Emilio Gentile, ha religione della political Fra democrazie e totalitarismi (Rome-Bari: Laterza, 2001); Stanley G. Payne, A History of Fascism, 1914 — 1945

(Madison: University of Wisconsin, 1996); а также журнал Political Religions and Totalitarian Movements.

Ed. Robert Mallett and Emilio Gentile, published by Frank Cass.

* Классическая семья середины XX столетия, состоящая из работающего отца, домохозяйки-матери и двух-трех детей. — Прим. науч. ред.

44

Глава 1. Введение

ненное чувство общей вины за Холокост, которая возлагается на христианские общества, опираются на дав - но устоявшуюся веру христиан в первородный грех. Во Франции кальварии, христианские памятники и надписи, посвященные святым, частично заменены постхристианскими (и постреспубликанскими) памятными знаками страданий (и национального позора), plaques commemoratives*, особенно в Париже и в тех местах, где арестовывали жертв нацизма или откуда их депортировали'36. В США происходит нечто подоб - ное — под эгидой государства. С одной стороны, в государственных учреждениях Рождество было превращено в «праздничные дни», и тех, кто нарушит это распоряжение государства об уступке в пользу «чуткости», ждут серьезные наказания. С другой стороны, для учащихся и государственных служащих новый сакральный календарь начинается в январе, открывается днем рождения Мартина Лютера Кинга и продолжается месячником истории чернокожих и месячником истории женщин. Эти обязательные ныне празднества пропитаны религиозными чувствами, такими как сожаление о страданиях невинных, ставших жертвами несправедливого в прошлом общества, и сострадание к застреленному Кингу, который в постпротестантском обществе, пожалуй, является ближайшим аналогом Че Гевары, этого посткатолического святого. В таких праздниках корпоративно-бюрократическое государство выступает как искупитель-реформатор в силу своей роли в социальной инженерии и своей деятельности в качестве наставника нравственности. Ассоциируемые с этим режимом планировщики и просвещен - ные судьи, независимо от того, упоминаются они в явном виде или нет, оказываются героями социальной трансформации, с которых демократические граждане предположительно должны брать пример37.

кМемориальные доски (франц.). — Прим. перев.

36Анализ новейших манипуляций над национальной памятью французов см.: Henri Rousso, Vichy, ип passe qui ne passe pas (Paris: Gallimard, 1996).

7 См.: Paul Edward Gottfried, Multiculturalism and the Politics of Guilt (Columbia: University of Missouri Press,

45

Странная смерть марксизма

Но возможности применения понятия политической религии к описываемым явлениям ограничены тем, что можно охарактеризовать как тенденцию к самоликвидации. Проповедуемая постмарксистами мультикультуралистская идеология, как обосновывается в моей книге о мультикультурализме, представляет собой проект деконструкции, подрывающий собственные цивилизационные основы. Прежде всего упор на массовую иммиграцию из стран «третьего мира» как на способ «обогатить» опыт народов Запада делает весьма призрачными надежды тех, кто затеял этот мультикультурный эксперимент, на сохранение того, что они создают. Рождаемость среди коренных европейцев не обеспечивает воспроизводства населения, и она намного ниже, чем у тех групп, импортом которых в свои страны мультикультуралисты намерены их обогатить. Шансы на то, что новые этносы удастся сделать полноправными членами буржуазного христианского общества, выглядят еще менее обнадеживающими. Заметим, что процветавшие в 1930-х и 1940-х годах политические религии придавали высокую ценность плодовитости, что

ипонятно. Нельзя построить новый общественный строй в отсутствие людского изобилия, которое позволило бы наполнить новые институты. Наконец, кор- поративно-бюрократическая природа этого культур- но-политического проекта не позволяет постмарксистской религии создать устойчивое харизматическое лидерство. Постмарксизм прямо-таки зияет отсутствием этой черты, столь характерной для межвоенных политических религий. Поборниками нового режима являются преимущественно скучные, покладистые чиновники, судьи или же парламентарии, пытающиеся добиться поддержки феминисток, иммигрантов

игомосексуалистов. Здесь просто нет места мужественным и воинственным лидерам прежних, куда более развитых политических религий.

При всем при том полезно иметь в виду взаимопересечения двух традиций сакрализованной, направ-

2002), Р. 3 9 - 1 1 7 .

46

Глава 1. Введение

ленной на общественную трансформацию политики. В своих антибуржуазности, антихристианстве и готовности играть религиозными символами, а также в своей нетерпимости к любому социальному пространству, которое оказывается для них недоступным, старые и новые формы политической религии похожи, и этот факт достоин изучения. Хотя понятие политической религии лишь ограниченно применимо в нашей ситуации, оно позволяет лучше понять ситуацию постмарксистских левых.

Здесь, пожалуй, необходимо сделать заявление, которое не понадобилось бы в условиях более беспристрастного дискурса. Нигде в этой книге вы не найдете отрицания того факта, что в Европе и других местах можно встретить правых экстремистов. К сожалению, в европейских обществах есть и скинхеды, и неонацисты, и время от времени они учиняют акты вандализма. Более того, группы, способные сыграть конструктивную роль в привлечении внимания к мнениям, не представленным парламентскими партиями и не поддерживаемым насаждающим политкорректность административно-судебным аппаратом, включают порой крайне неприятных господ. Немецкая Наци- онал-демократическая партия (НДП), возможно, поднимает существенные вопросы о последствиях исламской иммиграции и об эксцессах антинационалистической политики в Германии — вопросы, которых респектабельные партии предпочитают не касаться. Но ее исторический багаж не может не тревожить. В речах председателя НДП Удо Фойта после внушительного успеха его партии, набравшей в сентябре 2004 года на выборах в Саксонии 10% голосов избирателей, содержались тревожащие упоминания о Гитлере как о «великом государственном деятеле».

Тем не менее эта книга пытается подчеркнуть, что восхождение к власти постмарксистских левых забло - кировало демократический протест и возможность автокоррекции политики, если в этой автокоррекции усматривается отсутствие политкорректности. В результате по мере того, как правоцентристские и левоцентристские партии движутся к требуемому совре-

47

Глава 2 ПОСЛЕВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ

Апогей коммунизма

В 1945 году окончилась разрушительная мировая война, результатом которой была гибель более 30 млн европейцев, разрушенные города и продлившаяся до 1947 года нехватка продовольствия. Однако для евро - пейских коммунистов эта разруха была источником оптимизма. Советские армии стояли на берегах Эльбы, а на территориях, занятых советскими войсками входе преследования отступающего вермахта, возникали режимы советского типа. Польшу заставили уступить свои восточные области Советскому Союзу, зато дали возможность расшириться в западном направлении, присоединив к себе части Пруссии и Силезию

итем самым утвердив (или навязав полякам) власть коммунистов до рубежа Одер — Нейсе. В 1945 году под советским давлением в попавших в зону советского влияния Венгрии, Болгарии и Румынии было проведено перераспределение сельскохозяйственных земель. Вследствие этой реформы, результаты которой были вскоре отменены принудительной коллективизацией, землевладельцами стали более 2 миллионов безземельных семей1. Хотя в этих трех странах за про - ведение земельной реформы выступали крестьянские

идругие партии, заслуга эта была приписана коммунистам и их сторонникам на Западе.

Эти реформы подробно рассматриваются в книге: Walter Laqueur, Europe in Our Time, 1945—1992 (New York: Penguin Books, 1992).

49

Странная смерть марксизма

Тем временем уже к 1945 году в Италии и во Фран - ции утвердились пользующиеся массовой поддержкой коммунистические партии. В октябре 1945 года на первых послевоенных выборах французская коммунистическая партия получила 26,1% голосов, и до 1958 года ее доля на парламентских выборах ни разу не падала ниже 25%. ВИталии численность коммунистической партии взлетела с 10 ООО человек в 1944 году (когда партия была подпольной) до более 2 млн человек к 1947 году, когда она стала крупнейшей европейской компартией за пределами советского блока. (Хотя французские коммунисты собирали на выборах больше голосов, чем итальянские, по списочной численности французская компартия уступала итальянской.) Более того, до мая 1947 года коммунисты занимали посты в итальянском и французском правительствах. Их партнерами по правящей коалиции были христианские демократы (известные во Франции как Народно-республиканское движение) и социалисты; к 1948 году эти три партии собирали на выборах более 90% голосов2. По мере обострения «холодной войны» и в связи с неуклонной поддержкой коммунистами советской стороны, антисоветски настроенные итальянские христианские демократы под руководством популярного и энергичного Альчиде де Гаспери разорвали партнерство с крайне левыми.

Неизбежен вопрос: почему коммунисты получили столь значительную поддержку избирателей в Италии и Франции? В Голландии, Бельгии, Люксембурге, в странах Скандинавии и в Англии их успехи были минимальны, а на первых выборах в Бундестаг

в1949 году коммунистические кандидаты получили не более 5% голосов. В связи с этим часто говорят, что

вСеверной, преимущественно протестантской Европе бремя политики реформ взяли на себя нереволюцион-

2См.: Kriegel, French Communists. P. 359—362, 378 — 379; а также: Marc Lazar, Maisons rouges: Les partis communistes frangais et italien de la liberation a nos

jours (Paris: Aubier, 1992).

50

Глава 2. Послевоенный коммунизм

ные социалистические партии (вроде английских лейбористов), тогда как в латинских странах эта задача выпала на долю коммунистов. Более того, общества, обладавшие сильной парламентской традицией, могли мирным путем достичь того, к чему трудящиеся Италии, Испании и Франции могли прийти только с помощью революционной партии. Поэтому итальянцы и французы оказали поддержку политикам, выступавшим за марксистскую революцию и восхвалявшим советскую диктатуру, чтобы добиться тех изменений, которые в других странах достигались в ходе обычной ротации партий в парламенте3.

Хотя это объяснение, которое было характерно для либералов периода «холодной войны» и приобрело популярность благодаря работам Габриэля Алмонда и Сеймура Мартина Липсета, нельзя назвать полностью ошибочным, оно не учитывает определенные параллели между коммунистическими и некоммунистическими левыми в послевоенной Европе. Послевоенные правительства в Италии, Англии и Франции, отличавшиеся сильным креном влево, осуществляли сходные программы национализации и реформы образования. Более того, в 1947 году французские коммунисты вышли из правящей коалиции изза несогласия с установлением потолка заработной платы, которого требовало Народно-республикан- ское движение, и это разногласие не имело никакого отношения к перспективам коммунистической революции. В период своего пребывания в правительстве французские коммунисты воздерживались от критики французского колониализма и даже изобрели оправ-

Хотя С.М. Липсет связывает радикализм рабочего класса и с другими факторами, и прежде всего с быстрой индустриализацией, он также подчеркивает роль «сравнительно умеренного и консервативного тред-юнионизма» как бастиона против радикального социализма. См.: S.M. Lipset, Political Man: The Social Bases of Politics, expanded ed. (Baltimore: Johns Hopkins, 1981), P. 45—47. P. 73 — 75. См. также: Gabriel Almond, The Appeals of Communism (Princeton: Princeton University Press, 1954).

51

Странная смерть марксизма

дание для его сохранения; одновременно они добивались наказания коллаборационистов военного времени (некоммунистов), действительной виной которых во многих случаях было лишь то, что они были известными антикоммунистами. Оказавшись вне правительства, коммунистические боссы устраивали скандалы, организовывали антиколониальные демонстрации, а к концу 1947 года вовлекли Францию в ряд забастовок, сопровождавшихся бунтами4.

Впослевоенной ситуации просоветские настроения выражали не только коммунисты, но и многие социалисты, а лидер итальянской социалистической партии Пьетро Ненни, не будучи коммунистом, старался удержать коммунистов в составе итальянского прави - тельства. Входе общенационального опроса, проведенного во Франции в сентябре 1944 года, более 61 % респондентов назвали Советский Союз страной, сыгравшей главную роль в освобождении своей родины,

итолько 29% связали это достижение с американцами, на которых легла основная тяжесть операции по высадке в Нормандии5.

Впослевоенной Европе коммунисты эксплуатировали тенденции, к возникновению которых не имели отношения. Электорат сдвинулся резко влево отчасти в результате реакции на нацистов, которые почитались крайне правыми, а отчасти потому, что с левыми связывалась надежда на реформы, которых желали многие европейцы. Принесенная войной разруха усиливала стремление к немедленной перестройке общества таким образом, чтобы с помощью структурных изменений и перераспределения дохо - да если не ликвидировать бедность, то хотя бы уменьшить ее. К концу войны Советы воспринимались как сила абсолютного добра: в конце концов, они потеряли многие миллионы своих соотечественников в боях с «германским фашизмом» и пытались «науч-

См.: Jean Ranger, "L'evolution du vote communiste en France depuis 1945", in he communisme en France (Paris: Armand Colin, 1969), p. 211 - 254 .

Цum. no: Sevillia, he terrorisme, p. 15.

52