Gotfrid_P_Strannaya_smert_marxizma_2009

Глава 3. Неомарксизм

del Movimento di Liberazione*, исследовательскому и PR-агентству, имевшему связи с уже распущенной Партией действия (Partitio d'Azione). Этот институт подчеркивал роль не входивших в компартию левых членов Партии действия в сопротивлении фашистскому режиму22. Поскольку коммунисты желали заверить публику, будто именно они оказали самое действенное сопротивление правительству Муссолини (на самом деле это было не так, вплоть до самых последних дней войны), они выпустили массу публикаций о своей роли в Сопротивлении. Эта деятельность обосновывалась необходимостью восстановить историографическое достоинство «рабочего движения», хотя в Партии действия, представлявшей собой обычную социалистическую партию, не было ничего «антирабочего».

В конце 1950-х и начале 1960-х годов итальянская компартия нашла новое развлечение: ее еженедельник Rinascita, да и остальная партийная печать начали публиковать материалы революционеров из стран «третьего мира» и о них. В этот период коммунистическая пресса проявляла неослабевающее внимание к африканским революционерам, представляемым как борцы с колониализмом или как воплощение литературной одаренности «третьего мира» (которая, увы и ах, безвозвратно терялась при переводе ). Хотя в 1960-х годах та же страсть к революци - онерам из «третьего мира» охватила и французских левых, итальянскую ситуацию отличала постоянная озабоченность партии этой культурно-политической

* Национальный институт истории освободительного движения в Италии (ит.). — Прим. перев.

22 Упрощенное изложение этого противостояния, написанное с позиций итальянской компартии, см.: Ragusa.

I comunisti е la societa italiana, p. 48—54. В значительной мере споры были связаны с ролью Пальмиро Тольятти в качестве resistenziale (участника движения Сопротивления (ит.) — Прим. перев.), хотя он всю войну просидел в Москве и вернулся в Италию для участия во временном послевоенном правительстве в качестве министра без портфеля.

Странная смерть марксизма

инициативой23. Данный интерес нельзя объяснить никакими специфическими культурными или полити - ческими основаниями, такими как, например, существование итальянской империи, с которой боролись бы левые, или наличие италоязычной интеллигенции в какой-нибудь стране «третьего мира», творчество которой могли бы превозносить итальянские коммунисты. Короче говоря, возрождение грамшианского марксизма было примером отчаянной попытки ИКП удержаться на гребне меняющихся интеллектуальных трендов. И это не было единичным актом борьбы партии за престиж и уважение.

Франкфуртская школа

Франкфуртская школа представляла более системати - чески разработанную форму неомарксизма. Она ставила перед собой задачу создать марксистскую теорию сознания, соединив глубинную психологию с «радикальной» критикой рациональности. Разработчики этой теории Макс Хоркхаймер, Теодор Адор - но и Герберт Маркузе рассматривали капиталистическую организацию как источник все более увеличивающихся страданий. Субъект может сколько угодно стремиться к освобождению от существующей социальной и культурной ситуации, но шрамы в сознании, которое является продуктом капиталистической рациональности, все равно останутся. Так происходит потому, что капиталистическое производство превращает разум и культуру в свое орудие, «инструментализирует» их, подчиняя обществу, движимому стремлением к прибыли. А когда интеллектуальные и эстетические ресурсы подчинены бесчеловечной ситуации, продолжаются причитания Франкфуртской шко-

23 См., например, серию публикаций "Crepuscolo del colonialismo" («Сумерки колониализма») в Rinascita, no. 11, по. 12, 1958; а также начатые в 1958 году публикации Объединенного издательства (Editori Riuniti) об il risveglio africano (пробуждении Африки).

Глава 3. Неомарксизм

лы, единственно возможный результат — постоянно углубляющееся отчуждение. Поскольку философия и социология пошли по пути «сциентизма», объясняет Хоркхаймер, необходимо найти «теорию общества», радикально отличную от той, которую принял некогда молодой Маркс. Исследуя политическую экономию, Маркс открыл материальные источники диалектики общества. Но, как подчеркивает Хоркхаймер в выступлении в ознаменование назначения его новым директором института*, «нынешняя ситуация» требует исторически конкретного подхода к кризису буржуазного общества. «Сужение рациональности» (Verengung der Rationalitat) предположительно перекрывает возможность эффективной социальной критики. И не следует пытаться справиться с этим вызовом с помощью « всего лишь позитивистских опи - саний» того, что происходит в общественной сфере2 4 . Адорно выражал ту же самую озабоченность, ведя на протяжении всей жизни словесную баталию с «административной социологией», которую обвинял в стремлении избежать признания противоречия между удовлетворением психических потребностей человека и жесткостью социальных структур .

Из работы «Диалектика Просвещения», которую Адорно и Хоркхаймер подготовили в начале 1940-х годов в Лос-Анджелесе, мы узнаем о роковой связи между «господством и капитуляцией природы» (Naturbeherrschung und Naturverfallenheit).

Присмотревшись к образу Одиссея у Гомера, Адорно и Хоркхаймер обнаружили, что перед ними «примитивный образ буржуазного индивида», который

к Имеется в виду франкфуртский Институт социаль ных исследований, от которого и берет происхождение Франкфуртская школа. — Прим. науч. ред.

24 Max Horkheimer, "Die gegenwartige Lage der Sozialphilosophie und die Aufgabe eines Institute fur Sozialforschung", Frankfurter Universitatsreden (Frankfurt am Main, 1931), p. 37.

Критику институционального использования социальных наук см.: Theodor Adorno, Stichworte: Kritische Modelle 2 (Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1969).

Глава 3. Неомарксизм

от любого противопоставления. Иррациональность сложившейся социальной структуры препятствует рациональному разворачиванию теории. Перспектива перехода контроля над экономическим процессом в руки тех, кто обладает политической властью, порождается динамикой самой системы и содержит в себе тенденцию к объективной иррациональности. Именно это, а не просто бесплодный догматизм теоретиков, помогает объяснить, почему мы все еще не создали убедительной объективной социальной теории»27.

Адорно и другие члены Франкфуртской школы продолжали говорить о «разуме» и «объективности», но то, что они рассматривали как контролируемую «иррациональность» существующего «позднекапиталистического» общества, делало затруднительным систематическое и всестороннее исследование этого общества. Когда в 1931 году они создали Zeitschrift fur Sozialforschung («Журнал социальных исследований») в качестве печатного органа франкфуртского Института социальных исследований, глубоко ангажированные исследователи недвусмысленно дали понять, что самым просвещенным подходом к исследованию общества и культуры является субъективное теоретизирование. В 1961 году Адорно, работая с Хоркхаймером над предисловием к совместной работе Sociologica II, дошел до того, что представил эту работу как «ряд наблюдений без какой-либо развернутой теории». Учитывая иррациональность общества, в котором мы живем, заявил Адорно, было бы безответственным предлагать «объективный» анализ того, что представляется непостижимым28. Для него самого, а также для Хоркхаймера и их учеников «критической теорией» стало накапливание относящихся к разным областям исследования импрессиониста-

~7 Theodor Adorno, Gesammelte Schriften (Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1972), vol. 8, p. 359.

28Цum. no: RolfWiggershaus, Theodor W. Adorno (Munich:

С.H. Beck'sche Verlagsbuchhandlung, 1987), p. 99.

Странная смерть марксизма

ческих суждений самосознающих субъектов, понимающих культурные проблемы позднего капитализма.

Адорно применял это критическое сознание к мно - жеству предметов, в том числе к атональной музыке, к переоценке гегелевской диалектики, к глубинной психологии, искусству экспрессионизма и «фашистским» социальным установкам и поведению. В характерной для современной музыки спонтанности свободно льющихся звуковых ассоциаций Адорно нашел нечто многообещающее, ведущее за пределы общества, в котором «попытка господствовать над природой уступила слепым силам». Субъективная музыка и живопись, шокирующие слушателя и зрителя, привлекают внимание к «тому, что невыносимо в сложившейся ситуации». Они предлагают одновременно и «образ того, что не существует», и диалектическую возможность выйти за пределы этого через эстетическое указание на альтернативную реальность. Новатор в музыке и живописи бросает вызов «индустрии культуры», превращающей в товар то, что должно быть подлинным выражением субъективного воображения29.

Но не всякая субъективность, понимаемая с позиций Франкфуртской школы, в равной степени достойна уважения. В тех людях, кто отличается недостаточной критичностью, либо не может подняться над уровнем распространенных предрассудков, скрывается садомазохистская личность, над изучением которой трудились франкфуртские интеллектуалы. После прихода нацистов к власти представители критической теории занялись изучением психологических корней авторитарной и профашистской ментальности, результатом чего стала серия публикаций, начиная с «Исследования власти и семьи» (Studien йЪег Autoritat und Familie), коллективного проекта Фран-

29 См.: Rolf Wiggershaus, Die Frankfurter Schule: Geschichte, theoretische Entwicklung, politische Bedeutung,

6thed. (Munich: Beck'sche Verlagsbuchhandlung, 2001), p. 566—590; а также: Martin Jay, Adorno (Cambridge: Harvard University Press, 1990).

Странная смерть марксизма

Возникает вопрос: может ли все это считаться «марксизмом»? Уже в 1940-х годах проницательные критики высмеивали критическую теорию как смесь гегельянства, фрейдизма и (некоторое время) еврейского мессианизма, что никак не могло дать в сумме марк- сизма-ленинизма. В защиту марксистской принадлежности проекта можно сказать то, что его участники рассматривали себя как революционных учеников Маркса и старались не выходить за рамки марксизма. Авторы Studien неоднократно осуждали Фрейда за игнорирование социально-экономических факторов невротического поведения, а Маркузе и Хоркхаймер в явном виде высказывали мысль, что «кризис семьи» порожден разрушительными особенностями позднего капитализ - ма'". Из-за того, что либерально-буржуазное общество не спешило уступить место марксистско-социа- листическому, в рамках семьи получили преобладание определенные патологические явления. Подобно авторитарному государству, которое организовало поздний капитализм и рабочий класс в репрессивную иерархию, патриархальная семья тоже получила новую жизнь. Женщины теперь оказались лишены той «ограниченной сферы свободы», которой пользовались в семье в дни расцвета либерально-буржуазного общества.

В недавнем прошлом, напоминает нам Хоркхаймер, предприимчивая буржуазия Запада создала общую социальную модель, в которой женщина отвечала за домашние дела, так что этому образцу пытались следовать даже за пределами правящего класса. Теперь оба супруга подчинены мужскому произволу и тираническому государству, сопряженному с бесчеловечной экономикой. Они воспитывают детей в садомазохистском ключе, а усвоение юным поколением этой модели поведения дополнительно укрепляет репрессивную власть государства'2. Согласно сторонникам

31Studien йЪег Autoritat und Familie (Paris: Institut fur Sozialforschung, 1936).

32Allgemeiner Teil. In ibid.; Horkheimer M. Zur Kritik der

instrumentellen Vernunft. Frankfurt am Main: Suhrkamp,

1967.

Глава 3. Неомарксизм

критической теории, отсутствие гуманной социалистической альтернативы ведет к тому, что семья превращается в рассадник психических расстройств.

Адорно, Маркузе и другие представители Франкфуртской школы не скрывали связь между «антифашизмом», который они написали на своем знамени, и симпатией к коммунистическим государствам. Подобно Сартру и его сотрудникам из Les Temps Modernes, представители критической теории рассматривали антикоммунизм как надежный показатель наличия фашистских установок у тех, кто его выказывал. После публикации в 1950 году «Авторитарной личности» Адорно был шокирован, когда один из его коллег по этой работе Сеймур Мартин Липсет предположил, что психическая матрица, которую они применяли к правым, работает и для случая левых экстремистов. Подобные идеи только убеждали Адорно в распространенности антикоммунистической истерии среди демократических левых .

Этот антиантикоммунизм, который в случае Адорно означал общее безразличие к атаке коммунистов на личные и гражданские свободы, стал характерным для многих интеллектуалов Франкфуртской школы. Согласно биографу Адорно Рольфу Виггерсхаузу, его известнейший ученик Хабермас отличался от своего учителя только моральными основаниями, которыми тот оправдывал свою слепоту к коммунистической тирании. Ученик исходил из того, что несовершенный вариант марксистского общества был необходим в качестве возмездия для немцев и других народов, интернализовавших фашистское прошлое34. Впрочем, какой бы ни была причина этой потребности извинять или защищать коммунистические государства, данная особенность неомарксизма не имеет отношения к марксистской экономической теории или интерпретации истории.

Справедливо ли критическое замечание, выдвигаемое против Франкфуртской школы, что она является

Цит. по: Lasch, True and Only Heaven, p. 451. >4 Wiggershaus, Theodor W. Adorno, p. 135—136.