Gotfrid_P_Strannaya_smert_marxizma_2009

Глава 6. Заключение

Еще в 1960-х годах Макс Хоркхаймер высказал мнение, что наше время демонстрирует «сужение рациональности»; это сужение повлияло на спектр дозволенных политических различий еще сильнее, чем на философскую мысль. В книге «После либерализма» было продемонстрировано, что массовые демократические политические дискуссии основываются на все менее и менее существенных различиях между соперничающими социал-демократическими лагерями. Предметом спора являются решения по политическим вопросам, расхождения по которым сильно преувеличены и которые будут проводиться в жизнь государственными администраторами: какой налог установить для финансирования социализированной системы здравоохранения; какая налоговая система принесет в казну больше доходов и при этом в наименьшей степени затронет инвестиции в частный сектор; следует ли повышать установленный минимум заработной платы и т.п. В мире постмарксистских левых масштабные социальные изменения смели с лица земли как традиционных левых, так и ныне заклейменных позором правых. Пролетарское самосознание, столь существенное для социалистического прошлого и социологически связанное с глубоко консервативными установками, потеряло всякое значение. Казавшееся несокрушимым левое самосознание уступило левому мультикультурализму, основанному на доминировании государственных функционеров, новаторов в сфере образа жизни и тех, кто хотел бы заселить Запад переселенцами из «третьего мира».

Пока что трудно сказать, куда все это приведет. Естественно предположить, что история не пойдет вспять. Исчезли социальные условия для возврата к прошлому, пусть даже возврата ограниченного — скажем, к восстановлению традиционных тендерных ролей или к существовавшим еще в середине XX века конституционным ограничениям государства благосостояния. И причина состоит не только в технологических изменениях. Общественную мораль изменили те, кто контролировал общество политически и работал в содружестве с педагогами и медиакра-

213

Странная смерть марксизма

тами. Еще более существенно то, что они навязывают свое присутствие повсеместно, причем неизменно во имя «освобождения» угнетенных индивидов от их семей и ныне разрушающихся сообществ. Они трансформировали самосознание, ас учетом притока незападного населения и религий, а также сокращения рождаемости самих европейцев нет убедительных причин полагать, что ситуация изменится.

Не кажется возможной или даже отдаленно убедительной мысль, что европейцы смогут противостоять постмарксистским левым, читая о «ценностях» или публично выступая на подобные темы. Даже те моральные предпочтения, за которыми стоит вековая традиция, будут работать лишь в той степени, в какой они институционально закреплены и привязаны к структуре общественной власти. Консервативными являются те ценности, которые поддерживают и оправдывают такую власть, но в наше время такой ценностью может стать легитимизация правительств, безрассудно отдающихся мультикультурному экспериментированию. Выражать уважение к общественной власти или «институтам» или изобретать аргументы, освящающие статус-кво, недостаточно для того, чтобы переменить историческую ситуацию, к которой привели запрограммированные изменения, не допускающие возникновения серьезной оппозиции. И этой цели невозможно достичь, пока поднимающаяся или господствующая элита не возглавит кампанию против мультикультурной программы, реализация которой стала священной обязанностью постмарксистских левых и их американских собратьев. Толковать о ценностях или о «видении» в кругу устоявшихся политических партий означает поднимать вопрос об электоральной стратегии — и ничего больше. А те партии, которые дерзают мыслить самостоятельно, рискуют оказаться преследуемыми по суду и поставленными вне закона, как недавно случилось с Фламандским блоком, бельгийской регионалистской партией, выступившей против иммиграции мусульман из стран «третьего мира» в города Фландрии.

214

Глава 6. Заключение

Наибольшим препятствием для социализации населения постмодернистским государством является, пожалуй, не «привитие ценностей» и не философская рациональность, а то, что еще осталось от классовой идентичности, будь то идентичность аристократии, буржуазии или рабочего класса. Наследуемые социальные роли и соответствующие модели поведения делают проблематичным насаждение убеждений, распространяемых современным государством2. Бюрократическими методами трудно перекодировать поведение того, кто научился мыслить и действовать как член функционирующего стратифицированного общества. Убежденность в этом побудила меня относиться более мягко к тем рядовым итальянским и французским коммунистам, которые голосовали за свои партии в середине XX века. Эти избиратели, в отличие от эмоционально неуравновешенных интеллектуалов, которые пытались к ним присоединиться, чувствовали солидарность с другими членами рабочего класса. И хотя эта солидарность, когда требовалось оправдать поведение Советов, заключала в себе la bugia grande*, европейский рабочий класс был не единственной группой, которая снисходительно относилась к коммунистическим диктатурам. Несмотря на более высокое формальное образование и существенно более высокий доход, современные европей-

Критичное, но адекватное истолкование моей социальной контекстуализации ценностей, охарактеризованной как тяготеющий вправо марксизм, см. в: W. Wesley McDonald, Russell Kirk and the Age of Ideology (Columbia: University of Missouri Press, 2004), p. 209 - 212 . См. также: Claes G. Ryn, Paul Gottfried, "Dialogue on Power", Humanitas, vol. 14, no. 1 (2001), p. 96—107; обзор борьбы по поводу применения историцистского взгляда на правых американских интеллектуалов см.: Germana Paraboschi, Leo Strauss e la Destra Americana (Rome: Riuniti, 1992); обзор сходных истолкований в новейшем европейском обществоведении см. в: Virgil Nemoianu, "Changes in Europe", Modern Age, vol. 46, nos. 1 — 2 (winter / spring 2004), p. 32—42.

Большая ложь ( ш . ) . — Прим. перев.

215

Странная смерть марксизма

ские левые ведут себя точно так же. Более того, в состав современных левых входят социалисты, принадлежащие к партиям, которые некогда с готовностью признавали, что Советы угрожают свободе Запада.

Голосовавшие за коммунистов рабочие, описанные Кригель и Рагузой, по большей части были кормильцами своих семей. Они были лояльны к своим родственникам и к другим рабочим и поддерживали пар - тию, которая, по их мнению, может улучшить их материальное положение, что бы там еще она ни обещала3. Они не были участниками революции в сфере морали, задуманной для удовлетворения их личных влечений, и вообще не думали о том, чтобы использовать правительство как таран для сокрушения буржуазной семьи. Хотя коммунистические памфлеты и толковали о необходимости освободить женщин от кухни и церковной скамьи, вряд ли эта риторика обеспечивала партии массовую поддержку. Коммунистические избиратели поддерживали самые радикальные идеи перераспределения дохода и имуществ, но при этом напоминали тех синих воротничков, которых изобразил Кристофер Аэш в своей апологии американского популизма. Лэш считал описанную им воплощенную порядочность рабочего класса, особенно в том виде, как она представлена в его последней работе «Восстание элит и предательство демократии», народным противовесом новому международному классу избалованных гедонистов, выставляющих напоказ свое богатство и непристойный образ жизни. При этом у Лэша мятежная элита изображена нарочито широкими мазками, тогда как его популистские герои заставляют вспомнить о католической общине 1950-хго- дов, состоящей из этнических меньшинств. Но изображаемая им полярность действительно соответствует

Сочувственное исследование communistes de troup [рядовых коммунистов — Ред.] см. в: Georges Lavau, A quoi serf le Parti C.F.? (Paris: Fayard, 1981); а также: J.-P. Molinari, Les ouvriers communistes: Sociologie de I'adhesion ouvriere au PC (Paris: L'Harmatton, 1990).

216

Глава 6. Заключение

определенной социальной реальности4. Он предлагает идеализированное изображение левых европейцев, принадлежащих к рабочему классу, но в то же время дает в целом точный портрет постмарксистских левых. Вместе с тем во втором портрете Лэша недостает того, что является центральным в нашем обсуждении, а именно постхристианского религиозного рвения посткоммунистических левых. Речь не просто об отвращении к буржуазности в сочетании с разгоряченным эротическим воображением, а о движущей этими левыми глубокой преданности делу исторической и антропологической трансформации. Не оплакивая уход в небытие былого избирателя европейских левых, стоит, тем не менее, отметить, что он, вообще говоря, хотел относительно немногого. И вполне законным является вопрос, был бы рад возвышению менее революционных левых преемник этого избирателя, сторонник радикализма в стиле жизни, владеющий пухлым пакетом акций.

Попытка проследить происхождение этого типа левых от специфически американской культуры явля - ется, пожалуй, наименее удобоваримой частью аргументации настоящей книги — той частью, которую с равным возмущением отвергнут и американские ура-патриоты, и европейские левые. Не в столь отдаленном прошлом было время, когда европейские наблюдатели признавали неоспоримость решающего влияния Америки на европейскую жизнь. Одним это нравилось, других пугало, но никто этого не отрицал. И никто не тратил времени на выдумывание различий между американскими феминизмом, движением за права гомосексуалистов и культурным многообразием и теми формами этих тенденций, которые были переняты и заострены в Европе. В прошлом европейцы были настолько запуганы американскими идеями «перевоспитания», что самые консервативные из

Christopher Lasch, Revolt of the Elites and the Betrayal of Democracy (New York: Norton, 1995) [Лэш К. Восстание элит и предательство демократии. М.: Логос, Прогресс, 2002].

217

Странная смерть марксизма

них, порой казалось, боялись американского влияния больше, чем советского оружия. (Отметим, что в те времена Америку критиковали не за то, что она недостаточно мультикультурна, аза то, что она подрывает европейское наследие.)

Немецкий социолог Арнольд Гелен выражал эту тревогу и озабоченность в 1960-х и в начале 1970-х годов, когда изучал моральные и культурные недостатки своего народа. В отличие от советского блока, рассуждал непреклонный антикоммунист и старомодный немецкий либерал Гелен, США представляют собой постоянное искушение для растущего поколения немцев, которое до безумия влюблено во все американское и презирает национальное прошлое: «В Германии наблюдается тщательнейшее усвоение американских манер, иллюзий, защитных механизмов, культуры Playboy и наркотиков, свободного приема в высшие учебные заведения, потому что и здесь и там интеллектуалы правят судьбами страны в боль - шей степени, чем где-либо еще. Ноу нас нет американских запасов национальной энергии и веры в себя, примитивности и великодушия, богатства и всякого рода потенциала. Но нас с нашей растоптанной историей и нашей молодежью, плененной переменчивыми речами, с нашей промышленностью, перегруженной аппаратом управления и международной по своему характеру, ничто не удержит от утраты нашей национальной идентичности»5.

По мнению Гелена, для его соотечественников столь же опасен импорт американского сплава идей о прогрессе и секуляризации. Американские интеллектуалы и журналисты находились на переднем крае моды, которую немцы потом с готовностью перенимали, трактуя прогресс как культурную силу, которую следует продвигать посредством формирования постхристианского общественного сознания. Гелен не считал эту тенденцию специфически немецкой. То, что он исследовал, представляет собой форму культурного

5 См.: Arnold Gehlen, Einblicke (Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 1972), p. 113—114.

218

ПОСЛЕСЛОВИЕ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА

Пол Готфрид - историк, ревизионист, палеокон

Книгой «Странная смерть марксизма» известного американского политолога и историка Пола Готфрида общественно-политический проект ИРИСЭН продолжает серию русских изданий работ современных американских консерваторов. Так, в рамках проекта на русском языке уже вышло несколько книг, ставших интеллектуальными бестселлерами на Западе. Среди них, например, работа либертарианца Роберта Нозика «Анархия, государство и утопия»1, ставшая несомненным «хитом» в области политической философии, «Собственность и процветание»2 историка и экономиста Тома Бетелла, а также «Прогресс: история идеи» соци- олога-консерватора Роберта Нисбета3. С некоторыми условностями и оговорками в эту же группу можно отнести книги Мартина ван Кревельда, Энтони де Ясаи, Раймондо Куббеду и Фридриха фон Хайека4 (который, как известно, консерватором себя не считал).

Хотя перечисленные работы посвящены абсолютно разным предметам — например, частной собственности,

НозикР. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИСЭН, 2007.

2Бетелл Т. Собственность и процветание. М.: ИРИСЭН, 2008.

3Нисбет Р. Прогресс: история идеи. М.: ИРИСЭН, 2007.

4 Кревельд М. ван. Расцвет и упадок государства. М.: ИРИСЭН, 2006; Ясаи Энтони де. Государство. М.: ИРИСЭН, 2008; Куббеду Р. Политическая философия австрийской школы. М.: ИРИСЭН, 2008; Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. М.: ИРИСЭН, 2006.

221

Послесловие научного редактора

прогрессу, государству, — все они написаны мыслителями, имеющими определенные идейные убеждения, а очень часто — конкретную политическую ориентацию. В той или иной степени все авторы принадлежат к определенному краю политического спектра — а именно правому. Вместе с тем во всех вышеуказанных книгах, переведенных на русский язык, недостаточно отражены политические убеждения авторов, а обстоятельными вступительными статьями, которые могли бы познакомить с ними читателя, книги эти, к сожалению, в большинстве своем не снабжены5. Вот почему, прежде чем писать о Поле Готфриде — авторе «Странной смерти марксизма», необходимо понять тот контекст, в рамках которого он пишет свои книги.

Консерватизм по-американски

Американский консерватизм, почтенным представителем которого и является Пол Готфрид, не представляет сегодня монолитного интеллектуального и политического движения. Собственно, он никогда таковым и не был. До недавнего времени интеллектуалы в США, как правой, так и левой ориентации, пребывали в иллюзии, будто начиная с эпохи президента Рональда Рейгана6, которая, между прочим, была подготовлена сенатором Барри Голдуотером, консерватизм

Исключение составляет книга Роберта Нисбета. Однако и в данном случае предваряющая книгу статья Гэри Норта недостаточно уделяет внимания положению дел в американском идейно-политическом спектре. См.: Норт Г. Предисловие к русскому изданию книги «Прогресс: история идеи» // Нисбет Р. Прогресс: история идеи. М.: ИРИСЭН, 2007.

6 Лучшее описание рейгановской эпохи консерватизма на русском языке см.: Межуев Б. В. Раздел наследства: Рейган и консервативное движение Америки / / http: / / polittheory. narod. ru / Library / Mejuev_Section_ of_the_inheritance.html; Межуев Б. В. Революция Рейгана и ее наследники // http://old.russ.ru:8081/ culture/20040719_rejgan-pr.html.

222