Yulius_Evola_-_Osedlat_tigra (1)
.pdfчеловеческой жизни также стали придавать всё меньшее значение. Вдобавок к этому, ков ровые бомбардировки, применявшиеся в по следней войне, от которых без различия стра дали как военные, так и мирное население, за ставили многих относиться к смерти даже близких людей как к чему то, что составляет неотъемлемую часть естественного и привыч ного порядка вещей, почти с тем же чувством, с которым некогда воспринимали потерю каких либо внешних, материальных благ, и ощуще ние бренности жизни, неуверенности в зав трашнем дне также стали частью привычного порядка вещей.
В большинстве случаев это приводит к неко му отупению, которым, вероятно, только и можно объяснить странную переоценку страха перед смертью, свойственную Хайдеггеру. Од нако здесь не стоит исключать возможность противоположного положительного выхода из этой ситуации, которая открывается в том слу чае, если испытания подобного рода способст вуют обретению внутреннего покоя, который обретает человек, преодолевший индивидуаль ный уровень и свободный от привязанностей физического «Я». В античности Лукреций функционально и прагматично использовал то, к чему отчасти пришло современное естество знание в мире, лишенном Бога, чтобы изгнать
444
страх перед потусторонним миром; хотя олим пийская идея божественного сохранялась, он рассматривал богов как отрешенные сущно сти, которые не вмешиваются в мирские дела и для мудреца являются лишь идеалами онтоло гического совершенства.
Таким образом, в этом отношении современ ный мир открывает перспективу, имеющую по ложительную ценность для человека особого типа, поскольку в современной атмосфере раз ложение также затронуло преимущественно близоруко антропоцентричное, гуманистиче ское мировоззрение. Следовательно, для него «созерцание смерти» может стать положитель ным фактором, позволяющим ему измерить и оценить собственную внутреннюю стойкость. Здесь можно вспомнить хорошо известное древнее правило, советующее воспринимать каждый день как последний день в своей жиз ни. Причём эта перспектива близкой смерти не должна поколебать его спокойствия, изменить ход его мыслей и действий. Примером подобно го отношения к смерти могут служить лётчики смертники, камикадзе, которые иной раз на протяжении долгого времени, зная, что в лю бой момент могут быть призваны для выполне ния полета без возврата, продолжали зани маться обычными делами, тренировками, раз влечениями, не видя в этом ни малейшей траге
445
дии, не испытывая гнетущего чувства безыс ходности. В более широком смысле, в том, что касается смерти, речь идет о преодолении внутренней границы, об освобождении от уз. В некоторой степени это возвращает нас к тому, о чем говорилось в первой главе. Рас сматриваемое нами позитивное contemplatio mortis1 заставляет человека отрешенно отно сится к перспективам собственного выжива ния или смерти, в некотором смысле, позволя ет ему оставить смерть позади себя. Но это ощущение близости смерти никоим образом не парализует его, напротив, оно открывает ему высший, возвышенный и свободный образ жиз ни, пронизанный своего рода магическим, светлым опьянением.
Другой фактор, который позволяет положи тельным образом освободить идею смерти от её трагического характера, связан с ранее уже упомянутой нами традиционной доктриной предсуществования. Интересующий нас чело век не должен считать, что его бытие начинает ся с физического телесного рождения и конча ется смертью. Но он также не может ставить в центр своей земной жизни потусторонний мир, как того требует религиозная теория спасения, рассматривающая земное существование как
1 Созерцание смерти (лат.).— Прим. ред.
446
простую аскетическую подготовку к смерти. Как мы видели, проблема смысла жизни в эпо ху нигилизма разрешается человеком особого типа посредством продвижения «Я» к измере нию «бытия». Непосредственно в предыдущем параграфе мы говорили о соответствующей этому ориентации, которая должна экзистен циально пропитать личность, подобно тому как индуцированное магнитное свойство пропиты вает железо. И если даже эта сила, порождае мая подобной ориентацией, в большинстве случаев сможет ощутимо проявиться только по ту сторону земного существования, в этой жиз ни она вполне способна обеспечить спокойст вие и уверенность. Согласно одному восточно му изречению, «земная жизнь подобна путеше ствию в ночи». Положительный смысл этого изречения становится понятен, если мы обра тимся непосредственно к переживанию «до» (по отношению к человеческому существова нию) и «после» (по отношению к нему же). С метафизической точки зрения рождение — это одно изменение состояния, а смерть — дру гое; существование в человеческом состоянии, на земле представляет собой лишь узкий отре зок в континууме, в потоке, пересекающем множественные состояния.
Как вообще, так и особенно в хаотическую эпоху распада, подобную нашей, некой лично
447
сти, детерминированной тем или иным обра зом, живущей в данном времени и указанном месте, проходящей через определенные иска ния, довольно сложно постичь смысл этого про явления бытия как оно есть, концом которого будет сама эта личность; это подобно тому смутному впечатлению, которое оставляет в нас местность, пересекаемая во время ночного путешествия, когда, только внезапные корот кие проблески света позволяют разглядеть от дельные черты ландшафта. Однако должно со храняться чувство или предчувствие того, кто, садясь в поезд, знает, что он сойдет с него, и то гда увидит весь путь, оставшийся позади, и про должит его дальше. Это чувство способствует сохранению постоянной твердости и уверенно сти, кардинально отличающихся от того душев ного состояния, которое вызывает идея смерти у человека, исповедующего теистическую и креационистскую религию, в рамках которой то, что в бытие превосходит и предшествует жизни и (в том числе с метафизической точки зрения) стоит выше конца этой жизни, то есть смерти, оказывается совершенно скрытым.
Однако всякое изменение состояния сопро вождается определенным кризисом и именно поэтому нельзя считать, что только что рас смотренная нами традиционная концепция пол ностью снимает проблематичный характер по
448
тустороннего мира и самой смерти как события. Чтобы полностью разобраться в этом вопросе, нам пришлось бы выйти за рамки настоящего исследования, поэтому ограничимся здесь ука занием на то, что описанная нами поведенче ская установка для жизни в целом вполне при годна и для потустороннего мира. Она состоит в своего рода трансцендентальной уверенности, дополненной, с одной стороны, той предраспо ложенностью, которую мы по аналогии назвали «героической» или «жертвенной» (то есть го товностью к активному самопреодолению), и, с другой стороны, способностью властвовать над своей душой, своими влечениями, своим вооб ражением; так поступает тот, кто в трудной и опасной ситуации не теряет самоконтроля и трезво, без колебаний делает всё, что можно сделать. Для этого необходимо, чтобы надлежа щим образом раскрылись предрасположенно сти, описанные нами на протяжении всех пред шествующих страниц, поскольку они сохраня ют ценность не только для здешней жизни в наше время, но и по ту сторону жизни. Не по следнее место среди них занимает готовность «принимать смертельные удары, наносимые собственным бытием, не сгибаясь под ними».
Наконец, нам хотелось бы вкратце привлечь внимание к частной проблеме, связанной с правом на собственную жизнь, понимаемом в
449
данном случае как свобода принять эту жизнь или положить ей конец по собственной воле. Эта тема позволит нам также внести послед ние уточнения в некоторые из рассмотренных ранее моментов.
Самоубийство, осуждаемое большинством моралей, на социальной или религиозной осно ве, в отличие от них признается допустимым двумя учениям, жизненные нормы которых в отдельных аспектах близки тем, которые мы считаем приемлемыми для человека особого типа в современную эпоху: речь идёт о стоициз ме и буддизме. Чтобы разобраться со стоициз мом, можно обратиться к идеям Сенеки. Преж де всего, напомним общую подоплёку его миро воззрения. Как уже упоминалось, для Сенеки истинный человек может стоять даже выше бо гов, поскольку те, по самой своей природе, не ведают бед и несчастий, тогда как открытый им человек находит силу их победить. Поэтому Се нека считал самыми достойнейшими тех, кто подвергается наиболее суровым испытаниям. Для объяснения он использовал следующую аналогию: на войне вождь поручает самые опас ные задания и посылает на самые опасные пози ции наиболее достойных, надежных и прове ренных воинов. Однако именно эту концепцию, рожденную боевым, мужественным духом, час то используют для осуждения самоубийства,
450
клеймя самоубийцу как труса и дезертира (из вестно изречение, приписываемое Цицероном пифагорейцам: «Незаконно покидать свой пост в жизни без приказа вождя, то есть Бога»). Тем не менее Сенека приходит к противоположному выводу и вкладывает слова, оправдывающие са моубийство, в уста самого божества (De Providentia, VI, 7–9). Он говорит, что высшему человеку, мудрецу, им была дана не только сила, пересиливающая все обстоятельства, но вдобавок сила, большая, чем у тех существ, ко торые свободны от бед, то есть сила, позволяю щая ему одержать над ними внутреннюю побе ду, но также и возможность сделать так, чтобы ничто не могло его удержать от задуманного, если он того не желает: ему открыта дверь для «выхода» — patet exitus. «Если вы не желаете сражаться, вы всегда вольны выйти из сраже ния. Нет ничего проще, чем умереть».
Учитывая сказанное выше о его мировоззре нии, нет сомнения в том, что для Сенеки этот выход никоим образом не применим к тем слу чаям, когда человек сам ищет смерти, оказав шись в непереносимой ситуации; как раз в этом случае самоубийство является незаконным ак том. Само собой разумеется, что это в равной степени относится и к тем, кто желает покон чить с жизнью под влиянием страсти или аф фекта, поскольку это равнозначно признанию
451
своей пассивности и слабости перед иррацио нальной частью собственной души. Наконец, то же самое относится к тем случаям, когда по буждающим мотивом к самоубийству стано вятся социальные причины. Ни для идеального стоического типа, ни для человека особого типа подобного рода мотивы не могут повлиять на их душевное состояние, никакие причины, свя занные с общественным сосуществованием, не могут нанести ни малейшего вреда их достоин ству. Следовательно, они никогда не пойдут на самоубийство под влиянием чисто социальных причин, которые стоики включают в категорию «того, что от меня не зависит». Единственным допустимым исключением является тот слу чай, когда затронута честь, но даже тогда речь идёт не о тех, кто не в силах вынести осуждения и презрения со стороны общества, но только о тех, кто чувствует себя обесчещенным в своих собственных глазах, вследствие того или иного поступка. С учётом всего сказанного, слова Се неки следует трактовать исключительно как желание подчеркнуть внутреннюю свободу, ко торой обладает высшее существо. Он «уходит» не потому, что не находит в себе сил, чтобы сов ладать с какими то испытаниями или обстоя тельствами; скорее, речь идет о высшем праве (которое нам следовало бы отстоять за собой) принять или не принять эти испытания, о праве
452
положить им конец, когда, предварительно до казав самому себе, что он способен их выдер жать, человек более не находит в них смысла. Таким образом, предпосылкой подобной пози ции является бесстрастность, и право «на уход» оправдано как одна из возможностей, которую стоит принимать в рассмотрение исключитель но как подтверждение добровольности нашего участия в происходящем, как свидетельство на шей активной позиции, как доказательство того, что наши добродетели не являются только плодом необходимости. Эта стоическая точка зрения вполне понятна и в принципе не должна вызвать возражений.
Перейдем теперь к буддизму. Эта религия придерживается приблизительно той же ори ентации. Здесь также обычное самоубийство считается незаконным. Самоубийство осужда ется, если человек пытается покончить с жиз нью во имя самой жизни, то есть когда он со вершает его в результате того, что его воля к жизни, выражающаяся в той или иной форме, например в жажде удовольствий или славы, наталкивается на препятствия и оказывается неудовлетворенной. Действительно, в подоб ных случаях самоубийство оценивается не как самоосвобождение, но, напротив, как крайне негативная форма привязанности к жизни, за висимости от жизни. Человек, совершающий
453