П.М. Степанцов философские проблемы, заложенные томасом гоббсом, для либертарной философии права

Концепция государства Т. Гоббса часто называется одной из наиболее мрачных в социальной философии Нового времени. Сам Гоббс выбрал в качестве символа своего государства Левиафана – библейского морского чудища, превосходящего по своей силе всех других существ. Как показал К. Шмитт, Гоббс не случайно выбрал его символом своего государства. Такой символ должен подчеркнуть мощь и силу государства, которая может подавить все, что ей противоречит. И такое государство Гоббс приводит не как своеобразную антиутопию или даже не как некоторый идеал, а представляет его в своей концепции как руководство к прямым политическим действиям⁰. Не секрет, что граждане государства Гоббса обладают минимальными правами, права в гражданском состоянии устанавливаются законом, который дается сувереном. Суверен, «в теле» которого воплощается государство, обладает (или должен обладать) властью, способной подавить любое несогласие со своей волей внутри государства. Все это представляет собой картину, в которой, на первый взгляд, можно увидеть мало что от правового. Однако мне представляется интересным тот факт, что правовой мотив постоянно присутствует в концепции Гоббса, хотя местами он столь не заметен, что порой теряется за иным мотивом, играющим основную роль в его построениях – силовым мотивом, неправовым по своей природе.

На мой взгляд, Гоббс ставит в своей концепции серьезный вопрос перед либертарной философией права, который можно озвучить так: «Как возможно легитимное право собственности?» Чтобы прийти к этому вопросу, мы рассмотрим концепцию Гоббса, сконцентрировав внимание на некоторых главах «Левиафана», затем выделим предпосылки, заставляющие его прийти к той форме государства, которую мы у него находим, а после этого обсудим, какой альтернативный взгляд можно было бы противопоставить концепции Гоббса.

В этом эссе планируется рассмотреть взгляд Гоббса на природу государства и права. Мы выделим два мотива, которые соприсутствуют в концепции Гоббса: правовой и силовой, проследим как они взаимосвязаны, какой из них доминирует и какие предпосылки приводят Гоббса к его выводам относительно природы государства. После обзора концепции Гоббса мы обсудим, какие положения в его концепции могут быть изменены, чтобы получить иную картину природы государства и права. Мы не будем рассматривать досконально концепцию Гоббса, тем более не планируем представить ее историко-философский обзор. Для наших целей достаточно разобрать лишь два момента: естественное состояние и переход от естественного состояния к состоянию государства. В ходе обзора этих моментов будут сделаны ремарки, значимые для дальнейших рассуждений.

Первым мы коснемся обсуждения естественного состояния в концепции Гоббса. Он утверждает, что природа создала людей равными, в первую очередь в отношении их способностей, как физических так и умственных. Равенство способностей для Гоббса с необходимостью предполагает равенство прав, однако последнее интерпретируется как равенство прав на все блага. Разница в способностях людей не настолько велика, «чтобы один человек, основываясь на ней, мог бы претендовать на какое-нибудь благо для себя, а другой не мог бы претендовать на него с тем же правом»⁰. Если каждый человек имеет право на все блага⁰, то получается, что, фактически, он не имеет право ни на что. Ни один человек не имеет права запретить другому обладать каким-то благом, потому что он равен в своих правах на это благо с другим человеком. Из этого положения Т. Гоббса следует логический вывод о том, что в естественном состоянии люди находятся в состоянии войны всех против всех. «Вот почему, если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами»⁰.

Первое, что нам следует тут зафиксировать, состоит в том, что для Гоббса в естественном состоянии не может быть собственности. Но на чем бы могло основываться право собственности в его понимании? Только на способности обеспечить собственной силой сохранность своего от посягательств других. Другие, обладающие тем же правом на некоторое благо, которым хочет владеть человек, несомненно, будут претендовать на это благо. В результате, человек всегда может с верностью ожидать, что придут другие люди, которые, если будут более сильными, отнимут то, что он себе присвоил или произвел собственным трудом. Поэтому, как говорит Гоббс, люди живут в состоянии тотального недоверия друг к другу. Они знают, что другие, как и они сами, движимы страстями, среди которых есть те, которые побуждают их нападать друг на другахранность своего от посягательств других. , однако, они не могут обладать вдовоём, они становятся врагами в целях наживы, собственной безопасности или ради славы и почета. Будучи готовы к нападению, люди сами постоянно готовы к борьбе, из этого состояния и проистекает состояние войны, которое «состоит не в происходящих боях, а в ясной устремленности к ним в течение всего времени»⁰.

В отношении собственности, как мы видим, у Гоббса нет ничего правового. Собственности в естественном состоянии вообще нет. Блага могут приобретаться и сохраняться лишь силой. Тот, у кого больше силы, владеет благом, но лишь до тех пор, пока не найдется тот, кто может отобрать его. Именно силовой мотив по отношению к обладанию благами приводит к состоянию непрерывной борьбы, выливающейся в войну всех против всех в естественном состоянии. И с силового мотива композиционно (по тексту «Левиафана») и логически начинает свои рассуждения о возникновении государства Гоббс.

Правовой мотив появляется сразу вслед за силовым. Гоббс начинает говорить о правах человека в естественном состоянии. «Естественное право <…> есть свобода всякого человека использовать собственные силы по своему усмотрению для сохранения своей собственной природы, т. е. собственной жизни…»⁰. Единственное право, которое присутствует у человека в естественном состоянии и неотчуждаемо от него – это право заботиться о своей жизни. По своей природе это право досталось человеку в наследство от его животной природы, а потому оно постоянно присутствует с ним, равно как и его животная природа. Наряду с неотчуждаемым правом человека присутствуют естественные законы, которые предписывают, что нужно делать, чтобы сохранить себя. Нас интересуют в контексте нашего обсуждения два первых естественных закона. Первый гласит, что всякий должен добиваться мира всеми средствами, потому что только в мире он может сохранить свою природу, второй – что человек должен отказаться от своей свободы и своих притязаний на вещи, если это позволит ему сохранить свою жизнь.

Правовой мотив в концепции Гоббса исходит из его представлений о природе человека⁰. Как мы помним, силовой мотив, с которого Гоббс начинает рассуждения о естественном состоянии, подталкивает людей к войне. Правовой мотив, напротив, призван способствовать заключению мира. Но что мешает людям перейти из состояния войны в состояние мира, если к последнему их подталкивает естественный закон? Перед тем, как ответить на этот вопрос, надо пояснить, чем является это состояние мира. Мир подразумевает под собой уверенность каждого в том, что его жизнь и его собственность будут признаны другими. В конечном счете, для этого должно быть признание некоторым сообществом права на жизнь и права на исключающее обладание некоторыми вещами для каждого своего члена. Этим каждый член сообщества ограничивает свои права и свою свободу, сообщество, фактически, переходит к признанию принципа формального равенства: там, где начинаются права другого (его собственность и его физическая жизнь), кончаются мои права. Посмотрим теперь, что мешает концепции Гоббса разрешить проблему войны всех против всех этим способом. Как мы уже сказали выше, для прекращения войны всех против всех необходимо отказаться от права на те блага, которыми обладают другие. Это значит, что каждый член сообщества должен перенести свое право на владение вещью на того, кто ей уже обладает. Гоббс говорит, что перенесение права осуществляется посредством договора, поэтому для Гоббса признание права другого – это, фактически, всегда договор. Договор выражается в словах, но слова, утверждает Гоббс, «слишком бессильны, чтобы заставить людей выполнять свои соглашения»⁰. Если кто-то вздумает уклониться от выполнения договора, то в естественном состоянии человек может рассчитывать лишь на свои силы, чтобы заставить его выполнить необходимые условия. Нет инстанции, которая была бы сильнее всех и заставляла каждого выполнять условия договора, придавая, тем самым, людям уверенность в том, что договор будет выполнен. В отсутствии этой инстанции, третьей силы, говорит Гоббс, люди опять же находятся в состоянии тотального недоверия друг другу. Они не могут заключать договоры, потому что договоры являются лишь словами, а если нельзя заключать договоры, то невозможно перенести часть своих прав на другого. В таком случае, любое признание права собственности и права жизни в сообществе, т. е. установление мира, будет невозможным. Единственным выходом из этой дилеммы Гоббс видит следующую возможность: при заключении договора должен тут же назначаться арбитр, который будет настолько сильнее каждого из тех, кто заключает договор, что сможет принудить любого, кто нарушит условия договора, к их выполнению. Таким арбитром Гоббс видит государство – мощного Левиафана, учреждаемого единожды для того, чтобы он был арбитром во всех делах между людьми – гражданами государства.

Итак, силовой мотив приводит людей в состояние войны всех против всех. Правовой, напротив, подталкивает людей к заключению мира, причем единственным способом достигнуть мира Гоббс видит учреждение государства, которое будет арбитром в делах между людьми. Помня то, что было сказано выше, рассмотрим вкратце, как правовой и силовой мотивы переплетаются, когда люди учреждают государство.

Как пишет Гоббс, «конечной причиной, целью или намерением людей (которые от природы любят свободу и господство над другими) при наложении на себя уз (которыми они связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о самосохранении и при этом более благоприятной жизни»⁰. Далее он указывает, что причиной страха является состояние войны, к которому люди приходят в результате своих естественных страстей, побуждающих их к неисполнению соглашений, заключаемых ими между друг другом, там, где нет общей власти, которая является сильнее каждого человека и может в силу этого принудить его «мечом» к исполнению своих обязательств, взятых на себя в соответствии с естественными законами. Иными словами, силовой мотив, приводящий к войне всех против всех в естественном состоянии, экстраполируется на гражданское состояние, когда Гоббс утверждает, что сила, побуждающая людей сражаться друг с другом в естественном состоянии, может быть вытеснена лишь другой силой – силой государства, требующей от них соблюдения определенных условий.

Однако лишь одного силового мотива недостаточно для того, чтобы побудить людей к заключению договора друг с другом, имеющим целью учреждение государства. Страх является своеобразной движущей силой, но необходимо заложить иные основания, создающие условия, при которых заключение такого рода договора становится возможным. Эти основания закладываются Гоббсом в его модели естественного права и естественных законов. Право, как отмечалось, состоит в свободе человека использовать собственные силы для сохранения своей жизни, тогда как первый естественный закон предписывает не делать того, что пагубно для его жизни. Собственно, различие между правом и законом состоит в том, что право дает свободу, а закон обязывает. В силу того, что каждый человек не может быть в до-государственном, естественном состоянии уверен, что он сможет лишь своими силами защитить себя и свое имущество, а других сил у него нет, то в соответствии с первым естественным законом он вынужден искать мира с другими людьми, чтобы те не представляли для него потенциальную угрозу и не заставляли его пребывать в постоянном опасении за свою жизнь – что Гоббс, собственно, и называет войной всех против всех. Из первого естественного закона, вмененного гоббсовскому человеку в качестве его природы, и вытекают условия возможности заключения договора, целью которого является установление гражданского мира. Второй естественный закон прямо следует из сказанного выше и гласит, что «в случае согласия на то других человек должен согласиться отказаться от права на все вещи в той мере, в какой это необходимо в интересах мира и самозащиты…»⁰.

Итак, сама природа человека, выражаемая естественным законом – «предписанием, найденным разумом» – побуждает человека искать мира. Но в силу того, что человек движим страстями и знает, что другие люди также движимы страстями, а также, что страсти других людей могут побудить отказаться их от соглашения, заключенного ими с ним, так же, как его собственные страсти побуждают его самого уклониться от обязанностей соглашения – и нет никакой иной силы к принуждению других к выполнению соглашения, кроме как собственной силы человека, то соглашения между людьми в естественном состоянии являются ничтожными. Необходимо создание третьей силы, которая будет более могущественна, чем две стороны соглашения, которая сможет принудить каждую из сторон к исполнению, чтобы человек полагался в деле защиты себя и своих соглашений с другими не только на свои силы, примерно одинаковые с силами других людей. Все это является движущей силой – в конечном счете, страхом – общественного договора. Условием его возможности выступает второй естественный закон, логически вытекающий из первого. Будучи движим страхом, человек готов действовать – его действие выражается в необходимости в силу его природы отказаться от любой части своих притязаний из стремления к миру и прийти к заключению договора.

Государство, таким образом, основано на естественном праве людей сохранять свою жизнь и на естественном законе, предписывающем им делать все, чтобы сохранить свою природу. Но более этого то, что государство возникает не только из применения силы (т. е. не только из силового мотива) а из соединения силового и правового мотивов, подчеркивает тот факт, что государственная власть учреждается свободным заключением договора, а не захватом власти более сильным над более слабыми.

Государство начинается с договора, по которому каждый человек передает часть своих прав по управлению собой при условии, что другие поступают так же, другому человеку или собранию лиц. Формально это означает передачу лицами, заключающими договор, части их свободы, которой они обладают по естественному праву, другому лицу.

Тот факт, что договор заключается людьми в естественном состоянии между друг другом, а не между каждым человеком и государством, делает невозможным расторжение договора каждым человеком, потому что (1) он не заключал договор с государством и не может в силу этого расторгнуть с ним договор о передачи части своих прав ему; (2) уклонение от обязанностей по выполнению договора, заключенного с каждым другим человеком в государстве, будет пресекаться применением силы учрежденным в результате этого договора государством, который, безусловно, является могущественнее каждого отдельного человека. И тут же наряду с правовым мотивом мы видим постоянно сопутствующий ему силовой мотив. Да, люди передают права суверену, да, они заключили договор, но только силой может суверен принудить их к его исполнению. Только потому, что арбитр, которым выступает суверен, сильнее всех граждан государства, может быть общественный договор, полагающий конец войне всех против всех. Как мы видим, правовой мотив не может существовать без силового в концепции Гоббса. И то заключение, к которому он пришел в своей концепции – заключение, что государство должно обладать силой, во много раз превосходящей силу каждого гражданина, приводит его к такому пониманию гражданского состояния, которое и делает легитимным его образ государства как Левиафана. Так на что имеет право суверен при заключении общественного договора?

Сама фигура суверена возникает при заключении договора. Он, по праву, данному ему этим договором, репрезентирует группу лиц, заключившую договор, и ему передается право волить за этих лиц там, где он считает это нужным и возможным. В этом случае естественное право уступает место гражданскому. По гражданскому праву (праву в гражданском состоянии) не все действия вменяются одному лицу, он передает часть своих прав суверену. Суверен приобретает право издавать законы, определять, что справедливо и нет, решать споры и т. п. Ему, возникшему в результате заключение договора, передаются права представлять волю учредивших его людей. Соответственно, каждый, согласившись однажды передать ему право репрезентации себя, должен в силу договора подчиняться его воле. Спектр прав репрезентации разнообразен, он включает в себя как право судить подвластных ему лиц, объявлять войну другим государствам, устанавливать законы, так и награждать почестями своих подданных и выбирать себе советников по своему усмотрению и т. д. Конечной целью передачи прав является установление всеобщего гражданского мира и безопасности. Однако если кто-то считает государство действующим несправедливо, то он все равно не имеет право выступать против него, потому что он сам признал себя ответственным за все, что делается государством при заключении договора. Восстание было бы нарушением этого договора по отношению к другим людям и к тому же нарушением прав лица, учрежденного договором. В силу неправомерности восстания, государство имеет право использовать все силы для его подавления. Для Гоббса это справедливо. Если кто-то идет против такой справедливости, то у государства имеется меч, способный восстановить справедливость известными путями. Сам суверен «благодаря полномочиям, отданным ему каждым отдельным человеком в государстве <…> пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает <…> [его] способным направлять волю всех людей к внутреннему миру»⁰.

Как видно, права суверена в гражданском состоянии огромны. Он полностью определяет закон справедливость и должное на основании того права, которое было перенесено на него каждым при заключении договора. Свое право он защищает силой, и именно эта сила делает возможным договор к исполнению. Однако даже в гражданском состоянии каждый гражданин сохраняет то неотъемлемое право, которым он обладал еще в естественном состоянии. Если гражданское состояние учреждается для сопротивления насилию, и этим учреждением движет естественный закон, предписывающий делать все для сохранения своей жизни, то человек в гражданском состоянии сохраняет неотъемлемое право сопротивляться насилию. На это недвусмысленно указывает Гоббс: «в состоянии гражданственности, когда за обвинением следует наказание, являющееся насилием, человек не может быть обязан не защищаться»⁰.

Как мы уже отмечали, у Гоббса в его описании учреждения государства присутствует два мотива: силовой и правовой. С силового мотива начинается описание естественного состояния, им же логически завершаются рассуждения о том, почему в гражданском состоянии наличествует порядок. Правовой мотив находится как бы «внутри» этой конструкции, он представляет собой условие стремления людей к заключению мира и необходим Гоббсу для того, чтобы показать, что государство учреждается на основании свободного договора свободными, но напуганными людьми, а потому государственная власть приобретается легитимно, путем передачи суверену части прав, а не на основании узурпирования им власти силой. Однако сама власть покоится уже на силе. Закон в гражданском состоянии также основывается на силе: в конечном счете, говорит нам Гоббс, граждане выполняют закон потому, что государство может их к этому принудить, являясь сильнее их. Право и свободу присутствуют в естественном состоянии, но в таком виде, что люди вынуждены учредить государство. Единственное, для чего Гоббсу нужно вносить свободу и право в свою конструкцию, это для того чтобы люди могли заключить свободный договор, с момента заключения которого их права перестают быть и полностью регулируются законом, который дает суверен. Единственный рудимент естественного права в гражданском состоянии – это право сопротивляться насилию.

Что приводит Гоббса к такому пониманию закона и государства в естественном состоянии? Здесь мы не будем рассматривать исторических предпосылок становления его концепции, а коснемся лишь логических выкладок. Отметим несколько моментов, которые полагаются Гоббсом и потом с неизбежностью приводят его к тому пониманию государства, которое мы у него видим. Первый и самый главный пункт касается равного права на блага всех, из которого, как мы видели, следует невозможность собственности. В условиях отсутствия собственности, когда каждый имеет право на все и, в результате этого, ни на что, начинается война. Обладание чем-то не может носить правовой характер, а покоится лишь на силе, а потому может быть отобрано тем, кто обладает большей силой. Именно с этого момента и начинается то, что мы называли силовым мотивом и что приводит Гоббса к его концепции государства. Второй момент состоит в понимании Гоббсом природы человека. Человек для него движим страстями, которые приводят его к состоянию войны. Эти страсти заставляют его воевать и желать благ, которыми обладают другие. При такой природе человека единственное, что может обеспечить защиту собственности – это сила. Последнее, что стоит тут отметить, заключается в природе естественного права. Само словосочетание «естественное право» помогает в случае Гоббса прояснить его истоки: это право, унаследованное человеком от природы, это животное право, право сохранять себя любыми способами.

Предыдущие выкладки с ясностью показывают, что для установления мира, необходимо легитимное наличие собственности. В условиях, когда обладание собственностью нелегитимно в глазах других, начинается война. Легитимность собственности означает признание другими членами сообщества исключающего права человека обладать каким-то благом. Но как может установиться такой легитимный правовой порядок? Гоббс попал в ловушку собственных построений в результате того, что он не видел возможности установления такого порядка в естественном состоянии в результате тотального недоверия людей друг к другу. Чтобы отойти от концепции Гоббса и его понимания государства, необходимо посмотреть, как возможно образование легитимного права на собственность без посредства силы. Локк, например, видел истоки этого права в труде. В естественном состоянии уже существует собственность, человек тогда имеет право на какое-то благо, когда он приложил к ней труд. Однако такой взгляд не отвечает на основной вопрос, задаваемый Гоббсом: что уверит этого человека, что его собственность не будет отобрана другим?

И тут мы переходим ко второму моменту, отмеченному выше. К природе человека. Если, как это постулирует Гоббс, люди движимы страстями наживы, недоверия и славы, то любой договор между ними будет недействителен, потому что каждый знает, что в отсутствие принуждения другой сразу же нарушит его. Одним из способов разрешить дилемму Гоббса могло бы быть переосмысление природы человека. Так, идеальным человеком для установления правового порядка был бы тот, который рисовался проектом Просвещения, особенно в его кантианской форме. Моральный субъект Канта, действующий из уважения к всеобщему закону, не может не желать установления легитимного правового порядка потому, что легитимное право на собственность лишь и может быть той максимой, которая желаема всеми в качестве всеобщего закона. Это признает и Гоббс, говоря, что люди в естественном состоянии желали бы мира и, более того, желали бы договориться и жить в безопасности, но не могут без учреждения третьей силы – государства. Для Канта учреждение сильного государства вовсе не нужно, потому что «принуждать» к уважению прав других будет не внешняя по отношению к человеку сила, а его разум, находящий в себе моральный закон. Однако такая конструкция может быть лишь хорошим философским решение дилеммы, но даже сам Кант отмечает, что в действительности человек настолько испорчен, что ничего подобного не получится.

Другой стратегией могло бы быть переосмысление природы права в естественном состоянии. Право для Гоббса понимается как животное право обеспечивать свое существование. Но оно не легитимно, потому что такое право каждого отдельного человека не признаются другими людьми. Каждый признает свое право обеспечивать свою жизнь, но не признает за другим такого же права. Чтобы признать право другого, надо переложить часть своих прав, данных тебе от природы, на него, т. е. отказаться от части претензий на внешние по отношению к тебе объекты, в т. ч. и на вещи и даже жизнь другого. Но мы уже достаточно обсуждали проблемы договора, чтобы показать, что для Гоббса договор между сторонами в догосударственном состоянии невозможен. Еще один пример «силового» разрешения проблемы признания представляет Гегель в феноменологии духа – это диалектика Господина и Раба. Однако его решение так же, как и у Гоббса, сводится к признанию силы, а потому мы его рассматривать отдельно не будем. Отметим, напротив, что наличие взаимной формы признания прав друг друга, в т. ч. и права на собственность и жизнь – необходимого условия мира, предполагает элементарные формы социальности. Договор невозможно заключить между совершенно разрозненными индивидами, потому что они не признают прав своих контрагентов. Дюркгейм указывает на «внедоговорную природу договора», под которой он подразумевает то обстоятельство, что для заключения договора между людьми уже должны существовать элементарные формы солидарности, которые выливаются, как минимум, в признание друг друга. Признание легитимности прав друг друга уже является не животной формой естественного права, а могло бы быть социальной формой, если бы в ней было бы что-то от естественного. Дело в том, что Дюркгейм начинает там, где Гоббс предполагает закончить: для Дюркгейма уже существует форма солидарности, Гоббс же стремится объяснить, как она возникает. Поэтому ответ на дилемму в стиле Дюркгейма и переосмысления природы естественного права возможен лишь тогда, когда мы, в отличие от Гоббса, уже предполагаем существование сообщества людей, признающих друг друга. Этот ответ силен с точки зрения антропологии и социологии, потому что все реальные сообщества людей уже встречаются как сообщества, а не как разрозненные агрегации. Но такой ответ слаб, если мы хотим объяснить, как возникают легитимные права.

Можно сказать, что в своей концепции Гоббс ставит серьезный вопрос перед либертарной теорией права, который покоится гораздо глубже верхнего пласта его рассуждений о естественном состоянии и государстве. Вопрос состоит в том, как возможно легитимное право собственности без привлечения силового принуждения государства. Ответ на этот вопрос должен быть дан на философском уровне. Идея, что каждый сам будет защищать свою собственность, вряд ли решает проблему. Во-первых, защита собственных благ никак не способствует взаимному признанию прав, а лишь приводит к взаимному признанию силы. Во-вторых, как возразил бы Гоббс, никто, если сам защищает свою собственность, не может быть уверен, что не придет кто-либо более сильный и не отберет ее у него, а потому состояние войны, выражающееся не в происходящих боях, а в постоянной готовности к сражению, сохраняется.