4. Современное языкознание, его отличительные черты и особенности. Переход к антропоцентрической парадигме.

Значимые теории современной лингвистики В.З. Демьянков на основе обширного анализа современных теорий, концепций, гипотез выделяет девять наиболее значимых теорий современной лингвистики:

1) генеративная теория;

2) интерпретационизм (или интерпретирующий подход);

3) категориальные грамматики;

4) функционализм;

5) теория прототипов;

6) лингвистика текста;

7) теории речевого действия;

8) принцип кооперированности;

9) когнитивная лингвистика (см. Демьянков 1995).

В генеративизме грамматика языка задается как формальная автономная система, реконструируемая лингвистом и обладающая «психологической реальностью» в жизни человека. Языковые способности человека объяснимы, по крайней мере, частично, через структуру языковых репрезентаций, т.е. через свойства сущностей, порождаемых грамматикой конкретного естественного языка. Главная цель теории грамматики состоит в объяснении структуры этих языковых способностей. Лингвистика представляется как раздел когнитивной психологии (Там же: 245-251).

Ключевая характеристика интерпретационизма заключается в том, что «значения вычисляются интерпретатором, а не содержатся в языковой форме» (Там же: 251-254).

Категориальные грамматики (или логические грамматики) св язаны с типизацией языка. В категориальной грамматике каждый эл емент словаря языка отнесен к одной или к нескольким категориям, так что каждая категория является либо базисной, либо определяемой комбинаторным путем через другие, более простые. Результатом является бесконечная иерархия упорядоченных категорий (Там же: 254-262).

С позиций функционализма для лингвистического анализа существенны функции элементов выражения, а не сами элементы (Там же: 262-273).

В основе теории прототипов лежит представление о недискретности, размытости границ, непрерывности и случайности в определении вещей и их именовании. Категории формируются в рамках континуума как пересечения некоторого числа «характерных», или «типичных» свойств-признаков (Там же: 273-277).

В основании лингвистики текста (шире – семиотики текста) лежало представление о том, что «грамматика текста» организована не так, как грамматика предложения (Там же: 278-285).

В теории речевого действия предпринята попытка взглянуть на речь и на язык через призму действий носителя языка и определить значение как употребление предложения в конкретных обстоятельствах (Там же: 285-298).

В особое направление исследований В.З. Демьянков выделяет изучение действия принципа кооперированности, сформулированного П. Грайсом: «Говори в соответствии со стадией разговора, общей (для собеседников) целью и направлением в обмене репликами». В данном направлении специально исследуются функциональная действенность максим дискурса и коммуникативные импликатуры (Там же: 298-304).

В когнитивной лингвистике язык рассматривается как одна из когнитивных способностей человека. Ключевые проблемы когнитивной лингвистики: 1) репрезентация ментальных механизмов освоения языка и принципов их структурирования, рассмотрение того, языковое знание «когнитивно» перерабатывается, ) продуцирование, проблемы порождения и восприятия (Там же: 304-307).

Такова современная лингвистика в представлении В.З. Демьянкова. …выделение некоторых теорий (принципов) как самостоятельных, мне представляется не совсем адекватным, оправданным (например, сомнительно выделение в качестве ключевой идеи принципа кооперированности, а также теории речевого действия и интерпретационизма). Но такова точка зрения автора. Любопытно, что сам автор в качестве предварительное вывода в вводной части статьи подчеркивает, что «эти и подобные идеи сочетаются между собой в различных конкретных теориях аналогично пучку дифференциальных признаков» (Там же: 245). Мне представляется, что круг доминирующих теорий может быть ограничен тремя: генеративной, функциональной и когнитивной, к этим трем еще, пожалуй, можно добавить теории, в которых язык рассматривается с позиций логики, как формализуемая система.

Современное языкознание с 80х гг 20в. характеризуется двумя противоположными процессами:

Дифференциация научного знания	Интеграция научных исследований
- привела к глубокому разветвлению научных дисциплин и глубочайшей специализации - накоплено огромное количество сведений в различных областях знаний	- возникновение «гибридных» наук: социолингвистика, нейролингвистика, структурная лингвистика, функциональная грамматика, коммуникативная грамматика - побуждает к осмыслению связей, к систематизации сведений в общей научной парадигме

Н.В. Бугорская

АНТРОПОЦЕНТРИЗМ КАК КАТЕГОРИЯ СОВРЕМЕННОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ

// Вопросы языкознания. 2003. № 2.

…понятие антропоцентризма, несмотря на свою популярность, а может быть, благодаря ей, толкуется весьма широко и, что более важно, неопределенно. Между тем нечетко определенные конструкты ограничивают применение научной теории.

Отсутствие единой номинации — термины антропоцентрическая лингвистика, антропологическая лингвистика, антропный принцип в лингвистике, человеческий фактор в языке рассматриваются как вариация одной идеи — не позволяет прояснить существо нового подхода путем обращения к философскому и общенаучному контексту, потому что по крайней мере три первых понятия (антропоцентризм, антропологизм и антропный принцип), встречающихся в философии и естествознании, далеко не тождественны.

Так, например, антропный принцип в естествознании — это элемент научного мировоззрения, получившего название глобального эволюционизма, призванный объяснить появление человека как формы жизни. И если он чем-то напоминает антропоцентризм в языкознании, то только своей неоднозначностью, а также отсутствием единства в его истолковании.

Антропоцентризмом в философии принято называть характерное для западного типа обществ мировоззрение, противостоящее в части обоснования места человека в мире космоцентризму и теоцентризму. Его появление связывают с определенным историческим временем — эпохой Возрождения (хотя многие исследователи усматривают корни антропоцентризма и в античности). Представления о центральном положении человека в мире есть, с одной стороны, отрицание средневекового теоцентризма, с другой, — продукт новых экономических отношений самой эпохи. Это мировоззрение легло в основу классической рациональности и положило начало субъект-объектной схеме человеческого познания.

Антропологический поворот — это ситуация в гуманитарных науках ХХ в., явившаяся своего рода реакцией на обозначенную выше классическую схему познания и связанная с попытками ее преодоления. Рефлексы ее в естественных науках обнаруживаются в формулировках антропного принципа.

Отсутствие единства в понимании не помешало, однако, лингвистам — сторонникам нового направления — объединиться на основании общего корня (антропо-) и противопоставить себя традиционным лингвистическим концепциям, получившим по аналогии название системоцентристских. …нецелесообразным представляется противопоставление антропо- и системоцентризма Л.Г. Зубковой, которая видит в том скорее риторический прием, чем настоятельную необходимость идейного размежевания. По словам исследовательницы, «лингвистика, изучающая естественный язык человека, не может не быть антропологической; изучение языка (тоже, разумеется, осуществляемое человеком) не может быть отделено от «человеческого фактора», даже если такие попытки предпринимаются. Поэтому определение современной лингвистики как антропологической в сущности избыточно. Оно может быть оправдано лишь возникшей недавно необходимостью «очеловечивания» лингвистики в ответ на угрозу ее дегуманизации в крайних течениях структурализма».

Остановимся на трех пониманиях «антропоцентризма», возможно не исчерпывающих всего многообразия пониманий.

Во-первых, антропоцентризм понимается онтологически, как свойство некоторых языковых единиц, в которых непосредственно (?) представлено «слишком человеческое». В этом плане новизна подхода заключается в обнаружении данных единиц или обнаружении особых (человекоразмерных) свойств у каких угодно единиц языка. Часто выбор предмета произволен и зависит от рода прежних интересов исследователя. Надо сказать, что перечень этих языковых единиц остается открытым. Таковыми признаются эгоцентрические элементы (от местоимений до глаголов пропозициональной установки), экспрессивно-эмоциональная, оценочная и образная лексика, фразеология, риторический вопрос, плеоназм и т.д. А под человеческим понимается разное: динамическое в противовес статическому (системе), субъективное в противовес объективному (системе), эмоциональное — рациональному.

Более «продвинутая» онтологическая трактовка антропоцентризма носит несколько иной характер: язык отражает объективную действительность через внутренний мир человека (мотивы и цели его деятельности, ценностные ориентации и т.д.) и, отражая, часто трансформирует его сообразно им. С таким пониманием «человеческого» в языке связаны исследования картины мира (языковой картины мира), чаще наивной, теоретически подкрепляемые постулатом Протагора «Человек — мера всех вещей», где акцентируются антропоморфные свойства языка. По сути, здесь под антропоцентризмом языка понимается антропоморфизм.

Во-вторых, под антропоцентризмом можно понимать метод исследования. Одной из ранних работ, посвященной проблеме соотношения антропо- и системоцентризма, является статья В.М. Алпатова. В.М. Алпатов рассматривает антропоцентризм и системоцентризм как гносеологические предикаты. Их противопоставленность есть противопоставленность «двух подходов исследователя языка к своему объекту и в какой-то степени различия самих объектов», причем для автора «антропоцентрический подход исторически первичен». По сути, в данной трактовке антропоцентризм отождествляется с интуитивизмом, суть которого заключалась, с одной стороны, в расширении предметной области исследований за счет включения в нее интуиции носителей языка, а с другой — включения в инструментарии научного исследования метода интроспекции, а также в оправдании принципа психологической адекватности системных явлений как критерия научности. В таком понимании снимается проблема конфронтации: «антропоцентричный и системоцентричный подходы всегда влияли друг на друга, и не всегда их легко отграничить». Их наиболее явным отличием является, во-первых, то, что для системоцентричного подхода «важную роль играет строгая формулировка процедур исследования». Во-вторых, подходы различаются по целям использования: для целей типологии системоцентричный подход необходим, ибо лишь на его основе можно отграничить общелингвистические закономерности от типологических особенностей исследуемого языка, но для обучения родному языку необходим антропоцентрический подход. Кроме того, необходимость системоцентризма (=использование исследовательских процедур) очевидна для анализа периферийных неясных случаев. Зависимость же от антропоцентризма выглядит еще более фундаментальной, когда речь идет о хорошо описанных языках и прежде всего о родном языке исследователя. Дань антропоцентризму отдается при попытке выработать определение слова в рамках системоцентризма, создать классификацию частей речи; даже системоцентристскую фонологическую теорию дифференциальных признаков нельзя считать в полной мере таковой. Последняя, по словам В.М. Алпатова, «представляет собой лишь попытку максимального отвлечения от антропоцентризма, присутствующего в ней имплицитно». Наконец, особые трудности системоцентрический подход всегда вызывал в семантике. «Лишь обращение к антропоцентризму на новой, более высокой основе дало возможность продвинуться в ее изучении».

«Любое лингвистическое описание опирается на интуицию носителя языка… В этом смысле любое исследование языка глубинно антропоцентрично…». Но из всего сказанного не следует, по Алпатову, что «системоцентричный подход вообще не существует. Просто не надо понимать последний как нечто совершенно независимое от психолингвистического механизма».

Заметим, кстати, что основоположник системоцентризма — Ф. де Соссюр — сам отступал в сторону антропоцентризма, когда обосновывал язык в его синхронном состоянии в качестве объекта лингвистики, ссылаясь при этом на то, что именно так система презентирована говорящему, т.е. на ее психологическую реальность: «Первое, что поражает, когда приступаешь к изучению языка, — это то, что для говорящего не существует последовательности этих фактов во времени: ему непосредственно дано только их состояние. Поэтому и лингвист, желающий понять это состояние, должен закрыть глаза на то, как оно получается, и пренебречь диахронией. Только отбросив прошлое, он может проникнуть в сознание говорящих».

Таким образом, по мнению В.М. Алпатова, «точнее было бы говорить о чисто антропоцентрическом и относительно системоцентрическом подходах», которые не отрицают, а дополняют друг друга и таким образом могут неконфликтно сосуществовать в рамках одной исследовательской практики.

В эпоху утверждения структурализма последнему уже вменялась в вину дегуманизация лингвистики, пренебрежение человеческим фактором . Защитники структурализма в ответ на это выдвигали контраргументы двоякого характера. Во-первых, с полным основанием использовали известный прием «Сам такой!», подчеркивая, что и «младограмматизм… не пользовался общегуманитарным контекстом, проявлял весьма мало интереса к человеческому фактору», во-вторых, компрометировали само понятие гуманитарности (сводили ее к идеологичности и, надо полагать, к тенденциозности).

В настоящее время идея гуманизации науки вновь взята на вооружение. Однако не следует трактовать ее как замену идеалов строгости и точности методов естественных наук методическим произволом гуманитарных. В свете новых идей само противопоставление естественных и гуманитарных наук представляется далеко не бесспорным хотя бы уже потому, что идеалы научности сами формируются под влиянием общегуманитарного контекста. Так, в истории науки выделяются периоды, когда научная мысль оказывалась под влиянием различных общественных идей. Анализ работ Ф. Бэкона и Р. Декарта Д.Л. Сапрыкиным [16] иллюстрирует мысль о том, что оформление философско-научного дискурса в конце XVI — начале XVII вв. происходило в значительной степени в теологическом и юридическом контексте (отсюда сведение изучения природы к постижению ее законов, запараллеливание и субординирование знания и власти (известный афоризм Scientia potentia est, который ошибочно принято переводить иначе).

В XVIII — XIX вв. юридическое мышление, до того преобладавшее в западноевропейской культуре, было вытеснено естественнонаучным даже из собственно политической сферы. В числе последствий данного процесса имеет место «выведение из науки персоналистического мышления», что достигло своего логического завершения в позитивизме: «знать нечто значит знать научно, т.е. объективно, т.е. как некий естественный (пусть и как бы естественный) объект, как нечто постороннее субъекту, от него не зависящее и ему противостоящее».

Подводя итог сказанному, еще раз обозначим три понимания антропоцентризма, не сводимые друг к другу, хотя, возможно, соотносимые:

1) антропоцентризм как свойство языка (антропоморфизм),

2) антропоцентризм как метод анализа языковых явлений (интуитивизм),

3) антропоцентризм как методологический поиск, связанный с преодолением философского позитивизма в языкознании и проявляющий себя в гуманитаризации (т.е. отказе от естественнонаучной модели) языка лингвистического описания.

Представляется необходимым подчеркнуть особо несводимость различных пониманий друг к другу вопреки распространенной практике кумулировать (напомню этимологию — от латинского cumulus «куча») различные трактовки в рамках одного определения. Несводимость, в частности, проявляется в невозможности их одновременного использования для характеристики существа того или иного языкового явления. Точнее, отчасти совместимы в рамках своих задач 1 и 2, а также 2 и 3 понимания, но 1 и 3 находятся в отношениях взаимоисключения. Требует быть специально отмеченным и то обстоятельство, что выбор того или иного (1 или 3) понимания не зависит от желаний исследователя присоединиться к той или иной научной когорте, но жестко имплицирован характером объекта (= той или иной моделью языка).