2. Мелани кляйн. Психодинамика внутренних отношений 13

Ее мышление очень отличает ее от тех, кто признает открытия психоанализа, не принимая их в то же время всерьез.

Эрнест Джонс

В данном разделе мы подробно остановимся на вкладе Мелани Кляйн в психоаналитическую теорию объектных отношений. В истории психоанализа Кляйн принадлежит особое место. Во-первых, именно ей психоаналитики обязаны обращением к теме отношений, которой ей удалось придать уникальное, собственно психодинамическое звучание. В концепциях внутренних объектов, бессознательных фантазий, параноидно-шизоидной и депрессивной позиций, и т.д. проблематика отношений была выражена на языке психоаналитической метапсихологии и таким образом включена в клинические и генетические психоаналитические исследования. Во-вторых, в ходе дискуссий вокруг теории Мелани Кляйн (продолжающихся и поныне) в психоаналитическом сообществе фактически был узаконен теоретический плюрализм, первым примером которого стало знаменитое «Джентльменское соглашение» Британского психоаналитического общества. Кляйнианский психоанализ не разделил участи индивидуальной и аналитической психологии, структурного психоанализа и неофрейдизма. Долгое время он оставался излюбленной темой для критики со стороны доминирующей в Северной Америке эго-психологии, однако сегодня мы являемся свидетелями медленного, но неуклонного проникновения идей Кляйн во все существующие психоаналитические подходы. В данном случае история психоанализа демонстрирует нам значительно большую продуктивность относительной лояльности в сравнении с сектантской непримиримостью. Обогащающее влияние английской школы объектных отношений ощутимо сегодня далеко за пределами Британии, как, впрочем, и за пределами самой школы М. Кляйн.¹⁴ Конечно же, популярность того или иного подхода (в достаточно узких психоаналитических кругах) отнюдь не устраняет теоретических возражений. Тем более важным кажется нам возвращение к истокам рассматриваемого учения.

Мелани Кляйн родилась в Вене в 1882 году. Несмотря на то, что долгие годы Кляйн жила в одном городе с Зигмундом Фрейдом, ее первая встреча с психоанализом состоялась только в 1914-1915 гг. во время пребывания в Будапеште. Здесь Кляйн посоветовали обратиться за консультацией к Шандору Ференци, который и стал ее первым психоаналитиком. В это время она находилась в подавленном состоянии в связи с недавней смертью матери и рождением третьего ребенка. Некоторый депрессивный фон сопровождал Кляйн в течении всей жизни – с первыми потерями она встретилась еще в раннем детстве, когда умерли ее сестра и брат, позднее в автокатастрофе погиб ее старший сын. По стечению обстоятельств муж М. Кляйн, Артур, был знаком с братом Ференци, что по мнению биографов могло оказать определенное влияние на возникновение неожиданного и интенсивного интереса Кляйн к психоанализу. Впервые она увидела Фрейда в 1918 году на 5-ом Международном Конгрессе в Будапеште, где основатель психоанализа представлял доклад «Пути психоаналитической терапии». Символично, что центральной темой сообщения Фрейда была опасность смешения «чистого золота» анализа с другими психотерапевтическими техниками, с «медью» активного психотерапевтического вмешательства Фрейд, Психоаналитические, с.140-150. Знакомство с Фрейдом и его теорией произвело сильнейшее впечатление на начинающую исследовательницу. Кляйн приняла решение посвятить себя психоаналитической работе и по совету своего аналитика начала заниматься ею с детьми. Произошло это в 1917-1918 гг. и первым пациентом М. Кляйн стал ее собственный ребенок. Сегодня это может показаться довольно шокирующим, однако в то время подобная практика была общепринятой. Это было вполне в духе анализа Маленького Ганса, проводившегося его собственным отцом, попыток Абрахама анализировать свою дочь, или, в конечном итоге, знаменитого анализа Анны Фрейд, который проводился самим Фрейдом. Первый опыт практической работы несомненно оказал существенное влияние на будущие теоретические ориентации и предпочтения Кляйн. В 1919 году она вступила в Венгерское психоаналитическое общество, представив доклад «О развитии одного ребенка». В окончательном виде ее взгляды на детский психоанализ были изложены в книге 1932 года «Психоанализ детей».

Из-за политической нестабильности в Европе, а также семейных неурядиц, в 1920 году Кляйн вынуждена была переехать в Берлин, где продолжала изучать и практиковать психоанализ, развивая собственный подход к терапевтической работе с детьми. В Берлине она познакомилась с Карлом Абрахамом, который в 1924 году согласился стать ее аналитиком. Через восемнадцать месяцев Абрахам умер и анализ Кляйн неожиданно прервался. Карл Абрахам обладал особым положением внутри профессионального сообщества: наряду с Юнгом в Цюрихе, Ференци в Будапеште и Джонсом в Лондоне, он был одним из пионеров психоаналитического движения за пределами Вены, членом так называемого «Комитета». Его авторитету способствовала многолетняя репутация безупречного клинического специалиста, а также личная близость к Фрейду и безусловное признание со стороны последнего. В период общения с Мелани Кляйн Абрахам являлся президентом Международной психоаналитической ассоциации, и это обстоятельство, вне всяких сомнений, не могло не сказаться на профессиональном продвижении его протеже. Абрахам заинтересовался попытками Кляйн найти подтверждение психоаналитических теорий детского развития в непосредственном анализе детей. Сам он занимался изучением роли садизма в раннем развитии и его влияния на формирование психотической личности. Кляйн неоднократно признавала, что идеи Абрахама имели большое значение в становлении ее теории, но следует отметить, что и сам Абрахам был серьезно впечатлен ее клиническими успехами. Однако со временем влиятельное покровительство Абрахама стало одной из причин, по которым многие члены Берлинского психоаналитического общества стали испытывать по отношению к Кляйн нарастающую неприязнь. Сложные и противоречивые отношения с различными психоаналитическими сообществами сопутствовали Мелани Кляйн на протяжении всей ее профессиональной карьеры.

В Берлине Кляйн познакомилась с несколькими британскими аналитиками, которые также проходили личный анализ у Карла Абрахама. В их числе были Эдвард Гловер и Аликс Стрэчи (жена Джеймса Стрэчи). Результатом знакомства стало предложение приехать в Лондон с курсом лекций, освещающих основные положения разрабатываемой Кляйн теории. Мелани Кляйн приехала в Лондон и вскоре приняла предложение тогдашнего главы Британского психоаналитического общества Эрнеста Джонса продолжить свою работу в Британии. Ее идеи нашли здесь живой отклик среди специалистов, а сама Кляйн, лишившаяся покровительства Абрахама в Германии, вновь обрела влиятельную протекцию в лице Э. Джонса. Расположение последнего во многом было обусловлено тем, что с 1926 г. Кляйн успешно занималась лечением одного, а затем и второго из его детей. Уникальные клинические способности Кляйн в сочетании с большой научной смелостью позволили ей завоевать большое число сторонников и единомышленников. Однако чрезвычайно сложный и противоречивый нрав приводил к тому, что М. Кляйн теряла многих союзников, не выносивших ее конфликтности и авторитарности. Постоянно работали вместе с ней только самые талантливые и верные последователи. Так называемая группа кляйнианских аналитиков в разные периоды меняла свой состав коренным образом, но ее активность, смелость и сплоченность всегда компенсировали малочисленность и создавали впечатление стабильного существования. Мелани Кляйн умерла в Лондоне в 1960 году, оставив после себя богатейшую традицию психоаналитических исследований. Как пишет один из ее биографов: «Преданность своей работе в психоанализе была ее главной характерной чертой… Честолюбивая, в высшей степени интуитивная, отважная и правдивая, она была бескомпромиссна в работе и неистова в отстаивании ее… Это была сильная личность, практически у всех вызывавшая уважение» Психоаналитические термины, с.219.

В 20-30е годы Британское психоаналитическое общество в значительной мере уже сформировало оригинальный и серьезно отличавшийся от классического подход к теории и практике психоанализа. Со временем это обстоятельство стало одной из наиболее важных причин возникновения враждебности и конфликтов между британскими и венскими психоаналитиками. Противостояние двух школ психоанализа максимально обострилось после переезда Мелани Кляйн в Лондон. В это время Кляйн начала активно внедрять игровую технику в практику детского анализа, став безусловным пионером этого направления. В 1927 году Анна Фрейд опубликовала в Вене свое «Введение в технику детского психоанализа», в котором, в частности, критиковала терапевтические методы Кляйн, отрицала понятие инфантильного Сверх-Я, ставила под вопрос значение переноса и агрессивных фантазий в детском анализе Фрейд А., Норма. С критикой данной работы выступили Эрнест Джонс и Джоан Ривьер. Это, в свою очередь, вызвало негативную реакцию Зигмунда Фрейда, раздосадованного нападками на дочь. Фрейд не принимал концепции раннего Эдипова комплекса и с большой долей скептицизма воспринимал научную работу своей анализантки Ривьер. Тем не менее со временем обе стороны стали ощущать потребность в конструктивном взаимодействии и обмене накопившимися результатами. Два психоаналитических сообщества приняли решение о начале процесса обмена опытом, который должен был сблизить обе школы и в определенной мере сгладить существовавшие противоречия в их подходах. Началом процесса сближения должен был стать обмен лекциями в ходе визитов представителей каждой из сторон. Первым опытом такого рода была лекция Э. Джонса, посетившего Вену в 1935 году. В 1936 году в Вену приехала с курсом лекций Джоан Ривьер. Активность венской стороны выразилась в посещении Лондона Р. Уэлдером в 1936 году и в публикации его работы, которая представляла собой ответ на лекции Ривьер (1937). Таким образом состоялся первый этап диалога между венским и британским психоаналитическими группами. Однако политические события в Европе внесли принципиальные изменения в развитие отношений между двумя школами, заставив одну из сторон пойти на сближение в прямом смысле этого слова. Приход к власти в Германии национал-социалистов и последовавший в 1938 году аншлюс Австрии вынудил венских психоаналитиков эмигрировать в другие страны. По стечению обстоятельств Зигмунд Фрейд и Анна Фрейд переехали именно в Лондон, образовав таким образом в Англии ядро новой группы аналитиков «венской школы», противопоставлявших свои взгляды «кляйнианцам». Вместе с несколькими видными английскими аналитиками, в числе которых следует отметить Эдварда Гловера и Мелитту Шмидеберг (дочь М. Кляйн), они создали оппозиционную группу, активно критиковавшую подход Кляйн. Гловер и Шмидеберг первоначально были сторонниками Мелани Кляйн, но перестали разделять ее взгляды после введения в 1935 году теоретического положения о депрессивной позиции и со временем превратились в ярых оппонентов кляйнианской теории. С момента прибытия в Англию венских психоаналитиков Британское психоаналитическое общество оказалось вовлечено в длительный и напряженный спор между двумя конфликтующими сообществами. Кляйнианская группа резко реагировала на критику со стороны «венцев» и активно пыталась отстоять преимущества своих теоретических и практических нововведений. Из-за столь острого конфликта деятельность Общества, и без того затрудненная условиями военного времени, оказалась практически парализованной, особенно в плане подготовки новых аналитиков. Стороны вынуждены были согласиться на временное перемирие, в ходе которого планировалось провести ряд деловых встреч с целью обсуждения спорных аспектов кляйнианской теории. В течение последующих восемнадцати месяцев кляйнианцами была представлена на рассмотрение серия из четырех докладов, освещающих противоречивые стороны их подхода: в 1943 г. работа Сюзн Айзекс «О природе и функциях фантазии», обсуждавшаяся в течение пяти встреч; доклад «Функции проекции и интроекции в раннем младенчестве», прочитанный Паулой Хайманн и обсуждавшийся в ходе двух встреч; работа Сюзн Айзекс и Паулы Хайманн «Регрессия», дискуссии по поводу которой также происходили в ходе двух встреч; и затем, в 1944 году (хотя к этому времени большинство «венских» аналитиков отказалось от посещения собраний, а Э. Гловер вообще покинул Общество) – работа «Об эмоциональной жизни ребенка в свете концепции депрессивной позиции», которая была представлена самой Мелани Кляйн и обсуждалась в течение нескольких собраний. Эти доклады и вошли в переработанном виде в книгу «Развитие в психоанализе» (1952). Встречи и дискуссии представителей двух психоаналитических течений не смогли разрешить существующих научных проблем и противоречий, однако ярко продемонстрировали принципиальные различия в подходах двух школ. Кляйнианские аналитики столкнулись с необходимостью более точной и последовательной формулировки положений своей теории и, к большому удивлению их венских коллег, сумели убедительно и изящно аргументировать свою позицию. Итогом встреч стало заключение неформального договора о структуре и руководстве Британского психоаналитического общества, и об условиях подготовки молодых специалистов.

Итоговая договоренность, заключенная сторонами, приобрела широкую известность под именем «Джентльменского соглашения». Действие соглашения охватывало представительство в основных комитетах Общества (например, комитета по образованию), занятие ответственных должностей (например, президента) и участие в главных мероприятиях Общества. Во всех этих областях соблюдались принципы равных долей или ротации. Ироничность названия состояла в том, что договор заключался тремя женщинами: Мелани Кляйн, Анной Фрейд и президентом Общества Сильвией Пейн. При строгом контроле за сохранением равноправия в отношениях было решено одобрить образование внутри Британского общества трех аналитических групп: «Кляйнианской группы», «В-группы», которая позднее получила названия «Группы современных фрейдистов» и «Группы независимых аналитиков»¹⁵. Джентльменское соглашение (которое, кстати говоря, никогда и нигде не было зафиксировано письменно) стало поворотным пунктом в истории Британского общества и во многом предопределило способы достижения компромисса в психоаналитическом сообществе в целом. Позиция противника любых форм эклектизма Э. Гловера, выраженная словами: «... Когда речь идет об основополагающих принципах, ни о каких джентльменских соглашениях не может идти и речи» Гловер, Фрейд, с.198, все больше выглядела научным экстремизмом. Эпоха отречений и ритуальных изгнаний в психоанализе уходила в прошлое. Психоаналитическое сообщество с этого момента становится открытым плюрализму научных идей и концепций, и в этом, безусловно, одна из важнейших заслуг Мелани Кляйн и ее школы. При этом необходимо отметить, что основные действующие лица полемики – М. Кляйн и А. Фрейд – очень скоро покинули поле политической борьбы и компромисса ради теоретической деятельности, где диалог затруднен, а эклектика и в самом деле губительна.

Четко оформленной «кляйнианской группы» не существовало до середины 40-х годов. Сторонниками Кляйн на ранних этапах ее карьеры были такие выдающиеся члены Британского общества, как Э. Джонс и Э. Гловер, которые решились оказать Кляйн поддержку, несмотря на то, что на континенте ее репутация была далеко не блестящей. Среди первых сторонников Кляйн можно также отметить М. Брайерли, Аликс и Джеймса Стрэчи, дочь М. Кляйн Мелитту Шмидеберг. С момента прибытия в Лондон Кляйн заручилась поддержкой нескольких лояльных аналитиков, которые оставались на ее стороне даже в период кризиса 1932 г., когда Гловер и Шмидеберг образовали оппозиционное течение. Среди этих особо верных приверженцев можно отметить Дж. Ривьер, С. Айзекс, Г. Серл и П. Хайманн. Эти люди поддерживала Кляйн вплоть до военных лет и некоторое время после начала войны. Именно их усилиями были созданы работы, придавшие конкретные очертания концепциям депрессивной позиции, бессознательной фантазии, внутренних объектов. Однако постепенно и по разным причинам эти сторонники оставили Кляйн. Сюзн Айзекс умерла в 1948 г. Джоан Ривьер перестала интересоваться кляйнианскими теоретическими разработками под влиянием группы «венских аналитиков». Паула Хайманн в 1956 обнаружила, что ей открываются большие перспективы, не требующие продолжения сотрудничества с Кляйн (по всей видимости, поводом к расхождению было неприятие Кляйн взглядов Хайманн на контрперенос; см. следующий раздел).

Вышедшие в начале 30-х годов работы Кляйн, которые представляли собой новаторский и очень необычный психоаналитический подход к проблемам психотических пациентов, привлекли на ее сторону группу врачей. Многие из них стали проходить обучающий анализ у Кляйн. Среди них были Б. Клиффорд, М. Скотт, Дж. Боулби, Д. Винникотт. Новые сотрудники были высококлассными медиками, имели безупречную врачебную репутацию и пользовались большим влиянием в профессиональных кругах, что было чрезвычайно полезно для Кляйн. Вне всякого сомнения, в ходе общения и сотрудничества с этими людьми Кляйн приобрела новые знания, необходимые для понимания психотических механизмов: расщепления, проекции, интроекции и проективной идентификации. Тем не менее большинство из этих новых последователей покинуло кляйнианскую группу вскоре после прибытия в Лондон Анны Фрейд, а некоторые так и не стали ее полноценными участниками.

После войны вокруг Кляйн собралась новая группа, состоявшая из недавно прибывших в Британию молодых врачей, многие из которых не занимались психоанализом ранее. Эту группу принято считать вторым поколением кляйнианских аналитиков, среди которых особенно выделяются Ханна Сигал, Герберт Розенфельд и Вилфред Бион. Именно они, при авторитетной поддержке со стороны Роджера Мани-Керла и Дональда Мельцера, дали новый толчок развитию кляйнианской теории, почти полностью базировавшийся на расширении и углублении концепции проективной идентификации. Со временем образ «кляйнианского психоаналитика» стал пользоваться широким и прочным авторитетом, многие люди приезжали из других стран для прохождения психоаналитической подготовки в Британию. Впоследствии данный подход получил особое распространение в Италии и странах Латинской Америки, а после нескольких визитов В. Биона в США и там оформилась небольшая группа кляйниански ориентированных психоаналитиков.

М. Кляйн предполагала, что отношение к объектам присутствует с самого рождения ребенка, поскольку является неотъемлемой характеристикой человеческих влечений. Первичными репрезентантами влечений выступают бессознательные фантазии. Данное понятие было подробно разработано С. Айзекс, которая противопоставила бессознательные фантазии (phantasy) сознательным (fantasy). Последние представляют собой компромиссное образование между бессознательными импульсами и защитами, подобное сновидениям. Бессознательные же фантазии являются наиболее примитивной деятельностью человеческой психики, непосредственно выражающей представления об объектах и целях влечений. В качестве примеров последователи Кляйн приводили описанные Фрейдом фантазии кастрации или первичной сцены. Сами они дополнили этот список фантазиями о «хорошей» и «плохой» (отвергающей или даже преследующей) груди, о пенисе в теле матери и другими. В наиболее примитивных бессознательных фантазиях выражается отношение к частичным объектам, т.е. частям тела или функциям первичного объекта – матери. Наряду с этим, на ранних стадиях развития (преимущественным вниманием кляйнианцев пользовался первый год жизни ребенка) действуют такие примитивные механизмы защиты, как проекция, интроекция, расщепление, проективная идентификация, всемогущий контроль. М. Кляйн доказывала, что психические структуры функционируют уже на этом этапе жизни, испытывая давление влечений и примитивных тревог. По отношению к ним осуществляются защитные операции, которые оказывают на психику обратное формирующее воздействие. Так, действие механизма расщепления приводит к тому, что первичный объект влечений ребенка – материнская грудь – воспринимается либо как «плохая», либо как «хорошая», в зависимости от того, удовлетворяет она ребенка или фрустрирует. В результате проекции своей агрессии ребенок может чувствовать, что «плохая» грудь ненавидит его или преследует, в результате же интроекции он может представлять, что хороший или плохой объект находится внутри него, поддерживает или, напротив, разрушает его. Особым механизмом, действующим на ранних этапах развития, является описанная Кляйн проективная идентификация. Первоначально была открыта соответствующая ей бессознательная фантазия о частях собственного тела, находящихся внутри тела матери, контролирующих его или разрушающих. Впоследствии функция этой фантазии была представлена в качестве защитного механизма, заключающегося в проекции негативных частей самости в другого человека. Результатом подобной защитной операции становится, с одной стороны, избавление от негативных переживаний, а с другой, навязывание другому несвойственных ему чувств и действий. Психотерапевты, сталкивающиеся с проективной идентификацией в клинической практике, называют ее «нечестной проекцией», т.к. использующий ее пациент не удовлетворяется приписыванием терапевту отрицаемых в себе чувств, но хочет заставить того действительно их пережить Кернберг, Агрессия; Кейсмент, Обучаясь.

Следует отметить, что описанные выше примитивные фантазии и защитные механизмы в наиболее чистом виде встречаются у пациентов с очень глубоким уровнем психических нарушений. Гипотеза Кляйн состояла в том, что подобные констелляции фантазий, защит и тревог соответствуют раним стадиям развития ребенка и, следовательно, в зачаточном виде присутствуют в психике любого человека. Х. Томэ и Х. Кэхеле называю эту идею «мифом о психотическом ядре» личности Томэ, Кэхеле, Современный. Оставляя за скобками достоверность этого мифа, отметим, что его прагматическое значение заключалось в увеличении требований к аналитической процедуре, которая отныне должна была охватить наиболее архаические слои человеческих переживаний.

Взгляды Кляйн на психическое развитие были представлены в концепции параноидно-шизоидной и депрессивной позиций. Эти понятия относились к синтетическим формациям фантазий, защит и объектных отношений, доминирующим на ранних стадиях развития. При этом термин «позиция» призван был продемонстрировать, что, несмотря на последовательную смену данных образований в ходе нормального развития, по сути дела, они являются некими потенциями, способными к актуализации на любом этапе развития. Параноидно-шизоидная позиция относится к периоду жизни, во время которого доминируют механизмы проекции и расщепления. В связи с этим объект, представленный в психике ребенка, остается частичным объектом: грудью или пенисом, «хорошим» либо «плохим». Превалирующим на данной позиции видом тревоги является персекуторная тревога, или страх преследования, запускающий в ход параноидные фантазии о преследующих «плохих» объектах. Постепенное замещение параноидно-шизоидной позиции депрессивной (с шестого месяца жизни) происходит в результате того, что расщепленные части объекта начинают переживаться как принадлежность одного целого. Это требует хорошо развитой способности переносить амбивалентность чувств – ведь и объект, приносящий успокоение и любовь, и объект, фрустрирующий и ненавидимый, являются одним и тем же человеком. Ввиду трудности для детской психики осуществить подобный синтез долгое время наблюдаются регрессивные откаты к параноидно-шизоидной позиции. Но в норме со временем расщепление преодолевается, что приводит к тому, что частичный объект заменяется целостным. Это приводит к новым трудностям, ибо отныне ребенку необходимо справится с тем, что его деструктивные чувства адресованы «хорошему» объекту. Он переживает вину за свою агрессию, страх потери любимого объекта, потребность репарации (возмещения ущерба, нанесенного объекту в воображении) – весь тот комплекс чувств, который Кляйн обозначила как депрессивную тревогу. В своем описании младенческой депрессии она опиралась на исследования Фрейда («Печаль и меланхолия», 1917) и К. Абрахама. Вслед за ними Кляйн утверждала, что проработка депрессивных переживаний ведет к восстановлению целостности объекта и субъекта, к способности воспринимать и переносить собственную отдельность. Несколько позднее Д. Винникотт назовет это «способностью быть в одиночестве» Антология.

Мы видим, что Кляйн дополнила и уточнила фрейдовскую классификацию страха:¹⁶ страх потери объекта, страх потери любви объекта, страх потери способности любить, – введя различие между двумя видами тревоги: персекуторной (тревоги преследования) и депрессивной (приблизительно соответствующей фрейдовскому страху потери объекта). Отличием теории Кляйн было то, что все виды тревоги возводились в ней к врожденному инстинкту смерти или агрессии. Опираясь на позднюю фрейдовскую классификацию влечений, исследовательница утверждала, что инстинкт смерти является первой и безусловной опасностью, с которой вынуждена справляться еще незрелая психика ребенка. В конечном итоге, именно эта опасность и запускает в действие мощные защитные механизмы параноидно-шизоидной позиции, отклоняющие, проецирующие и видоизменяющие первичное влечение. Так, в частности, одним из наиболее ранних и часто встречающихся аффективных воплощений инстинкта смерти является зависть Кляйн, Зависть. Зависть близка проективной идентификации. Она означает стремление разрушить «хороший» объект, ненависть к нему, неспособность вынести его могущество и полноту в сравнении с собственной слабостью и беспомощностью. Первоначально зависть развивается по отношению к «хорошей» груди и «хорошей» матери, которым приписываются все мыслимые и немыслимые достоинства, но также и вся ответственность за лишения, испытываемые ребенком. В некоторых случаях это может приводить, например, к физиологически не обусловленным нарушениям питания. Однако проявления аффекта зависти не ограничиваются детским возрастом. Так, кляйнианские аналитики полагают его ответственным за большую часть негативных терапевтических реакций, когда помощь аналитика отвергается именно потому, что тот считается лучшим и более могущественным, чем нуждающийся в помощи пациент.

Ясно, что ни признание определяющего значения инстинкта смерти, ни многие другие идеи кляйнианской группы не могли быть поддержаны более традиционными психоаналитиками. Теоретические расхождения между концепцией Мелани Кляйн и эго-психологией сосредоточились вокруг нескольких принципиальных положений Hinshelwood, A Dictionary; Etchegoen, The fundamentals.