7. От социологической юриспруденции к юридической социологии

Название этого параграфа — не игра слов. Речь идет о новом или во всяком случае относительно новом под­ходе к задачам и методам социологии права, который отчетливо проявился в западной литературе в начале 60-х годов. Этот новый подход явился в основе своей несколько запоздалой реакцией правоведения на ту вол­ну эмпиризма и даже «гиперэмпиризма», которая за­хлестнула в 50-х годах буржуазную социологию. По­добно тому как эта последняя, выступая под лозунгом «эмпиризм против спекулятивного подхода», отвернулась от общих социологических систем, так и новое течение в правовой мысли, правда, в значительно более уме­ренных тонах, без той «эмпирической экзальтации», которая была свойственна собственно социологической литературе, отказалась от создания общих учений о праве.

Итальянский юрист Р. Тревес, немало способство­вавший организационному оформлению этого нового те­чения, подчеркивает, что, хотя и есть «некоторые свя­зи между сегодняшним представлением о социологии пра­ва и тем представлением, которое существовало на этот счет в прошлом (Тревес в этой связи упоминает Эрлиха, Вебера, Тимашева.—В.Т.), невозможно установить ка­кое-либо прямое, полное или частичное, сходство меж­ду этими, двумя представлениями, их подходом к пред­мету и целям исследования. Сегодняшняя социология права—это фактически совершенно новая дисциплина, основная цель которой состоит в том, чтобы разви­вать исследования эмпирического характера...» При­мерно .аналогичным образом западногерманский социо­лог права К.Цвингман настаивает на том, что более ран­ние школы в немецкой науке, в частности «движение свободного, права» и «юриспруденция интереса», носи­ли правовой, но никак не социологический характер, а американец Дж. Скольник утверждает, что, хотя реалисты и подготовили почву для утверждения и раз­вития социологии права, они ни в какой степени не могут рассматриваться как ее предшественники.

Представители этого течения настойчиво подчерки­вают, что, в отличие от социологической юриспруден­ции, оно автономно по отношению к общей теории права и государства и не является составной частью правоведения. Некоторые из этих авторов считают его отраслью социологии, но не в старом, а в новейшем, эмпирическом понимании последней. Другие утвержда­ют, что эта дисциплина самостоятельна и в отноше­нии общей теории права, и в отношении социологии. Наконец, третьи полагают, что основная ее задача — конкретные эмпирические исследования—вовсе не за­висит от решения непринципиального с их точки зре­ния вопроса, связана или нет эта новая дисциплина с .правоведением или социологией. Любая из этих пози­ций. отражает явную тенденцию юридической социо­логии иметь самостоятельный статут вне юридической науки и общей теории права.

Исходный и одновременно основной пункт юридиче­ской социологии — это применение конкретно-социологи­ческих методов исследования в сфере права. Соответст­венно ее внимание привлечено именно к тем проблемам, в отношении которых применение этих методов выгля­дит наиболее эффективно, к таким, например, как ис­следование карьеры судей и лиц других юридических профессий, мотивация судейского решения, оценка за­кона общественным мнением и т. д. В методологиче­ском плане первостепенное значение приобретают вопро­сы использования в этих целях тех технических прие­мов и исследовательских процедур, которые в сово­купности составляют арсенал средств эмпирического анализа в общественных науках. Речь идет как о технике работы с различного вида документальным и статистическим материалом, так и о технике исследо­вания «живого материала», т. е. о приемах, непосредст­венным объектом которых являются сам человек, его взгляды и поведение (анкетирование, интервью, тесты и т. д.).

Разумеется, применение этого инструментария для ре­шения правовых, проблем полезно. Советская юридиче­ская наука, как и другие отрасли социалистической общественной науки, достаточно широко использует его в своей деятельности. И в науке буржуазных стран конкретно-социологическое исследование правовых проб­лем, особенно если оно проводится с установками де­мократического плана (как, например, проведенное в Италии Р. Тревесом совместно с Обществом предуп­реждения преступности и социальной защиты исследова­ние карьеры судей), способно дать важный материал о действительных социально-политических процессах, про­исходящих за юридическим фасадом, дальше которого так не любит идти позитивистская юриспруденция. Вмес­те с тем конкретно-социологические исследования могут .явиться ответом и на реакционный социальный заказ .или свестись к наукообразному подтверждению баналь­ных истин.

К конкретным исследованиям необходимо подходить, четко понимая их место в теоретико-идеологическом процессе познания и целом, и не допускать переоценки и гипертрофии их роли, в том числе и в об­щем контексте научного познания правовой действи­тельности.

Марксизм рассматривает методологию в единстве и неразрывном сочетании ее теоретико-философского ас­пекта как применения мировоззренческих принципов к процессу познания (диалектика как всеобщий метод научного познания), абстрактно-логических или теорети­ческих, а также конкретно-научных или специальных методов. В советской социологической литературе гово­рят о методике и технике, или процедурах, исследо­вания, подчеркивая тем самым отличие технических приемов от философской методологии и специфику эм­пирического социального исследования в сравнении с общими логико-методологическими принципами движе­ния научного знания. Марксизм отрицает нередко встре­чающееся в западной литературе отделение «социаль­ных» наук, пользующихся современными, эмпирически­ми и математическими методами исследования (социология, демография, экономика, психология, мате­матическая лингвистика и т. д.), от «гуманитарных» дис­циплин, которые ограничиваются историческими, типо­логическими и другими «умозрительными» подходами к социальной жизни.

В процессе материалистического познания общества эмпирический и количественный анализ является за­кономерным дополнением, продолжением и одновремен­но непрерывно воспроизводящейся предпосылкой теоре­тического и качественного анализа. Вместе с тем марк­сизм выступает против гипертрофии возможностей технических приемов и процедур эмпирического исследо­вания, против подхода к ним как к всемогущему если не «философскому», то во всяком случае «социологи­ческому камню».

Юридическая социология, как и буржуазная эмпири­ческая социология в целом, переоценивает роль эмпирических исследований и их потенциальные возможности. Они — главное ее орудие, и в сущности к ним сводит­ся ее методологический арсенал.

Правда, поскольку в момент формирования юриди­ческой социологии волна эмпиризма, захлестнувшая буржуазную науку, прошла свою высшую точку и уже раздавались многочисленные голоса против «гиперфактуализма» (М. Дюверже) и «развода конкретных ис­следований и политической теории» (Б. де Жувениль), представители юридической социологии много говорят о необходимости выхода за чисто эмпирические рамки, и в частности перевода получаемых ею данных на более высокий теоретический уровень. «Самая важная задача для юридической социологии—это развитие тео­рии, которая вырастает из эмпирических, особенно ин­ституционных, исследований»,—пишет, например, уже упоминавшийся Дж. Скольник.

В этой связи закономерен вопрос, что же может представлять собой этот более высокий теоретический уровень, вырастающий из эмпирического исследования правовых проблем? Очевидно, речь должна идти о раз­витии и углублении теории права (если, разумеется, не понимать последнюю лишь как формально-догматическую описательную науку), о постановке перед ней новых вопросов. Результаты конкретно-социологического иссле­дования правовых проблем, например социальной эф­фективности какого-либо правового института, могут выразиться непосредственно в некоторых рекомендациях практике (представители юридической социологии при­дают весьма большое значение этой стороне ее дея­тельности), но их перевод на более высокий теорети­ческий уровень невозможен вне рамок теории соответ­ственно гражданского, уголовного, процессуального и других отраслей права, а также общей теории пра­ва. Уже по одному этому неверен тот водораздел, который представители юридической социологии создают между ней как автономной дисциплиной и теорией права.

Такой водораздел неправилен и не может быть вы­держан на практике и в другом отношении. Если даже исходить из того, что объект любого конкретного эм­пирического исследования может быть подсказан непос­редственно практикой (хотя это далеко не всеобщий случай), то и тогда предварительную ориентацию и исходный понятийный фонд, поскольку речь идет об исследовании правовых проблем, не может дать никто другой, кроме юридической науки. Эту связь нетруд­но проследить на практике. Достаточно обратиться к проводимым в США, преимущественно квантитативными методами, исследованиям поведения судей—и сразу же обнаружится, что в основе этих исследований лежат «реалистическое» понимание права и другие установки американской социологической юриспруденции.

Обращает на себя внимание и тот факт, что юри­дическая социология не просто объявляет себя незави­симой от теории права, но и как бы присваивает се­бе своеобразную монополию на применение социологического инструментария для исследования правовых проб­лем. Остается неясным, почему вопрос о применении для решения этих проблем логических, исторических, сравнительных и некоторых иных методов исследова­ния остается в компетенции общей теории права, а конкретно-социологические исследования выводятся за ее рамки, хотя в масштабах правоведения в целом все эти методы должны быть взаимосвязаны между собой, должны составлять единый методологический комплекс. Западногерманский социолог Ламбрехт прав, когда он говорит, что хороший юрист должен уметь мыслить социологически; но Ламбрехт весьма далек от истины, заявляя, что социологическое мышление начинается лишь тогда, когда юрист выходит за рамки проблем пози­тивного права. Существо вопроса, заключается имен­но, в том, чтобы применять социологический подход к решению проблем, связанных с действием данной Системы позитивного права. В ином случае этот под­ход вообще не займет значительного места в сфере права.

Уязвимы не только теоретические позиции юридиче­ской социологии. Обращает на себя внимание диссо­нанс Между той ролью, которую она отводит конкретно-социологическим исследованиям, и действительными масштабами проведения этих исследований в капита­листических странах. О какой-то относительной системе этих исследований можно говорить лишь применительно к США и Скандинавии, а в остальных западных странах они носят пока спорадический характер. Еще более существенно то, что, хотя некоторые из прово­дившихся исследований дали интересный фактический материал, проблематика их, как правило, весьма уз­ка и, даже взятые в целом, они не приближают бур­жуазную правовую мысль к решению кардинальных проблем юридической науки. Впрочем, юридическая со­циология и не скрывает, что именно от этих проблем она хочет уйти. В этой связи П. Е, Недбайло справед­ливо отмечает, что в буржуазной науке социология пра­ва выступает лишь как прикладная социология и «упу­скает право как самостоятельную субстанциональную реальность, заменяя его различными факторами и си­туациями общественной жизни».