Gruzia_v_puti_Teni_stalinizma_-_2017

бюрократов, даже карательных органов, можно ликвидировать национальности и включить их куда угодно. Это не наука, а политиканство и самый настоящий бред.

Авторы явно искажают и исторические факты, когда вспоминают о 80-х годах XIX века и пишут, что тогда «мингрельский язык был объявлен диалектом грузинского, и был поставлен заслон на пути попыток со стороны России ввести мингрельский в качестве языка преподавания в школе» (параграф 3). Интересно, кто мог в 80-х годах XIX века «поставить заслон на пути попыток России» так «осчастливить» мегрелов? Почему авторы об этом молчат? В 80-х годах XIX века, в ответ на рост национальноосвободительного движения в Грузии, Россия ужесточила имперскую политику и в целях разобщения – и тем самым ослабления грузинской нации стала «заботиться» о мегрелах и сванах, создавая для них школьные учебники, переводя богослужебные книги. «Заслон на пути попыток России» расчленить грузинскую нацию поставили сами мегрелы и сваны, отказавшись от псевдоучебников и другой «литературы». Господа авторы должны знать, что в истории не существует такой даты, когда мегрелов и сванов отделили или включили в состав грузинской нации. Они совместно с картлийцами изначально составляли и ныне составляют ядро грузинского этноса, разрушить которое какими-то «источниками», постановлениями или письмами, разыскиваемыми авторами, невозможно.

Как известно, в Грузии проживали и ныне проживают представители десятков разных национальностей. Авторам, поставившим перед собой задачу «изучения этнического фактора в преследованиях 1937–1938 гг.», следовало основательнее изучить историю и судьбу этих национальностей, тем более что они обязались рассмотреть «репрессии не только в отношении национальных диаспор, но и в отношении возможно большего числа этносов, включая титульную нацию – грузин» (см. параграф 2. Контекстуализация этнической компоненты). Авторы, как мы увидим, только частично выполнили обещание, сосредоточив всё своё внимание на «созданных» имперским воображением «нациях» – аджарцах, мегрелах, сванах, бацбийцах, лазах.

Неслучайно самый объёмный параграф (параграф 4) авторы посвящают весьма малочисленным лазам, стремясь во что бы то ни было «доказать», что они не принадлежат к грузинскому этносу. Подчёркивается, что в СССР в определённый период лазы учитывались как отдельная нация, и советская власть «заботи-

лась» о них, издавая газету, а также учебники на лазском говоре. Но те же авторы не смогли скрыть подлинные и общеизвестные мотивы, обусловившие «заботу» советской власти о лазах. Проявление «заботы» о лазах, объявление их отдельным этносом, издание литературы на лазском говоре преследовало одну-един- ственную цель – повлиять на жителей Лазистана, волею судеб оказавшихся в составе Турции, способствовать распространению среди турецких лазов идей коммунизма и советской власти. Когда настоящая политическая игра закончилась безрезультатно, прекратилась и «забота» о лазах. Авторы об этом знают, но их это мало волнует, у них другая цель: доказать, что родственные мегрелам лазы не принадлежат к грузинскому этносу. В данном случае авторы попутно «решают» и мегрельскую «проблему» в духе имперской идеологии. Этим и вызвано, если так можно выразиться, столь непропорциональное внимание к малочисленным лазам.

Со всей убедительностью можно сказать, что одной из реальных целей авторов является ещё большее обострение грузиноабхазских и грузино-осетинских взаимоотношений, историческое «обоснование» или оправдание их «независимости». Доказательством тому служит 5-й параграф – «Социальный статус и репрессии: абхазы и осетины». Авторы проявляют некомпетентность или сознательную тенденциозность при освещении истории Абхазии, руководствуясь лишь выдумками сепаратистской и имперской историографии.

Не соответствует действительности утверждение, что в конце XVI столетия абхазы подверглись широкой исламизации. При этом тщательно скрываются процессы, происходившие в Абхазском эриставстве (понятие «эриставство» сознательно не употребляется авторами), с середины того же XVI века. Авторы ничего не говорят и о границах Абхазского эриставства, пролегавших к северо-западу от современного Нового Афона.

Авторы: История отдельных областей сегодняшней Абхазии до XIX–XX вв. является в историографии предметом дискуссии. Но этот период в истории Абхазии в любом случае не имеет большого значения для изучения репрессий в отношении абхазов в годы Большого террора, а также их этногенеза. Частичная исламизация абхазов начиная с XVI века (а не только в 16-м веке) вплоть до исхода абхазов в Турцию в 1864 г. (махаджирство) хорошо изучена и документирована. Исламизация была важной причиной эмиграции абхазов (и черкесов) в Османскую империю.

Д. Гамахария: Выгораживая Россию, авторы неоднократно отмечают, что в 60-х и 70-х годах XIX века абхазов не насильно выгнали из Абхазии, а большинство из них просто покинуло страну и эмигрировало в Османскую империю.

Авторы: Ссылки в нашем тексте на восстания абхазов 1866– 1867 и 1877–1878 годов уже сами по себе указывают на насильственный характер, свойственный противостоянию абхазов и российских властей. Утверждение о том, что покорение народов Северного Кавказа (абхазов и черкесов) проходило насильственным путём, является обоснованным и корректным. Этому процессу были свойственны аспекты насильственного изгнания и даже этнических чисток, а также беженства. Например, часть абхазов была не готова согласиться с требованиями российских властей и переселиться в долины, в результате эти абхазы предпочли эмигрировать в Османскую империю. В целом аспект насильственной аннексии и изгнания являлся, без сомнения, очень важным, о чём, повторимся, свидетельствует также сопротивление со стороны абхазов в виде восстаний. Авторы никоим образом не стремились преуменьшить серьёзность этих событий. Мы учли это справедливое замечание и внесли соответствующие дополнения/изменения в текст книги.

Д. Гамахария: Авторы повторяют выдумку сепаратистов о переселении части абхазов на Северный Кавказ, скрывая тем самым факт заселения исторической Абхазии апсуа-абазами.

Авторы: Насколько известно авторам, этот вопрос, скорее сомнительный с исторической точки зрения, приобрел сегодня весьма большое значение как в грузинской, так и в абхазской историографии. Такое значение этому вопросу придает проблема прецедента, которому обе партии отводят чрезмерную роль в споре вокруг Абхазии. Так кто же был первым? Это были абхазы, мигрировавшие в XVII–XVIII веках с территории Северного Кавказа в Абхазию (картвельский прецедент), или это были абазины, которые в XVI–XVII веках мигрировали из Абхазии на Севе- ро-Западный Кавказ (абхазский прецедент)? Сначала необходимо отметить, что сторонние наблюдатели (и мы в том числе) не придают этому вопросу такого важного значения3. Однако если речь идёт о фактической стороне дела, то в международных исследованиях доминирует точка зрения, согласно которой группы абхазоязычного населения («бескесек-абаза», абазины) переселялись на Северный Кавказ из Абхазии, а не наоборот4. Позиция, согласно которой абхазы являются переселенцами с Северного

Кавказа, причём очень поздними переселенцами, ограничивается, насколько нам известно, главным образом исследованиями в независимой Грузии и может рассматриваться как часть коммуникативной стратегии, направленной на то, чтобы лишить притязания со стороны Абхазии их легитимации. Мы дополнительно привели в постраничных сносках соответствующую ссылку, в которой приводится точка зрения грузинской стороны.

Д. Гамахария: Постоянно подчёркивая факт заселения Абхазии жителями западной Грузии, авторы ни словом не обмолвились о выселении грузин из Абхазии в конце XVII и в начале

XVIII века.

Авторы: В рамках исследовательского проекта, посвящённого Большому террору 1937–1938 гг., не было как возможности, так и смысла представлять комплексные процессы иммиграции, эмиграции и ассимиляции отдельных групп населения Грузии вплоть до XVIII столетия включительно. Кроме этого, мы вновь указываем на весьма относительную актуальность такого рода вопросов для нашего исследования. Исторически, вне всякого сомнения, имели место процессы эмиграции и ассимиляции мегрелов, однако конкретное значение этих процессов для конфликтов конца XIX и всего XX века было незначительным, если только речь не идёт здесь вновь о вопросах прецедента и делегитимации, важность которых для нашего исследования мы уже оспорили. Напротив, массовое и хорошо организованное переселение групп картвельского населения в Абхазию в царское и советское время, факт которого, как правило, игнорируется или ожесточённо оспаривается в грузинской историографии (в результате чего мы – «постоянно подчёркивая факт» – расцениваем оправданным неоднократное указание на этот феномен), не только хорошо документировано, но и имеет большое значение для нашего исследования, поскольку процессы миграции и колонизации протекали непосредственно в изучаемый нами период, а также были составной частью межнационального конфликта.

Д. Гамахария: Отметив, что часть абхазов сражалась против грузинских меньшевиков, авторы ничего не сказали, на чей стороне выступало большинство абхазов в 1918–1920 годах; [также не упоминается,] что на демократических выборах в Народный Совет Абхазии победила Грузинская Социал-демократическая партия, состоявшая преимущественно из этнических абхазов.

Авторы: Здесь необходимо обратить внимание на ряд различных аспектов. Действительно, было бы слишком прямолинейно

свести все военное противостояние к конфликту между грузинами – сторонниками меньшевиков, и абхазами – противниками меньшевиков. Имелись также абхазы, выступавшие на стороне меньшевиков, о чём также свидетельствуют протоколы тройки.

Однако здесь, как и в вопросе с выборами в Народный Совет Абхазии, следует обратить внимание на то, что ещё в 1926 г. в «Большой советской энциклопедии» численность абхазов в Абхазии указывалась в размере более 80 тыс. человек, в то время как в конце 1926 г. их численность парадоксальным образом снизилась до 56 тыс. человек. Таким образом, здесь имел место процесс ассимиляции: христианское население Самурзакано (Гальский уезд) сначала учитывалось как абхазское, а потом – как мегрельское население. Следовательно, стоило бы задаться вопросом, всегда ли «абхаз» образца 1918–1921 гг. действительно принадлежал к абхазской национальности, «вычлененной» после 1926 г., или преимущественно относился к населению Гали, которое теперь рассматривалось как мегрельское.

То же самое справедливо в отношении выборов, причём дополнительно следует отметить, что характеристика этих выборов как «демократических» крайне сомнительна. В 1918– 1921 гг. во многих регионах состоялись плебисциты и выборы в духе лозунга «самоопределения народов» Вудро Вильсона. Однако, как правило, эти выборы служили лишь для легитимации правящих режимов. Так, в Абхазии, оккупированной меньшевиками, выборы обеспечили поддержку меньшевистской партии, в то время как в Батуми, оккупированном турками, результаты плебисцита послужили для подкрепления территориальных притязаний Турции.

Д. Гамахария: Далеко от истины утверждение о том, что в 20-х годах XX века доля этнических абхазов составляла «только половину населения» Абхазии. На самом деле доля абхазов составляла примерно 25 %.

Авторы: Как уже упоминалось, численность абхазов составляла в Абхазии, согласно «Большой советской энциклопедии» 1926 г. (очевидно, цифры были заимствованы из материалов переписи населения Грузии 1922–1923 гг.), 83 794 человека, то есть около 48,1 % от общей численности населения Абхазии в размере 174 126 человек. В то же время численность грузин (включая мегрелов) указывалась в размере 32 000 человек. В ходе Всесоюзной переписи населения 1926 г. (т. е. по состоянию на 17 декабря 1926 г.) численность абхазов была установлена только в размере

55 918 человек (с учётом 4 абхазов – иностранных граждан – 27,8 %, т. е. около четверти, как и указывается в справке рецензента), в то время как численность грузин в Абхазии (включая мегрелов) называлась в количестве 67 494 (только советские подданные). В итоге численность абхазов уменьшилась на 28 000 человек, численность грузин – увеличилась на 35 000 человек. Таким образом, здесь статистически можно распознать «переоценку» этнической принадлежности примерно 30 000 жителей Гальского уезда, христиан по вероисповеданию. Это подтверждают местные данные, а также данные так называемых «посемейных списков» 1886 г., согласно которым в Сухумском округе проживало 30 640 самурзаканцев, представителей субэтноса абхазов, а также 28 323 (прочих) абхаза, но только 3558 мегрелов. Мы добавили соответствующий пассаж в постраничные сноски.

Д. Гамахария: Прямым насилием над историей является утверждение о «мегрелизации» православных абхазов в районах, граничащих с Мингрелией – т. е. в Гальском районе.

Авторы: Вопрос о том, действительно ли жители Самурзакано (исторической области, которая в значительной степени, но не полностью вошла позднее в состав Гальского уезда) «изначально» были мегрелами, позднее ассимилированными абхазами, или были абхазами, ассимилированными мегрелами, может быть разрешен, если это вообще возможно, лишь в результате огромной работы над источниками. Это не входило в наши задачи, тем более что с точки зрения проблематики Большого террора настоящий вопрос имеет лишь второстепенное значение. В любом случае речь идёт о населении с амбивалентными этническими критериями и, по крайней мере для стороннего наблюдателя, с амбивалентной идентичностью. Так, в 1897 г. в Сухумском округе были учтены 58 697 человек, назвавших абхазский своим родным языком, и 25 873 человек, родными языками которых являлись картвельские языки (в подавляющем большинстве случаев – мегрельский). Зато в 1926 г. в Абхазии было учтено только 47 307 человек, для которых родным языком был абхазский. Это обстоятельство, равно как и сокращение численности абхазов, согласно данным переписи 1926 г., с 84 000 до 56 000, являются признаком «мегрелизации»; такого рода процессы хорошо прослеживаются на основании статистических данных. В отличие от весьма вероятной «абхазизации» Самурзакано в начале XIX века, процессы «мегрелизации» был ещё относительно свежи в сознании населения, поскольку всё ещё были живы многие оче-

видцы: область, населенная преимущественно абхазами, в результате переселения и изгнания абхазов (в царское время), ассимиляции (в первую очередь в Самурзакано), а также поддерживаемой государством миграционной политики, приобрела главным образом мегрело-грузинские, а также мультиэтничные черты.

Что же касается нашего утверждения о том, что абхазы составляли «только половину населения» Абхазии, то оно полностью основывается на фактах. Абхазоязычное население, даже после эмиграции и восстаний, составляло в 1897 г. 58 697 человек

(55,3 %) из 106 179 жителей Абхазии, и даже в 1922–1923 гг. –

всё ещё 48,1 %. Только после того, как в 1926 г. население Гальского уезда перестали рассматривать как абхазов, доля абхазского населения сократилась до 27,8 %. С учётом Самурзакано численность абхазов составляла в 1886 г. даже 58 963 человека из общей численности в размере 68 773 человека. Эта утрата абхазами большинства в начале XX века хорошо документирована статистически, и она является важной для понимания и изучения этнических конфликтов и их роли в годы Большого террора.

Мы полагаем, что учёт жителей Самурзакано в качестве абхазов в ходе разного рода подсчетов, по крайней мере в 1886 г. и в 1922–1923 гг., в определённой мере также в 1897 г., был уже тогда проблематичным, поскольку амбивалентный характер этой группы подразумевал наличие у самурзаканцев многих мегрельских черт. Исходя из этого, решение, согласно которому самурзаканцев после 1926 г. стали расценивать как «мегрелов», выглядит вполне приемлемым. Однако эту оценку нельзя проецировать на прошлое, равно как нельзя забывать, что она касается только региона Самурзакано. Выводить территориальные притязания Грузии только лишь из факта такого рода причисления самурзаканцев к мингрелам вдвойне проблематично: во-первых, игнорируется тот факт, что жители Самурзакано фигурировали в источниках именно как абхазы, и их нельзя без оговорок рассматривать как мегрелов; во-вторых, на подавляющем большинстве территории Абхазии в 1886 г. ещё не было ни мегрелов, ни самурзаканцев.

В общем и целом чрезмерное внимание, уделяемое статистическим данным и, соответственно, историческому преобладанию численности того или иного народа, кажется нам не очень плодотворным, если только речь снова не идёт о попытке лишить легитимности претензии абхазской стороны. Такой подход уже был подвергнут нами критике. Точка зрения грузинской

стороны находит своё подтверждение только в специально отобранных источниках. В случае же привлечения широкого круга источников формируется более сложная, отчасти амбивалентная картина.

Что же касается рассмотрения Большого террора, прежде всего важным является то обстоятельство, что в 1930-е годы в сознании населения, в своём большинстве неграмотного, ещё была жива память о процессах конца XIX – начала XX века. Здесь речь идёт о региональных процессах ассимиляции, массовой эмиграции абхазов и миграции на территорию Абхазии мегрелов, а также представителей других национальностей (армян, греков). Таким образом, у обеих сторон формировалось осознание конфликта за господство в Абхазии, который развивался в тесном контакте с событиями Гражданской войны в 1918–1921 гг. и спором вокруг административно-территориального статуса Абхазии. Абхазы расценивали сложившуюся ситуацию как угрозу их ведущей роли в регионе, в свою очередь центральное правительство Грузии стремилось превратить Абхазию в неотъемлемую часть Грузии. Мы полагаем, что эти процессы, протекавшие параллельно, нашли своё отражение в массовых репрессиях Большого террора.

Д. Гамахария: Авторы умалчивают о том, что ССР Абхазия изначально была создана временно – до созыва съезда советов, а не на вечные времена. С подобным статусом по всей России существовало не одно образование (Донская Советская Республика, Черноморская Советская Республика, Кубанская Советская Республика, Кубано-Черноморская Советская Республика и т. д.), о которых сегодня никто не помнит. Следовательно, статус Абхазии не был уникальным.

Авторы: Здесь имеется двойное различие. Во-первых, в отличие от названных рецензентом эфемерных административных образований, прекративших своё существование сразу же после окончания Гражданской войны, Абхазия вплоть до 1931 г. фигурировала в официальных документах в качестве ССР. Во-вто- рых, такое особое положение, в том числе нашедшее своё выражение в кадровом составе республиканских органов власти, было тесно связано с этническим («национальным») характером Абхазии, в отличие от вышеназванных республик, в которых доминировали русские. Сохранение статуса ССР, на который Абхазия с её 200-тысячным населением, лишенная городов и индустрии, едва ли могла претендовать, неразрывно связано с опи-

сываемым нами конфликтом между абхазами и грузинами, важность которого для Большого террора мы здесь постулируем.

Д. Гамахария: Абхазия входила в состав Закавказской Федерации только через Грузию, а не непосредственно.

Авторы: Это совершенно верное утверждение, которое мы нигде и никоим образом не пытались оспорить. Дословно мы пишем следующее:

«Республика получила особый статус, после того как в 1921 г. она официально была объявлена Советской Социалистической республикой Абхазия, хотя фактически она не соответствовала этому статусу, входя в состав Грузинской ССР и являясь частью Закавказской Социалистической Федеративной Советской республики. Эта аномалия или амбивалентность – Советская Социалистическая республика как государство, входящее в состав другой Советской Социалистической республики – была частично скорректирована уже в конце всё того же 1925 г., когда произошло первое понижение статуса Абхазии – до уровня Договорной ССР, Абхазской ДССР. Это означало, что речь идёт о советской республике, имеющей особые отношения с Грузией, регулировавшиеся специальными договорами. Но и этот статус, как и предыдущий, был уникальным в своём роде, Абхазия была единственной “договорной” республикой в составе Советского Союза».

Необходимо ещё раз подчеркнуть, что Абхазия по причине своей незначительной территории фактически ещё меньше подходила на роль Советской Социалистической Республики, чем Карело-Финская ССР 1940–1955 гг. Сохранение этого несоразмерно высокого статуса, как и в случае с Карелией, можно объяснить только политическими мотивами в рамках советской национальной политики. То, что Абхазия никогда не могла выступать в роли четвертой равноправной республики из числа республик, входивших в состав ЗСФСР, совершенно очевидно. Но и особый (уникальный) статус Абхазии (см. конституцию 1925 г.) также едва ли может быть оспорен.

Д. Гамахария: Авторы говорят о понижении статуса Абхазии

в1921 и 1931 годах, однако ни словом не обмолвились о том, что

вКонституции СССР 1924 года она зафиксирована как автономная республика, которая в центральном законодательном органе

СССР была представлена на уровне негосударственного образования – автономной области.

Авторы: В Конституции Грузинской ССР 1922 г. Абхазия именуется Абхазской ССР. Точно так же в Конституции Абхазии 1925 г. речь идёт об Абхазской ССР. Напротив, в Конституции СССР 1924 г. Абхазия именуется «автономной» республикой наравне с Аджарией. Такое положение вещей хорошо укладывается в нашу концепцию амбивалентного положения Абхазии. В результате мы не видим здесь какого-либо противоречия с нашей позицией, но мы охотно включили соответствующее упоминание в текст книги.

Д. Гамахария: Фантазией авторов является утверждение, что ССР Абхазия имела право непосредственного обращения в центральные органы СССР. Даже в 1921 году, до установления с Грузией договорных отношений, Абхазия не имела права обращения даже в правительство РСФСР.

Авторы: Здесь, очевидно, речь идёт о недоразумении. Мы нигде не писали о том, что Абхазия «имела право непосредственного обращения в центральные органы СССР», минуя промежуточные инстанции в лице Грузинской ССР или Закавказской СФСР. Мы лишь подчёркивали, что в результате личных контактов, в первую очередь Лакобы, имелись неофициальные возможности такого рода, как «напрямую апеллировать к Москве и вести политическую линию, независимую от Грузии». В 1978 г., в преддверии принятия «брежневской» конституции, Абхазия также не имела каких-либо «прав», позволявших ей непосредственно обратиться к руководству СССР, и, тем не менее, ей удалось добиться того, чтобы Москва отправила высокопоставленных функционеров, с целью достижения компромисса между интересами Грузии и Абхазии, невзирая на вопросы «формальной компетенции» (как и в 1988 г. в случае с Нагорным Карабахом).

Д. Гамахария: Необходимо тщательно перепроверить статистику репрессий, которой оперируют авторы, занимающие крайне тенденциозную позицию; они фальсифицируют историю, имея конечной целью оправдание «независимости» Абхазии.

Авторы: Мы решительно отклоняем любое обвинение в манипуляции данными в политических целях.

Д. Гамахария: Говоря о замене латинского алфавита грузинским, авторы умалчивают о том, что реформа алфавита проводилась по всему СССР в целях унификации письменностей «автономных национальностей» с письменностями государственных языков соответствующих союзных республик.