Arendt_Kh_Vita_activa_ili_o_deyatelnoy_zhizni

нов, ибо общество всегда требует от тех, кто к нему вообще при­ надлежит, чтобы они поступали как члены одной большой се­ мьи, в которой должен царить только единый взгляд на вещи и только единый интерес. До новоевропейского распада семьи этот единый интерес и отвечающее ему воззрение на мир име­

ли своего представителя в хозяине дома, чье господство пре­

пятствовало разброду мнений и конфликту интересов в лоне семьи 34. Примечательное совпадение расцвета общества с па­ дением семьи ясно указывает на то, что общество своим воз­ никновением среди прочего обязано тому, что семью поглоща­ ли группы, которые оказывались всякий раз ей социально от­ вечающими, т. е. с которыми она находилась на приблизитель­ но том же житейском уровне. Равенство между членами обще­ ства не имеет вследствие этого ровно ничего общего с равен­ ством равночестности, общением-с-себе-подобными, известным нам от классической древности как условие политического; оно напоминает скорее равенство всех членов одного семейства под деспотической властью главы семьи; разве что только потреб­ ности в таком господстве, осуществляемом одиночкой, пред­ ставителем общих интересов и единогласного мнения, внутри общества не было, коль скоро здесь естественно возросшая сила семейных интересов через простое суммировение многих се­ мей в одну группу невероятно возросла. Единоличного господ­ ства здесь действительно уже не требовалось, потому что сама же ударная сила общего интереса вставала на его место. Кон­ формизм каким мы его знаем, когда полное единодушие дости­ гается среди полной добровольности, есть лишь заключитель­

ная стадия этого процесса.

Правда, монархический принцип единовластия, которое в античности считалось типической формой организации хозяй­ ства, внутри современного общества - которое, каким мы его

сегодня знаем, уже не имеет, как на начальных стадиях своего

развития, своей идеальной формой дворцовое хозяйство абсо­ лютной монархии, - изменился в том отношении, что в обще­ стве как раз никто господствует или правит. Однако этот н и к - т о, а именно гипотетическое единство экономических обще-

34 Хорошей иллюстрацией здесь служит замечание Сенеки, кото­ рый, обсуждая полезность высокообразованных рабов (знающих клас­ сиков наизусть) для по-видимому порядком невежественного госпо­ дина, комментирует: "Что знают домочадцы, знает хозяин" (Письма

к Ауцилию 27, 6, цит. по: Barrow, Slavery iп the Roman Empire, р. 61).

54 Вторая глава: Пространство публичного и сфера частного

ственных интересов, как и гипотетическое единодушие расхо­ жих мнений в салонах хорошего общества, правит не менее

деспотично оттого, что не привязан ни к какому конкретному лицу. Феномен господства этого н и К т о нам слишком уж хо­ рошо известен по .лпциахьнейшему" из всех государственных формирований, бюрократии, которая не случайно на последней

стадии национально-государственного развития приходит к

господству, а именно в процессе развития, начало которому

было положено абсолютной монархией просвещенного деспо­ тизма. Господство обезличенного н и к т о настолько не озна­ чает отсутствия господства, что при известных обстоятельствах способно оказаться одной из самых мрачных и тиранических форм правления.

Решающим для этих феноменов является в конечном счете лишь то, что общество на всех своих стадиях развития точно так же, как прежде сфера домохозяйства и семьи, исключает действие в смысле свободного поступка. Его место занимает поведение, которое в различных по обстоятельствам формах общества ожидается от всех его членов и для которого оно пред­ писывает бесчисленные правила, все сводящиеся к тому чтобы социально нормировать индивидов, сделать их социабельны­ ми и воспрепятствовать спонтанному действию, равно как вы­ дающимся достижениям. Для Руссо дело идет пока еще о сало­ нах хорошего общества, чьи условности отождествляют инди­ вида с положением, которое он занимает в социальной иерар­ хии. Для этого отождествления личности и общественного по­ ложения относительно безразлично, осуществляется ли оно в рамках полуфеодального общества, где социальное положение совпадает со ступенью иерархии, или в классовом обществе де­

вятнадцатого столетия, где задавали тон звания, или наконец в

современном массовом обществе, в котором речь идет уже толь­ ко о функциях внутри социального процесса. В массовом обще­

стве изменилось разве что только то, что теперь отдельные со­

циальные группы, возникшие из распада семьи, разделяют судь­

бу этой исконнейшей общественной ГРУППbl, семьи; ибо как

социум некогда проглотил семью, так в нашем столетии массо­

вое общество в конечном счете всосало в себя и нивелировало социальные классы и группировки. В массовом обществе соци­

альное в ходе векового развития достигло наконец точки, ког­

да все члены того или иного коллектива одинаково скованы и с

равной силой контролируются. Массовое общество демонстри­ рует победу социальности вообще; оно являет собой ту стадию,

когда стоящих вне общества групп проcrо уже нет. Нивелиров­ ка же свойственна общеcrву при любых oбcrоятельcrвах, и по­ беда равенства в современном мире есть лишь политическое и юридическое признание того факта, что социум овладел сфе­ рой публичной открытcrи,, причем автоматически всякая от­ личительноcrь и особность становится частной принадлежнос­

тью отдельных индивидов.

Эта современная эгахигарносгъ, которая опирается на при­ сущий всякому обществу конформизм и возможна лишь по­ скольку поведение в иерархии человеческих связей заступило

на место поступка, во всех аспектах отличается от равенава,

каким мы его знаем из античности и прежде всего через гре­ ческие города-государава. Принадлежать к числу, всегда ма­ лому, "равных" (011-0101) значило тогда, что человек может про­

водить свою жизнь среди равных по достоинству, что само по

себе уже считалось привилегией; но полис, а crало быть само публичное пространcrво, было местом сильнейшего и ожесто­ ченнейшего спора, в котором каждый должен был убедитель­ но отличить себя от всех других, выдающимся деянием, сло­

вом и достижением доказав, что он именно живет как один из

"лучших" (aiev G.elo-reuelv)35. Другими словами, открытое, пуб­ личное пространство было отведено именно для непосредствен­ ного, для индивидуальноcrи; это было единственное меао, где каждый должен был уметь показать, чем он выбивается из по­ средсгвенности, чем он на деле в своей незаменимоcrи являет­ ся. Ради этого шанса достичь необычайного и видеть подобные досгижения, из любви к политическому самостоянию гражда­ не полиса более или менее с охотой брали на себя свою чаcrь

судопроизводcrва, защиты, управления государавом - груз и тяготу не социальной рутины, а государственных дел.

На том же конформизме, которого требует социум и с помо­ щью которого он организует поступающих людей в поведен­

ческие группы, покоится и наука, шедшая следом за возникно­

вением социума, а именно политическая экономия, чьим важ­ нейшим техническим инcrрументом является статистика, где подрасчетность человеческих реакций подразумевается уже сама собой. Конечно, экономические теории сущеcrвовали и до

35 alfll aeuгrsvslv ха; tme/eOXOII ёfJ4J-svаl i1JJ..ШII, Илиада УI 208 "все­ гда быть первым и преобладать над осгахьными" - главная забо­ та гомеровских героев, а Гомер был все-таки "воспитатель всей Эллады".

56 Вторая глава: Пространство публичного и сфера частного

начала Нового времени, но они принадлежали к областям эти­ ки и политики, где не играли сколько-нибудь важной роли, причем исходили из предпосылки, что и в хозяйственных де­ лах люди все равно остаются еще действующими, поступающи­ ми существами. Свою заявку на научность подобные экономи­ ческие теории вообще смогли выдвинуть лишь когда социум достиг поведенческого единства, чьи формы стало теперь воз­ можно исследовать и унифицируя систематизировать, посколь­ ку все диссонансы стало можно заносить на счет отклонений от значимой в обществе нормы и потому списывать как асоциаль­ ные или аномальные 36.

Законы статистики значимы везде там, где на сцену высту­ пают очень большие числа или очень долгие отрезки времени; глядя со статистической точки зрения, деяния или события в их уникальности остаются просто отклонениями или колеба­ ниями. Однако эта статистическая точка зрения по-своему оп­ равданна, коль скоро деяния или события по самой своей сути редки и всегда выделяются на фоне повседневности, всегда поддающейся вычислению. При этом забывают только, что эта самая повседневность почерпает для себя свой смысл не из по-

36 "Наука" политической экономии существует лишь с Адама Сми­ та, для экономических учений канонистов хозяйствование .искусст­ во', а не наука (см. WJ. Ashley, ор. сп., р. 379 t1'.). Классическая поли­

тическая экономия уже предполагает, что человек, насколько он во­

обще занят активной деятельностью, действует исключительно в соб­

ственных интересах и повинуется только одному инстинкту, инстин­ кту приобретения. Введение у Адама Смита некой .лгевидимой руки, которая достигает цели никем не ставившейся", ясно показывает, что даже и такой минимум инициативы все еще содержит слишком много непредвиденных и неподрасчетных факторов и потому неподъемен для науки. Маркс редуцировал затем необозримое множество част­

ных интересов к классовым интересам, а эти классовые интересы ограничил далее двумя основными классами, капиталистами и рабо­ чими, так что ему в своей науке приходилось иметь дело только с одним единственным конфликтом, в то время как классическая эко­ номия не могла стать научной, потому что увязала во множестве взаимопротиворечивых конфликтов. Марксова система смогла дос­ тичь немысхимой у его предшественников ранее согласованности и связности потому, что Маркс поставил в средоточие своих рассмот­ рений "обобществленного человека", который в еще намного мень­ шей мере способен к поступку и к собственной инициативе чем "эко­ номический человек" классической и либеральной науки о народном хозяйстве.

58 Вторая глава: Пространство публичного и сфера частного

вещи, которыми персидская цивилизация отличалась от гре­ ческой.

Что бы поэтому ни выдвигалось против бихевиоризма и его теории поведения, трудно отрицать его релевантностьдля дей­ ствительности, в которой мы живем. Чем больше людей нали­ цо, тем более верными становятся его "законы" ведения себя, behavior, т. е. тем более правдоподобным кажется, что люди действительноследуютобычнымлиниям поведения, и тем ме­ нее правдоподобным- что они станут хотя бы просто терпеть тех, кто поступает иначе. Статистически это может сказаться в нивелировании отклонений и колебаний, в действительности же даст о себе знать в том, что поступок будет иметь все меньше перспектив остановить растущий разлив поведенчества и со­ бытия утратят свое значение, так что им уже не удастся преры­ вать и озарять своим светом историческое движение. В самом

деле, статистическое причесывание исторических процессов под

одну гребенку давно уже перестало быть безвредным научным идеалом; это с уже давнего времени скорее открытый полити­ ческий идеал коллектива, который ничего не желает знать кроме "счастья" обыденного существования и потому по пра­ ву ищет и находит в социальных науках "истины", отвечаю­ щие его собственным экзистенциальным привычкам.

Для униформированного поведения, поддающегося стати­ стическому просчету и потому научной дефиниции, либераль­ ная гипотеза автоматической гармонии интересов в духе клас­ сической национальной экономии едва ли является достаточ­ ным объяснением. Не Марксу в первую очередь, но самим же либеральным экономистам-теоретикам пришлось ухватиться за "коммунистическую фикцию" и говорить об интересе общества как такового, ведущем "невидимой рукой" (мам Смит) всех людей в их социальном поведении и так постоянно восстанав­ ливающем гармонию противоборствующих интересов37. Разни-

37 Одна из главных заслуг Мирдаль (ор. cit., р. 54, 150) сосгоит в демонстрации того, что именно либеральный утилитаризм, а не со­

циализм первым "оказался загнан в несосгоятельную .коммунисти­

ческую фикцию' относительно единства общества" и что эта "фикция" присуща большииству сочинений экономистов. Мирдаль показыва­ ет, что политэкономия только тогда может быть наукой, когда исхо­ дит из гипотезы, что все общество как целое повинуется одному един­ сгвенному интересу. За либеральной презумпцией гармонии интере­ сов стоит всегда .лсоммунистическая фикция" единого основополага­ ющего интереса, который тогда и опознают в таких общих понятиях

ца между Марксом и его предшественниками была только та, что он, так же всерьез принимая факт противоборства интере­ сов, как и научную гипотезу тайно в корне этого противобор­ ства залегающей гармонии, оказывался только более последо­ вательным, когда извлекал отсюда верный вывод, что "обоб­ ществление человека" автоматически приведет к гармонизации интересов; подобно тому как его предложение учредить в дей­ ствительной жизни "коммунистическую фикцию", лежавшую в основе всех экономическихтеорий, от учений его предшествен­ ников отличалась прежде всего большей отвагой. Маркс не по­

нимал - и в свою эпоху вряд ли мог понять, - именно того,

что зародыши коммунистического общества уже наклевывались в реальности единого национального хозяйствования и что его полное развертывание саботировалось не столько теми или иными классовыми интересами, сколько монархической струк­ турой национального государства, уже тогда устарелой. На пути "ГАаАКОГО" функционирования социума стояли помехой еще некоторые традиции, а именно позиция "отсталых" классов. С точки зрения социальности дело тут шло лишь об интерфе­ рирующих факторах, сковывающих развитие "общественных сил"; они в известной мере были гораздо фиктивнее и дальше отдействительности чем гипотетическая научная "фикция" кол­ хективного интереса общества в целом.

Везде, где общество полностью развивается и одерживает победу над всеми другими, асоциальными элементами, оно с необходимостью порождает, хотя и в различных формах, по­ добную "коммунистическую фикцию", отмеченную тем, что в ней действительно правит "невИ,4ИМая рука", что ее господин н и к т о. Тогда в самом деле на место государства и управления

выступает голое мминистрирование, совершенно верно пред­

сказанное Марксом как "отмирание государства", хотя он оши­ бался, полагая, что только революция способна привести этот процесс к победе, и еще более роковым образом ошибался, веря,

как "всеобщее благосостояние" или "commonwealth". Либеральная экономиятаким образомвсегдаследовала"коммунистическому"иде­ алу, а именно "интересуобществавообще" (р. 194-195). Все цепляет­ ся за то, что понятие общества вообще "сводится к тому что социум воспринимаетсякак один единый субъект. Это однако концептуаль­ но прямо-таки непредставимо.Когда мы пытаемся представитьсебе обществотакимобразом,мы уже абстрагировалисьоттогосуществен­ ного обстоятельства, что общественнаядеятельность есть результат целеполаганиймногих индивидов" (р. 154).

60 Вторая глава: Пространство публичного и сфера частного

будто окончательная победа социальности в конечном счете приведет к "царству свободы" 38.

Чтобы оценить размах победы социальности в Новое вре­ мя, - начавшейся с того, что поступок был вытеснен поведе­ нием, и приведшей к замене личной власти бюрократией, в которой господствует н и к т о, - следует обратить внимание,

что поведением и его законами первоначально определялись лишь экономические науки, стало быть лишь ограниченная сфера человеческой деятельности, но затем через сравнитель­ но краткий промежуток времени общественные науки пошли по следам политэкономии и теперь со своей стороны подобно поведенческии наукам сознательно ставят себе целью редуци­ ровать человека во всей его деятельности до уровня всесторон­ не обусловленного и определенным образом ведущего себя живого существа, стремясь понять его в таком качестве. Если политэкономия есть наука социума в начальной стадии, когда

его правила поведения признаны лишь определенными слоя­

ми населения и лишь для определенных видов деятельности,

то возникновение .лтоведенческих наук" знаменует конечную стадию этого развития, на которой массовое общество овладе­

ло всеми группами населения страны и социальное поведение

стало масштабом для всей жизни одиночки.

С самого рождения социума, т. е. с тех пор как частное хо­ зяйство и требующееся в нем хозяйствование стали делом госу­ дарства, эта новая обхасть отличается от более давних сфер частного и публично-открытого неодолимой тенденцией к экс­ пансии, постоянным ростом, который С самого начала грозил заглушить старейшие сферы политического и приватного, рав­ но как в конце концов и новейшую область интимного. На про­ тяжении трех веков мы можем наблюдать этот процесс роста в

его постоянном ускорении, и основание для этого поистине

весьма примечательного феномена нарастания заключается в том, что через социальность сам процесс жизни в его разнооб­ разнейших формах был введен в пространство публичного. Область частного хозяйствования была Сферой, осуществляв­ шей заботу о жизненных нуждах, об индивидуальном выжива­ нии, равно как о продолжении рода, гарантиях жизни. До от-

38 Блестящее изложение этого обычно упускаемого аспекта Мар­

Landshut 5., Die Gegenwart im Lichte der Marxschen Lehre (Jahrbuch Пiг Wirtschaftsund Gesellschaftspolitik, Bd. 1. Hamburg, 1956).