Arendt_Kh_Vita_activa_ili_o_deyatelnoy_zhizni
.pdf222 |
Четвертая глава: Создание |
быть прерван, если он хочет так видоизменить помысленное, чтобы оно стало пригодно для письменно-овеществляющего представления. Мышление подобно жизни, им сопровождае мой, в качестве деятельности бесконечно, и на вопрос, имеет
ли смысл думать, точно так же нет ответа как и на вопрос, име
ет ли смысл жить. Мыслительные ходы пронизывают совокуп
ность человеческого существования; всякая, даже примитиввей шая человеческая жизнь как бы пропахана ими, и это мышле
ние не имеет ни начала ни конца, кроме начала, заданного рож дением, и конца, заданного смертью. Думать поэтому никоим образом не специфическая привилегия homo [аЬег'а, хотя раз
мышлением вдохновленаего высшая продуктивностьв мире;
однако в этом высшем творчестве, на какое он способен, на столькоэмансипировавшемсяот использованияи потребления, что оно создаетбесполезныевещи, он как бы вырастаетвыше самогосебя и вышевсехчисточеловеческихпотребностей,слов но можетобойтисьбез стимуламатериальныхили интеллекту альных влечений,словнодля служениямиру не нуждаетсяни в естественномтяготениик мирскимблагам, ни в специфичес ки человеческойжажде знания о мире. Познание, напротив,
во всех, а не только в духовныхили художественныхпроцессах созданияиграетисключительнуюроль. С созданиемоно имеет то общее, что является процессомс определеннымначалом и концом, полезность которого поддается контролю и который
определенноне достигаетцели, если не приводитк желаемому
результату, как деятельностьстоляра не достигает цели, если
производитдвуногийстол. Роль, какую познаниеиграет в на уках, принципиальноне отличаетсяот ее функциив создании;
инаучные результаты, достигаемые познанием, можно как
любуюдругуюовеществленнуюпродукциюдобавитьк челове
ческому миру и упорядочитьв нем.
Что касаетсяспецифическиинтеллектуальныхдеятельнос тей, то деятельностьлогического рассудка следует опять же
отличать как от мышления, так и от познания, а именно по
скольку она не нуждается для своего развертыванияни в жи
вом опыте, как мышление,ни в предданномпредмете, как по
знание. Как дедукция из аксиом, как подведениеодиночного под общие правила, так и, наконец, различные технические приемы, какими рассудокможетсплетатьсловно бы из самого себя цепи стройных умозаключений,суть деятельности,в ко торых человеческий мозг развертываетсвоего рода "силу", очень подобную рабочей силе, возникающей из обмена веществ
§ 23 Постоянство мира и художественное произведение 223
человека с природой. В противоположность как мысли, так и познанию интеллигенция, полагающаяся на логику, есть соб ственно природвый феномен силы и потому поддается измере нию тестами интеллектуальных способностей точно так же, как телесную силу можно измерить с помощью какой-то другой аппаратуры. Законы, каким подчинены логические процессы,
суть природные законы, в конечном счете не зависящие ни от
чего другого, кроме как от структуры человеческого мозга, где
они укоренены. Все собственно логическое обладает для чело веческого мышления принудительностью, не допускающей от клонений, - во всяком случае, пока мозг функционирует нор мально. Но эта принудительность, с какою рассудок властвует
над мыслью, ничем не отличается от принудительности, с ка
кою тело подчиняет человеческую жизнь своим нуждам. Будь человек действительно animal rationale, отличайся он от дру
гих животныхлишь интеллектуальнымпревосходством, тогда
новые электронные машины, невероятно увеличивая интеллек
туальную силу, были бы по сути гомункулами, за каковых изоб ретатели иногда и пытались их принимать. В действительнос
ти и эти машины по существу не делают ничего сверх того, что
машины делают всегда: они заменяют, усиливают и улучшают
физические усилия человека, его рабочую силу, силу его муску лов или силу его мозгов. И принцип, по которому они функци онируют, это добрый старый принцип разделения труда, раз биение более сложных операций на простейшие составные ча
сти, скажем, напр., редукция умножения к составляющим его
операциям суммирования. То, что придает привлекательность
разделению труда, а именно повышение результативности труда через ускорение, и здесь тоже решающий фактор; разве что в
этих умных машинах скорость, темп, с каким протекают логи
ческие или счетные процессы, так чудовищно возрастает, что
от старых, чисто человеческих ускоряющих трюков, как напр. от умножения, со своей стороны служившего лишь для ускоре
ния процессов суммирования, можно отказаться.
Единственное, что доказывают компьютеры, гигантски раз
росшисся счетные машины, так это неправоту семнадцатого
века, полагавшего вместе с Гоббсом, что рассудок, а именно способность к умозаключению - reckoning with consequences, - есть высшая и чеховечнейшая из всех человеческих спо собностей, и правоту девятнадцатого века с его философией тру да и жизни - с Марксом, Бергсоном и Ницше, - принимав шего рассудок просто за функцию жизненного процесса, а саму
L
224 |
Четвертая глава: Создание |
жизнь соответственноза нечто "более высокое" чем рассудок. Вплотьдо сегодня очень стойкая, главнаяошибкаэтого ново европейскогопериодабыла конечнов его вере, будто мышле ние и познаниеимеютсвой подлинныйисточникв этих психи ческих функцияхснабженногоинтеллектомживого существа. Совершенноочевидно,что эти укорененныев мозгуинтеллек туальныепроцессынастолькоже безмирны,т. е. настолькоже не в состоянии воздвигнутьмир, как другие физические про
цессы, которымижизнь приневоливаетчеловека,принудитель
ные процессыработыи потребления.
Самое кричащее внутреннее противоречиеклассической политическойэкономии,нередкопривлекавшеек себе внима
ние, состоитв том что сами теоретики,так гордившиесясвоим
последовательноутилитаристскиммировоззрением,в душе таи
ли отчетливоепрезрениек плоскойполезности,проявлявшее ся в том, что на производствочистопотребительскихблаг, т. е.
самого полезногоиз всего что есть, они всегдасмотрелисверху вниз как на нечто второразрядное.Не полезность,а устойчи вость и долговечностьбыли масштабами,прилагавшимисяими
кдействительностив целяхопределенияпроизводительности.
Иэто означаетлишь, что они все еще в смысле homo faber'a
ориентировалисьна мир с его вещественностью,а не относи
ли, как animal laborans, всякую деятельность к жизни и к ее нуждам. Правда, устойчивостьповседневныхпредметовупот ребления относительна, она лишь слабый отсвет той устойчи вости, котораядаетвеками существоватьявственнейшимноси
телям мира, художественнымпроизведениям;однако и эта от носительная устойчивость всякой вещи как таковой есть тоже производное той всё переживающей долговечности, которая для Платона была чем-то божественным, ибо граничащим с нетленностью. Во всяком случае именно это свойство опреде ляет облик вещи, ее формы проявления в мире, будучи поэто му предпосылкойтого что она можетявляться нам прекрасной или безобразной. При этом конечно собственнооблик для по вседневноупотребляемыхпредметовиграетнесравненномень шую роль чем для изъятых из употребленияхудожественных вещей, и попытки современного художественного промысла изготовлять предметы употреблениятак, словно они художе ственныевещи, имеютпорядкомбезвкусицына совести. Одна
ко зерно истины, скрывающееся за этими усилиями, заключе но в том неоспоримомфакте, что все, существующеедостаточ
но долго чтобы быть воспринятымкак форма и образ, просто
§ 23 Постоянство мира и художественное произведение 225
не может не выставлять себя на суд, затрагивающий не только его функцию, но также и его облик; и пока мы не лишаем себя насильственно зрения, соотв, не лишаем себя насильственно
ориентиров, значимых для зримого, мы не можем не судить
обо всем вещественном также и по тому, красиво оно, безобраз
но или где-то посредине.
Поскольку все сущее также и является, а являться без при сущего ему облика не может, нет такой вещи, которая не выхо дила бы за рамки голой употребимости и не имела бы какого то существования за пределами своей функции. Это неверно только в отношении продуктов потребления, которые зато ни когда и не входят в собственный мир вещей, ибо предназначе ны для поглощения и приготовлены для потребления. (Здесь поэтому всякое усилие сделать их "красивыми" неизбежно при
ведет к китчу, причем китч заключается в том, что такая "кра
сота" призвана работать на возбуждение аппетита, что проти
воречит существу прекрасного, которое как раз противится вся
кому захвату и там, где оно вполне выступает в явхенность, вос
прещает всякое обхождение с воплотившим его предметом.) Лежащая за пределом всякого функционирования такость вещи есть ее красота или безобразие, и эта такость, в отличие от фун кции, связана вообще с явхенностью и тем самым со ЗрИМОL'ТЬЮ в публичном мире. Коль скоро предмет вообще входит в мир вещей, он уже трансцендирует сферу голой целесообразности, прерывает, как бы на свой страх и риск, диктуемый человечес кой употребимостью прогресс целей ad infinitum. В этом мире вещей мерилом удачности вещи уже не можетбыть ее простая полезность,как если бы безобразныйстол выполнялсвою фун кцию ничуть не хуже "прекрасного"; здесь его совершенство зависитот облика. И облик этот, говоря на языке Платона, есть не что иное как возможное соответствие или приближение к эйдосу или к идее, к предносящемусяобразу, маячившемуперед
внутренним оком создателя когда он изготовлял предмет, уже
существовавшемув этом качестве до начала процесса изготов
ления, продолжающемусяпосле его завершенияи переживаю
щему даже исчезновениеот изнашиванияили разрушенияпред
мета, изготовленногопо его подобию.Таким образом все полу чившее облик и оформленноеускользаетв своей такости,даже когда служит для употребления, от чисто "субъективных" по требностейтех, чьим целям оно служит, вступая в определяе мый "объективными" масштабами мир предметного, где не только елужит для употребления, но и определяет собою об-
8 Зн~. 3078
226 |
Четвертая глава: Создание |
лик, специфическое качество вещного окружающего мира, в
котором движется человеческая жизнь.
Окружающий мир человека есть вещный мир, воздвигае мый для него Ьото [аЬег'ом, и свою задачу, быть родиной смер тному существу, он способен исполнить лишь в той мере, в ка кой его постоянство способно устоять среди вечно-изменчивой подвижности человеческого существования и всякий раз ее пе
реживает, т. е. поскольку он трансцендирует не только чистую
функциональность продуктов, произведенных для потребления, но и голую полезность предметов употребления. Как обмен веществ с природой, т. е. биологический жизненный процесс, который общ человеку со всем живым, осуществляется в трудо вой деятельности, так специфически человеческая жизнь, от резок времени, отведенный между рождением и смертью, осу
ществляется в деятехьностях поступка и речи, которые все-таки
имеют с жизнью то общее, что и они сами по себе тоже летучи и преходящи. Ибо будь человек сколь угодно "красноречив в сло вах, в деяньях крепок", ни слова ни дела не оставят никакого
следа в мире, ничто не засвидетельствует о них, когда пролетит
краткое мгновение, в продолжение которого они как буря, ветр или вихрь пронеслись через мир и потрясли сердца людей. Без инструментов, изобретаемых Ьото [аЬеl"ОМ для облегчения труда и сокращения рабочего времени, человеческая жизнь не могла бы быть ничем кроме тягот и труда; без постоянства мира, более долговечного чем отпущенный смертным срок на земле, человеческие поколения были бы как трава, а все великолепие земли как цветение этой травы; и без тех же созидающих ис кусств Ьото [аЬег'а, но теперь уже на их высшем уровне в пол ноте славы их чистейшего развертывания у поэтов и историог рафов, без искусства образотворчества и повествования то един
ственное, что говорящие и поступающие люди в состоянии пре
поднести как продукт, а именно история, в какую преврати
лись их поступки и слова, сделав ее пригодной для повествова ния в качестве истории, никогда не смогла бы так запечатлеть ся в человеческой памяти, чтобы сделаться частью мира, оби тели людей. Поскольку однако слово и поступок суть высшие и человечнейшие занятия внутри vita activa, мир есть действи тельно отечество для смертных людей лишь в той мере, в ка кой он обеспечивает для этих мимолетнейших и напрасней ших занятий надежное место, делаясь пригодным для сбере жения в нем занятий не только вполне бесполезных для жиз
ненного процесса как такового, но и имеющих принципиально
§ 23 Постоянство мира и художественное произведение 227
иную природу чем разнообразные созидательные искусства, какими произведен мир как таковой и все вещи в нем. В этом аспекте дело уже едва ли идет о выборе между Платоном и Про тагором и о решении, человек или Бог есть мера всех вещей; ибо во всяком случае ясно, что мера мира не теснящие жизнен ные нужды, дающие о себе знать в труде; не найти ее и в цар стве средств и целей, решающем в деле изготовления вещей мира и диктующем также употребление, какое мы из них дела
ем.
ПЯТАЯ ГЛАВА
ДЕЙСТВИЕ
Аа sогrоUlS сап Ье Ьоте ij'you put а1.ет into
а story 01' tell а story about them '.
Isak Dinesen
Nam in ornniactione principalite1' intenditu1' аЬ agente, sive necessitate паиаае sive ио [ипгапе agat, p1'opгiaт similitudunem expli- сале; unde fit qиоd отпе agens, in qиаntит huiusmodi, delectatur, quia, сит отnе quod est appetat suum еязе, ас in agendo agentis esse quodammodo mnplietur, sеqиitи1' de nе cessitatedelectatio... Nihil igitu1'agit nisi tale existeпs quale patiens fieгi debet".
Dante
24 Раскрытие личности в действии (nостуn'/{е) и слове
Факт человеческого плюрализма, основополагающее усло вие поступка, равно как и речи, проявляется двояким образом, как однородность и как разность. Без однородности не было бы никакого взаимопонимания среди живых, никакого пони
мания мертвых и никаких планов относительно мира, населен
ного уже не нами, но все-таки еще подобными нам. Без разно сти, без абсолютного отличия каждой личности от любой дру гой, какая есть, была или будет, для взаимопонимания не было бы нужды ни в языке ни в поступке; знаков и возгласов хвати-
* Любое горе переносимо. если включить его в историю или рассказать историю о нем.
** Прежде всего и главным образом во всяком действии деятель, дей ствует ли 0'1/. по природной необходимости или по своей воле, развертывает
некое подобие самого себя; отсюда получается 'tlnO всякий деятель в каче
стве таковогонаслаждается,потому'что, коль скоро все сущеестремится
быть, а в действиибытие деятеля 'Неким образомрасширяется,действие необходимо сопровождается наслаждением... Действует, следоватеяьно, всегда только нечто уже существующее такого рода, каким должен стать объект действия (Монархия 1 13, 1-2).
§ 24 Раскрытие личности в действии и слове |
229 |
ло бы чтобы при нужде указать другому на одинаковые у всех, всегда остающиеся тождественными потребности и нужды.
Разность и особность не одно и то же. Особность или инако вость, удивительное свойство alteritas, свойственное всему су щему как таковому и причисленное поэтому средневековой философией к универсалиям, означает правда разнообразие вообще и является причиной почему мы не можем дать дефи
ницию иначе как различая и почему всякое определение выра жает одновременно некое отрицание, расподобление; но эта абсолютновсеобщая особность, показываюшая,что мы вообще
постигаем сущее лишь во множественном числе, дифференци руется уже в многосложности органической жизни, чьи при митивнейшие формы демонстрируют такую вариативность и разнообразие,какие намного богаче простой инаковости. Сре
ди них опять же только человеку присуще активно доводить
это разнообразие до выраженности, отличать самого себя от других и в конечном счете выделять себя из них, чтобы сооб
щать миру не просто что-то - голод и жажду, расположение,
отвращение или страх, - но во всем этом всегда также и само
го себя. В человеке особность, разделяемая им со всем сущим,
и разность, разделяемая им со всем живым, становится уникаль
ностью, и человеческое многообразие есть множество, имею
щее то парадоксальное свойство что каждый из его участников
по-своему уникален.
Речь и действие суть деятельности, в которых выступает эта уникальность. Говоря и действуя, люди активно отличают себя друг от друга вместо того чтобы просто быть разными; они мо дусы, в каких раскрывает себя сама человечность. Это актив
ное выступание-в-явленность принципиально уникального су
щества покоится, в отличие от явления человека в мире при рождении, на некой инициативе, которую он сам предприни мает, однако не в том смысле что для этого требуется какое-то особое решение; человек не может совершенно обойтись без
речи и поступка, что опять же не распространяется ни на ка
кую другую деятельность внутри vita activa. Работа может быть сколь угодно важной чертой человеческого обмена веществ с природой, но это не значит что всякий человек обязан и рабо тать; он прекрасно может заставить работать за себя других, никакого ущерба его человеческому бытию оттого не случится. И точно то же относится к созданию, поскольку прекрасно мож но использовать мир вещей и наслаждаться им, не создав само му в добавление к его многосложному богатству ни одной са-
230 |
Пятая глава: Действие |
мой крошечной полезной вещи. Жизнь рабовладельца, экс плуататораили нахлебникаможетбыть нравственноуязвимой, но она все-такиеще какой-тоспецифическичеловеческийспо соб существования.Жизнь без слова и поступка, наоборот, и это всерьезбыл бы единственныйобраз жизни, отрекшийся от кажимостии суетностимира в библейскомсмыслеслова, - оказалась бы в буквальном смысле уже не жизнь, но затянув шееся на всю длину человеческой жизни умирание; она уже не проявлялась бы в мире среди людей, но вообще позволяла бы себя заметить лишь как нечто исчезающее; о ней нам было бы известно не больше чем мы, смертные, знаем о тех, кто исчеза ет в неведомой нам смерти.
Говоря и действуя, мы включаемся в мир людей, существо вавший прежде чем мы в него родились, и это включение по добно второму рождению, когда мы подтверждаем голый факт нашей рожденности, словно берем на себя ответственность за него. Но хотя никто не может целиком и полностью уйти от
этого минимума инициативы, она тем не менее не вынуждена
никакой необходимостью, как вынуждена работа, и не спрово цирована в нас стремлением к успеху и перспективой полезно сти. Присутствие других, с кем мы хотим сблизиться, может в каждом отдельном случае быть стимулом, но сама инициатива им не обусловлена; импульс заложен скорее в том самом нача
ле, которое пришло в мир с нашим рождением и на которое мы
отзываемся тем, что сами по собственной инициативе начина ем что-то новое 1. В этом исходнейшем и наиболее общем смыс ле действовать и начинать нечто новое - одно и то же; всякий
поступок прежде всего приводит нечто в движение, он акт в смысле латинского agere и он зачинаети вводитнечто в смысле
I Что дело обстоит так, теперь можно по-видимому подтвердить и данными исследований в биологии и психологии, подчеркивающи
ми внутреннее родство поступка и речи, равно как их спонтанность,
совершенно не зависящую от практических поводов и целей. Очень интересен в этом аспекте А. Гелен (Arnold (;ehlen, Оег Mensch: Seine
Natur und seine Stellung in der Welt, 1955), у которого находим хоро
шую сводку новейших исследований. В своей интерпретации Гелен вместе с биологами полагает что эти специфически человеческие спо собности отвечали "биологической необходимости", а именно тому факту что человеческое тело биологически оснащено хуже чем тела других животных видов; это остается разумеется "теорией", которая не должна нас здесь заботить и которая не наносит ущерба достоин ству целой массы ценных догадок у Гелена.
§ 24 Раскрытие личности в действии и слове |
231 |
греческого aexelv. Поскольку всякий человек по причиие своей рожденности есть initium, иекое начало и пришелец в мире, люди могут брать иа себя инициативу, становиться начинате лями и приводить В движение новое.
creatus est homo, ante quem nullus fuit -
был создан человек, до коего никого не было" 2 - говоря сло вами Августина, который этим одним положением своей поли тической философии в своей иногда ему присущей глубокомыс ленно-аподиктической манере неожиданно объединяет суть учения Иисуса из Назарета с опытной почвой римской исто рии и политики. То начало, каким является человек, коль ско ро он есть некто, никоим образом не совпадает с сотворением мира 3; до человека было не Ничто, а Никто; его сотворение не есть начало чего-то, что, будучи однажды сотворено, присут
ствует в своем существе, развивается, длится или уходит, оно
начало существа, само обладающее способностью начинать: это начало начала или самого начинания. С созданием человека принцип начала, остававшийся при сотворении мира как бы еще в руках Бога и тем самым вне мира, появился в самом мире
и останется ему присущ пока существует человек; что в конеч ном счете означает лишь что человек есть тот Некто, с чьим сотворением совпадает сотворение свободы.
В природе всякого начала заложено, что с точки зрения былого и случившегося оно врывается в мир совершенно нео жиданно и неподрасчетно. Событийная непредвидимость при суща всем началам и всем истокам. Возникновение земли, орга-
2 Ое civitate dei ХН 20.
3 Эти два "начала", начало мира и начало человека, были для Ав тустина настолько не тождественны между собой, что он употреблял два совершенно разных слова для их обозначения и различения. Начало, каким является человек, называется у него initium, тогда как для начала мира он берет латинский перевод Библии, передающий первые слова Книги бытия, "В начале", через principium.· Как мы можем заключитьиз Града Божия ХI 32, слово principium имелодля Августина гораздо менее радикальное значение; он истолковывает
начало Книги бытия In principio fecit Oeнs coelum et terram следую щим образом: iIlud quod dictum est fn principio, поп ita dictum tamquam primum hoc [асшгп sit, сит ante fecerit angelos, слова in principio отно
сятся не к первому сотворенному,ведь раньшетого Бог сотворилан гелов. Хотя таким образомдо сотворениямирасуществоваловсе-таки не ничто, до сотворения того некто, каким явился человек, не было буквальноникого.