является ли данное образование, претендующее, скажем, на освобождение от налога на прибыль в России, бельгийским юридическим лицом, и таким образом выявить, распространяются ли на него положения международного договора.

Так, при рассмотрении Президиумом ВАС РФ протеста первого заместителя Председателя Высшего арбитражного суда Российской Федерации на решение от 8 июля 1996 г., Постановление апелляционной инстанции от 26 декабря 1996 г. Арбитражного суда Свердловской области и постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 14 марта 1997 г. по иску корпорации «Пан Ам Фармасьютиклз, инк.» к Государственной налоговой инспекции по городу Екатеринбургу о признании недействительным предписания от 21 февраля 1996 г. о применении финансовых санкций за занижение в 1994 году прибыли арбитражные органы вынуждены были установить, что обратившееся

всуд юридическое лицо является корпорацией, учрежденной в соответствии с законодательством Соединенных Штатов Америки и, вследствие положений п. 4 ст. 1, 2 и 3 Закона Российской Федерации «О налоге на прибыль предприятий и организаций», налогообложению подлежит прибыль иностранной компании, осуществляющей предпринимательскую деятельность в РФ через постоянное представительство, определяемая как разница между выручкой от реализации продукции (работ и услуг) без налога на добавленную стоимость и акцизов, других доходов и затратами, непосредственно связанными с осуществлением деятельности иностранного юридического лица в Российской Федерации, включая управленческие и общеадминистративные расходы, понесенные как на территории РФ, так и, в отдельных случаях, за границей. Определив государственную принадлежность истца (США), суд применил ст. 5 Договора между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки об избежании двойного налогообложения и предотвращения уклонения от налогообложения в отношении налогов на доходы и капитал от 17 июня 1992 г.,

вкоторой предусмотрено, что прибыль лица с постоянным местопребыванием в одном договаривающемся государстве облагается налогом именно в этом государстве, если только это лицо с постоянным местопребыванием не осуществляет коммерческую деятельность в другом договаривающемся государстве через постоянное представительство. Если лицо с постоянным местопребыванием осуществляет коммерческую деятельность в другом договаривающемся государстве, прибыль такого лица может облагаться налогом в другом государстве только в части, которая относится к деятельности такого представительства (см: Постановление Президиума Высшего арбитражного суда Российской Федерации от 12 мая 1998 г. № 3973/97 // Нормативные акты по финансам, налогам, страхованию и бухгалтерскому учету. 1998. № 12.).

§4. Основные доктрины определения личного статута

Нормы национального права различных государств не совпадают по своему содержанию в определении того, какое лицо является «принадлежащим» данному государству, вследствие чего их законодательство, доктрина и практика (прежде всего судебная) по-разному решают задачу отыскания правопорядка, в рамках которого данное юридическое лицо будет квалифицироваться «своим», т.е. национальным. Однако несмотря на это, в мире было выработано несколько признаков, руководствуясь которыми

законодатель или судья квалифицировали соответствующее образование в качестве правосубъектного лица собственного или иностранного правопорядка. К их числу относятся критерии учреждения, или регистрации (инкорпорации), местопребывания головных органов (административного центра, центра управления) юридического лица, а также центр эксплуатации (основной производственной, коммерческой и другой хозяйственной деятельности). Кроме того, в некоторых ситуациях, особенно при рассмотрении конкретного дела судом, когда соответствующее юридическое лицо обладает несколькими признаками одновременно и ни один из них не квалифицируется решающим, может быть применен критерий «контроля».

Следует сказать, что, поскольку данные критерии долгое время существовали как разработанные и признаваемые судебной практикой и доктриной, принято различать и соответствующие теории, в основу которых положен тот или иной признак: теорию «инкорпорации» (incorporation theory), теорию «оседлости» — местонахождения административного центра (siage social, siage rйel, Sitztheorie, effective seat theory), «центр эксплуатации» (d' йtablissement effectif, place of business).

Теория инкорпорации. В современном международном частном праве очень часто «конкурирующими» друг с другом критериями выступают категории инкорпорации и местонахождения юридического лица. Принято считать, что первый признак для определения личного статута иностранного юридического лица свойствен странам, принадлежащим к англосаксонской системе права (США, Великобритании; государствам, входящим в Британское Содружество Наций, т.е. бывшим английским колониям и доминионам: Индии, Нигерии, Пакистану, Цейлону, Непалу, Кении, Кипру, Зимбабве, Уганде, Танзании и т. д.; Австралии; Новой Зеландии; Южно-Африканской Республике; Канаде, кроме провинции Квебек, и др.), Сингапуру, Филиппинам, Западному Самоа, Багамским, Виргинским, Нормандским островам и т. д. Действительно, это так. Вместе с тем ныне и государства так называемой континентальной системы права в своем законодательстве и судебной практике активно используют рассматриваемый признак. Достаточно сказать, что Россия, Беларусь, Казахстан, Китай, Чехия, Словакия, Нидерланды и проч. отсылку к закону места инкорпорации (учреждения, регистрации) закрепляют как необходимый коллизионный принцип для отыскания личного статута. Только в последние десятилетия он получил распространение (в том числе и благодаря перечисленным в последней группе странам) в качестве легально зафиксированного в нормативном материале соответствующих государств.

Основное содержание теории и самого критерия инкорпорации (учреждения) сводится к тому, что компания (применительно к США — корпорация), которая учреждена в соответствии с законодательством (правом) страны, регулирующим ее создание, будет считаться принадлежащей к правопорядку такой страны. Иными словами, компания, образованная по английскому закону и существующая на основании его предписаний, будет признаваться английской компанией в тех государствах, правовые предписания которых в этой области строятся на принципах инкорпорации. У этой теории имеются варианты.

Так, скандинавские страны придерживаются того, что компания подчиняется закону той страны, в которой сделана первая запись о ее регистрации (занесена в реестр). В большинстве случаев это будет совпадать с государством, по закону которого компания была создана, поскольку обязательность первой записи в реестр связана с получением статуса правосубъектного образования.

ВУказе Президиума ВНР № 13 о международном частном праве 1979 г. устанавливается иерархия коллизионных правил для целей решения вопроса о праве, являющемся личным статутом иностранного юридического лица: «(2) Личным законом юридического лица является закон государства, на территории которого юридическое лицо было зарегистрировано. (3) Если юридическое лицо было зарегистрировано согласно законодательству нескольких государств или если согласно закону, действующему по местонахождению его административного центра, указанному в уставе, регистрации не требуется, то его личным законом является закон, применяемый по местонахождению, указанному в уставе. (4). Если юридическое лицо согласно уставу не имеет местонахождения или имеет несколько местонахождений и оно не было зарегистрировано по закону ни одного из государств, то его личным законом является закон государства, на территории которого расположено место нахождения центрального органа управления» (ст. 18).

Теория оседлости. Согласно теории «оседлости», называемой иногда и иначе — теорией «эффективного местопребывания», личным статутом юридического лица (компании, корпорации, правосубъектного товарищества) является закон той страны, в которой находится его центр управления (совет директоров, правление, иные исполнительные или распорядительные органы).

Вдоктрине существует мнение, что в этом случае не имеет значения, где осуществляется деловая активность такого юридического лица. К числу государств, явно стоящих на позициях использования подобного критерия, относятся Франция, Испания, Бельгия, Люксембург, ФРГ, большинство других стран ЕС, а также Украина, Польша и т. д. Анализируемый признак, как правило, закрепляется в уставе, поэтому считается, что, руководствуясь им, легко установить принадлежность данного юридического лица к соответствующему правопорядку. Однако то же самое можно сказать и о критерии инкорпорации, так как внесение в реестр компаний, корпораций или иных видов юридических лиц сопровождается выдачей свидетельства о регистрации (сертификата инкорпорации — в странах «общего права») с указанием в нем того, что рассматриваемое образование создано в соответствии

сзаконами данной юрисдикции (государства).

Критерий местонахождения общества, компании, товарищества или корпорации имеет значение и для стран, придерживающихся в своей законодательной и судебной практике теории «инкорпорации». Так, в соответствии с Постановлением пленума Верховного суда РФ и пленума Высшего арбитражного суда РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8 «при государственной регистрации юридических лиц следует исходить из того, что местом нахождения юридического лица является место нахождения его органов». Материальные нормы Российской Федерации, относящиеся, к примеру, к обществам с ограниченной ответственностью, оперируют сочетанием нескольких имеющихся в этом отношении признаков: «Место нахождения общества определяется местом его государственной регистрации. Учредительными документами общества может быть установлено, что местом нахождения общества является место постоянного нахождения его органов управления или основное место деятельности» (п. 2 ст. 4 Закона об обществах с ограниченной ответственностью от 8 февраля 1998 г.).

Критерий местопребывания юридического лица в отечественной практике использовался и в международных договорах. Например, Договор о правовой помощи между ПНР и СССР от 28 декабря 1957 г. закреплял, что правоспособность и дееспособность юридического лица определяется по закону

Договаривающейся стороны, на территории которой оно имеет свое местонахождение (ст. 22). В дальнейшем Дополнительным протоколом, подписанным между партнерами 23 января 1980 г., приведенный принцип был заменен на признак учреждения (инкорпорации).

Теория центра эксплуатации. Еще одним критерием отыскания личного статута юридического лица выступает признак осуществления основной деятельности, который использован в теории «центра эксплуатации». Ее смысл достаточно прост: юридическое лицо в качестве личного закона имеет статут той страны, где оно проводит производственную (в широком смысле слова) деятельность. Этот критерий свойствен практике развивающихся стран для целей объявления «своими» всех образований, которые ведут свои деловые операции на территории данного государства. Это имеет определенные корни как политического, юридического, так и экономического характера. Дело в том, что именно развивающиеся страны заинтересованы в привлечении иностранного капитала для подъема национального хозяйства и, следовательно, облечении его в соответствующие отечественные организационно-правовые формы. С другой стороны, поскольку за счет повышенной нормы прибыли функционирование в пределах их юрисдикции является достаточно выгодным и для иностранных контрагентов, их приток оказывается весьма существенным. Что же касается обеспечения контроля со стороны национальных органов государства пребывания за подобными юридическими лицами, то «привязку» их к отечественному правопорядку развивающееся государство может осуществить наиболее простым образом — с помощью именно критерия «центра эксплуатации». В результате указанного специальные акты по корпоративному праву многих стран, традиционно именуемых «развивающимися», используют именно этот принцип. Так, Закон о компаниях 1956 г. Индии в особом разделе, посвященном иностранным компаниям, особо оговаривает, что компания, учрежденная в соответствии с законами иностранного государства, может зарегистрироваться в Республике Индия как «иностранная компания, имеющая местом осуществления бизнеса Индию» (ст. 591—601).

Рассматриваемый признак может выражаться с помощью разнообразных формулировок. Так, в Инструкции ГНС РФ № 39 от 11 октября 1995 г. (в ред. от 29 декабря 1997 г.) для целей определения места реализации работ (услуг) устанавливается, что таковым является «место экономической деятельности покупателя услуг, если покупатель этих услуг имеет место нахождения в одном государстве, а продавец — в другом».

В современном регулировании в области международного частного права рассматриваемый критерий достаточно часто присутствует в международном договорно-правовом материале. В частности, в многосторонних конвенциях последних лет, разработанных в сферах, получающих все большее значение с точки зрения хозяйственных интересов участвующих в международном обороте лиц, — Конвенции о договорах международной купли-продажи 1980 г., Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге и международных операциях по факторингу 1988 г. и др. — данный признак положен в основу определения закона, которому подчиняется иностранное юридическое лицо. Следует тем не менее обратить внимание, что в переводе на русский язык текстов упомянутых конвенций выражение «having place of business» («место осуществления бизнеса») превратилось в совершенно другой критерий — «местонахождение коммерческих предприятий», что представляет собой очевидную неточность с точки зрения юридического содержания

терминологии.

Обзор теорий и подходов, закрепленных в законодательстве различных государств в области решения вопроса о личном статуте юридического лица, при том, что имеются самостоятельные критерии, определяющие соответствующий выбор, позволяет, однако, констатировать, что в современном мире ни один из них не применяется изолированно от других. Для иллюстрации указанного целесообразно провести сопоставление некоторых законоположений ряда стран.

Принято считать, что в категорию государств, применяющих для определения личного статута юридического лица критерий «оседлости» при игнорировании принципа «центра эксплуатации», входят и Германия, и Португалия. Однако всесторонний, объективный взгляд на положения соответствующего законодательства не позволяет безоговорочно сделать подобный вывод. Так, в § 13 (b) разд. 2 книги первой Германского торгового уложения 1897 г. предусматривается, что «для заявлений, образцов подписей, подачи документов и регистрации, если зарубежное право не требует иного, действуют соответственно предписания в отношении головных отделений или отделений по месту нахождения общества». При этом § 24 разд. 1 книги первой Германского гражданского уложения (ГГУ) гласит: «Местом нахождения союза (союза лиц, т.е. юридического лица, — Л.А.) считается, если не установлено иное, место, в котором находится его правление». Согласно же § 5 Закона ФРГ об акционерных обществах 1965 г. «местонахождение общества определяется его уставом». В качестве местонахождения устав, как правило, указывает место, где общество имеет предприятие (курсив мой. — Л.А.), или место, где находится правление общества или откуда ведется управление делами общества. Сравнивая данное положение с вышеприведенной нормой российского Закона об обществах с ограниченной ответственностью, можно отметить очевидное совпадение решений.

ВПортугалии, как следует из формулировок некоторых актов, столь же неочевидно решается этот вопрос. В частности, небесспорна редакция ст. 26 Торгового кодекса Португалии 1888 г.: «Любой коммерсант, чтобы пользоваться правами, признаваемыми за ним настоящим Кодексом, и защитой, предоставляемой фирме, должен внести ее в торговый реестр округов, в

которых имеет свое главное предприятие...» (курсив мой. — Л.А.). Из приведенного текста видно, что понятие «главное предприятие» может связываться не только с местонахождением административных органов, но и с ведением производственной деятельности — недаром, как представляется, говорится именно о «предприятии».

Из числа рассмотренных теорий и, соответственно, критериев, на которых они базируются, наиболее распространенными в мировом масштабе в настоящее время выступают теории «инкорпорации» и «оседлости». Однако если говорить об их реальном применении, то важно подчеркнуть, что весьма редки случаи, когда каждая из них используется «в чистом виде», т.е. без обращения к другой. В самом деле, анализируя российское законодательство в той или иной сфере, так или иначе связанной с функционированием юридических лиц, — налоговым, валютным и т.д., можно заметить, что при общем закреплении в праве России критерия инкорпорации (см. Основы гражданского законодательства 1991 г., федеральный закон «О государственном регулировании внешнеторговой деятельности» 1995 г. и др.) в нем присутствует как определяющий также и признак оседлости — местонахождения.

Взаконах РФ об акционерных обществах и обществах с ограниченной

ответственностью место нахождения общества определяется местом его государственной регистрации, если в уставе общества в соответствии с федеральными законами не предусмотрено иное. В то же время п. 2 ст. 4 Закона об обществах с ограниченной ответственностью допускает, что место нахождения общества может быть установлено в учредительных документах как место постоянного нахождения его органов управления или основное место его деятельности. Напомним, что согласно ст. 30 ГК 1964 г. место нахождения юридического лица определялось местом, где находился его постоянно действующий орган.

Определение места нахождения общества имеет значение для решения ряда правовых вопросов, возникающих в его деятельности, в частности для определения места исполнения обязательства, когда оно не указано в договоре или в правовом акте (ст. 316 ГК), установления компетентного учреждения для рассмотрения споров с участием общества (ст. 25 АПК, ст. 117, 119 ГПК) и др.

Вэтом плане самым красноречивым примером являются положения п. (б) ст. 5 и 6 Закона о валютном регулировании и валютном контроле от 9 октября 1992 г., которые оперируют понятием «имеющие местонахождение в Россиийской Федерации», вместо «места учреждения», применительно к «резидентам» — российским юридическим лицам.

Пример Российской Федерации не является единственным. Очень многие страны, которые приемлют принцип инкорпорации, требуют, чтобы местопребывание корпорации (компании), закрепленное в уставе, находилось в пределах территории того государства, чьим законодательством регулируется

еесоздание. Так, Торговый кодекс Японии, считающейся страной, исповедующей теорию «инкорпорации», недвусмысленно закрепляет: «Юридическим адресом товарищества считается местонахождение его головной конторы» (ст. 54); «Товарищество считается учрежденным с момента регистрации по месту нахождения его головной конторы» (ст. 57).

Всвязи с этим в науке и практике международного частного права, относящихся к иностранным юридическим лицам, возникает проблема различного толкования понятия «местопребывание». В общем плане различают формальную — «статутарную», т.е. указанную в уставе, и реальную — «эффективную» оседлость. Различия между двумя категориями в принципе не имеют значения, если местонахождение юридического лица по уставу (местонахождение зарегистрированного офиса) и фактическое пребывание его органов управления совпадают. Везде, кроме этой страны, такая компания будет рассматриваться как юридическое лицо, существующее в рамках иностранного правопорядка.

Различия между двумя формулами, выражающими рассматриваемый критерий, становятся очевидными и неизбежно вызывают трудности определенного толка, если предположить, что некая компания переводит пребывание своих органов из страны А в государство Б. При условии, что и страна А, и страна Б стоят на позициях доктрины формальной оседлости, это не будет иметь принципиальных последствий. Однако указанное обстоятельство кардинальным образом повлияет на дальнейшее, если страна А является государством, придерживающимся теории «эффективного местопребывания», так как она не допустит перевода административного центра данного юридического лица за пределы своей территории. Компания в таком случае должна быть распущена (если только законодательства и того и другого государства не предусматривают разрешение подобного перевода). Если страна А стоит на позициях формальной оседлости, а государство Б следует критерию

эффективного местонахождения, рассматриваемая компания при избрании другого места нахождения ее органов — в рамках другой юрисдикции — не примет это во внимание, а государство Б в силу упомянутого критерия не признает ее и потребует изменения уставных положений в части нахождения органов управления. Именно в силу подобных обстоятельств в международном масштабе со всей необходимостью встает вопрос о взаимном признании государствами компаний, товариществ, корпораций и т.п., которые были образованы на основании различных материальных норм.

В двусторонних отношениях признание иностранных юридических лиц осуществляется, как правило, в торговых договорах, договорах о мореплавании

ипоселении, договорах о правовой помощи или о взаимном поощрении иностранных капиталовложений, об устранении двойного налогообложения. В многостороннем масштабе договорно-правовых инструментов, действующих в рассматриваемой области, насчитывается незначительное количество. Так, в рамках ЕЭС в Брюсселе была разработана Конвенция о взаимном признании компаний и юридических лиц от 29 февраля 1968 г., до сих пор не вступившая в силу и, как кажется, не имеющая перспектив в этом плане, так как некоторые страны, даже ратифицировавшие ее, в частности Нидерланды, аннулировали свои ратификационные акты. 1 июня 1956 г. в Гааге также была заключена конвенция, не вступившая до сих пор в силу, о признании правосубъектности иностранных компаний, объединений и учреждений. Конвенция в рамках Совета Европы о признании негосударственных организаций, заключенная 24 апреля 1986 г., вступила в силу с 1 января 1991 г. Она применяется к объединениям, обществам и иным частным учреждениям, которые образованы в соответствии с условием (наряду с прочими требованиями) об отсутствии цели извлечения прибыли в рамках деятельности, имеющей международный характер (ст. 1). Как Конвенция 1968 г. (ЕС), так и Гаагская конвенция не основываются ни на одной из двух главных рассмотренных теорий. Они сконструированы таким образом, чтобы любое государство, присоединившееся к ним, могло применить свою собственную концепцию, будь то теория «инкорпорации» или «эффективной оседлости», закрепленная в его национальном законодательстве или практике. Нормы о признании, содержащиеся в данных международных договорах, имеют более узкий смысл, поскольку имеют целью достижение согласия государств в отношении признания гражданской и гражданско-процессуальной правоспособности (точнее, способности выступать в суде — jus standi in judicio) юридических лиц. Третья из упомянутых конвенций строится на принципе инкорпорации.

Теория контроля. Начало использования этой теории связывается в истории

инауке международного частного права с периодами Первой и Второй мировых войн. Дело в том, что во время вооруженных конфликтов проблема иностранных юридических лиц принимает новые очертания, а именно приобретает характер так называемых «враждебных иностранцев». Воюющие государства закономерно заинтересованы в том, чтобы любые контакты с последними, прежде всего экономические, были сведены к нулю. Формальные же признаки определения фактической и эффективной связи данного юридического лица с тем или иным правопорядком оказываются недостаточными. Еще в циркуляре французского министерства юстиции от 24 февраля 1916 г. указывалось в связи с данным вопросом, что, когда речь идет о вражеском характере юридического лица, нельзя довольствоваться исследованием «правовых форм, принимаемых компаниями: ни местонахождение административного центра, ни другие признаки,

определяющие в гражданском праве национальность юридического лица, недостаточны, так как речь идет о том, чтобы... выявить действительный характер деятельности общества». Вражеским, говорилось в документе, надо признать юридическое лицо, если его управление или его капитал в целом или его большая часть находится в руках неприятельских граждан, ибо в этом случае за фикцией гражданского права скрываются действующие физические лица.

Вотечественной литературе по международному частному праву в качестве необходимого прецедента, давшего толчок к применению и развитию теории

«контроля», указывается на дело «Daimler Co. v. Continental Tyre & Rubber Co.», рассматривавшееся английским судом в 1915 г. Суд при разбирательстве дела стал устанавливать, кто является действительными участниками данного юридического лица, к какому гражданству они принадлежат и кто стоит во главе управления им. В ходе этого выявилось, что из 25 тысяч акций, составлявших акционерный капитал компании «Даймлер», только одна принадлежала британскому подданному, а остальные находились в собственности германских держателей. Несмотря на то, что компания была инкорпорирована в Англии, зарегистрирована согласно английским законам, суд признал на основании выясненных обстоятельств данное юридическое лицо «вражеским», т.е. принадлежащим Германии. Другими примерами выступают законы Швеции от 30 мая 1916 г. и 18 июня 1925 г., которые оперировали терминологией «контроля» в целях препятствования приобретению земли и рудников компаниями, которые хотя и были созданы в Швеции, но фактически контролировались иностранцами. Согласно канадскому Закону о налогообложении доходов (Tax Revenue Accrued Act) компания, действующая за рубежом, для целей налогообложения считается канадской, если 10% ее акций контролируется канадскими резидентами.

Впоследствии, в ходе Второй мировой войны, в соответствии с британским актом 1939 г. о сделках с «вражескими» лицами к враждебным иностранцам вновь были отнесены юридические лица, контролируемые «вражескими» физическими лицами либо организованные или зарегистрированные по законам государства, состоящего с Англией в войне.

Всегодняшней практике подобного рода критерий мог бы, как представляется, применяться не только в процессе ведения каких-либо военных действий, но в совершенно мирное время на основании решения международной организации, скажем, при введении Советом Безопасности ООН санкций в целях обеспечения мира и безопасности. Например, во исполнение резолюций 841 и 873 Совета Безопасности специальным распоряжением Президента РФ было предписано, что предприятиям, учреждениям, организациям и частным лицам, находящимся под юрисдикцией Российской Федерации, вплоть до особого указания запрещены любые операции и виды деятельности с любым лицом или органом Гаити или третьими лицами, если последними осуществляются операции с Гаити или с территории Гаити. Аналогичным порядком регламентировались (ограничивались) торговые

ивообще гражданско-правовые отношения российских хозяйствующих субъектов с предприятиями Боснии, Герцеговины, Югославии, Ирака и др. Кроме того, законодательства некоторых государств исходят из названного критерия и в общем плане для достижения определенных целей, скажем, при налогообложении. Так, правила о налогообложении доходов с иностранной собственности (Foreign Accrual Property Income Rules), относящиеся к области применения канадского Закона о подоходном налоге (Income Tax Act),

устанавливают, что для целей налогообложения прибыль от нерезидентских компаний, в которых канадские резиденты владеют более чем 10% или которые контролируют в иной форме, считается прибылью, полученной канадским резидентом, и подлежит налогообложению в Канаде.

Поскольку нормы национального права различных государств, касающиеся требований о правосубъектности и право- и дееспособности юридических лиц, не совпадают, в международном обороте нередко создаются ситуации, когда одно и то же образование в одних странах рассматривается как правосубъектное, а в других— как неправосубъектное, одни государства считают данную компанию принадлежащей одному государству, а другие — другому. В результате одно и то же юридическое лицо в некоторых случаях внешне может выглядеть обладающим двойной «национальностью», а при иных условиях — не имеющим «национальности» вообще. Так, включенное в торговый реестр Люксембурга общество, имеющее местопребыванием 5 из 7 членов его Совета директоров Кипр, которые там же собираются на свои заседания, и считающееся люксембургским юридическим лицом, с точки зрения законодательства Франции могло бы рассматриваться как кипрское юридическое лицо; компания, созданная в соответствии с законами Британских Виргинских островов, но перенесшая на основании норм Ордонанса о компаниях международного бизнеса 1984 г. свой зарегистрированный офис в другую юрисдикцию (например, Панамы), будет рассматриваться и в Панаме, и во Франции, и в Швейцарии в качестве юридического лица панамского права, в Испании же, Португалии, Японии, Вьетнаме, России, Великобритании, большинстве штатов США и др. — как юридическое лицо Британских Виргинских островов.

Однако здесь должно последовать уточнение. Ранее сделанная оговорка о внешнем впечатлении не случайна. В действительности компания, обладающая сертификатом инкорпорации, выданным, скажем, регистратором компаний Республики Мальта, но имеющая местопребыванием головного офиса итальянскую Сицилию, для того, чтобы считаться итальянским юридическим лицом, должна быть включена в торговый реестр соответствующей области Италии. Только в этом случае можно говорить о «двойной» национальности. Вместе с тем это объективно будет означать и наличие двух юридических лиц (хотя бы и состоящих, возможно, из одних и тех же участников, управляющих, с одинаковым уставным капиталом, сферой и видами деятельности и т.д.) — мальтийского и итальянского. Фактическое же присутствие в каком-либо государстве, разделяющем критерий оседлости, юридического лица без внесения его в торговый реестр страны само по себе в правовом отношении мало что определяет. В силу этого, если конкретное общество, имеющее местом пребывания административных органов г. Лион во Франции, не осуществило необходимых формальных процедур по внесению себя в торговый реестр г. Лиона, то и считаться французским юридическим лицом оно не может. Следовательно, речь идет не об отсутствии «родства» с Францией и французским правопорядком, а о правосубъектности вообще. В свете изложенного встречающиеся в юридической литературе высказывания по данному поводу не вполне оправданны. В качестве примера сошлемся, в частности, на мнение авторов учебного пособия «Международное частное право» о том, что «компания, организованная по законам Франции, но имеющая центр управления в Англии, окажется «безродной». И наоборот, компания, образованная по законам Англии и имеющая центр управления во Франции, будет признаваться «родной» каждым государством и по сути станет