1. Ничего нет (и даёт доказательства, почему нет);

2. Если бы что и было, то оно было бы непознаваемо;

3. А если бы что‑то было и было познаваемо, то оно было бы непередаваемо другим людям; нужно передавать словами, а слова не выражают адекватную сущность вещей.

"Ничего нет" означает, что "всё — видимость"; мы думаем, что что‑то есть, а этого доказать нельзя; думаем, что что‑то знаем, а на самом деле ничего не знаем; думаем что‑то передать, употребляем слова, а это — опять иллюзия.

Толку от такой точки зрения нет никакой — абсолютный скептицизм лишает смысла любую теоретическую деятельность; настоящий скептик должен даже и этого не говорить, он должен просто вести практическую жизнь, и всё.

Скептическая точка зрения выгодна для того, кто её осуществляет, потому что легко ею заинтересовать (отчасти все скептики), сравнительно легко обосновать, поэтому скептицизм всегда беспроигрышная точка зрения.

Из чисто философских утверждений у Горгия замечательно одно: он отвергал возможность синтетических суждений. Эта тема прошла сквозь все века. Синтетические суждения — в которых субъект и предикат имеют разное содержание. Если субъекту приписываются какие‑то признаки, которых в субъекте нет, это и есть синтетическое суждение. На синтетических суждениях, вроде бы, должно быть построено всё знание, потому что если не синтетическое, а аналитическое суждение, которое в предикате твердит то, что уже субъект твердит, — это не знание, а тавтология: "Шар — это круглое тело" — это аналитика; а синтетическое суждение, когда мы, например, констатируем признаки у человека. Он утверждал, что синтетических суждений не может быть — они все аналитические. А если так утверждать, то утверждать невозможность знания (в изящной форме повторяется скептическая формула).

Эвтидем

Знаменитый скептик из софистической среды. Это имя стало нарицательным. Если кто‑то хотел прослыть скептиком, он бы мог себе взять псевдоним "Эвтиде,м". В Германии в XVIII веке это имя было употреблено как нарицательное для скептической точки зрения.

Он утверждал, что заблуждение невозможно в принципе, ибо всякое суждение имеет долю истины. Он добавлял "хотя бы ту долю истины, что заблуждение высказывает что‑то мыслимое". Например, выскажу я какое‑то дикое утверждение, и тут доля истины хотя бы в том, что я помыслил об этом. На самом деле, я думаю, надо было бы сказать так: заблуждение невозможно, потому что всякое суждение имеет долю истины, если серьезно о чём‑то говорится.

Противоречие невозможно, ибо т.н. противоречие есть результат изменения вещей. Сам себе противоречить человек не может, потому что если он противоречит, значит, он изменился. Это утверждение очень распространено в политике — человек сегодня одно говорит, завтра — другое, послезавтра — третье; ему говорят: ты же врешь, ты на той неделе говорил такое‑то, а сейчас говоришь это; а этот политик, не краснея, говорит: да, я говорил то, а сейчас говорю это, потому что ситуация изменилась. И политики часто лгут, опираясь на то, что изменилась ситуация, это называется в политике "оппортунизмом", т.е. подлаживание под характер момента. В обычной жизни это считается подлостью и называется "держать нос по ветру". Оказывается, не только в политике, а и на всё надо это распространять, с т.зр. Эвтиде,ма.

Это нетерпимая вещь, потому что тогда истины никакой нет. Раз лжи нет, то и истины нет, ведь, ложь — противоположность истины. Если на этом остановиться, тогда не надо вообще ни о чём говорить, и не надо ничему учить и ничему учиться — т.к. всё есть истина и ложь в одинаковой степени. Т.е., несмотря на наличие какой‑то аргументации, тут кроется что‑то не то, что‑то такое, что душа не может принять. Можно продумать это до конца и понять, что это — неправда.

Чувство истины у каждого человека есть. Он может истиной не обладать, но знать, что она где‑то существует, и что он должен направляться к этой истине; в человеческой природе это есть!