28 М. А. И м. И. Ульяновым

22-го декабря.

Дорогие мои Марья Александровна и Маняша, чего-то я давно не писала вам. Сегодня у меня какое-то предпраздничное состояние, и я провожу день совсем необыкновенно. Занятий у меня не будет 2 не­дели, вчера была на уроке последний раз, француз также уехал на праздники, и я, что называется, — вольный казак. Сегодня начала с того, что подняла уборку, а затем принялась за письма да за оканчива­ние всяких неоконченных дел. Хотела написать к празднику, да как-то замоталась, это письмо придет, верно, уже к Новому году, принимая во внимание праздничное время да заносы. Поздравляю вас, мои дорогие, с Новым годом, крепко целую, желаю здоровья и всего, всего хорошего. Надеюсь в этом году основательно повидать вас. Мама также шлет свои поздравления. Холод у нас «серьезный», градусов 30 каждый день бывает, а иногда к морозу присоединяется и буран. Я щеголяю в маминой шубе и валенках, а мама совсем не выходит — у ней дух от холода захватывает. Из-за этих буранов почта сильно запазды­вает.

Как вы проводите праздники? Приехал ли Дм. И.? Да, вот что. Как Анютин адрес? Я ей как-то давно писала на Володин адрес, не знаю, получила ли она мое письмо. Хочется написать ей, да не знаю куда. Да и Ольга Александровна, от которой я получила недавно письмо, спрашивает о том же. Какая досада, Маняша милая, что тебя не пустили за границу, а я уже успела позавидовать тебе. Может, поедем вместе. Я пока стараюсь

428 ПРИЛОЖЕНИЯ

не думать о весне и о своей поездке, а то зря мысли разбегаются. Вчера надо мной сильно посмеялись, я стала сердито проповедовать необходимость уравновешенности и до того разозлилась, что блестяще до­казала отсутствие оной у меня. На беду мои знакомые страшно все нервные люди, люди «настроений»; ну, уж раз нервы гуляют, что поделаешь, только зачем же распускаться-то, терпеть этого не могу.

Ольга Александровна пишет, что живется им плохо, она живет в Красноярске, т. к. при ней Михаил Александрович пользуется некоторыми льготами. У ней есть урочишко, плохонький, думает найти еще. М. А. страшно устает на службе и томится бездельем и солдатчиной. Все сибиряки пишут усердно, за исключением таежников и омцев, которые бессовестно молчат. Глеб, говорят, истомился совсем на службе, удивляюсь все же, что они там торчат. Мы живем на большой дороге, и у нас постоянно бывают проезжие, которые вносят немало разнообразия в нашу жизнь. Недавно как-то был один минусинский знакомый, которого пускали на месяц повидаться с матерью. Кстати, ты, Маняша, спрашивала меня об О. , что она за человек. Лично я ее мало знаю, но слышала про нее много хорошего. Я собиралась посы­лать с ней письмо, но, во-первых, она ехала не прямо, а во-вторых, у меня тогда была инфлюэнца и я плохо соображала. Думала, она познакомится с Анютой. Ну вот, наболтала с 3 короба. Занятия мои язы­ками что-то плохо подвигаются, не способна я к языкам-то. Ну, до свидания. Еще раз крепко обнимаю и целую, М. Т. и Д. И. шлю свой привет.

Ваша Надя

Перевод Каутского сейчас не тут, он был отослан на время в Астрахань, его скоро пришлют, но Во­лодя просил переслать ему, не знаю только, он принял такой трепаный вид, что неудобно и пересылать-то.

Написано 22 декабря 1900 г. Послано из Уфы в Москву

Впервые напечатано в 1931 г. Печатается по рукописи

в сборнике: В. И. Ленин. «Письма к родным»

Речь идет о Г. И. Окуловой.Ред.

Речь идет о рукописном переводе В. И. Ленина книги К. Каутского «Bernstein und das sozialdemokratische Programm. Eine Antikritik». Stuttgart, 1899. Ред.

ПИСЬМА Н. К. КРУПСКОЙ 429