V. Продолжение. Разложение крестьянства в районе молочного хозяйства

В отзывах литературы по вопросу о влиянии молоч­ного хозяйства на положение крестьянства мы наты­каемся на постоянные противоречия: с одной стороны, указывается на прогресс хозяйства, увеличение дохо­дов, повышение техники земледелия, обзаведение луч­шими орудиями; с другой стороны, — на ухудшение питания, образование новых видов кабалы и разорение крестьян. После изложенного во II главе нас не дол­жны удивлять эти противоречия: мы знаем, что про­тивоположные отзывы относятся к противополож­ным группам крестьянства. Для более точного суж­дения об этом предмете возьмем данные о распре­делении крестьянских дворов по числу коров у каждого двора^a.

Группы дворов	18 уездов губерний, С.-Петербургской, Московской, Тверской и Смоленской						С._Петербургская губ., 6 уездов
	Число дворов	%	Число коров	%	На 1 двор коров	Число коров		%	Число коров	%	На 1 двор коров
Дворы без коров	59336	20,5	-	-	-	15196		21,2	-	-	-
“” с 1 коровой	91737	31,7	91737	19,8	1	17579		24,6	17579	13,5	1
“” 2 коровами	81937	28,4	163874	35,3	2	20050		28,0	40100	31,0	2
“” 3 и более	56069	19,4	208735	44,9	3,7	18676		26,2	71474	55,5	3,8
Итого	289079	100	464346	100	1,6	71501		100	129153	100	1,8

Таким образом распределение коров среди крестьян нечерноземной полосы оказывается очень похожим на распределение рабочего скота среди крестьян чернозем­ных губерний (см. II главу). При этом концентрация мо­лочного скота в описываемом районе оказывается силь­нее, чем концентрация рабочего скота. Это явно указы­вает на то, что разложение крестьянства стоит в тесной связи именно с местной формой торгового земледелия. На эту же связь указывают, по-видимому, и следующие данные (к сожалению, .недостаточно полные). Если взять итоговые данные земской статистики (г. Благове­щенский; о 122 уездах 21-ой губернии),то получим на 1 двор в среднем — 1,2 коровы. Следовательно, в нечер­ноземной полосе крестьянство, по-видимому, богаче ко­ровами, чем в черноземной, а петербургское еще богаче, чем крестьянство нечерноземной полосы вообще. С дру­гой стороны, процент бесскотных дворов в 123 уез­дах 22-х губерний равен 13%, а во взятых нами 18-ти уездах =17%, в 6-ти же уездах Петербургской губ. = 18,8%. Значит, разложение крестьянства (в рассма­триваемом отношении) сильнее всего в Петербургской губернии, затем в нечерноземной полосе вообще. Это свидетельствует о том, что именно торговое земледелие является главным фактором разложения крестьянства.

Из приведенных данных видно, что около половины крестьянских дворов (бескоровные и однокоровные) могут принимать лишь отрицательное участие в благах молочного хозяйства. Крестьянин, имеющий 1 корову, станет продавать молоко лишь из нужды, ухудшая питание своих детей. Наоборот, около пятой доли дво­ров (с 3 и более коровами) концентрируют в своих руках, вероятно, более половины всего молочного хозяйства, так как у этих дворов качество скота и до­ходность хозяйства должны быть выше, чем у “сред­него” крестьянина^a. Интересную иллюстрацию этого вывода представляют данные об одной местности высокоразвитого молочного хозяйства и капитализма вообще. Мы говорим о Петербургском уезде^a. Особен­но широко развито молочное хозяйство в дачном районе уезда, населенном преимущественно русскими; здесь наиболее развито травосеяние (23,5% надельной пашни против 13,7% по уезду), посев овса (52,3% нашни) и картофеля (10,1%). Земледелие стоит под прямым влиянием С.-Петербургского рынка, которому нужны овес, картофель, сено, молоко, конная рабочая сила (1. с., 168). “Молочным промыслом” занято 46,3% семей приписного населения. Молоко сбывается от 91% всего числа коров. Доход от промысла равен 713 470 руб. (203 руб. на семью, 77 руб. на корову). Качество скота и уход за ним тем лучше, чем местность ближе к С.-Пе­тербургу. Сбыт молока бывает двоякий: 1) скупщикам на месте и 2) в С.-Петербурге в “молочные фермы” и т. п. Последний вид сбыта несравненно выгоднее, но “большинство хозяйств, имеющих одну или две коровы, а иногда и более, лишено возможности поставлять свой продукт непосредственно в С.-Петербург” (240) — отсут­ствие лошади, убыточность провоза по мелочам и т. д. К скупщикам же принадлежат не только специалисты-торговцы, но и лица, имеющие собственное молочное хозяйство. Вот данные по 2-м волостям уезда:

Две волости С.-Петербургского езда	Число семей	Число коров у них	На 1 семью	“заработок” этих семей, рубли	Приходится заработка
					На 1 семью	На 1 корову
Семьи, сбывающие молоко скупщикам	441	1129	2,5	14884	33,7	13,2
Семьи, сбывающие молоко в С.-Петербурге	119	649	5,4	29187	245,2	44,9
Итого	560	1778	3,2	44071	78,8	24,7

Можно судить по этому, как распределяются блага молочного хозяйства во всем крестьянстве нечерно­земной полосы, среди которого, как мы видели, кон­центрация молочного скота еще больше, чем среди этих 560 семей. Остается добавить, что 23,1% кре­стьянских семей С.-Петербургского уезда прибегают к найму рабочих (среди которых и здесь, как и везде в земледелии, преобладают поденные рабочие). “При­нимая во внимание, что сельскохозяйственных рабочих нанимают почти исключительно семьи, имеющие полное земледельческое хозяйство” (а таковых в уезде лишь 40,4% всего числа семей), “должно заключить, что более половины таких хозяйств не обходится без наем­ного труда” (158).

Таким образом в противоположных концах России, в самых различных местностях, в Петербургской и в какой-нибудь Таврической губернии, общественно-эко­номические отношения внутри “общины” оказываются совершенно однородными. “Мужики-землепашцы” (выра­жение г-на Н. —она) и там и здесь выделяют мень­шинство сельских предпринимателей и массу сель­ского пролетариата. Особенность земледелия состоит в том, что капитализм подчиняет себе в одном районе — одну, в другом — другую сторону сельского хозяйства, и потому однородные экономические отно­шения проявляются в самых различных агрономических и бытовых формах.

Установив тот факт, что и в описываемом районе крестьянство распадается на противоположные классы, мы уже легко разберемся в тех противоречивых отзы­вах, которые делаются обыкновенно о роли молочного хозяйства. Вполне естественно, что зажиточное кре­стьянство получает толчок к развитию и улучшению земледелия, результатом чего является распростране­ние травосеяния, которое становится необходимою со­ставною частью торгового скотоводства. В Тверской губ., например, констатируют развитие травосеяния, и в самом передовом Кашинском уезде уже 1/6 часть Дворов сеет клевер (“Сборник”, XIII, 2, с. 171). Инте­ресно отметить при этом, что на купчих землях большая доля пашни занята посевными травами, чем на наделе: крестьянская буржуазия предпочитает, естественно, частную собственность на землю общинному владению^a. В “Обзоре Ярославской губ.” (вып. II, 1896) встречаем тоже массу указаний на рост травосеяния, и опять-таки главным образом на купчих и арендован­ных землях^a. В том же издании встречаем указания на распространение улучшенных орудий: плугов, мо­лотилок, катков и проч. Сильно развивается маслоделие и сыроварение и т. д. В Новгородской губ. еще в начале 80-х годов было отмечено, наряду с общим ухудшением и уменьшением крестьянского скотоводства, — улуч­шение его в некоторых отдельных местностях, где есть выгодный сбыт молока или где издавна установился промысел выпойки телят(Бычков: “Опыт подворного исследования экономического положения и хозяйства крестьян в трех волостях Новгородского уезда”. Новг., 1882). Выпойка телят, представляющая из себя тоже один из видов торгового скотоводства, составляет вообще довольно распространенный промысел в Нов­городской, Тверской губ. и вообще невдалеке от столиц (см. “Вольнонаемный труд и т. д.”, изд. д-та земледе­лия). “Этот промысел, — говорит г. Бычков, — по су­ществу своему составляет доход и без того уже доста­точных крестьян с значительным количеством коров, так как при одной корове, иногда даже при двух мало­удойных, выпойка телят немыслима” (1. с., 101)^a.

Но самым выдающимся признаком хозяйственных успехов крестьянской буржуазии в описываемом районе является факт найма рабочих крестьянами. Местные землевладельцы чувствуют, что нарождаются конку­ренты для них, и в своих сообщениях д-ту земледелия объясняют даже иногда недостаток рабочих тем, что их перебивают зажиточные крестьяне (“Вольнонаемный труд”, 490). Наем рабочих крестьянами отмечается в Ярославской, Владимирской, С.-Петербургской, Нов­городской губ. (1. с., passim). Масса подобных указа­нии рассеяна и в “Обзоре Ярославской губ.”.

Все эти прогрессы зажиточного меньшинства ло­жатся, однако, тяжело на массу крестьянской бедноты. Вот, например, в Копринской волости Рыбинского уезда Яросл. губ. отмечается распространение сыро­варен — по инициативе “известного учредителя артель­ных сыроварен В. И. Бландова”^a. “Более бедные крестьяне, имеющие по одной корове, нося"... молоко” (на сыроварню), “конечно, делают ущерб своему пита­нию”; тогда как состоятельные улучшают свой скот (с. 32—33). Среди видов наемной работы отмечается отход на сыроварни; из молодых крестьян образовы­вается контингент мастеров-сыроваров. В Пошехонском уезде “число сыроварен и маслоделен увеличивается с каждым годом все более и более”, но “та польза, ко­торую приносят для крестьянского хозяйства сыро­варни и маслодельни, едва ли окупается теми невыго­дами, какие имеют наши сыроварни и маслодельни в крестьянской жизни”. По сознанию самих крестьян, они принуждены часто голодать, так как, с открытием в известной местности сыроварни, молочные продукты идут на эти сыроварни и маслодельни, и крестьяне питаются обыкновенно молоком, разведенным водой. Развивается расплата товаром (стр. 43, 54, 59 и др.), так что приходится пожалеть о том, что на наше “на­родное” мелкое производство не распространяется закон, запрещающий расплату товаром на “капитали­стических” фабриках^a.

Таким образом отзывы лиц, непосредственно знако­мых с делом, подтверждают наш вывод, что участие большинства крестьян в прогрессах местного земледе­лия чисто отрицательное. Прогресс торгового земле­делия ухудшает положение низших групп крестьян и окончательно выталкивает их из рядов земледельцев. Заметим, что в народнической литературе было ука­зано это противоречие между прогрессом молочного хозяйства и ухудшением питания крестьян (впервые, кажется, Энгельгардтом). Но именно на этом примере и можно видеть узость народнической оценки тех явле­ний, которые происходят в крестьянстве и земледелии. Замечают противоречие в одной форме, в одной мест­ности и не понимают, что оно свойственно всему обще­ственно-хозяйственному строю, проявляясь повсюду в различных формах. Замечают противоречивое значе­ние одного “выгодного промысла” — и усиленно сове­туют “насаждать” среди крестьян всяческие другие “местные промыслы”. Замечают противоречивое зна­чение одного из сельскохозяйственных прогрессов — и не понимают, что машины, например, имеют и в зем­леделии совершенно то же политико-экономическое значение, как и в промышленности.