Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

V_M_Allakhverdov_Soznanie_kak_paradox

.pdf
Скачиваний:
106
Добавлен:
13.03.2016
Размер:
2.87 Mб
Скачать

Раздел первый

Сходной парадоксальностью обладает и обоснование. Профессионализм в науке требует от учёного по всем правилам обосновывать свои утверждения. Учёный, нарушивший это требование, никогда не будет всерьёз рассматриваться собратьями по ремеслу. Однако в истории науки правила обоснования меняются, а обоснованные с их помощью законы остаются1. Это справедливо даже для математики, где, вопреки здравому смыслу, теоремы сохраняются даже тогда, когда доказательства (в связи с изменением требований к строгости) признаются некорректными.

И. Лакатос в этой связи замечает: «Многих работающих математиков смущает вопрос, чем же являются доказательства, если они не могут доказывать»2. Тем ярче изменение обоснований выражено в естественных науках, опирающихся не только на математику, но и на изменяющийся опыт. Но это значит: обоснование способно обосновывать даже тогда, когда оно не обосновывает, и при этом не способно обосновывать тогда, когда на самом деле обосновывает. Поэтому учёные грустят: новая научная истина прокладывает дорогу к триумфу не посредством убеждения — просто рано или поздно её оппоненты умирают...

Действительно, естественнонаучное знание парадоксально. Но оно реально существует и способствует развитию человечества — наше сегодняшнее знание о мире во многом создано естественной наукой. Как такое возможно? Эта проблема волновала многих философов. И. Кант даже объявил её самой важной.

Здесь стоит сделать принципиальное замечание. Естественнонаучное Познание — наиболее развитый путь познания реальности, созданный человечеством. Однако познание реальности — это одна из тех задач, которую решает сознание. Поэтому мы вправе сделать из сказанного психологические выводы. Ведь если наиболее развитый путь познания парадоксален, то любые другие пути познания, данные сознанию, тем более должны быть пронизаны подобными парадоксами: в сознании должно открываться как новое знание только та реальность, которая сознанию заранее известна; сознание обязано уметь обосновывать имеющиеся знания, но сам процесс обоснования оказывается важнее, чем никогда не достижимая обоснованность; осознанные знания заведомо недостоверны, хотя, тем не менее, сознание умеет получать достоверные знания...

Методологический и исторический анализ научного познания позволяет обнаруживать существенные эмпирические проявления работы

[окончание cтраницы 86]

_________________

1Аллахвердов В. М. Ук. соч., с. 131-134.

2Лакатос И. Доказательства и опровержения. М., 1967, с. 43.

Методологическое вступление

сознания на пути к знанию. Однако я уверен: только разрешив парадоксы сознания, можно построить концепцию естественнонаучного познания, а не наоборот. Но, разумеется, психологическая теория, претендующая на объяснение сознания, обязана соотносить свои результаты с реальным эмпирическим описанием процесса научного познания. А построенные в итоге психологические законы должны объяснять закономерности этого процесса. Парадоксальность научного познания только подчёркивает то поле парадоксов, в которых находится само сознание.

Величественная множественность интерпретаций в гуманитарной науке

Временно оставим естественные науки и приглядимся к наукам иного типа — к гуманитарным. Обычно отмечают, что эти науки имеют разный предмет исследования: мол, естественники изучают природу, нечто материальное, а гуманитарии — культуру, нечто духовное. Критики этого взгляда говорят: все науки (будь то физика, лингвистика, физиология или психология) имеют разные предметы исследования. А потому введенная спецификация сама по себе недостаточна для того, чтобы сформулировать различия в научном методе 1. К каким наукам, например, отнести политэкономию, зоопсихологию или археологию, исходя из изучаемого ими предмета? А логику — науку правильно мыслить — разве не следует считать гуманитарной наукой? А к каким наукам тогда отнести математическую логику или математическую лингвистику?

Вызывает споры и идея, что гуманитарные науки изучают уникальные объекты: мол, каждый человек, каждое историческое событие, каждое произведение искусства уникальны, а естественные науки изучают только нечто общее, обезличенное. «В сущности, — пишет Ф. Боас по поводу уникальности объектов изучения, — это справедливо не только по отношению к Geisteswissenschaften (т. е. к наукам о духе — В. А.), но и ко всякой науке... В центре внимания астронома — не общие законы физики и химии, а реальное местоположение, движение и строение звёзд. Геолог занят пластами и перемещением земной коры и говорит о законах лишь при столкновении с постоянно повторяющимися явлениями»2. Действительно, естественные науки тоже изучают уникальное, а

[окончание cтраницы 87]

__________________________

1Кажется, что именно об этом, хотя и чересчур подробно, рассуждает Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М., 1998, с. 72 и ел.

2Боас Ф. Некоторые проблемы методологии общественных наук. // Антология исследований культуры, 1. СПб, 1997, с. 507.

Раздел первый

гуманитарные — находят общие закономерности (например, законы, говорящие о влиянии этики протестантизма на хозяйственную жизнь или о стремлении бюрократических инстанций к расширению). И как решить, что есть уникальное, а что — общее? Является ли, например, изучение романских языков изучением чего-либо уникального? Если нет, то, может быть, хотя бы французский язык уникален? Или только язык Франсуа Вийона, Виктора Гюго и Стендаля?

Ещё одна часто встречающаяся точка зрения: в гуманитарных науках применяется метод, не подлежащий употреблению в естественных науках, — метод эмпатического понимания. Мол, учёный-гуманитарий представляет себя на месте людей, включенных в события, пытается как можно более полно осознать обстоятельства, в которых они действовали, и мотивы, которыми они руководствовались. Утверждается, что с помощью такого отождествления с изучаемыми героями историки, социологи и культурологи приходят к пониманию, а следовательно, и к адекватному объяснению интересующих их событий. Однако сам по себе этот метод не может ничего объяснить. Может быть, я могу понять автора средневековой саги. Но как мне узнать, правильно ли я его понял? Стоит согласиться с К. Гемпелем: этот метод может быть эвристически полезным, выступая в качестве критерия правдоподобия, но и только 1. Аналогичную функцию выполняют в естественных науках критерии эстетического совершенства: недостаточно красивые теории кажутся естественникам не слишком правдоподобными.

Конечно, отмеченные стороны гуманитарных наук действительно присущи этим наукам в большей степени, чем наукам естественным. Однако, на мой взгляд, гуманитарные науки весьма существенно отличаются от наук естественных по иным основаниям: по целям исследований и способам обоснования. Если задача естественных наук состоит в том, чтобы найти истину, то в гуманитарной науке любые предметы и явления рассматриваются прежде всего как тексты, которым может быть приписан смысл 2. Задача гуманитарных наук в этом, собственно, и состоит — постигнуть смысл происходящего.

Проблема естественных наук — одновременное существование нескольких теорий, описывающих одни и те же факты. Проблема гуманитарных наук связана с тем, что любой текст может иметь бесконечное множество смыслов и выражать всё что угодно. Возможно, первым об

[окончание cтраницы 88]

___________________________

1Гемпель К. Логика объяснения. М., 1998, с. 26-27.

2Подробнее о том, что есть смысл, мы будем обсуждать в разделах, прямо посвя щенных психологике.

этом свойстве текста написал Дж. Локк: «Значение слов совершенно произвольно... Каждый человек обладает такой неотъемлемой свободой обозначать словами какие угодно идеи, что никто не в силах заставить других при употреблении одинаковых с ним слов иметь те же самые идеи, что и он» 1.Для Ф. де Соссюра произвольность связи означаемого и означающего (знака и значения) является краеугольным принципом, лежащим в основе лингвистики 2. Действительно, у любого слова (как и у любого стимула) может сколько угодно значений. Например, слово «красный» обозначает не только красный цвет, но и море, армию, гриб, сигнал светофора, пример слова из семи букв и много чего другого, а к тому же, при желании и по предварительной договорённости, еще и всё остальное: причёску, героев Эллады, грусть, утюг, синий цвет и т.д.

Поэтому, как ни убедительны рассуждения в гуманитарных науках, интерпретации, доказываемые этими рассуждениями, никогда нельзя считать единственно возможными. В отличие от естественных наук, невозможно даже представить себе, какой опыт в принципе мог бы ка- кую-либо из них подтвердить или опровергнуть. Присмотримся к тому, что делают рафинированные филологи и культурологи, когда пытаются выявить смысл анализируемых ими текстов. Их поиск показывает, сколь многозначны тексты при их интерпретации, а также иллюстрируют сложность выбора единственного смысла в многозначном тексте.

Примеры истолкования

Для начала разберём пример из психологической практики. Психотерапевты хорошо знают, как по-разному интерпретируется в различных школах один и тот же опыт. Проанализируем различие толкований по Фрейду и по Адлеру одной и той же истории, которую приводит К. Юнг: 14-летняя девочка, узнав о неожиданной смерти своего горячо любимого отца, начинает истерически хохотать. Фрейд, говорит Юнг, увидит в этом проявление сексуального влечения (ибо Фрейд почти во всём видит эти проявления). Он выяснит, что незадолго до смерти отец взял её с собой в Париж, где они, между прочим, посетили «Фоли Бержер». При выходе из театра к её отцу внезапно и нагло прижалась ка- кая-то размалеванная особа — и девочка увидела в глазах отца странный звериный огонь, который потом будет преследовать её в сновидениях, таким взглядом будут смотреть на нее страшные дикие звери.

[окончание cтраницы 89]

________________________

1Локк Дж. Соч., 1. М., 1985, с. 465.

2де Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977.

Раздел первый

Бессознательно возникшая ревность к отцу и вызвала при известии о несчастном случае истерический хохот как реакцию отвергнутой любви...

Толкование Адлера, который во всём видит стремление к власти, будет иным. Инстинкт власти требует, чтобы её Я при любых условиях оставалось «на высоте», какой бы путь ни вел к этой цели. Неудачный брак родителей (пример с посещением «Фоли Бержер» это лишь подтверждает) давал девочке прекрасную возможность для реализации её бессознательного инстинкта власти. Уже ребенком она умела с помощью особенно приятного и милого поведения обеспечить себе преимущество в глазах отца и прежде всего подняться над матерью. Но — бессознательно поняла она после посещения театра — подчинить отца ей не удаётся. Всякий раз после этого, когда отец был дома, с ней происходили неприятные случаи: например, за столом она, поперхнувшись, давилась едой, что сопровождалось видимыми приступами удушья, за которыми нередко следовала продолжавшаяся от одного до двух дней потеря голоса. В этом проявлялось её стремление заставить отца обращать большее внимание на свою страдающую дочь. Известие о его внезапной смерти хотя и причинило ей чрезвычайную боль, но дало также возможность почувствовать себя на высоте — она-таки не проиграла в борьбе за власть со столь сильным партнером. Что и привело её бессознательное к приступу судорожного смеха 1.

Психотерапевт интерпретирует поведение клиента, приписывая ему смысл. Но какая интерпретация лучше описывает внутренние причины поведения девочки? С помощью какого критерия можно предпочесть одно толкование другому? Представитель школы Фрейда согласится с фрейдистской версией, равно как представитель школы Адлера — с версией Адлера. Но такая свобода толкования вообще присуща гуманитарным наукам.

Рассмотрим примеры различных истолкований самых разных текстов, чтобы эта проблема стала ещё яснее.

Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелёв сравнивают фразы «Его зовут Петей» и «Его зовут Петя» и пытаются найти между ними смысловое различие. Они предлагают считать, что говорящий может использовать имя в двух режимах: 1) как часть словаря имён, общего как у говорящего, так и у того, к кому он обращается (режим использования); или 2) как наименование, которым пользуется кто-то другой (режим цитирования). В первом случае, говорят комментаторы, используется творительный

[окончание cтраницы 90]

____________________

1См. Юнг К. Г. О психологии бессознательного. // Юнг К. Г. Психология бессознательного. М., 1994, с. 67-73.

М

Бу

А. С. Пушкин пишет в «Евге-

д адки». Слово «случилось», по

е

л

нии Онегине»: «Её сестра зва-

ы Барту, — указание на исключи-

т

ы-

лась Татьяна», а через некото-

 

тельный характер происшедше-

о

ги

рое время резюмирует: «Итак,

— го. Слово «мистер» Барт разъяс-

д

на

она звалась Татьяной». Поче-

з

няет так: сказать «мистер Валь-

о

и

му? Комментаторы объясняют:

н

демар» — не то же самое, что

л

Ш

Пушкин,

 

вводя имя Татьяна,

а

сказать

просто

Вальдемар.

о

ме

подаёт его как необычное для

ч «Ввод слова «мистер» привно-

г

лё

героинь

 

романов

(впервые

и

сит ощущение социальной сре-

и

в

именем таким...), т. е. не как

т

ды,

исторической

реальности:

ч

вк

часть общего словаря имён, а

,

герой социализован, он состав-

е

л

лишь как имя, употребляемое

п

ляет

 

часть

определённого об-

с

ю другими. А далее, «уже после

р

щества, внутри которого он об-

к

ча

того, как

 

имя

введено в рас-

и

ладает гражданским

 

титулом».

о

 

 

ю

смотрение»,

он

использует

з

Что

 

значит

имя

собственное

е

 

т

творительный падеж 1.

 

 

н

Вальдемар? «Что это за имя —

в

в

Как

решить,

лучше

ли

а

немецкое? славянское? Во вся-

ра

предложенная

Булыгиной

и

т

ком случае, не англосаксонское...

с

сс

Шмелёвым трактовка, чем, до-

ь

Valdernar означает «морская до-

т

м

пустим,

предположение,

что

с

лина»: океаническая бездна, мор-

у

от

никакого осмысленного выбо-

у ская глубь — излюбленный мотив

п

ре

ра падежа не происходит и что

щ Э. По: образ бездны отсылает к

л

ни

употребление

именительного

е

тому, что находится вне приро-

е

е

или творительного

падежа

в

с

ды»2.

 

 

 

 

 

 

н

 

 

 

 

 

 

те

таких конструкциях совершен-

т

 

 

Приглядимся к тому, как

и

 

 

к-

но произвольно? Как из многих

в

Барт пытается выявить скрытые

е

п

ст

вариантов

возможного смысла

о

смыслы

простой фразы. Слово

ы

выбрать

или

хотя

бы

пред-

в «правда» означает, по Барту, раз-

а

кл

почесть единственный?

 

 

а

решение

загадки,

 

вызванной

д

 

 

 

ас

Р. Барт подробно анали-

н

якобы известными читателю до-

е

си

зирует новеллу Э. По «Правда

и

мыслами

и

слухами

 

о проис-

ж

 

че

о том, что случилось с мисте-

е

шествии

с

героем

 

рассказа.

,

 

ск

ром Вальдемаром». Здесь огра-

н

«Правда» для него выступает как

в

ой

ничимся лишь его анализом на-

е

определённость, ясность, разга-

о

ли звания этой новеллы. Казалось

к

данность, как нечто, противосто-

 

в

те

бы, название как название. Но

о

ящее неопределённым [окончание

ра

ведь всему может

быть

дана

е

cтраницы 91]

 

 

 

 

т

 

 

 

 

ту

интерпретация! Барт начинает

й

_______________________

о

р

свой анализ с первого слова —

з

 

1

Булыгина Т. В., Шмелёв А. Д.

р

 

 

ы.

«правда». Он пишет: «Заявить

а

Языковая концептуализация мира.

о

Та об обнародовании некоей прав-

г

М., 1997,

 

 

 

 

 

м

с. 432-434.

 

 

 

 

 

к,

 

 

 

 

 

 

 

 

 

гБарт Р. Ук. соч., с. 431-433.

 

Раздел первый

Пушкина «Моцарт и Салье-

слухам. Но, тем самым, он

ри» — эпизода отравления.

отказывается

истолковывать

Вот фрагмент текста, под-

это слово иначе — например,

вергнутый основному ана-

как честное

высказывание

лизу:

автора, которое противосто-

Моцарт:

ит умышленной лжи. Пер-

.

вое слово названия, по Бар-

.

ту, как

бы

дополнительно

.

сообщает читателю, что он

А

должен был бы что-то знать

х

о случае с мистером Вальде-

,

маром: в этой истории со-

п

держится какая-то важная

информация, о которой все,

р

мол, что-то знают. Слово

а

«случилось», по Барту, под-

в

чёркивает необычность, неор-

д

динарность

происшедшего.

а

Слово «мистер» означает не

л

просто мужчину (и тем са-

мым противостоит не слову

и

«миссис»); мистер в данном

,

случае — это почётный член

 

общества, а не бомж какой-

С

-то. И Вальдемар — это за-

а

гадочный иностранец, напо-

л

минающий своим именем о

ь

бездне,

о сверхъестествен-

е

ном, а не просто какой-то

р

человек по имени Джон или

и

Сэм. В итоге Барт утвер-

,

ждает, что Э. По таким об-

Ч

разом

завлекает

читателя,

убеждая его в наличии тай-

т

ны и направляя на постиже-

о

ние реальности,

какой бы

Б

она ни была. Но так ли это

на самом деле?1

 

о

Н. В. Беляк нашёл но-

м

вое понимание кульминаци-

а

онного

пункта в

трагедии

р

 

М

 

 

ше кого-то отраской волшебной сказки. Л.,

вил?

п

1986, с. 64-70.

С

Д

 

 

 

Т

 

 

Не думаю: он

 

 

слишком_был сме

шон

1

 

 

 

 

 

 

 

2

 

 

 

 

Б

 

 

 

 

Н

 

 

Для ремесла тако

 

е-

 

 

 

по

 

 

 

мн

 

 

 

я-

 

Он же гений,

 

 

щ

 

Как ты да я. А ге

 

ий

 

ний и злодейство

 

В.

не

— Две вещиИз

 

за

 

совместные. Не

 

ме

 

правда ль?

 

 

то

 

ри:

к

 

со

 

(Бросает яд в

 

ст

 

 

-

 

стакан Моцар

та.)

ви

 

те

 

В

 

ля.

 

_

//

 

1Та

м

же , с. 88 6.

Рж

ВО

_________

_П 1

ро

пп

В.

Я.

Ис тори ческ ие ко р- ни ру с-

Методологическое вступление

Р. Якобсон рассматривает названия трёх произведений Пушкина: трагедия «Каменный гость», поэма «Медный всадник» и «Сказка о Золотом Петушке». «Как правило, — пишет Якобсон, — в заглавиях оригинальных произведений Пушкина указывается либо главное действующее лицо, либо место действия». Далее им приводится подтверждающий его высказывание длинный ряд названий, упомяну лишь некоторые: «Евгений Онегин», «Граф Нулин», «Моцарт и Сальери», «Кавказский пленник», «Борис Годунов», «Анджело», «Песнь о вещем Олеге», «Скупой рыцарь» и пр. Или «Бахчисарайский фонтан», «Полтава», «Домик в Коломне»... «Однако среди выдающихся поэтических созданий Пушкина выделяются три произведения, названия которых указывают не на живое действующее лицо, но на статую». Героем трагедии «Каменный гость» обычно объявляют Дон Гуана. «Однако это не так: ведь название драмы объявляет главным героем статую командора». И в поэме «Медный всадник» главным действующим лицом является не Евге-

ний, как обычно считается, а памятник Петру Великому. И славный царь Дадон «вовсе не центральный персонаж; носителем действия сказки является золотая птица». Более того, «сходство этих трёх произведений не сводится только к особому типу главного героя. Одинакова роль статуи в действии этих произведений, и их сюжетное ядро, в сущности, одно и то же». И далее Якобсон пытается подтвердить это утверждение 1.

Итак, Якобсон выделяет достаточно неожиданный подкласс пушкинских названий. Вопреки обычному мнению, говорит Якобсон, героями произведений с этими названиями являются скульптуры, а не живые люди. И даже сюжет у этих произведений одинаков, а не абсолютно разный, как покажется любому читателю с первого взгляда. Евгений стремится к Параше, Дон Гуан преклоняет колени перед Донной Анной, а царь Дадон очарован шамаханской царицей; памятники во всех произведениях оживают: «тяжёлый топот» Медного всадника соответствует тяжёлому пожатью «каменной десницы», а «лёгкий звон» полёта золотой птицы напоминает «тяжело-звон- кое скаканье» памятника

Петру... А. М. Эткинд анализирует текст пушкинской «Сказки о Золотом Петушке». Но Эткинд, как и положено психоаналитику, видит в изучаемой в школе детской сказке Пушкина новую тему: «Пушкин рассказал о зловещем союзе царя и скопца, — и о том, что могло бы из него выйти». Он понимает: в самом тексте сказки тема скопчества, по понятным историческим причинам, не слишком подчёрки-

вается. Поэтому Эткинд

__________________

1Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987, с. 145-180. [окончание cтраницы 95]

Раздел первый

расширяет анализируемый текст, привлекая дополнительные ис- торико-литературные факты. А. Ахматова, замечает он, открыла один из источников сказки — легенду В. Ирвинга. Но она не придала значения тому, что в этой легенде звездочёт не был скопцом, и следовательно, подчёркивает Эткинд, этот редкий мотив был в каких-то целях введён именно Пушкиным. Р. Якобсон тоже подметил отсутствие «скопческого мотива» у Ирвинга, однако, по мнению Эткинда, объяснял пушкинское нововведение слишком просто: мол, то, что звездочёт — скопец, усиливает нелепость его притязаний на царицу. Эткинд находит дополнительный аргумент в поддержку своей интерпретации: «Женщина, которую полюбил царь над трупами своих сыновей, в опубликованной версии сказки названа «шамаханской царицей». В черновиках звездочёт всё время называется шамаханским скопцом

ишамаханским мудрецом... Шемаха — область Закавказья. После присоединения её к России в начале XIX века туда стали ссылать скопцов из разных мест России, и под Шемахой образовались известные их поселения»1. Так что? Сказка Пушкина действительно посвящена зловещей роли скопцов в истории России?

Многие культурологи пробовали истолковать рассказ И. Бунина «Легкое дыхание». Начало этому процессу положил Л. С. Выготский, который пытался доказать, что эффект воздействия произведения искусства возникает тогда, когда действует «закон уничтожения формой содержания». По Выготскому, когда противостояние между содержанием

иформой достигает апогея, наступает катарсис и просветление. О содержании «Лёгкого дыхания» говорится так: «В самой фабуле этого рассказа нет решительно ни одной светлой черты, и если взять эти события

вих жизненном и житейском значении, перед нами просто ничем не замечательная, ничтожная, не имеющая смысла жизнь провинциальной: гимназистки, жизнь, которая явно всходит на гнилых корнях и, с точки зрения оценки жизни, даёт гнилой цвет и остаётся бесплодной вовсе»2. Но, утверждает Выготский, с помощью специальных литературных приёмов (например, последовательность событий, описываемых в рассказе, не соответствует их реальной хронологической последовательности) Бунин так описывает никчёмную жизнь героини, что у читателя возникает ощущение света, радости умиления и рассеянного во всём мире лёгкого дыхания. [окончание cтраницы 96]

___________________________________

1Эткинд А. М. Содом и Гоморра. Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. М., 1996, с. 164.

2Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1987, с. 147.

Методологическое вступление

А. К. Жолковский развивает анализ Выготского. Он сравнивает рассказ Бунина с «Бедной Лизой» Н. М. Карамзина и со «Станционным смотрителем» А. С. Пушкина. Во всех трёх произведениях кульминационная сцена происходит на кладбище. Но если, утверждает Жолков ский, Карамзин последовательно искренен («сентиментален») в своём описании, а Пушкин так же последовательно ироничен (гибнет не Дуня, представляющаяся отцу «заблудшей овечкой», а он сам, «погубленный некритическим доверием к расхожим истинам»), то Бунин «выдержи вает почти идеальное равновесие, венчая рассказ амбивалентным смешением позиций объективного рассказчика и сентиментальной дуры». Бунин, по мнению Жолковского, создаёт импрессионистскую картину, лишённую моральных оценок. Это у Пушкина, а не у Бунина, форма опровергает содержание. Для Бунина фабульный материал вспомогателен, он необходим лишь для описания фактуры (природы, погоды, интерьеров, одежды, причёсок, иных материальных свойств обстановки). И это подготавливает развязку — «слияние детали портрета героини с представляющим макромир ветром»1.

М. В. Иванов не соглашается ни с Выготским, ни с Жолковским. Форма рассказа Бунина, говорит он, никоим образом не противостоит содержанию. Хронологические сдвиги в пересказе созданы автором отнюдь не для преодоления содержания, а для демонстрации жизненно сти и реальности этого содержания, для осознания сложного пути восхождения героини к самой себе. Надо только принять, что рассказ включён в определённый культурный код, что он написан языком сентиментализма. (Бунин сам подчёркивает это выбором фамилии неудачливого поклонника героини гимназиста Шеншина — известно, что поэт А. А. Фет почти всю свою жизнь добивался этой фамилии, а самое знаменитое стихотворение этого сентиментального поэта содержит стро ки, явно послужившие «заготовкой» для названия рассказа: «Шёпот, робкое дыханье...»). И тогда всё становится на свои места. Героиню окружает типичное сентиментальное пространство с характерным для него тяготением к уюту и природности. Героиня живёт в мире тёплых межличностных отношений, где старшие опекают, где о младших надо заботиться, где сверстников соединяет дружба. Но друг и сосед папы, брат наставницы (как замечает Иванов, «полный набор ролей сентиментального мира») злоупотребляет её доверием и разрушает систему естественных отношений. «За наивность, за своё легкомыслие, за предрассудки

[окончание cтраницы 97]

_________________________________

1Жолковский А. К. «Лёгкое дыхание» Бунина-Выготского семьдесят лет спустя. II В его кн.: Блуждающие сны и другие работы. М., 1994, с. 103-120.

Раздел первый

и эгоизм окружающих Оля заплатила страшную плату — жизнь. Но всё суетное и грязное ушло. Осталось лёгкое дыхание, символ красоты жизни»1.

Три точки зрения троих замечательных исследователей — какую из них следует считать наиболее убедительной? По Выготскому, Бунин создал образ «беспутной гимназистки». По Жолковскому, Бунин вообще не даёт никаких моральных оценок, а образ героини ему нужен лишь для того, чтобы оттенить интерьеры, в которых она действует. По Иванову, бу- нин-ская героиня — светлая, ясная, духовно глубокая личность. Для Выготского Бунин в «Лёгком дыхании» блестяще владеет мастерством разрушения содержания с помощью формальных композиционных приёмов. Для Жолковского Бунин — писатель-модернист, «предвосхищающий пастернаковскую эстетику» и работающий в новой для времени написания рассказа технике — технике импрессионизма. Для Иванова Бунин строит своё произведение по давним законам сентиментализма. И выбранная Буниным форма не противоречит содержанию, а обогащает его. Аргументы в пользу любой из этих позиций всегда можно привести, но как выбор той или иной позиции может быть доказан?

Сравнение методологических принципов гуманитарных и естественных наук

Рассмотрим принципы, ограничивающие произвол в интерпретации. Многие из этих принципов в гуманитарной науке напоминают методологические принципы в науке естественной. Естествоиспытатели в поисках истины исходят из предпосылки о логическом совершенстве природы. Отсюда они формулируют принцип рациональности: все явления природы поддаются рациональному объяснению, т. е. они имеют постижимые причины. Это значит, что «научное объяснение природы беспричинных явлений невозможно»2. Сходную позицию принимают и толкователи текстов — представители гуманитарных наук: они исходят из «предвосхищения смыслового совершенства». По их мнению, расширение контекста и усилия толкователя должны привести, в конце концов, к постижению стройного и единственного смысла этого текста.

Это значит: в тексте не бывает ничего случайного. Поэтому-то любой фразе (например, названию рассказа), любому обороту (например, использованию творительного, а не винительного падежа) можно

[окончание cтраницы 98]

__________________________

1Иванов М. В. Судьба русского сентиментализма. СПб, 1996, с. 152-163.

2Кармин А. С, Бернацкий Г. Г. Лекции по философии. Екатеринбург, 1992, с. 244.

Методологическое вступление

приписать особый смысл. Если, например, в языке существуют разные слова, то это не случайно, а, следовательно, они не могут быть полностью тождественны. Чем, скажем, различаются значения слов «невдалеке» и «неподалеку»? Хотя ни один наивный носитель русского языка не сможет ясно ответить, тем не менее, филологи такой ответ дадут. Например: невдалеке означает, что высказывание сформировано на основе непосредственного восприятия, а слово неподалеку употребимо и в тех случаях, когда говорящий непосредственно не наблюдает то, что расположено поблизости от него 1.

Г. Гадамер пишет об этом методологическом принципе как о «предпосылке; направляющей любое понимание». Эта предпосылка, по Гада- ме-ру, гласит: доступно пониманию лишь совершенное единство смысла. «Мы всегда подходим к тексту с такой предпосылкой. И лишь если предпосылка не подтверждается, т. е. текст не становится понятным, мы ставим её под вопрос»2. Р. Барт по существу говорит об этом же:.«в произведении значимо всё: грамматика какого-либо языка не может считаться удовлетворительно описанной, если описание не способно объяснить всех предложений этого языка; сходным образом, любая смысловая система будет страдать неполнотой, если в её рамках нельзя объяснить все порождаемые ею высказывания»3. И всё же существует разница между принципами логического и смыслового совершенства. В естественной науке исходят из того, что рано или поздно логическое совершенство будет обязательно достигнуто. В гуманитарной

— приходится признавать, что смысловое совершенство не всегда познаваемо: мы не можем восстановить утраченные куски текста, узнать о явлениях, уже ушедших из сознания людей, живших в далеком прошлом (да и в настоящем) и т. д.

В естественной науке неизбежно строятся логически совершенные идеализированные объекты (принцип идеализации). Учёный-гума- нитарий обязательно рассматривает все тексты и явления через призму собственных идеалов. Идеал, как замечательно пишет В. П. Бранский, «даёт нам картину мира не таким, каков он есть, а таким, каким он должен быть согласно нашему желанию»4. Следование желаемому идеалу, конечно же, не всегда повышает объективность результатов размышлений в гуманитарной науке. [окончание cтраницы 99]

____________________________

1См. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира. М., 1994, с. 23.

гГадамерГ. О круге понимания. // В его кн.: «Актуальность прекрасного». М-, 1991, с. 78.

3Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989, с. 362-363. 4Бранский В. П. Искусство и философия. Калининград, 1999, с. 243 и ел.

Раздел первый

Разница между идеалами и идеализированными объектами огромна. Естественная наука, как справедливо замечает Э. Сепир, — это упрощённый и абстрактный мир идеальных понятий, в то время как гуманитарная наука неразрывно связана с явлениями реального мира1. Выбор идеализированного объекта — это во многом произвольная, хотя и косвенно проверяемая в опыте, догадка естественника о том, что не является существенным при описании того или иного процесса. При построении теории у учёного, как правило, нет никаких ценностных предпочтений. Кристаллограф может изучать конкретный алмаз, как он изучает любой кристалл — этот камень не имеет для него той ценности, которую видит в нём ювелир. Естественнику как человеку в принципе всё равно, является ли точка тем, что не имеет ни длины, ни ширины, или точка не имеет только длины. Выбор подтверждается проверкой следствий созданной на основе идеализированного объекта теории.

Для гуманитария же следование идеалу — личностная необходимость. Он заранее считает, например, что человеческая жизнь осмысленна, что мир познаваем и т. д. или наоборот: что жизнь бессмысленна, мир непознаваем. И далее, в зависимости от однажды выбранного ответа, читает и интерпретирует тексты. Если естественнонаучная теория более всего напоминает карикатуру на действительность, то гуманитарная концепция скорее связана с эстетикой «Чёрного квадрата» К. Малевича, когда художественный эффект создаётся не столько самой картиной, сколько тенями, которые падают на неё от рассматривающих картину зрителей.

Для естественной науки факт является научным фактом только тогда, когда он входит в научную теорию. Так, данные о влиянии мыслей на расстоянии, сколь бы они ни подтверждались в исследованиях, не являются естественнонаучными фактами до того, как они получат логическое объяснение. Для гуманитарной науки справедливо аналогичное требование: факт является научным тогда, когда он воспринимается в правдоподобной целостной картине, когда этот факт приобретает смысл. Например, обсуждаются варианты того, каким было (и было ли вообще) татаро-монгольское нашествие на Русь. Со школьной скамьи мы знаем, что тьма диких кочевников, внезапно организовавшись в блестящее войско (орду), напала на Русь и всего за какие-нибудь два года её захватила, разбив защищавшихся поодиночке русских князей. Но есть и другая версия: никакого нашествия, собственно, не было, просто наследники Чингисхана решили пограбить окраины России, а князья

[окончание cтраницы 100]

__________________________

1Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993, с. 591.