V_M_Allakhverdov_Soznanie_kak_paradox

О жанре

современной математике в целом. Авторы утверждают, что математика рассматривается в трактате с самого начала, а потому они не предполагают наличия у читателей каких-либо специальных знаний. Но всё же для того, чтобы прочесть их труд, требуется навык к математическим рассуждениям, а потому трактат предназначен, как минимум, студен- там-математикам старших курсов1. Предлагаемый мной трактат тоже, вообще говоря, не предполагает никаких предварительных специальных знаний, однако ориентирован на читателя, хорошо знакомого с психологической литературой и способного соотнести сказанное со своим профессиональным опытом.

Конечно же, одному автору не под силу изложить в новой классификационной схеме результаты даже важнейших психологических экспериментов. А ведь в психологии обилие повторяющихся исследований с малозаметными модификациями само по себе производит ошеломляющее впечатление. Поэтому выбор для описания того или иного конкретного исследования обычно случаен. Как правило, аналогичные результаты получены и во многих других исследованиях, проведенных с несущественными для

Предуведомление второе: о сюжете

Следует признать, что выбранный жанр непривычен для психологической литературы. Попытка упростить содержание экспериментальной психологии до банальности может испугать читателя, хорошо знакомого с рассуждениями по аналогии и научившегося строить сложные ассоциации, но не привыкшего к логически простому изложению психологического знания. Описываемые в книге законы должны казаться слишком тривиальными (хотя, надеюсь, понятые в своей буквальности, окажутся для читате ля неожиданными). А поскольку приводимые в тексте примеры, иллюстрирующие действие законов, в своей конкретике богаче самих законов, постольку иногда может возникать впечатление, что этими примерами сказано больше, чем на самом деле сказано. При дальнейшем чтении следует исходить из правила: если основная мысль в тексте кажется банальной до очевидности, не следует обращать внимание на поясняющие примеры и искать какой-либо невысказанный второй план. Никакого второго плана нет — по крайней мере, его нет в моём сознании.

Первый вариант представленного далее текста, как показали попытки его чтения коллегами, зачастую воспринимался как некая энциклопедия малосвязанных между собой цитат и экспериментов. Медленность и подробность развития идеи постепенно приводили к тому, что читатель терял цельное понимание изложения. Поэтому после внесения необходимых изменений я решил дополнительно написать данное предуведомление, выступающее как путеводитель по будущему тексту.

целей изложения методическими особенностями.

Выбранный жанр не предполагает обсуждения революционности нового взгляда на природу психики и сознание. В какой-то мере попытка такого обсуждения как раз и была сделана мной ранее. Ныне задача принципиально иная: в рамках предложенной схемы упростить [тривиоли- зо-вать) накопленный психологией опыт, т. е. показать, что он выводим из достаточно простых логических рассуждений. Обсуждаемые в тексте эксперименты или их аналоги упоминаются во многих руководствах по экспериментальной или прикладной психологии. Тот или иной закон иллюстрируется набором разнообразных примеров, но, тем не менее, ни в коем случае не претендует на полноту. Я даже не буду специально оговаривать существование отдельных опытов, противоречащих общей картине (такие опыты иногда находятся — психологические эксперименты редко дают абсолютно совпадающие результаты), так как потребовалось бы излишне подробно анализировать особенности экспериментальных процедур, что отвлекало бы от сути дела.

[окончание cтраницы 17]

_______________________

1См. Бурбаки Н. Теория множеств. М., 1965, с. 19.

Итак, краткое содержание.

В первой (вводной) части ставится самая загадочная проблема психологии — проблема сознания: что есть сознание? какова его роль? каковы законы, которым подчиняется сознание, и почему оно при этом способ-

но [окончание cтраницы 18]

Осюжете

ксвободному волеизъявлению? В методологическом вступлении рассматриваются несколько возможных подходов к поиску ответов на эти вопросы. Ведь для того чтобы найти ответ, надо вначале решить, на каком языке он должен быть написан. Предполагается, что все подходы (пути познания) — мистический, логический, естественнонаучный, практический и путь гуманитарной науки — имеют свой собственный язык. И далеко не всегда тексты, написанные на одном из этих языков, переводимы на другой. Прежде всего потому, что разные подходы отличаются друг от друга способом обоснования своих утверждений. (Путь художественного познания во вступлении не рассматривается, так как даже представление о специфике этого пути требует непривычного анализа, который может быть выполнен существенно позднее).

Психологика, конструируя работу механизма сознания, предпочитает естественнонаучный подход. Тем самым манифестируется, что для неё более важен поиск истины, чем осмысленность, убедительность или практическая эффективность своих утверждений. Гипотезы психологики должны обосновываться одновременно и логическими рассуждениями, и опытом, поскольку ни опыт, ни логика отдельно друг от друга не являются для естественной науки достаточным доказательством. Это значит, что механизм сознания должен быть логически внятно описан, а

Предуведомление второе

описываются разнообразные попытки выбора таких оснований, предпринимаемые в психологии с середины XIX в. Показывается, что феномен сознания не удаётся объяснить ни с помощью аналитического разложения содержания сознания на элементарные части, ни с помощью сведения сознания к законам физиологии. Сознание не поддаётся объяснению при попытках вывести его из соображений биологической или социальной целесообразности. Сознание ускользает от понимания и тогда, когда его связывают с окружающим миром, и тогда, когда хотят найти его истоки в неосознаваемых глубинах человеческой психики. Не приводит к успеху поиск логики информационных преобразований по аналогии с компьютером — попытки сформулировать какие-либо специальные задачи в процессе обработки информации, для которых необходимо сознание, пока не были удачными. Оставляет проблему нерешённой и анализ случаев патологии сознания. Ни физика, ни генетика, ни философия принципиально не способны объяснить возникновение и функции сознания. Очевидно, что, хотя сознание отражает окружающий мир и регулиру

ет деятельность, но и отражение, и регуляция весьма эффективно осуществляются без всякого сознания. Для того чтобы отражать и регулировать, сознание не только излишне, но иногда даже вредно. Зачем же

сделанное описание подтверждено экспериментальными данными. Естественнонаучное описание заведомо не является абсолютно истинным. Оно более напоминает карикатуру на реальность, чем строго реалистический портрет, так как в своей основе описывает не реально существующие, а идеализированные объекты. Выбор идеализированного объекта (т. е. объекта, который заведомо не может существовать) определяет построение научной теории.

Все остальные пути познания (от мистического до гуманитарного) также сохраняют свою ценность в описании психического, поскольку сознание, как раз и подлежащее описанию, пользуется всеми возможными путями познания. Так, содержание сознания поддается анализу только на языке гуманитарной науки. (Мозг, кстати, вполне правомерно рассматривать в качестве идеального логика и математи- ка-вычислителя). Не случайно в конце исследования психология как наука поневоле предстанет в двух очень разных ипостасях: наукой естественной и наукой гуманитарной.

Естественнонаучный подход предполагает сведение объясняемого (в нашем случае — сознания) к каким-либо основаниям, которые сами не должны и не могут обосновываться. В исторической преамбуле

[окончание cтраницы 19]

сознание нужно? Ничего не дают ни попытки считать проблему сознания иллюзорной и потому не требующей решения, ни, наоборот, попытки объявить эту проблему настолько важной, чтобы отложить её до завершения психологического поиска, т. е. до решения всех остальных головоломок.

В истории психологии постоянно высказываются надежды на появление психологов масштаба Коперника (с новым взглядом на приро ду психического), или Галилея (с новым стилем мышления), или Нью-

тона (с новой теорией), или, хотя бы, Эвклида, который сумел бы связно изложить основания новой науки. Иногда казалось, что эти надежды вот-вот сбудутся. Психологи объявляли и коперникианский переворот во взглядах, и переход к стилю мышления Галилея. Но, пожалуй, только к концу столетия возникают подходы, пытающиеся дать осмысленное описание большинства накопленных фактов.

Проведённый исторический анализ выявил некоторые устойчивые тенденции по ходу развития психологического знания. Так, почти все школы приходят к выводу, что работа самого механизма сознания не осознаётся. Более того, всё чаще у разных исследователей высказывается мысль, что этот механизм принимает специальное решение, что именно следует осознавать, а что — нет. О неосознаваемых процессах, протекающих в организме, как предполагают некоторые

Предуведомление второе

альтернативы решения, по сути, эквивалентна гипотезе об окружающем мире. Ориентация в дальнейшем на сделанную догадку не может ухудшить стратегию случайного выбора, но может (если догадка случайно оказалась правильной) существенно продвинуть в познании реальности.

Процессы автоматического создания таких догадок названы протосознательными процессами. Однако необходим ещё специальный механизм, проверяющий правильность этих догадок. Этот механизм и объявляется механизмом сознания. Основная функция сознания, тем самым, — это функция проверки автоматически сделанных догадок. Та часть информации, которую механизм сознания непосредственно проверяет, особым образом маркируется. Это и есть осознаваемая информация. Делается проверяемый в опыте вывод, названный законом Юма: все случайные процессы даны механизму сознания как закономерные. Вероятность того, что сделанная догадка абсолютно правильна, разумеется, ничтожно мала. Поэтому проверяющий догадку механизм сознания направлен в первую очередь не на опровержение исходной гипотезы, а на такую её корректировку, чтобы она соответствовала опыту. Механизм сознания создаёт своим проверяемым гипотезам защитный пояс, о котором и идёт речь в последующих разделах второй части.

Прежде всего формулируется группа экспериментально установленных законов, демонстрирующих, что механизм сознания активнее работает именно в тех случаях, когда поступающая информация противоречит ожиданиям. Эта работа направлена на сглаживание противоречий между ожиданием и действительностью, на подгонку имеющейся гипотезы к опыту. Показывается также, что осознаваемое содержание сознания не может быть неизменным (закон Джеймса): уже проверенные, подогнанные к опыту догадки перестают осознаваться. В частности, из сознания исчезает неизменная информация: перестаёт осознаваться неизменная стимуляция, из сознания ускользает неизменный контекст ситуации и пр. Любопытный пример действия этого закона — феномен забывания.

Группа законов, названных законами отождествления, характеризует стремление механизма сознания прежде всего отождествить гипотезу с опытом. Этот механизм отождествляет поступающую информацию с имеющимися следствиями из гипотезы, подбирая подходящие для этой задачи критерии точности соответствия ожидаемого с действительным. Многое, но не всё, зависит от того диапазона, внутри которого механизм сознания считает различие между сличаемым и эталоном несущественным. Диапазон неразличения меняется во времени — вначале он выбирается

О сюжете

настолько широким, чтобы любой стимул соответствовал выбранному стимулу, а затем последовательно уменьшается. Выбор окончательной величины диапазона во многом определяется совокупностью стимулов, предъявленных одновременно или последовательно с эталоном.

Диапазон неразличения никогда не может быть сведён до нуля. Не существует однозначного критерия, позволяющего отнести стимул к строго определённому классу. И не существует классов, состоящих только из одного элемента. Поскольку любой стимул воспринимается только как член некоторого класса, то существование в любом классе наиболее типичных представителей, как и существование пороговой зоны, становится логически неизбежным. Лингвистический закон — все знаки являются одновременно и омонимами, и синонимами — получает психологическое обоснование. Все стимулы относятся в сознании сразу к нескольким возможным классам (т. е. все стимулы — омонимы), и всегда есть другие стимулы, которые принадлежат к тому же классу, к которому осознанно отнесён данный стимул (т. е. все стиму лы — синонимы).

Ещё одно проявление защитного пояса сознания — законы последействия. Однажды выбрав, к какому классу относится данный объект (и установив соответствующий этому выбору диапазон неразличения), механизм сознания пытается сохранить и сделанный выбор, и диапазон неразличения при предъявлении следующих стимулов (закон последействия фигуры). Неожиданным в эмпирических проявлениях этого закона является то, что для повторения предшествующего выбора испытуемый должен неосознанно отражать характеристики стимула точнее, чем они осознаются, иначе он не сможет повторить, например, ту же самую ошибку при повторном предъявлении того же самого стимула. Даже если ситуация изменяется, эффект последействия всё равно наблюдается — но теперь уже сохранить предшествующий выбор удаётся за счёт расширения диапазона неразличения (закон последействия позитивного выбора).

Законы последействия распространяются и на те возможные альтернативы отнесения стимула к классу, которые были уже ранее рассмотрены и отвергнуты механизмом сознания. То, что однажды было не воспринято, не воспроизведено, не сосчитано, имеет тенденцию при повторном выполнении аналогичного задания быть не воспринятым, не сосчитанным, не воспроизведённым (закон последействия фона). Однако при смене ситуации (при смене задания или в неподходящий момент) уже другие стимулы могут быть внезапно (и зачастую ошибочно)

Предуведомление второе

отнесены как раз к тем классам, принадлежность к которым предшествующих стимулов была отвергнута (закон последействия негативного выбора). Эксперименты, связанные с этими законами, сперва выглядят просто шокирующими. Однако последействие негативного выбора имеет непосредственную связь с такими известными психологическими феноменами, как, например, реминисценция в памяти или фазы инсайта и инкубации в процессе творческого мышления. Всё это интерпретируется в терминах сличения следствий гипотезы с опытом — сличение осуществляется не только по осознаваемому позитивному выбору, но и по неосознанному негативному.

В конце этого тома объясняется связь между найденными законами последействия и последействием смысла. Любой знак (текст, стимул) имеет много значений, часть из них воспринимается, но не осознается, а часть осознаётся, если непротиворечиво соединяется в логическую конъюнкцию. Смыслом текста (стимула) одновременно является и позитивный, и негативный выборы. Сделанные однажды выборы обладают тенденцией к последействию. Неосознаваемую работу механизма сознания можно описать как работу по приписыванию смысла поступающей информации и сохранению этого смысла в последующем.

Таков в общих чертах сюжет первого тома, представленного вниманию читателя. В нём, таким образом, обсуждаются основные принципы и постулаты, которые положены в основу психологики как естественной науки, а также законы, описывающие неосознаваемую работу сознания (простите за не слишком изящный, но неизбежный каламбур) по защите однажды созданных гипотез.

Следующий том будет посвящен процессам преодоления этой защиты и способам отказа от не слишком удачных гипотез. Там психика предстанет во всей своей великой множественности. Более пристальное внимание будет посвящено механизму сличения и ряду связанных с этим механизмом феноменов: от параллельности сенсорного и моторного до природы эмоционального воздействия художественного текста. Особое внимание будет уделено осознанной проверочной деятельности и исключительной роли такой осознаваемой деятельности в становлении личности. Будет более подробно рассмотрена выдвинутая ранее1 гипотеза о возникновении социального как следствии проверочной деятельности сознания. [окончание cтраницы 24]

_______________________________________

1Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии. СПб., 1993, с. 268-275.

I

ВВЕДЕНИЕ

В МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ

ГОЛОВОЛОМКИ [окончание cтраницы 25]

Раздел первый

совсем не то же самое, что можно было бы предположить из этимологии этих слов. Термины только тогда становятся теоретическими, когда они включены в теорию. В психологии же слова обычно используются строго в том же смысле, что и в обыденной жизни. Поэтому считается вполне надёжным даже теоретические положения обосновывать лингвистическим анализом слов: например, доказывать, как это делает А. Н. Леонтьев, что сознание, поскольку оно со-знание, есть совместное знание1; или что эмоция — это движение изнутри (от лат. «е» — из, и «movere» — двигаться)2.

Словарь естественного языка, как отмечают лексикографы, принципиально содержит лишь донаучные понятия, язык предоставляет в распоряжение человека не научную, а «наивную картину мира»3. Поэтому опасно строить психологическую науку, исходя из этимологического анализа терминов или способов их употребления в обычной речи. В противном случае, например, пришлось бы признать, опираясь на сотни выражений русского языка, что орган, где локализуются различные эмоции, — это сердце. Поэтому же фраза «ужас леденит мне душу» отнюдь не означает измеряемое термометром реальное снижение температуры души. Семантический анализ слов очень полезен для перевода идиом, но не слишком применим для построения психологической теории.

Вот, например, Ю. Д. Апресян создает лексикографический портрет слова «страх». Проанализировав типичные словоупотребления со словом «страх» (дрожать от страха; зубы стучат от страха; цепенеть, застывать от страха; мурашки пробегают по телу, кровь застывает в жилах и т. п.), он включает в этот портрет важный семантический признак: «душа человека чувствует нечто подобное тому, что ощущает его тело, когда ему холодно»4. Тем не менее, сказанное не предполагает, что человек, говоря «мне страшно», обязательно чувствует нечто сродни холоду, как и не предполагает осознаваемое знание этого признака носителем языка. Вряд ли осмысленно делать из лексикографического анализа более глубокие

[окончание cтраницы 28]

_______________________

1См., например, Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975. Подобные рассуждения, однако, не слишком убедительны даже лингвистически, ведь слово «сомнение» отнюдь не выражает совместное мнение, а слово «событие» дале ко не всегда подразумевает совместное бытиё.

2Этимологический анализ слова «эмоция» также привычен в психологии. См. обзор в кн.: Курек Н. С. Дефицит психической активности: пассивность личности и болезнь. М., 1996, с. 124

3См. Апресян Ю. Д. Избранные труды, 1. М., 1995, с. 56-57. 4Апресян Ю. Д. Избранные труды, 2, с. 459-463.

Методологическое вступление

психологические выводы. Во всяком случае, нет оснований доверять такому анализу больше, чем, скажем, поэтической интуиции О. Мандельштама, который заявил (без всякого обоснования): «Паденье — неизбежный спутник страха, и самый страх есть чувство пустоты...»

Если человек сообщает экспериментатору: «я запоминаю», то это не значит, что он в этот момент осознанно впечатывает в память каки- е-то реальные следы — такое не под силу никому. Но всё же при этом он испытывает какие-то реальные субъективные переживания, обозначающие для каждого весьма разные процессы: один испытуемый начинает повторять предъявленный материал или применять другие известные ему мнемонические приемы; второй — просто напрягается как только может; третий — удивляется малости того, что может воспроизвести, хотя чувствует, что помнит намного больше, а потому раздражается на экспериментатора и т. д. Субъективное переживание испытуемого — конечно же, психическая реальность. Однако эта реальность лишь метафорически выражается терминами наивной психологии. Опасно строить на метафорах логически стройную теорию.

Дело ещё более усложняется тем, что большинство психологических терминов — омонимы, обозначающие одновременно весьма разные представления. Даже ключевое понятие психологической науки — сознание — имеет едва ли не сотню разных и противоречащих друг другу значений:

—как идеальное оно находится в оппозиции к материальному;

—как осознанное — в оппозиции к бессознательному;

—как проявление исключительно человеческой психики — в оппо зиции к психике животных;

—как состояние бодрствования — в оппозиции к состоянию сна;

—как механизм, как процесс или как состояние —- в оппозиции друг к другу;

—как выражаемое в словах (вербальное) — к словесно невырази мому1;

—как осознание собственных переживаний и своей личности (само

сознание) — в оппозиции к осознанию внешних явлений и пред метов; [окончание cтраницы 29]

______________________________

1Эта точка зрения иногда принимается не только в качестве эмпирического критерия, по которому можно судить о наличии или отсутствии сознания, но и как принципиальное утверждение. Ср. у Э. Б. Маркаряна (Язык как способ существования сознания. //Методологические проблемы анализа языка. Ереван, 1976, с. 4-5): «Сознание не имеет иного бытия, кроме как в языке... Нам непосредственно дан только язык, и только в нём — содержание сознания».

Раздел первый

—как нечто качественное: например, как способ маркировки име ющейся информации, как некий «луч», освещающий психиче

ские процессы, как «субъективную окраску», которой сопровож даются многие из этих процессов;

—как нечто количественное, подлежащее измерению: например,

объем сознания, время сознательной реакции и пр.

Этот перечень, разумеется, далеко не завершён. Ведь ещё говорят об уровнях сознания, об измененных состояниях сознания и т. д.1

В итоге любая попытка строгого определения сознания, к сожалению, обречена на справедливую и беспощадную критику, так как не может соответствовать всем популярным значениям этого понятия. Одни из этих значений в принципе противоречат другим. Так, если идеальное тождественно сознательному (как понимается большинством философов), то бессознательное — идеально, поскольку находится в оппозиции к материальному, и следовательно, сознательно*.2 Неосознанное как словесно невыразимое может переживаться человеком и в сознательном (бодрствующем) состоянии, а в сновидениях, в свою очередь, встречается много словесных высказываний. Объем сознания формально количественно можно измерить у якобы не имеющих сознания животных, которые могут, по-видимому, — например, под воздействием наркотических веществ — иметь измененные состояния сознания. И проч., и проч. Можно понять А. Бэна, который в прошлом столетии назвал сознание самым запутанным словом в человеческом словаре 3. И понять, почему и сегодня Дж. Рэй, констатируя разноречивость использования слова «сознание», уверяет, что «нет ясного смысла, который можно было бы связать с этим словом в терминах какого-либо реального феномена в мире»4. А К. Изард добавляет: «Учёные часто говорят о сознании, не только не определяя его, но даже и не соотнося со смежными понятиями»5. [окончание cтраницы 30]

_____________________

1Я уж не говорю о космическом, божественном и других трансцендентных (т. е. выходящих за пределы опыта) сознаниях. Далее о трансцендентном речи вообще не будет, ибо оно в принципе не подлежит естественнонаучному изучению.

2Это, кстати, согласуется с позицией ряда специалистов по бессознательному. Так, по мнению Л. Адлера, «бессознательное... не таится в каком-то бессознательном или подсознательном уголке нашей психики, а составляет неотъемлемую часть нашего сознания, значение которой мы не вполне понимаем» (цит. по кн. ХиллманДж. Исцеляющий вымысел. СПб, 1997, с. 135-136).

3БэнА. Психология. // Классики зарубежной психологии. Ассоциативная психология. М.,1998, с.219.

4Цит

. по кн.

Нали- мов В. В.

Спо

нтан

ност ь созна- ния. М.,1 989, с.

39.

5И- зард К.

Психо- логия эмоций. СПб

,

1999 , с. 73.

Методологическое вступление

И

ногда

даже

один

автор умудряется использовать одинаковые термины в самых разны х и зача- стую противоречивых смыслах. Напри мер, для 3. Фрейд а понятие «бессо знательное» имеет

не менее десятка разных значений 1. В частности, согласно Фрейду, бессознательное:

—выступает как проявление влечений организма (как ОНО в тер минологии Фрейда); но в то же время и как проявление выс ших социальных идеалов (т. е. как СВЕРХ-Я);

—как вытесненное из сознания порождается историей индиви дуального сознания, т. е. вторично по отношению к сознанию, но одновременно является также первичным процессом, порож дающим само сознание и определяющим его становление в он тогенезе;

—как архаическое наследие, когда, как он пишет, «человек выхо дит за границы собственного переживания (т. е. за границы собственного сознания) и переживает события глубокой древ ности». При таком понимании увеличивается неопределён ность, что же именно (сознание или бессознательное) являет ся причиной, а что — следствием. Действительно: как решить, является ли нечто осознанно пережитое в архаическом про шлом бессознательным влиянием на нынешнее сознательное или, наоборот, влиянием прошлого сознательного на нынеш нее бессознательное?

—противопоставляется сознанию как нечто принципиально от личное от него, но при этом рассматривается как единый энер

гетический источник всей психической (а значит, и сознатель ной) жизни...

Вряд ли стоит этому удивляться. Если ключевое понятие — сознание — плохо определено, то тем хуже будут определены любые другие базовые психологические понятия. Поэтому в психологии вообще нет ясных и общепринятых определений практически всех важнейших терминов. Крайне загадочны определения психики, эмоций, памяти, интуиции, личности... Существующую психологическую терминологию не ругает только ленивый. Её критика весьма популярна и ведется с самых разных точек зрения2. [окончание cтраницы 31]

________________________

1Ср. Кнапп Г. Понятие бессознательного и его значение у Фрейда. // Энциклопедия глубинной психологии, 1. М., 1998, с. 285. Как замечает Кнапп, из-за множества неоднородных значений термин «бессознательное» чересчур перегружен и сбивает с толку.

2Ср., например, принципиально разные основания критики терминологии в кн.: Горбатенко А. С. Системная концепция психики и общей психологии. Ростов-на-Дону, ; и ЛэнгР. Расколотое «Я». СПб, 1995, с. 8-9.