Методология_Литература / droizen
.pdfII. Историческая работа сообразно ее формам
Нравственные начала
§ 55 (60), 56 (61)
Мы исходили из того, что историческое исследование и восприятие вещей, относящихся к человеку, есть только один особый вид наряду с другими возможно> стями научного рассмотрения, причем его наипервей> шее и непосредственное значение полностью принадле> жит настоящему, его интересам и мотивам, заключает> ся в подлинном знании этих вещей, познание и изуче> ние которых определены как раз этими разными подхо> дами, поскольку эти вещи по их сущностному содержа> нию суть здесь и идут своим путем, независимо от того, воспринимают ли их и исследуют в историческом плане или нет. Но историческое исследование на каждом шагу зависит от их сущностного содержания. Ибо как раз содержание, каковое мы непосредственно имеем в наличии в настоящем, историческое исследование хо> чет вновь познать и доказать в минувших временах, а именно из преданий, остатков и следов, оставшихся еще в настоящем; и его задача целиком заключается в том, чтобы передать, насколько возможно, эти пред> ставления о прошлых временах и одновременно углу> бить наши знания о настоящем на основе его содержа> ния путем понимания его становления и бытия.
У нашего исследования нет иного пути, чем наблю> дать все формы, в которых движется настоящее мира людей, пытаясь неустанно продолжать самоусовершен> ствоваться, стараясь понять, как они стали таковыми, предполагая, что люди по свойству своей природы все> гда двигались в таких формах, хотя и реализуемых вся> кий раз иначе. В этих формах перед нашим исследова>
304
нием стоит целый ряд вопросов, по которым оно долж> но определять свои изыскания, и этот ряд включает все вопросы, поскольку все нравственные отношения зани> маются ими.
Мы не раз замечали, что элементы, из которых стро> ится нравственный мир, суть отдельные люди и их во> левые акты, но что эти элементы далеко не являются индивидуалистическими в своем роде, абсолютными и абстрактного самоопределения, как это утверждают многие, начиная от Гоббса и Ж.>Ж. Руссо и до сего> дняшнего нигилизма, а скорее, напротив, путем много> образного взаимовлияния получают свое содержание.
Сущность нравственных общностей, как кпйнщнЯбй впервые с глубокой проницательностью развил Аристо> тель; между прочим в первой главе его «Политики» гово> рится: «А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента госу> дарства, становясь либо животным, либо божеством».9
Человек нуждается в нравственных общностях с пер> вого момента своего наличного бытия, чтобы защитить, восполнить и преодолеть слабость и беспомощность сво> его естественного бытия. Только в нравственных общ> ностях он станет тем, чем он становится и должен быть. Он результат этих общностей, стереотипы которых за> тем наполняют его сердце и совесть, и, будучи нравст> венными силами, поднимают его над его убогим одино> ким «Я».
Эти общности властвуют над нами как нравственные силы, мы чувствуем их власть над нами, примиряя их с нашим чувством самоопределения, познавая их как нравственный долг. Благодаря этому мы пожинаем обильные плоды, познавая и владея в них нравственны> ми дарами, в которых мы видим залог самого благород> ного, что у нас есть, возможность постоянного восхож> дения вперед и выше.
Любая из нравственных сил создает себе свою своеоб> разную сферу, свое собственное движение и форму, замкнутые в себе и неустанно увеличивающиеся, с пол>
305
ным правом претендует быть живой и действенной во всяком индивиде, определять и выражать его нравст> венное бытие в ее сфере. И любая из этих сил предъяв> ляет каждому одну и ту же претензию: он принадлежит своей семье, своему народу, своему государству, своей вере; он может и должен принадлежать одновременно всем и полностью. Ибо ни одна сила не исключает дру> гую, как звуковые волны и световые волны идут парал> лельно, не мешая друг другу. Он, индивидуум, есть не молекула человечества в том смысле, будто эти атомы, наметанные друг на друга в бесконечную кучу, подобно песчинкам дюн, составляют человечество, а оно являет> ся только суммой, обобщением всех этих нравственных сил и форм, и индивидуум есть только в непрерывности и общности этих нравственных сил, только как их соот> ветствующий носитель и работник, только живой член
вних, как «рука, отделенная от тела, уже не рука». Эти общности вследствие чувственно>духовной при>
роды человека возникают либо из его естественных, либо из его идеальных потребностей, либо они пред> ставляют собой нечто среднее между ними, либо они ро> дились из тех и других одновременно.
Естественные общности в основном обязаны своим возникновением моменту размножения, т. е. обновле> ния рода в индивидах. Идеальные, духовные общности представляют контраст: они должны как бы опреде> лить индивидов по роду и наполнить их тем, что есть у рода общего и обретенного (процесс воспитания и обра> зования). Между теми и другими общностями находят> ся сферы самосохранения, т. е. постоянное выравнива> ние духовного и плотского начал.
Не потребность в пропитании, размножении, самосо> хранении,— таковая есть и у животного,— а то, что эта потребность сразу же претворяется в нравственные формы семьи, труда, права и государства, учреждает эти отношения, превращая их в нравственные силы.
Не потребность издавать звуки, передающие ощуще> ния, придумывать себе в своем бессилии абсолютную власть божества и т. д. вызывает к жизни языки, рели>
306
гии, а то обстоятельство, что эта потребность превраща> ется в чувственную восприимчивость и сообщитель> ность, претворяется в общности, образуя идеальные силы. Как видим, одни общности только относительно естественные, другие — относительно идеальные; оба фактора находятся в определенном равновесии или все снова пытаются его восстановить.
А.Первый разряд: природные общности
§57 (62)
Природными общностями мы называем те, которые определяют человека естественным и, как было хорошо сказано, субстанциональным образом. Ибо внутри этих общностей человек получает, можно сказать, свою пред> определенность, тип своей телесности, точно так же, как и тип своей духовности. В этих общностях он завер> шается в своей естественности.
Природные общности отличаются от более поздних тем, что только здесь личность приобретает такие опре> деления, которые лежат за пределами их нравственной ответственности.
Рациональное рассмотрение выдвинуло гипотезу, что имелись так или иначе заложенные первичные со> стояния человечества, что те воздействия, которые ока> зывают на него климат, пища, ландшафт и т. д., разви> ли одних людей так, других иначе. Более глубокая спе> куляция, пожалуй, углубила, устраняя непостижи> мость начал, прекрасное повествование Ветхого завета в том смысле, что человеческий род выпал из первобыт> ного состояния божественного промысла и что его исто> рическая жизнь теперь — собирание потерянного из его разорванных фрагментов.
Историческое исследование отказывается участво> вать в решении поставленной альтернативы. Оно не мо> жет ни открывать какой>либо божественный Промы> сел, ни признать, что климат, питание, ландшафт и т. д. вылепили, как из куска глины, так или иначе
307
природу человека. Не потому, что наши исследования решили доказать, что нет никакого божественного Про> мысла; но насколько мы знаем природу человека, он был бы полезен человеку только постольку, поскольку он сумел бы что>либо от него усвоить и переработать. Ибо не божественная мудрость, а труд ради мудрости составляет ценность и призвание человека.
И то же самое говорит наша наука относительно вто> рого предложения. Не потому, что она не понимает зна> чительности таких моментов, оказывающих физиче> ское и физиологическое воздействие, но их влияние имеется налицо лишь благодаря тому, что они воспри> нимаются, усваиваются, уподобляются человеком, они являются лишь стимулами, раздражителями, условия> ми, в которых изобретательный человек должен проти> водействовать им при помощи своего ума, должен уп> ражнять свое тело; упражняясь, он развивает умствен> ные и физические органы, которые ему особенно нужны
втаких условиях, как, например, матрос привыкает к такой походке, как он ходит на постоянно качающейся палубе. Не американский девственный лес превратил индейца в охотника, а потому что тот больше всего лю> бил охотиться, он не прорубал просеки в лесу, не учился обрабатывать землю. Как бы иначе появилась наряду с культурой индейцев>охотников культура ацтеков, ве> ликие фрагменты архитектурных сооружений которой
вМексике еще и сегодня вызывают восхищение?
Но кто задаст вопрос, почему ацтеки отличаются от индейцев>охотников, негры от белых, древнейшие культурные народы от многих других, еще не достиг> нувших культуры, от тех, кто начал совершенно иную культуру, то на этот вопрос историческое исследование ему ничего не найдет ответить, только подтвердит, что это так. Пусть другие исследования попытаются объяс> нить это, но при этом пусть они поберегутся давать та> кие объяснения, которые могли бы равным образом от> носиться как к животному, так и к человеку.
В сущности естественных общностей заключается то, что всякое молодое поколение наследовало, вновь
308
используя, от своих старших их знание, опыт, трудо> вые навыки, которые те в свое время приобрели путем учебы и опыта. Конечно, не все в равной степени, а сре> ди них были и такие, кто был более внимательным и изобретательным, чем другие, кто, учась, добавлял к старому новое и в свою очередь, передавая по наследст> ву свой опыт детям, мог стать свидетелем, как более ум> ные, сильные, смелые шли дальше него. Невероятно малыми шагами новое присоединялось к новому; по> степенно, бесконечно повторяясь, это дало плодонос> ную почву, на которой произросла более высокая чело> вечность, которая, процветая, создавала все более бога> тую и плодородную почву. Ибо «давайте и дастся вам» (Лука, 6, 38). Куда только проникает взор историка, там уже давно произошло разделение народов, опреде> лены типы их внешности, их языков, их веры, их куль> турных способностей.
Тем самым мы не объясняем истории человечества, но мы понимаем возможность явлений, которые она по> ставляет. Мы доказываем не то, как могла начаться ис> тория вообще, а то, что если она некогда началась, то в ней одновременно с начальным толчком было заложено средство дальнейшего развития. Ибо, раз начавшись, она должна была сразу же в любом последующем на> стоящем обосновать унаследованное прошлое, а в язы> ке, воспоминании учреждать свое наличное бытие, стоящее выше неустанного потока мгновения, свой ду> шевный, внутренний мир, стоящий над переменчивым внешним миром. Как бы глубоко ни был сокрыт избы> ток благодати человеческой одаренности, уже в естест> венных общностях наличествовала некая форма, чтобы в противовес обмену веществ и бегу быстро сменяю> щихся настоящих моментов создать человечество и удержать его, создать в творении Бога и из него иной мир, который древние мистики называют возвращени> ем творения к Богу.
Старое высказывание, что человек — венец Творе> ния, означает не что иное, как мысль, что нравствен> ный мир должен пронизать и преобразить естествен>
309
ный мир, что как человек создан по образу и подобию Бога, так и природа отражает образ человека.
Естественные общности являются первой ступенью к этому. Ибо в них только тварное, к которому причастен человек вследствие своей чувственной стороны натуры, возводится в нравственную сферу благодаря серьезно> му волению, любви, долгу, верности. Естественные общности превратятся в многочисленные формы нрав> ственного наличного бытия.
а) Семья
§ 58 (63)
Если мы начинаем с семьи, т. е. претендуем на то, чтобы она рассматривалась как объект истории, то мо> жет сложиться представление, будто это происходит в угоду лишь той схеме, которую мы некогда выбрали. Ибо что общего у семьи с историей? Уже то, что в семье миллионы раз повторяется одно и то же, говорит о том, где ее место.
Легко доказать, что эти соображения ложны. Повто> рение имеет место даже в отношении государства, но что можно рассказать о государстве готтентотов или эс> кимосов? В таком случае семья как нравственная еди> ница, как мы ее понимаем, является сама результатом длительного исторического опыта и развития. Идея семьи имеет свою долгую историю.
Впрочем, в истоках семьи заложено естественное стремление полов объединиться для рождения детей. Но с этого первого и самого низкого начального момента она проходит целый ряд преобразований, в результате которых она в конце концов становится самым внутрен> ним выражением нравственной сущности. Ибо мера нравственности выражается в способности самопожерт> вования личности, в полном растворении ее в общности, членом которой человек себя ощущает и хочет быть та> ковым. И это чувство сильнее всего и проще всего выра> жается в семье. Ибо ее члены отказались либо взаимно
310
от своей личности (родители), либо они еще не стали личностью и должны еще стать ею в процессе долгого труда (дети), либо, хотя они и достигли совершенноле> тия, но все же помнят, что они — дети этих родителей, следовательно, чувствуют свою неотделимость от этого тесного сообщества и единства семьи. В этом тесном кругу каждый отдельный член осознает себя через соз> нание другого и других, он имеет себя лишь полностью в другом, и в этой неисчерпаемой взаимности, любви, до> верии, в этой полноте взаимовлияния и душевного дви> жения заключается единство семьи, дух семьи. Конеч> но, в природе этой первой нравственной общности зало> жено, что она все время выходит за пределы себя, что дети и внуки основывают сами в свою очередь семьи, и что родственные круги, чем дальше они от центра, тем чаще живут врозь. Но в каждом вновь образованном круге повторяется тот же глубоко значительный круго> ворот, каждый круг обогатился наследием и благосло> вением родительского дома, у каждого та же новая зада> ча основать замкнутый в себе нравственный мир само> пожертвования, самоотречения и верности.
Таким образом, семья является одновременно и са> мой простой человеческой общностью, и самой совер> шенной, совершенной настолько, что все иное может быть заключено в ней. Каждый проживает свой ма> ленький неприметный кусочек истории, основывая свою семью. Это — главная, подлинная история его жизни, и такой она остается у него в воспоминаниях. Тысячу раз повторяется одно и то же, и все же для каж> дого совершенно по>своему и индивидуально, и людям никогда не приестся рассказывать о себе во все новых книгах, как выдуманные люди прожили такой кусочек истории. В связи с нашими рассуждениями важно под> черкнуть, как наипростейшая естественная общность, та, которая, кажется, целиком и полностью вырастает из потребности продолжения рода, напротив, возника> ет и протекает исторически.
Для многих, для большинства людей, вся их нравст> венная, т. е. историческая жизнь движется в сфере
311
семьи. В ней сосредоточены их труд, их заботы и радо> сти, все их интересы. Семья для них — их мир, и в то вре> мя, как ощущают великие судьбы как нечто далекое и чужое, бытие с женой, детьми и внуками для них все: в рамках семьи, в этом семейном зеркале они видят и ощу> щают свою жизнь. Это не разрыв с более высокими нрав> ственными общностями. Ибо все общности покоятся на самопожертвовании, верности, воспитании, которые проще и сильнее всего соблюдают в семье. Не для того, чтобы стало и развивалось нравственное бытие, сущест> вует семья. Она сама есть произведение прогрессивного нравственного наличного бытия, которое в свою очередь лелеет и возвышает ее самое. Там, где семья здоровая, здоровы и государство, и религия, и все человечество.
Если история путем исследования хочет понять эпо> ху, государство, религиозную общность, то она должна прежде всего постараться увидеть, какой тип семьи там. Как может быть в многоженстве верность жены, почте> ние детей? Как может нравственно выражаться сила взаимности там, где значение женщины видят только в рождении детей, например в Израиле, где бесплодную отправляют в дом родителей? Чем выше нравственное развитие, тем интимнее становится моногамный брак, тем заботливее воспитание детей, тем свободнее отноше> ния всех членов семьи в воспитании и любви. Древне> римская добродетель существовала, пока семья была строгой и простой. И в наши дни критерий тот же.
б), в) Род и племя
§ 59 (64), 60 (65)
Сама собой напрашивается мысль, что семья, расши> ряясь, становится затем родом, племенем, народом; и не только рациональная историография прошлого века любила проводить эту мысль, но и во многих сказаниях народов она много раз повторяется.
Естественно, такие сказания ничего не доказывают; если и можно предположить, что род людской произо>
312
шел от одной пары, а ее потомство через семьи расши> рилось до родов и племен, то обсуждение такого вопроса выходило бы за пределы любых возможностей истори> ческого исследования.
Но откуда же идут такие племенные сказания древ> них евреев, греков, германцев и т. д.?
Такие сказания являются просто попытками, если можно так сказать, понять себя и мир. Тот непрелож> ный факт, что род в определенной совокупности и иден> тичности здесь налицо, отличается от других, ощущает себя иным по сравнению с ними, тот факт, который имеют перед глазами, объясняют по аналогии с разрас> тающейся семьей, что этот род, это племя были основа> ны одним предком, одним героем племени, в котором затем видят и почитают тип своей общности. Он — во> площенная идея этого единства, и то, что помнят об ис> тории своей общности, как представляют ее деяния и надежды, переносят запросто в историю героя племени. Он — общее имя, на которое переносится все, что каса> ется тех, кто называет себя по нему, или полагают, что они так называются. Ибо и имя точно так же перенесено на героя. Если в странствиях древних эллинов склады> вается пестрое скопление из разных народов, называю> щих себя эолийцами, памфилами, то герой племени на> зывается Эол и т. д. Как видим, это логическое своеоб> разие процесса. Он обозначает историческое начало. Как это единство, будучи результатом процесса станов> ления, имеется несомненно налицо, так и оно переме> щается из конца ряда развития в его начало, а конеч> ный результат становится начальной целью.
Я могу также употребить выражение: понять самого себя. Пониманию мира служит та же самая формула в следующем эпизоде. Люди окружены другими враж> дебными им племенами, быть может, они покорили или поработили одних, других предстоит еще покорить.
Как и свое собственное, чужое рассматривают также в таких персонификациях, переносят на героев чужих племен ненависть против тех, кого они олицетворяют. Ненависть детей Израиля против Ханаана сводят к
313