Методология_Литература / droizen

ражение будит мысль, ибо все, что происходит на звезд> ном небе, в волнующемся море, так много говорит о том, что происходит в душе! Но по мере того как в образ> ах грандиозных явлений развертывается то, что волну> ет душу человека, становится все очевиднее, как недос> таточны те формы, в которых может выражаться самое сокровенное. Они все чаще будут отбрасывать внутрен> нюю связь с внешним миром, становясь более одухотво> ренными. Внутренний мир духа, мир идей все больше будет оттеснять те грандиозные явления. Здесь появит> ся выражение божества, понимание, что Бог есть дух, что человек создан по его подобию. Все больше будут научаться поклоняться Богу в духе и истине. В конце концов будет найдена наивысшая форма, что Бог есть личность, что он есть слово, что он есть наивысшее нравственное завершение, а мышление человека есть лишь некая работа в направлении понимания Бога.

Мы начали наш ряд религиозных выражений с тех великих явлений чувственного мира, в которых выра> жалось богопочитание. Не все религии обращаются к таким значительным явлениям природы, чтобы выра> зить себя. Существуют религии, которые выбирают для этого случайные предметы: дерево, кусок дерева, кость или камень и т. д. Но в них нет, как и в языке, ни малей> шего выражения религиозного чувства, которое было бы именно религией, которое излагало бы все представ> ление о божестве тех, кто так верил, и удовлетворяло бы их сердце. Ибо они испытывают религиозное чувст> во только в этой форме, и только одна эта форма есть вы> ражение их религиозного чувства. В этой вере заключе> на вся религиозная субстанция их сущности, как в язы> ке вся интеллектуальная. Вера есть лишь другой ас> пект духа народа.

Так рассуждая, мы вступили на путь понимания осо> бо важной и трудной области, я имею в виду область ми> фологии. Разве только мы должны будем теперь сфор> мулировать это понятие по>другому и более четко, чем это сделано в ученых трудах, основанных на греческой мифологии.

344

Мы знаем, что вера есть некая уверенность в том, на что надеятся, и отсутствие сомнений в том, чего не ви> дят. Уверенность, что ты есть не только это случайное единичное, а находишься в целом и чувствуешь себя в безопасности, следовательно, это наивысшая уверен> ность в самом себе и ее условие есть вера. Она высказы> вает то, как я ощущаю себя по отношению к целому и как целое. Выражение этой веры будет зависеть от того, насколько глубоко и широко воспринимается эта цель> ность. Ибо это выражение есть форма объяснения этой целостности. И как это выражение, эта форма веры от> носится к самой вере, так и язык относится к мысли; а именно, хотя форма выражает веру не всю целиком, од> нако вера движется лишь в этой форме.

Каким же малым и потерянным должно казаться наше Я, цельность которого находит достаточное выра> жение в случайно найденном камне или кости! Не этот фетиш есть божество, а вера делает его таинством, и только в такой форме наличествует божественная власть в сознании, и только в такой форме видна ее сила, ее милость и немилость. Нравственное наличное бытие здесь есть только в форме случайности и произво> ла, т. е. в форме, самой близкой тварному.

Большим прогрессом является уже то, что взаимо> связанное одинаковое воление выражается как выс> ший атрибут божественной силы, объективируя себя, оно представляет ее в созерцании вечно и равномерно чередующегося порядка, заведенного в природе, на> пример солнце и луна, бег планет. Известно, какое большое значение имел культ звезд и как он был рас> пространен.

Двумя путями выходят за пределы этих верований. Во>первых, упрямство и лукавство человеческого ума, допуская, что власть Бога, как и все иное природное, присутствует лишь вовне, пытается объяснить ее точно так же, как природное. Тогда следует просьбами, при> нося жертвы, творя чудеса, видоизменить волю вечного порядка, тайными, колдовскими заклинаниями сму> тить и обуздать ее. Дело доходит до тех вавилонских

345

форм, когда, высчитывая весь порядок звездного мира

исоставляя искусственные схемы и системы, полага> ли, что одновременно постигали искусство колдовства

ипредсказаний.

Во>вторых, казалось, что тот строгий, неумолимый порядок является прикованным к одной звезде, к одно> му камню, одной точке, которую среди всех точек из> брало себе это племя, этот род. Все другие, хотя и суще> ствуют, но принадлежат другим, враждебным племе> нам. Так, вокруг древней Каабы38 в Мекке сложился единый культ многих арабских племен. Этот камень есть знак союза с одним среди многих, которому они прежде всего хотели служить. Из такого источника происходит культ одного из родственных племен, кото> рое затем, пройдя через неслыханные испытания и об> ретая не раз спасение, переживает то, что перед этой властью Бога есть другие Elohim,39 Elelim, и что этого одного следует называть: «Я есмь Сущий» (Иегова, Яхве) (Исх. 3, 14). Здесь впервые познано божество, как неизменное, но и Единое, стоящее над всем историче> ским движением, над всей природой, как творец мира и властитель всех судеб, вечный и неизменный, как дух.

Тот момент, когда душа восприняла как свое целое и всю живую подвижность и восприимчивость, в которой она чувствовала себя становящейся и растущей, знаме> новал совершенно иное начало. Тогда она увидела в звездном небе не строгое тождество порядка, а движе> ние и перемену; она стала видеть в природе вокруг себя все новую жизнь и перемену вещей. Они казались ей живыми, одушевленными, по>человечески чувствую> щими и волящими, их дела и страдания были совсем подобны делам человека, только более великими, более глубокими, божественными. В их делах и страданиях она полагала узнавать свою собственную историю. Только теперь возникает подлинный мир, религиозное воззрение в форме священной истории. И тем самым и непосредственно было дано, что эти события, подобно человеку, все более и более теряют свою природную ос> нову и фиксируют только антропоморфизм, этический

346

вид; в нем находят форму выражения развивающегося подлинного жизненного содержания.

Именно это развитие прошли все индо>германские племена и, проходя его, индийцы перешли к своему ве> ликому учению Будды, греки — к глубоко человеческо> му познанию, которое достигает апогея в их филосо> фии; в той форме, которая затем слилась с мессианской идеей еврейского народа, чтобы подготовить почву хри> стианству.

Я не буду излагать, как здесь место мифа заступила совсем иная форма, действительная история, факт жиз> ни Иисуса. Этот факт ознаменовал начало нового мира. Было открыто и познано единственное, что необходи> мо, единственное, в котором отныне движется весь хри> стианский мир идей, или все же должен бы двигаться. Ибо то, что в действительности весь ряд уже преодолен> ных ступеней: фетишизация реликвий, магическое действие освященной руки,— все снова и снова вторга> ется в мифологию священной истории, даже церковь считает их важным; есть знак, как глубоко укоренено в природе человека язычество, как для нее трудно дер> жаться на высоте своей свободы и призвания.

Следовательно, в таких формах движется идея свято> го в религиях, которые представляют собой как бы речь веры; и как языки, так и они объединяют всех тех, кто в таких формах находит выражение своему религиозно> му чувству.

Но здесь важна не только общность этих выражений веры. Такие выражения, как бы ни казалась сама вера заключенной в них и обусловленной ими, всё же следу> ет отмечать по существу от веры, как мысль от языка. Они являются лишь поиском правильного выражения. Глубоко внутреннее чувство растет и становится все бо> гаче и мощнее, и выражение не может его охватить. И чем богаче и мощнее выражение, тем глубже и богаче становится само содержание, и сознание его глубины растет вместе с ним. Поэтому эти религиозные выраже> ния, подобно языкам, имеют свою историю, свои глубо> ко значимые изменения. И в истории этих выражений

347

веры сама вера становится чище, выше, сознательнее; и она имеет свою историю.

Но сама вера, чем она искреннее, тем сильнее хочет проявиться в целостности нравственных сил. Если мож> но так сказать, насколько она понимает их всех как атри> буты божества, настолько она стремится вложить, вжи> вить в них идею божества, она хочет их освятить: «Святы будьте, ибо свят Я, Господь, Бог ваш» (Лев., 192). Отсюда все познанные нравственные сферы являются сформули> рованными в зависимости от меры веры, насколько они в ней обоснованы, соотнесены с ней. В них познают, какова вера, в них она доказывает, подтверждает себя на деле бо> лее четко и действенно, чем в одних догматах веры. Вся нравственная жизнь коренится в религиях, является на> ряду с религиозными представлениями вторым, более точным их выражением. Глубокое чувство, которое не выразилось в мифах, легендах и т. д., а также в догмати> ческой спекуляции, находит в освящении жизни все но> вый повод для своей реализации.

Таким образом, складывается содружество тех, кото> рые хотят обобщить идеей святого все то, во что они ве> рят, чем живут, образуется товарищество, которое на> правлено главным образом на то, чтобы знать и сохра> нять как фелпж, цель, как энергию и истину их союза са> мое лучшее всех идеальных сил, а именно идею свято> го, каковая целиком и полностью не выражается ни в одном индивиде. Они образуют общину.

Так же люди, объединенные в Элевсинских мисте> риях, дионисийских праздниках, панафинеях образу> ют общины. Но эти общины лишь преходящи, образо> ваны только для этих обрядов, только для этого ряда религиозных вопросов. Люди, так объединенные, бу> дучи полисной общиной Афин, имеют праздник Афи> ны, как семьи они отмечают апатурии, нечто вроде }Omopatoäria; как виноградари, они празднуют в своих демах сельские дионисии; будучи земледельцами, они собираются в Элевсинском храме также и потому, что позднее стали задумываться, что ждет их после смерти. Создается впечатление, как будто житель Аттики в за>

348

висимости от его многочисленных человеческих, нрав> ственных интересов принадлежит всякий раз к особому объединению; индивидуум в своей свободе и индивиду> альности является все еще глубочайшим и самым вер> ным, что познал дух.

Это никак не первое, органическое образование, а ре> зультат уже высокоразвитого способа познания приро> ды духа и свободы. По сравнению с ним есть одна форма, глубоко связанная и связующая. Ибо идея божества есть нечто, во что все верят, есть сила, от которой зависят бла> го и горе любого индивида, сила, которой покоряются, которой нужно служить, чтобы не потерять ее милость и не навлечь на себя ее гнев. Но как ей служить? Кто веда> ет, что ей угодно? Кто владеет тайной ублажать ее, еже> ли она гневается, и завоевывать ее, ежели она от тебя от> вернулась? Тот, кто держит в своих руках тайну, будет властвовать над общиной верующих, будет устанавли> вать свою власть и обосновывать на века.

В такой форме иерархии и богослужения идея свято> го появляется очень рано. В Индии мы можем просле> дить ее становление. Там, как и в Египте и Вавилоне, жречество представляет собой замкнутую касту. Там над жизнью и развитием народа с ранних пор господ> ствует альтернатива духовной и светской власти: в борьбе между жречеством и государством движется, развивается их внутренняя история.

Поэтому понятно, каким было прогрессом то обстоя> тельство, что у народа Эллады этот шаг к образованию иерархии произошел не так, как в Индии, что любой эл> лин в своем кругу во время праздников мог быть свя> щеннослужителем, что антагонизм между государст> вом и духовной иерархией не имел места, а община была просто заключена внутри государства и в его законе. По> этому Эллада не пришла к систематике своей мифоло> гии, своего учения о богах, поэтому она завершилась не теологической, а философской спекуляцией. И эта спе> куляция не была отрицанием свободы и индивидуаль> ности, окончательным отрицанием Бога и мира (Нирва> на), как в современной Индии, а она была преображени>

349

ем и исполнением того, что религиозная жизнь Древне> го мира несла в себе в зародыше и что она развивала.

С одной стороны, народ Эллады, а с другой — иудей> ский народ завершили религиозное формирование Древнего мира. Здесь благодаря великим учреждени> ям, которые носят имя Моисея, была образована общи> на во имя Бога и служения ему, который заявит о себе как Спаситель; там он был узнан как Единый, Всемогу> щий, Святой; здесь было понято государство и право, весь нравственный порядок и любое познание как исхо> дящее от него и возвращающееся к нему. Но как часто народ отходил от Бога, как часто царская власть от> рицала, что она лишь в нем; и когда, наконец, народ, государство и храм порвали с чуждой властью, единст> венной надеждой было то, что помазанник Божий во> зобновит жречески национальную власть царя! Пока не пришли к пониманию, что значит основание «царства, которое не от мира сего», царства, в котором все люди являются детьми Божьими, в котором все народы, все человечество должно быть единым как жреческий на> род, и каждый в нем священнослужитель.

Я не буду далее объяснять, как в этом христианском мире возобновился антагонизм государства и церкви, как они боролись за власть, как в этой борьбе возникло бесконечное число направлений, которые, сменяя друг друга, определили образ бытия рода человеческого; как в средние века эта борьба увенчалась полной победой церкви над государством, ибо в этом похожи христиан> ская церковь и ислам. То обстоятельство, что на христи> анском Западе государство освободилось от такого ига, послужило началом Реформации. И это весьма знаме> нательно, что она совпадает с возрождением классиче> ских штудий, что жречество всех христиан, т. е. оправ> дание одной только верой, является ее ядром. И сразу же прибавляется новая потребность: идти на основе это> го познания вперед, к общине, ибо именно это в боль> шей степени, чем учение о таинстве причастия, соста> вило и еще сегодня составляет противоположность ме> жду лютеранством и реформатским вероисповеданием.

350

Для меня было важно только обозначить по>порядку главные мотивы, о которых идет речь в этой сфере идеи святого, и доказать, какое множество различных исто> рических развитий наличествует здесь, развитий, по отношению к которым мы совершили бы большую не> справедливость, если бы не признали их непрерыв> ность, идущую из древности в христианское время, т. е. религиозное единство человеческой истории.

Но еще более внимательны мы должны быть относи> тельно другого аспекта. Здесь имеет место то же самое, что и в любой сфере идей: каждая из них, каковая вол> нует и наполняет личность, претендует слыть по>сво> ему всеохватывающей и все определяющей, определять и наполнять единолично душу человека. Как многие считают, что пиетет по отношению к семье является аб> солютно нравственным, выше любого другого долга, в нем заключено и обосновано все прочее. Затем нацио> нальная идея, воспламеняющая сердца, хочет быть ме> рой и нормой всего. Далее государство претендует быть абсолютно нравственным, не только осуществлять кон> троль за всеми другими нравственными сферами, но и основывать их и оснащать. Наконец, то же мы видели в идеальных сферах; идея святого, кажется, в своей вла> сти и экспансивной энергии заглушает и поглощает все другие нравственные силы, движущие жизнь, даже идею власти.

Тем, кто видит дальше сиюминутного момента, мо> жет, пожалуй, показаться странным, как будто огром> ная сфера нравственного наличного бытия в опасности, что ее поглотит мертвящая односторонность. Но мы знаем, что все нравственные силы имманентны природе человека и что они в неутомимой и бесконечно меняю> щейся подвижности, борясь друг с другом и пересека> ясь, критикуют друг друга и с каждой новой фазой сво> его движения повышают горизонт нравственного мира, увеличивают созидательную силу нравственного на> личного бытия.

351

В.Третий разряд: Практические общности

§67 (72), 75 (80), 76 (81), 77 (82)

Вдвух рассмотренных нами рядах мы все время на> талкивались на некую двойственность. Естественные общности являлись не только естественными, но и име> ли тенденцию развиваться в исторические образова> ния. И идеальные общности представляли собой не только рафинированный результат исторических пре> образований, но и стремились как бы обрести плоть в практических институциональных формах.

Впрочем, человек как индивидуум имеет корни пре> жде всего в естественных сферах. Ибо человек в абстрак> ции есть никто, он есть нечто только как дитя этих роди> телей, член этого племени и народа, с определенным те> лосложением и т. д., одним словом, он есть этот человек, определен как>либо природой, и только в таком свойст> ве он содержит в себе понятие «человек». В таких есте> ственных определенностях заключается для него его са> мая подлинная сущность, и он чувствует ее, и если вооб> ще с ним все в порядке, то ему не приходит в голову, что он мог бы или хотел быть не таким, как он есть. То, что он принадлежит этим родителям, этому народу, состав> ляет его чувство собственного достоинства и гордости

ит. д. В этих общностях он ощущает свою целостность, в ней он имеет, по словам Аристотеля, свою a|t%rkeia.40

Видеальном разряде мера и цель суть иные. И здесь индивидуум не как таковой имеет свою a|t%rkeia. Но он ищет и находит ее в том, что он незаметно вносит свою долю в дело великих умов. Здесь им владеет не внешний мир, а он свободен от него в той мере, как его душа, парящая и рвущаяся ввысь, едва касается земно> го кончиками пальцев ног: она парит в ореоле над веща> ми, чтобы жить и быть причастной тому миру идей, в котором она чувствует себя на своем месте.

Между обоими разрядами лежит разряд практиче> ских реальностей; подлинная арена исторической борь> бы, где в любой момент проявляется и уместна суро> вость себялюбия, страстей, интересов.

352

Нельзя сказать, чтобы в тех естественных сферах ца> рила непрерывная мирная тишина. Но зачастую на> сильственные движения являются скорее только про> исшествиями, которые там протекают, и если вторгает> ся что>то нарушающее, грозящее, то ему сопротивля> ются не рассуждая и чувствуя, что это происходит с полным правом. Но главное здесь есть непрерывность, покой, субстанциональная определенность, уверен> ность, что это верно и так будет всегда. Отличительным признаком здесь является распорядительность. Анало> гичную картину мы видим в идеальных сферах: и там есть постоянное движение и соревновательность, но нет ненависти и взаимной угрозы; соревнуясь в добром, прекрасном и истинном, осознают, что стремятся к од> ним и тем же целям, и если зависть и высокомерие раз> водят художников, мыслителей, даже теологов, что бы> вает частенько, в разные стороны, все же их лучшая часть, т. е. то, что они создают, стоит выше этого раздо> ра, а такими чванливыми выходками они отдают дань убогой тленности. Важным здесь является непрерыв> ность, подвижность и изящество духовного; удовольст> вие непрерывного стремления, блаженство все новых вопросов, задач и целей. Отличительным признаком та> кого идеального мира является непрерывное стремле> ние вперед.

И по этим причинам срединное положение практиче> ского мира весьма примечательно. Ведь в нем есть по> стоянная борьба между свободным движением лично> стей и определяющей энергии того, что уже возникло, что для него есть твердая граница, субстанциональная непрерывность. Во всех сферах, о которых здесь идет речь: государство, право и т. д.,— есть неустанное стремление к институциональности, т. е. к тому, чтобы претвориться в максимально твердые, связующие фор> мы, чтобы дать им, насколько возможно, образ естест> венной субстанциональной нравственности. Сообщест> во труда, в котором коренятся сословия, приходит к по> ниманию благородства и неблагородства как расовому различию; так что между ними не может иметь место

353