Методология_Литература / droizen

дить за его искусно, но тем не менее строго построен> ным повествованием. Но у него самого хватает здравого смысла не выдавать все, что он рассказывает, за верное; он сам говорит (VII, 152), что ему приходится t™ legÜmena l¯gein,193 но верить всему он не обязан.

Так, в чем же дело, почему он имеет для нас такое значение? Для нас он есть первый и, можно сказать, единственный источник по истории Персидских войн. Он не только собирал все, что мог о них услышать, но и воспринял их не по>мелочному, а в их великом истори> ческом контексте, с правильной точки зрения; тем са> мым, он наложил свой отпечаток на историю этих войн на все времена. Он является их первоисточником не по> тому, что он был их свидетелем и участником, гаранти> рующим верность описания событий, а потому, что со> брал воедино все слухи, анекдоты и неверные мнения, в которых отразилось восприятие этого великого перио> да. И другие современники Геродота описывали эти Персидские войны, Геродот же овладел преданием.

То, что можно и следовало бы назвать в техническом смысле первоисточником, является не потоком проти> воречивых слухов, мнений, взглядов. Да, не все отдель> ные дипломатические отчеты о переговорах, собранные вместе, являются историей переговоров, не все подан> ные в письменном виде сводки батальонов, полков, ди> визий о их действиях во время похода — историей похо> да. Не сумма, не сложение всех деталей, а первое обоб> щение их как целого по их прагматическому ходу дей> ствия, по их главной причине и цели — вот все это и есть первоисточник. Ибо история есть не первое попавшееся восприятие отдельных событий, а мысленное представ> ление о том, что там произошло, т. е. о происшествии в его значении, его логической связи, его истине.

Гёте сказал однажды о древнейших временах:

«Wo noch wichtig jedes Wort war, Weil es ein gesprochen Wort war».194

Важность такого произнесенного слова заключалась в том, что обозначенная им вещь становилась доступной

214

нашему разуму, адаптированной им, доведенной до на> шего сознания. Приблизительно так же, как историче> ское восприятие превращает происшествия в первоис> точник. Первоисточником следует называть не спутан> ный клубок первых известий, слухов, мнений; «это,— как говорится в § 34 „Очерка“,— лишь изо дня в день повторяющийся процесс поднимающихся и оседающих испарений, из которых затем возникают источники». Подлинные первоисточники, в отличие от бытующих мнений и воспоминаний, всевозможных нелепых и слу> чайных моментов, являются первым историческим вос> приятием, первым историческим пониманием.

Там, где приходит такое понимание, возникнет общая историческая картина, и наоборот, там, где дело не дохо> дит до такой общей картины, либо дух народа, эпохи еще не проснулся, либо он уже не обладает силой историче> ского ви´дения, либо сознание людей не восприняло этот ряд явлений как проникнутый единством смысла, как совокупность. Так, для XV в. имеются исторические описания отдельных немецких городов, территорий, княжеских домов, но нет ни одного, которое бы обобщи> ло империю как таковую, ибо идея национального един> ства заявила о себе только с началом Реформации, да и то ненадолго. Другой пример: никто до Аристотеля не предполагал, что драматическая поэзия имеет свою ис> торию; до середины нашего столетия никому не прихо> дило в голову говорить об истории музыки и т. д.

Геродот еще не имел таких возможностей, как исто> рики Александра, Птолемея, Клитарха и т. д., у кото> рых была в руках масса письменных сообщений о вой> нах, писем царя, дневников и т. д., которые уже по су> ществу дела и в историческом плане приводили первое, непосредственное восприятие. У Геродота было только устное предание, lÜgoi, которые уже 40–50 лет переда> вались из уст в уста в отдельных семьях, городах и т. д. Уже в этих логосах весьма заметна тенденция, харак> терная для устного предания, все сглаживать и обоб> щать, эта тенденция сказывается еще сильнее в исполь> зуемых им lÜgoi о более древних временах, например, о

215

времени Песистратидов, Солона, Крёза. В общем, так же обстоит дело с рассказами четырех евангелистов, ко> торые письменно зафиксировали устное предание хри> стианской общины, сложившееся и преобразовавшееся в течение жизни двух>трех поколений. Еще больше дистанция между рассказом первых книг Ветхого заве> та и непосредственного первого восприятия событий, так что в них повсюду сплавляется предание, преобра> зованное в сказание, и священная история, миф; даже в них еще довольно отчетливо видно, как произошло взаимопроникновение и слияние различных сказаний, не только в различии повествования элохиста от пове> ствования яхвиста, но и предания Иуды от предания Израиля и тому подобное, как это показано Кнобелем в его «Комментариях к книге „Бытия“».

Понятно, в каком предпочтительном положении от> носительно нашего знания о них оказываются те време> на, история которых была письменно зафиксирована, минуя длительный период бытования устного предания, и уж тем более благоприятны для исследователя те вре> мена, когда современники или представители следую> щего поколения писали историю на основе живого ощу> щения времени, описываемого ими; еще более благопри> ятны условия для изучения новых столетий, когда у них наряду с такими первоисточниками имеются еще извес> тия, отчеты, слухи, из которых слагаются сами первоис> точники. Мы в таком случае можем еще увидеть, как эти первоисточники выстраивали материалы, сопоставляя их и делая выводы и по>своему воспринимая их, откры> вали подлинное их значение, как они, согласно своей идее освещая внешние события, обнаруживали их внут> реннюю логику и взаимозависимость.

Естественно, одним из средств, применяемых крити> кой источников, будет и доказательство, как один ав> тор использовал другого, в какой степени более новый источник зависит от более старого. Но такое доказа> тельство никак не является главным результатом зада> чи критики. Напротив, критика источников должна различать:

216

1.Что воспринял этот источник и воспроизвел в сво> ем изложении, т. е. события, деяния, переговоры и т. д. Ибо выявить это «что» по возможности точно является главной задачей. Что касается источников, как было показано выше, мы никогда не имеем дела с объектив> ными фактами, а всегда только с мнениями о таковых,

иглавное заключается в том, чтобы в любом случае ясно представить, до какой степени достоверно и пра> вильно восприняли они факты, есть ли у нас среди них такие факты, которые восприняты с разных точек зре> ния, чтобы мы могли увидеть их как бы стереоскопиче> ски. В этом отношении огромно отличие материалов но> вых столетий от материалов средневековья и антично> сти. Хотя о некоторых периодах истории античности мы можем с полным правом сказать, что, наверное, по ним имелся такой же богатый материал, как и по исто> рии новых столетий, и что дошедшие до нас немного> численные остатки о времени Цезаря, Александра не> обходимо читать, постоянно помня, что они только ма> лые крохи такого богатства. Как разительно отличают> ся от этих эпох времена Оттонов и салических импера> торов, о которых — что касается истории империи — сохранились почти только предания священнослужи> телей и монастырей, предания времени деловых отно> шений, тяжеловесных и медлительных, монотонного и инертного образа жизни, в котором, можно сказать, от> сутствовало общение и который не оживляла учащенно пульсирующая городская жизнь и не нарушали трения между разными слоями возрастающего населения.

2.Так как источники суть мнения, то всегда надо учитывать, что господствующие в тот момент и в том месте представления придали им особую окраску и тен> денцию. Исключительно характерно, как в XV в. повсе> местно и безраздельно вплоть до начала Реформации царили демонологические взгляды; или как во время Валленштейна и Кеплера даже самые разумные мужи были привержены астрологии и верили, что их судьбу предопределяет положение звезд. А в их взглядах и от> ражается мировосприятие их времени!

217

Само собой разумеется, что тот же вопрос относится как к первоисточникам, так и к более поздним источни> кам. О начальной истории, т. е. от века Фабия Пиктора и примерно до I в. до Р. Х., римская традиция, я разумею старую анналистику, конечно, имела такие представле> ния, каковые соответствовали скудости края и власти времен ранней республики, периода децемвиров и Ка> милла. С увеличением территории и ростом могущества Рима менялись представления римлян о первоначаль> ном периоде своей истории, и уже Ливий описывал вре> мя первых ростков города и республики, исходя из пред> ставлений, соответствующих величию Рима своего вре> мени, величию, выросшему из этих ростков. Или другой пример. Эпоха итальянского чинквеченто, возродив классические штудии, отбросила за ненадобностью всю библейско>иудаистскую традицию, которую в свое вре> мя церковь сумела поставить на место национального предания, и во взглядах итальянцев XVI в. на историю воцарил классический языческий мир, став мерой и об> разцом настоящего и его прогресса. В этой связи стано> вится понятным, чтó значит разрыв Лютера с традицией римской церкви и его обращение к древнейшим истори> ческим свидетельствам церкви: это были преобразив> шаяся идея времени, более глубокое, Августиново, по> нимание сущности христианства, опираясь на которое Лютер отверг порочную иерхаическую традицию, пыта> ясь при помощи подлинной критики источников восста> новить то, что более чистое слово Евангелий и Посланий некогда восприняло как христианское.

3. Третий момент — индивидуальная окраска, кото> рую толкователь вольно или невольно придает своему мнению в зависимости от своего характера, тенденции, своего пристрастного взгляда. Ксенофонт, будучи уро> женцем Афин, в своей «Греческой истории» всегда на стороне Спарты, а по отношению к фиванцам так не> справедлив, что даже прибегает к лжесвидетельствам; он даже почти не упоминает Второй Афинский морской союз. Как отличается французская революция в изо> бражении Тьера и Тэна, какой разный Фридрих Вели>

218

кий у Карлейля и Маколея, какая совершенно разная эпоха Карла V у Слейдана и Сепульведы195 и т. д.! Они оперируют одними и теми же фактами, но их тенден> ции, точки зрения, методы совершенно разные. Чтобы извлечь из этих трудов верные факты, понять верное и реальное положение дел, разобраться в том, что неко> гда произошло, нужно вычесть то, что они привнесли в свое восприятие, руководствуясь личной тенденцией и взглядами в зависимости от национального и конфес> сионального различия. Нужно поступить примерно так, как если бы мы захотели составить собственное представление о характере и поступках человека по рассказам о нем, сделанным тремя или четырьмя совер> шенно различными людьми. В этом случае нам надо оценить данные каждого исходя из того, что мы его зна> ем или полагаем, что знаем, и, наконец, на основе этих трех или четырех критических мнений мы попытаемся составить свое собственное, сделав примерно такое за> ключение: объективно этот характер таков.

Итак, мы можем под конец обобщить вопросы крити> ки источников по следующим аспектам:

1. Первоисточниками являются не первые слухи и мнения, любые и бесчисленные первые мнения о проис> шествии, каковые возникают тотчас вместе с послед> ним, а сделанные с определенной точки зрения первые обобщения в смысловой контекст, который высказыва> ет их суть и их идею.

Если нам очень повезет, то мы будем иметь первое обобщение, сделанное еще под живым впечатлением от того, что произошло, еще в той атмосфере мыслей и на> строений, которые были причиной происшествия и ко> торые в свою очередь родились из него, как бы еще в ис> торическом настоящем данного происшествия. Так, на> пример, Геродот, Фукидид. В таком случае эти мнения господствуют над последующими временами, выражая твердо и завершенно мысли и настроения, которые по> родили такие события.

Конечно, Геродот, Фукидид оставили многое неупо> мянутым и неиспользованным, чем такие более позд>

219

ние исследователи, как Эфор, Феопомп, смогли вос> пользоваться как историческим материалом. Но вместе с Пелопонесскими войнами, с глубоким падением Афин пришло совершенно иное время. Эфор и Феопомп отстоят от времени, о котором писали Геродот и Фуки> дид, примерно как мы от времени Наполеоновских войн и Фридриха Великого; они воспринимали старое время в эпоху, когда совершенно по>иному стали смот> реть на вещи, как это можно понять из того, как орато> ры говорят о Фемистокле и Кимоне, Алкивиаде и Клео> не. Затем снова наступает полный переворот в образе мышления и мировоззрения эллинов, ознаменованный мировыми завоеваниями Александра и совершенно но> вым научным подходом Аристотеля. Каким разительно иным представляется время Персидских войн и гегемо> нии Аттики писателям после Александра. Но эту эпоху уже анализируют совершенно по>научному, например Филохор, фалериец Деметрий, собиратель Кратер. А с другой стороны, история этой эпохи превращается в школьный предмет, и для общего образования ее препо> дают в традиционном, суммарном изложении, напри> мер, у Диодора или в истории Юстина.

Итак, приступая к критике источников Диодора, Юстина, Плутарха, прежде всего нам надо попытаться уяснить себе, какие книги были в руках этих авторов и как они их использовали. Ибо мы хотим проанализи> ровать, что есть верного у Диодора, Юстина, Плутар> ха. И все, что у них есть верного, они могли получить только из использованных ими источников. Если Дио> дор по истории со времени Персидских войн и до напа> дения Афин делал выписки из Эфора, то и по отноше> нию к Эфору следует поставить тот же критический вопрос: без сомнения, он знал и использовал Геродота и Фукидида, но, конечно же, и другие материалы, на> пример сочинения комедиографов, ведь он заимствует у Аристофана повод к Пелопоннеской войне и, будучи изрядным педантом, принимает всерьез его смехо> творные данные. Такого не могло случиться с теми, кто писал, еще живо ощущая могучее движение, кто,

220

сначала обобщив массу пережитого и познанного из великой идеи, изобразил все это как единый смысло> вой контекст, высказав то, что для всех современни> ков было ясно и словно живое, лично пережитое стоя> ло перед глазами. Применить методы критики источ> ников к таким авторам, как Фукидид и Геродот, зна> чит исследовать, каким образом, из каких устных рас> сказов или письменных официальных сообщений, в чьей передаче, в какой степени зная суть дела, они со> бирали для своего изложения материал и употребляли его.

Такова критика, когда первые сообщения относятся еще и к историческому настоящему тех вещей, о кото> рых они рассказывают.

2. Если это не так, то изложение представляет инте> рес не только потому, что оно отражает свою собствен> ную, более позднюю эпоху, остатками которой оно яв> ляется, и ее идеи, но и со следующих точек зрения:

а) Это изложение является первым историческим обобщением того, что до сих пор передавалось лишь устно. Например, Иордан, или, скорее, Кассиодор для старой истории готов; или «Пятикнижие» для древней истории евреев.

В этом случае можно, пожалуй, констатировать только тот факт, что люди во времена записи этих па> мятников смотрели на прошлое таким образом, так фиксировали свои предания. И все, что верно в таком труде, можно найти ранее указанным путем критики сказания, с помощью диакритического метода и т. д.

б) Нам интересно само изложение, которое пред> ставляет собой свод или компиляцию более ранних про> изведений.

Затем, если эти более ранние произведения дошли до нас, то скомпилированному из них сочинению подоба> ет лишь значение мнения мнений. Например, «Отпаде> ние Нидерландов от Испанской короны» Шиллера: грандиозно по мысли, но по материалу полностью за> висимо от авторов, которых он использовал (почти только Страду).

221

Или более старые произведения не сохранились. То> гда более позднее изложение заступает место пропав> шего, хотя и как недостаточная замена. Тогда нужно, например, исследовать, как плохо использовал Диодор своего Эфора, своего Тимея, как вольно обращался Ли> вий с Полибием, что Юстин — всего>навсего риториче> ская выжимка из выписок, которые сделал Трог Пом> пей из лучших источников, особенно Тимагена.

в) Изложение является не только сводом и компиля> цией из более старых источников, но и в нем добавлен новый материал из устного предания или из архивных документов, памятников и т. д.

Относительно нового материала более позднее произ> ведение представляет собой в таком случае в некотором смысле источник, оно для нас является заменой преда> ния, архивных документов, поскольку оно использова> ло их. Например, Авентин и «Анналы» из Альтаиха, списки которых были найдены лишь в последнее время (см. выше с. 149); или Зекендорф (Commentarius histo> ricus et apologeticus de Lutheranismo seu de reforma> tione, 1688),196 который дает намного больше, чем Слейдан, материала, например из Веймарских актов, многие из которых с тех пор затерялись. Но Зекендорф писал не так, как Слейдан, вдыхавший воздух эпохи Реформации, а по>ученому, желая защитить лютеран> ство от пасквиля иезуита Мэмбурга.197

г) Хотя более позднее изложение заимствовано из более старых источников, но благодаря средствам кри> тики и интерпретации оно сделало совершенно новые выводы из первых записок, которые прежде использо> вались неверно или недостаточно.

В таком случае более позднее изложение имеет ту цен> ность, что оно верно восстановило утративший свою дос> товерность материал, устранив неверную интерпрета> цию и заменив ее правильной. Таков, например, Нибур в «Римской истории». Еще в большей мере такой же ре> зультат обнаруживается, если исследование открыло в надписяхидругихостаткахмассуновогоматериала,что, например, сделал Моммзен в своей «Истории Рима».

222

г) Критическое упорядочение материала

§ 35, 36

Завершена ли глава о критике, после того как мы рассмотрели критику источников? Остается еще ис> ключительно важный вопрос, который неизбежно воз> никает из нашего стиля исследования, тем самым оп> равдывая его.

Материалы, которые мы смогли найти для решения исторической задачи, критика должна была рассмот> реть с самых разных точек зрения, чтобы ответить на вопрос, можно ли их использовать, и если можно, то на> сколько.

Мы были вынуждены поставить три вопроса, исходя из которых нам пришлось проверить наш материал: 1) подлинный ли наш материал, т. е. представляет ли он собой то, чем он считается и за что себя выдает; 2) явля> ется ли он неизменно тем, чем был и хотел быть, или к нему уже примешано более раннее или более позднее; 3) было ли и могло ли быть то, вещественным доказа> тельством чего он желает слыть, т. е. верен ли он.

Остается еще четвертый вопрос: содержит ли матери> ал в том виде, в каком он перед нами налицо, еще все те моменты, свидетельства которых мы ищем, т. е. в ка> кой мере он полон.

In abstracto всякий с легкостью согласится с тем, что наше знание фрагментарно, и наше историческое зна> ние тоже неполно. Но уже форма исторического повест> вования, которую мы выбираем, создает у нас иллюзию того, что мы могли бы представить весь ход историче> ских событий от начала до конца, замкнутую в себе цепь событий, мотивов и целей. И исследователи слиш> ком легко предаются иллюзии, будто все то, что нам досталось по наследству, хотя и не представляет цело> го, но все же важно, и оно>де может и должно быть дос> таточным для того, чтобы воссоздать картину целого.

Принципиальное значение имеет то обстоятельство, что мы в наших работах не должны забывать, всегда признаваясь себе, как обстоит дело в действительности с

223