Методология_Литература / droizen

лись в ней переговоры и войны с Голландией и Франци> ей. И вообще, англичане продолжают воспринимать свою историю как островитяне.

К этим пространственным и временны´м условиям мы можем добавить третий разряд, так сказать, вспомога> тельных условий. Такие условия придают плоской кар> тине предания полноту и глубину, как бы объемность.

Здесь речь пойдет об исключительно широком поня> тии средств, как материальных, так и моральных, бла> годаря которым констатируемый факт стал возмож> ным.

Мы еще раз коснемся того, о чем говорили в связи с прагматической интерпретацией, когда, исследуя фак> ты, исходили из их причинно>следственной связи, раз> витие которой хотели реконструировать. Здесь же, от> талкиваясь от того, что еще осталось от факта, мы по> пытаемся реконструировать те средства, которые были нужны, чтобы установить эту взаимосвязь. Там мы го> ворим: для морского похода в Сицилию афинянам нуж> ны были корабли, деньги, войска и т. д.; здесь же мы го> ворим: тот факт, что поход состоялся, показывает, что афиняне смогли построить столько>то кораблей, со> брать столько>то денег и войска и т. д. Условия этого морского похода дают нам представления о средствах, каковыми мог располагать город.

Интерпретация средств необыкновенно плодотвор> на, хотя ее повсеместно игнорируют; при помощи ее можно получить и другие весьма поучительные резуль> таты. Стоит лишь уяснить, что почти все, что относится к нашей сфере, требует для своей реализации либо ма> териалов, либо инструментов, либо того и другого вме> сте, таким образом мы поймем, какой убедительностью обладает этот подраздел интерпретации.

Первым, насколько я знаю, вступил на этот путь Лес> синг, когда он в «Антикварных письмах» исследовал как подлинный знаток, каким образом греки изготов> ляли резные камни с такой микроскопической точно> стью, какие инструменты у них были, чтобы врезать ри> сунок в твердый драгоценный камень, каким способом

254

они закаливали их, как ими пользовались, просверли> вая то плоские, то глубокие линии и поверхности.

Я думаю, что уже понятно, о каких вопросах пойдет речь. Хотя в собраниях доисторических древностей слегка касаются этих вопросов, говоря о всякой всячи> не, но стоит попробовать дать им технологическую ин> терпретацию, и результаты приведут нас в изумление. Если египтяне могли выдалбливать и полировать такой твердый сиенит — что сегодня делают паровые маши> ны,— то у них, очевидно, были очень твердые стальные инструменты, какой>нибудь наждак, который они уме> ли пульверизировать. Если они умели отделять огром> ные монолиты из скалы, конструировать повозки для их транспортировки, спускать их на эти повозки, затем сгружать на землю и устанавливать на цоколь, то им требовались знания механики и вычисления, средства, которых, к примеру, не было в Риме конца XV в. Ибо попытка вновь установить один из лежавших на земле обелисков императорской эпохи не удалась, упавший монолит разбился на три куска. Любая краска, любой амулет, стеклянный сплав, любая ткань на их мумиях является тем фактом, на основании которого путем тех> нической интерпретации можно получить много инте> ресных данных о культуре народа. И если в их гробни> цах можно найти большое количество дерева, но не си> коморы — единственная древесина, которая есть в Египте, где в окружающих горах нет леса и нет возмож> ности доставлять его по воде, минуя пороги,— то у нас убедительное доказательство сношений с Кипром или с гаванями южнее Ливана.

Или другой пример. Способ ведения войны у древних обусловлен оружием. Из лука попадают в цель на рас> стоянии ста шагов, копьем — на расстоянии максимум 25 шагов. Таким образом, вся тактика рассчитана на ближний бой; и, конечно, чтобы линия фронта была растянута, как можно меньше. В походах Александра против балканских народов впервые упоминаются по> левые орудия, т. е. баллисты и катапульты, радиус дей> ствия которых приблизительно 300 шагов. Значение

255

этих обстоятельств для античного военного искусства очевидно. Конница классической античности не знала ни подковы, ни седла, ни стремени; откуда они появи> лись в раннем средневековье, я не знаю; но значение конницы с появлением подковы и стремени стало иным.

К сфере материальных средств относится все, что служит пропитанию. Минимум продуктов питания в зависимости от климатических условий стран есть до> вольно постоянный фактор, из которого вытекает боль> шое число вариантов и последствий. Если войско Ксер> кса, о численности которого приводят чудовищные цифры, смогло себя прокормить в период от прорыва через Фермопилы до битвы при Саламине, да к тому же еще половина войска могла продержаться в Беотии до следующего лета, то, очевидно, это было возможно бла> годаря большим поставкам по морю, о которых мы во> обще ничего не знаем. Или другой пример. История Тридцатилетней войны, что касается хода военного и политического развития, нам довольно ясна, но необхо> димо рассматривать ее с точки зрения материальных средств, которые она поглощала и губила, при этом учитывать и такой аспект, как размещение солдат на постой, бывшее наихудшим бедствием, чтобы понять, как чудовищно разорена и опустошена была за время войны богатая Германия на огромных пространствах.

Станет понятным, как в такие моменты можно объ> яснить определенные особенности государственного устройства. Огромные пространства и бездорожье им> перии Карла Великого привели к тому, что чиновниче> ству предоставляли такую самостоятельность, которую могла держать в узде только такая сильная личность, как Карл. Слабость преемников великого императора объясняет быструю деградацию чиновничества, духов> ного и светского, выразившуюся в бесконечных имму> нитетах и феодальных суверенитетах. Именно тогда на> ряду с прежней работой, выполняемой на дому свобод> ными крестьянами, как то: прядение, ткачество, куз> нечные и кожевенные работы,— начала складываться

256

своеобразная система ремесленнической деятельности уже несвободных в монастырях и при дворах королей и императоров; из этих несвободных ремесленников в те> чение двух столетий образовались сначала несвободные общины цехового ремесла, которые затем завоевали себе благодаря городскому и торговому праву право на свободную городскую жизнь.

Я удовлетворюсь этими замечаниями. Но хорошо бы, если бы в любом историческом исследовании стали ин> тересоваться вопросом о средствах и путях реализации. Пожалуй, можно по>прежнему объяснять военные и политические успехи Фридриха Великого в обеих Си> лезских войнах его гением, но если изучить внутрен> нюю политику его отца, его финансовую систему, его организацию армии и таким образом сравнить состоя> ние армий и административную систему других госу> дарств, то начинаешь понимать то, что произошло.

Наряду с материальными средствами мы должны на> звать моральные. В некотором смысле к ним относится то, что говорилось о социальных отношениях; но эти от> ношения, если их используют исходя из морального со> держания, как средство, как эффективное условие по> лучают иное значение, как бы иной знаменатель, пере> стают быть только простой характеристикой социаль> ного положения. Та же ненависть третьего сословия во Франции к привилегированным, взращенная их безза> стенчивостью как господствующего класса, с созывом Национального собрания вместо Генеральных штатов тотчас превратилась в средство свержения дворянства, церкви и трона.

Но следует говорить не только о настроениях, стра> стях и вожделениях, которые были выпестованы обус> ловливающими их социальными отношениями. Чудо> вищная энергия, мощный удар, при помощи которых Наполеон в сражениях повергал своего противника, по> казывают не только его личный талант, но и боеспособ> ность его армии, которая ни разу не подводила его, а также его совершенно железную военную организа> цию, которая любой отдельный отряд его армии превра>

257

щала в готовое орудие его духа и полководческого ге> ния. В легионах Цезаря можно видеть подобное орудие, но несколько иного типа: боевой дух его армии состав> ляла гордость быть солдатом и презрение к квиритам.

Исторический процесс нельзя было бы с достаточной достоверностью объяснить без такого углубленного по> стижения и проникновения в сферу воли, страсти, по> нимания тех, с кем нужно вместе действовать, на кого нужно оказывать воздействие. Полководец, государст> венный деятель, художник, всякий, кому надо воздей> ствовать на других и многих, и кто должен в своих дей> ствиях рассчитывать на других, соизмеряет свои по> ступки и свой план, исходя из их прозорливости и их страсти. Он определен ими постольку, поскольку он же> лает определять их; и там, где наш материал позволяет нам увидеть или предположить действия или участие многих, наличествовал момент этой обусловленности, и его надо искать путем интерпретации. Если Иаков II хо> тел вновь обратить в католичество английский народ, ему надо было бы сначала удостовериться, что он нашел условие для этого в душах людей, и то, что он начал дей> ствовать без этой уверенности, поступая совершенно как доктринер, привело к его свержению. Точно так же по>доктринерски поступал Перикл, когда он начал вой> ну с пелопоннесцами, будучи убежден, что они по>преж> нему застряли в натуральном хозяйстве, в то время, как Афины со своей несметной казной были крупнейшей де> нежной державой Греции; и будучи уверен в том, что если удержать Афины и гавани, и тем самым море и со> юзников, то можно пожертвовать равнинными земля> ми, отдав их на разорение. Опустошение равнинных зе> мель вынудило крестьян податься в города, где они, праздно шатаясь, превращались в люмпенов; из коме> дий Аристофана видно, что гибель старого крестьянско> го сословия, т. е. гоплитов страны, стало началом гибе> ли всего Афинского государства. С этой точки зрения, поведение аттической аристократии все же имеет иное значение, чем полагает Гроте, который в свое время принадлежал к радикальной партии в Англии.

258

Не спроецированы ли и любое художественное про> изведение, любое государственное устройство, любой уголовный закон на интеллектуальные и моральные ус> ловия, которые они хотят увидеть и одновременно оп> ределить в настроениях, вкусах, благоразумии мно> гих? Когда римская церковь объявляет новых святых, новые догмы, новые «лета отпущения грехов», разве во всем этом нельзя распознать ту меру понимания и само> уважения, по которой она оценивает свою паству?

Здесь мы подходим к пункту, который доставляет нам значительные трудности. Если во времена Григо> рия VII церковь ввела целибат, следовательно, она счи> тала, что ее паства: клир и миряне — сочтут такую чрез> вычайную меру необходимой и богоугодной; и если те> перь наша интерпретация на основании этой меры сде> лает вывод о настроениях и мнениях тогдашнего хри> стианского мира, то исторические предания покажут, что, напротив, эта мера наткнулась на сильнейшее со> противление. Или, если мы из простых, благочестивых картин Перуджино и юного Рафаэля, из строгого, иде> ального стиля великих опер Глюка сделаем вывод о вкусах и настроениях публики, для которой художни> ки рисовали, а композитор сочинял музыку, то мы при> дем к заведомо неверному выводу: в роскошной и сладо> страстной Италии в пору Александра VI, того самого Борджиа, процветало все, что угодно, только не благо> честие, которое показывают картины Перуджино, а публикой Глюка был развращенный двор последних лет Людовика XV и первых лет Людовика XVI; его «Ифигению в Авлиде» публика освистала.

Была ли наша интерпретация неверной? Действи> тельно, против Григория VII выступила мощная оппо> зиция священнослужителей, ради которой, казалось, эта энергичная мера была необходимой, Она показыва> ет, как глубоко, очевидно, погряз клир в заботах о жене и чадах своих, в скаредности и своекорыстии, в чисто мирских интересах, если потребовалась такая насиль> ственная мера, чтобы спасти и восстановить долг духов> ного служения. То, что задетые за живое этой мерой

259

поднимут шум, можно было предположить; но церковь рассчитывала на возвышенное настроение монастырей, прежде всего монастыря в Клюни, и на настроение ми> рян, у которых уже давно деградация священников и епископов вызывала сильное недовольство и непри> язнь. И то, что эта насильственная мера прошла, явля> ется свидетельством того, что эти строгие настроения были мощнее оппозиции. Аналогично и с музыкой Глюка, о котором мы ведь знаем, что он хотел реформи> ровать пришедшее в упадок музыкальное искусство.

Все это свидетельствует не о недостаточности интер> претации, а о том, что она нас выводит на противоборст> вующие и конкурирующие направления, и наша интер> претация является тем достовернее, чем четче она мо> жет выделить эти противоречия.

Интерпретация и не ожидает ничего иного, она зна> ет, что всякий процесс проходит на фоне различных на> строений, тенденций, страстей, борющихся друг с дру> гом, что любой выявленный нами факт или деятель вы> зывает различные за и против, и что только в этой борьбе характеры добиваются своих успехов, поступки ведут к своим последствиям. Характеры, поступки — все они имеют свои условия, свою меру, силу, свой тор> моз в этих антагонизмах и пристрастиях, они определя> ются ими, чтобы затем вновь оказывать определяющее воздействие на них и через них. Эта постоянная пере> становка местами причины, которая становится по> следствием, и последствия, которые становятся причи> ной. И точно так же в отношении количества: одним из определяющих моральных факторов является не мерт> вое, застывшее однообразие, а пестрая, подвижная многоликость. Моральная интерпретация будет сомни> тельной и порочной не тогда, когда она выявляет проти> воположные моменты, а тогда, когда она не находит ни> чего, кроме простых условий, только одно настроение, одно равное течение.

260

в) Психологическая интерпретация

§ 41

Поскольку мы определили исторический мир как нравственный мир, все в нем несет отпечаток духа и руки человека; конечно, отпечаток, частично очень вы> ветрившийся и отшлифованный, часто едва заметный, по крайней мере уже не распознаваемый как произведе> ние и воля определенных индивидов и как выражение их личности.

Но понятно, именно личность интересует всегда больше всего, и слишком часто бывало и в старое, и в новое время, что историки, повествуя, пытались дать по возможности живые образы действующих лиц и вы> водили из их одаренности, характера, страсти все, что произошло. Это начинается с Адама, Ноя, Авраама в Ветхом завете и продолжается по сегодняшней день, повсюду там, где наша наука ставит перед собой задачу стать популярной и влиять на народ; и для многих это и есть истинная цель исторических исследований.

Стоит труда и усилий разобраться в этом деле по>на> стоящему, так как с методической точки зрения оно имеет большое значение.

Если бы психологическая интерпретация была глав> ной задачей историка, то Шекспир был бы величайшим историком. Как он поступает? Он выбирает для себя из Плутарха, Боккаччо, из английской хроники Холинше> да или еще откуда>либо подходящую историю и переде> лывает ее в драматическое действо. Его поэтический труд состоит в том, что он сочиняет характеры к проис> ходящим событиям; и он невероятно точен и так глубо> комыслен, чтобы распознать, что должно происходить в тайниках души человека, действующего и страдающе> го; он как бы читает судьбы людей в глубине их души, саму историю он выдумывает редко, а вернее, никогда.

Поэзия имеет право так поступать. Всякий романист так поступает. Сказание народов потому поэтично, что любому понятны события постольку, поскольку они объясняются характером, страстями, талантом дейст>

261

вующих героев, и миф очеловечивает божество и богов, потому что они становятся понятными человеку лишь тогда, когда он видит в них свое подобие.

Как же поступает исследование в таких случаях? Мо> жет ли историк со спокойной совестью показывать так живо, как поэт, людей, о которых он пишет в своем ис> следовании? Дизраэли совершенно справедливо сказал однажды о Маколее, что его история Англии есть исто> рический роман. Одобрение, которое повсюду нашла эта английская история, кажется, это подтверждает.

Материалы, имеющиеся у исследователя, редко или, вернее, никогда не дотягивают до того, чтобы он мог со> перничать с поэтом. Даже в том случае нет, когда он в своих источниках, написанных современниками собы> тий, в донесениях дипломатов находит характеристи> ки, которые может позаимствовать. Если Фукидид ха> рактеризует Клеона, как он пишет, или Геродот назы> вает второго законодателя аттического государства чес> толюбцем, то это их мнения. И точно так же описания характеров в венецианских relazioni,212 или многочис> ленные портреты Марии Терезии, Фридриха Великого и т. д. в донесениях послов XVIII в. показывают только то, что в практических целях послы хотели дать своим принципалам представление о людях, на которых те могли рассчитывать в своей политике. Итак, может ли историк в своих исследованиях довольствоваться таки> ми мнениями о характерах, а не должен ли сам соста> вить собственное мнение на основании имеющегося еще у него материала об их деяниях и желаниях? И на эти вопросы так просто не ответить.

Моменты, которые должны насторожить историка и обозначить границы психологической интерпретации, являются следующими.

1. Действительно, в этом процессе, насколько у нас есть материал о нем, целеустремленный индивид и энергия его воли находят свое выражение; но все ли осу> ществилось, чего он хотел, весь ли его план, весь ли за> мысел? Не осталось ли нереализованным многое из его плана, а может быть, даже самое лучшее?

262

2.Быть может, у нас в руках этот, другой, третий на> бор его действий. Но полностью ли все его существо, его планы растворились в этих действиях? Был ли он, как нам кажется, только военным, только политиком? Мо> жем ли мы сказать: вот он весь, как на ладони, вся его подлинная сущность, вся без остатка и неизменная, так, что все, что произошло, в чем он, как нам кажется, играл ведущую роль, можно вывести из его характера? Был ли Робеспьер только революционный демагог? Может быть, он был таковым в это время, а ранее был совсем другим, а его характер, вероятно, изменился вместе с об> стоятельствами; но к его человеческой сущности отно> сится и то, каким он был раньше; только в это время, при этих обстоятельствах, в этом отношении он был крово> жадным, хладнокровным, радикальным демагогом.

3.Процесс или процессы, о которых у нас есть мате> риалы, однако, не так прозрачны, чтобы мы могли уви> деть все одновременно действующие моменты и как бы вычесть их, сказав: все, что получается в остатке, сле> дует записать на счет этого одного человека, его моти> вов, его таланта, его характера, относится к спонтанно> му самоопределению. Даже люди, близкие обсуждае> мому нами человеку, не знают его так хорошо, что с уверенностью могут судить о нем, они говорят, лишь ос> новываясь на своем наблюдении, быть может, на его высказываниях. Но последние могут быть высказаны

скаким>то намерением, объясняться настроением, взволнованностью, а у людей из всего этого складывает> ся свое мнение. Они создают из существа, подвижного, колеблющегося в своих очертаниях, полного жизни в своей непрерывности абстрактный, зафиксированный, четко очерченный образ. Духовное нельзя исчерпать только оценками. Кто может нарисовать точку, по> движную и постоянно колеблющуюся? А Я человека есть бесконечно движущаяся, неустанно активная и фосфоресцирующая точка.

Одним словом, как бы целеустремленный человек и энергия его воли ни говорили нам о логике развития со> бытий, о которых нам дают свидетельство наши мате>

263