Методология_Литература / Lloyd deMause_Psychohistory

когда медленный исторический процесс эволюции взаимоотноше­ ний родителей и детей создал эту способность в течение многих поколений, стало очевидно, что пеленание абсолютно не нужно. Вот как Ричард Стил в «Болтуне» (1706) описывает ощущения ново­ рожденного, как он их себе представляет:

«Я лежу очень спокойно; однако ведьма, из совершенно непонятных побуждений, берет меня и обвязывает голову так туго, как вообще только может; затем она связыва­ ет мне ноги и заставляет глотать какую-то ужасную микстуру. Я подумал, что это суровое вступление в жизнь должно начинаться с принятия лекарства. Когда меня таким способом одели, то понесли к кровати, где прекрасная молодая дама (я знал, что это моя мать) чуть не задушила меня в объятьях... и швырнула в руки де­ вочке, нанятой заботиться обо мне. Девочка была очень горда, что ей доверили женское дело. Поскольку я рас­ шумелся, она принялась раздевать меня и снова одевать, чтобы посмотреть, что у меня болит; при этом она ко­ лола булавкой в каждом суставе. Я продолжал кричать. Тогда она уложила меня лицом себе в колени и, чтобы успокоить меня, вколола в меня все булавки, похлопы­ вая по спине и выкрикивая колыбельную.,.»67

Я не нашел других описаний с такой же степенью эмпатии, сделанных раньше восемнадцатого века. Они появились вскоре после того, как два тысячелетия пеленания подошли к концу. Мне скажут, что примеры этой недостающей в прошлом способности к эмпатии на самом деле можно найти где угодно. Разумеется, первым делом мы должны заглянуть в Библию: может быть

здесь мы найдем эмпатию в отношении детских потребностей, ибо разве Иисус не изображается всегда с маленьким ребенком? Однако когда читаешь свыше двух тысяч упоминаний детей в «Полном алфавитном указателе слов к Библии», этот благород­ ный образ исчезает. Здесь мы находим многочисленные приме­ ры того, как детей приносили в жертву, избивали камнями, про­ сто били, упоминания строгого послушания детей, их любви к ро­ дителям, их роли носителей родового имени, но не обнаружим ни

одного примера, показывающего хотя бы слабую степень эмпа­ тии к детским потребностям. Даже хорошо известные изречения: «Отпусти свое дитя, не запрещай ему идти ко мне» относится к распространенной на Ближнем Востоке практике экзорсизма

32

путем возложения рук, практиковавшейся многими святыми людьми для удаления внедренного в детях зла: «Тогда приве­ дены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и по­ молился... И возложив на них руки, пошел оттуда». (Матф, 19.13, 19,15)

Все это вовсе не означает, что родители прошлого не люби­ ли своих детей, поскольку это не так. Даже те, кто в наши дни бьет детей, - не садисты; они часто по-своему их любят и иног­ да способны выражать нежные чувства, особенно если ребенок не слишком требовательный. То же можно сказать о родителях прошлого: нежность к ребенку чаще всего выражалась, когда он спал или был мертв, то есть, ничего не просил. Гомеровское «как мать отгоняет мух от спящего дитя, когда он покоится в слад­ ком сне» перекликается с эпитафией Марциала:

Не обнимай ее слишком крепко, дерн — Она была так нежна и любила простор. Будь легкой над нею, добрая мать-земля -

Она легко ступала по тебе маленькими ножками.68 Лишь когда ребенок уже умер, родитель, до того неспособный

к эмпатии, рыдая, обвиняет себя, как мы это находим у Морелли (1400): «Ты любил его, но своей любовью никогда не пытал­ ся сделать его счастливым; ты обращался с ним, как будто это посторонний, а не сын; ты ни разу не дал ему и часа отдыха...

Ты никогда не целовал его, когда он этого хотел; ты изводил его школой и жестокими побоями».69

Разумеется, это не любовь (родители прошлого имели о ней смутное представление), а скорее эмоциональная зрелость, выраженная в потребности смотреть на ребенка как на само­ стоятельную личность, а не часть самого себя. Трудно сказать, какая часть нынешних родителей достигает и более или менее последовательно придерживается эмпатического уровня. Однаж­ ды я провел неофициальный опрос нескольких психотерапевтов, желая выяснить, какая часть их пациентов в начале анализа была способна отделить личности своих детей от собственных спрое­ цированных потребностей. Все говорили, что на такое способны очень немногие. Как выразился один из них, Амос Гансберг: «Это­ го не происходит до некоего поворотного момента психоанали­ за - когда они приходят к образу самих себя как чего-то отдель­ ного от собственной всеобволакивающей матери».

Проективной реакции сопутствует возвратная реакция, когда родитель и ребенок меняются ролями, зачастую с причудливыми последствиями. Перестановка начинается задолго до рождения ребенка. В прошлом такая реакция была мощным стимулом иметь ребенка. Родители всегда задавались вопросом, что дадут им дети, и никогда - что они сами дадут им. Медея перед тем, как убить детей, жалуется, что некому будет позаботиться о ней:

Зачем же вас кормила я, душой За вас болела, телом изнывала И столько мук подъяла, чтобы вам

Отдать сиянье солнца?... Я надеждой Жила, что вы на старости меня Поддержите и мертвую своими Оденете руками.

И погибла Та сладкая мечта...70

Как только ребенок рождается, он становится родителем ма­ тери и отца, со всеми положительными и отрицательными ка­ чествами, при этом возраст ребенка не учитывается. Ребенка, не­ зависимо от пола, часто одевают в одежду примерно того же покроя, которую носила мать родителя, то есть, мало того что длинную, но и устаревшую, по меньшей мере, на одно поколение.71 Мать в буквальном смысле возрождается в ребенке; детей не только одевали как «миниатюрных взрослых», но и совершенно от­ четливо - как миниатюрных женщин, часто с декольте. Идея, что родители родителей действительно возрождаются в ребенке, обыч­ на для античности,72 и близость слова «бэби» и различных слов, обозначающих бабушку (baba, Babe) намекает на их сходство.73 Однако для многих возвратных реакций в прошлом существуют доказательства их галлюцинаторной природы. Например, взрослые часто целовали или сосали грудь маленьких детей. Маленькому Людовику XIII часто целовали пенис и соски. Хотя Эроар, кото­ рый вел дневник Людовика, всегда считал, что тот активно этого добивался (в тринадцать месяцев «он заставляет гг. де Сувре, де Терм, де Лианкура и Заме целовать его половой член»),74 позднее становится ясно, что им просто манипулировали: «он никогда не хотел, чтобы маркиз трогал ему соски; нянька сказала ему: «Сир, не давайте никому трогать ваши соски или половой член, они их отрежут».75 Однако руки и губы взрослых по-прежнему тянулись

34 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

к его пенису и соскам. И то и другое для них было вновь обре­ тенной материнской грудью.

Другом примером «ребенка в роли матери» было распростра­ ненное убеждение, что у детей в груди есть молоко, которое необходимо удалить. Итальянская balia (кормилица) должна была «обязательно время от времени давить грудь, чтобы выжать мо­ локо, беспокоящее младенца».76 Впрочем, этому поверью можно дать обоснование, хотя и слабое: в некоторых редких случаях из груди новорожденного выделяется внешне похожая на молоко жидкость - вследствие действия остаточных женских гормонов матери. Однако одно дело - спонтанное выделение этой жидко­ сти, а совершенно другое - «противоестественный, но распрост­ раненный обычай насильственного сдавливания нежной груди новорожденного грубыми руками няньки, служивший наиболее ча­ стой причиной воспалений в этой области», как писал еще в 1793 году американский педиатр Александр Гамильтон.77

Целование, сосание и сдавливание - это еще не все, чему подвергался «ребенок в роли материнской груди». Среди разно­ образия подобных обычаев мы находим, например, следующий, от которого предостерегает Гамильтон в начале девятнадцато­ го века:

«Но самый вредный и отвратительный обычай - кото­ рый я видел у многих нянек, теток и бабушек, позволя­ ющих ребенку сосать их губы. У меня была возможность наблюдать, как дитя захирело оттого, что больше полу­ года сосало губы своей больной бабушки».78

Я даже находил несколько упоминаний о родителях, которые облизывают детей. Вот, к примеру, высказывание Жоржа дю Морье о своем только появившемся на свет сыне: «Нянька каж­ дое утро приносит его ко мне в постель, чтобы я мог его поли­ зать. Для меня это такое удовольствие, что я буду продолжать, пока он не войдет в ответственный возраст».79

Создается впечатление, что идеальным ребенком было бы такое дитя, в которое бы в буквальном смысле кормило грудью родителей. Древние так и считали. Здесь нельзя не вспомнить историю Валерия Максима, которую излагает Плиний:

«О чувствах детей к родителям можно бесконечно рас­ сказывать истории, собранные со всего мира, но ни одна из них не сравнится с историей, случившейся в Риме. Женщина-плебейка, недавно родившая ребенка, получи-

ла разрешение навещать свою мать, за проступок поса­ женную в тюрьму. Предварительно женщину обыскива­ ла тюремная стража, чтобы она не могла передать матери еду. Однажды женщину застали, когда она кормила мать собственной грудью. За этот удивительный поступок преданная дочь была вознаграждена: ее мать выпустили, и обеим назначили содержание. На месте, где все это произошло, выстроили храм соответствующей богине и посвятили его любви детей к родителям...»80

Эту историю веками приводили в качестве наглядного при­ мера. Петер Шаррон (1593) называет ее •возвращением реки к своему истоку».81 Сюжеты этой истории мы находим в карти­ нах Рубенса, Вермеера и других.

Желание воплотить образ «ребенка в роли матери» часто оказывается непреодолимым; вот вам типичный случай, шутка, разыгранная над шестилетней девочкой кардиналом Мазарини и другими взрослыми в 1656 году;

«Однажды он посмеялся над ней за то, что она сказала, что у нее кавалер, и в конце концов упрекнул, что она беременна... Время от времени они расширяли ей пла­ тье и убеждали, что она действительно затяжелела, и живот растет с каждым днем... Когда подошло время рожать, она утром обнаружила у себя в постели ново­ рожденного ребенка. Вы представить себе не можете ее удивление и горе при виде ребенка. «Такое,- сказала она,- пока не случалось ни с кем, только с Девой Марией и со мной, ведь я не почувствовала никакой боли». Ее приходила утешать королева и предлагала быть кре­ стной, многие приходили поболтать с ней как с рожени­ цей, только что разрешившейся от бремени».82

Дети всегда совершенно определенно ухаживали за взрослы­ ми. Со времен Рима мальчики и девочки всегда прислуживали родителям за столом, а в средние века все дети, за исключени­ ем разве что членов королевской семьи, использовались как слуги, как дома, так и в других местах, часто прибегая из шко­ лы домой в полдень, чтобы обслужить родителей за обедом.83 Я не буду касаться здесь обширной темы детского труда, однако следует помнить, что дети много работали задолго до того, как в девятнадцатом веке использование детского труда стало пред­ метом обсуждения (речь шла по большей части о четырех- и

36

Илл. 2 - Семья эпохи Елизаветы за обедом. Обратите вни­ мание, что самый маленький ребенок ест стоя, более старший прислуживает семье.

пятилетних детях). Однако наиболее четко возвратная реакция проявляется в эмоциональном взаимодействии взрослого и ре­ бенка. В наши дни социальные работники, посещающие матерей, которые бьют своих детей, часто поражаются, насколько малень­ кий ребенок отзывчив к желаниям родителей:

«Я помню одну восемнадцатимесячную девочку, которая утешала свою крайне взволнованную и заплаканную мать. Прежде всего она вынула изо рта бутылку, кото­ рую сосала, потом потихоньку подошла и прикоснулась к матери, которая в конце концов успокоилась (я както не успел этого сделать). Когда она почувствовала, что мать снова успокоилась и развеселилась, то удалилась на свое место, подняла бутылку и стала ее сосать».84

В прошлом дети часто принимали такую роль. Один ребенок «никогда не кричал и всегда был спокоен... еще младенцем он, часто бывало, протянет руку и вытрет слезу со щеки матери...»85 Когда доктора уговаривали матерей вскармливать детей самим, а не отправлять их к кормилицам, то соблазняли обещаниями «ты­ сячи удовольствий, которыми вознаградит ее ребенок... он будет целовать ее, гладить волосы, нос и уши, льстить ей..,»86 Я соста­ вил перечень свыше пятисот картин из всех стран с изо­ бражением материй и детей и обнаружил, что дети на них смот­ рят на мать, улыбаются матери или ласкают ее, в то время как

Илл. 3 - Ребенок в качестве любовника матери. Как прави­ ло, чопорные средневековые портреты матери с ребенком иногда перемежаются портретами наподобие этих, кото­ рые показывают желание, чтобы ребенок был любовником и страстно обнимал бы мать.

картины, где мать смотрит на ребенка, улыбается ему или ласка­ ет его, являются редкостью, и появились они в более поздний период.

В способности ребенка по-матерински заботливо относиться ко взрослым часто было его спасение. В 1670 году мадам де Севинье решила не брать восемнадцатимесячную внучку в пу-

тешествие, которое могло оказаться для ребенка роковым. «Мадам дю Пюи-дю-Фу не хочет, чтобы я брала внучку с собой. Она сказала, что не стоит подвергать ребенка опасности, и в конце концов я уступила. Я не хотела бы рисковать жизнью маленькой госпожи - я очень ее люблю... она многое умеет: рассказывает, ласково гладит, крестится, просит прощения, делает реверансы, целует руку, пожимает плечами, танцует, умеет задобрить и вып­ росить что-нибудь, ласково потрепать по подбородку. Ко­ роче говоря, она чудо как мила, я могу с ней забавлять­ ся часами. Я не хочу, чтобы она погибла».87

Потребность родителей в материнской заботе огромным бре­ менем ложилась на растущего ребенка. Иногда это даже приводи­ ло к его смерти. Одной из наиболее частых причин смерти детей

было то, что ребенка «заспали», то есть, задушили во время сна. Это часто было лишь прикрытие для детоубийства. Но и в тех случаях, когда родители не обманывают, педиатры говорят, что ви­ новата мать: она отказывается уложить ребенка в отдельную кро­ ватку. «Не желая отпускать дитя, она во сне тесно прижимает его к себе. Своим носом ребенок уткнулся ей в грудь».88 Воз­ вратный образ ребенка как защитного покрова - вот о чем идет речь в обычном для средневековья предостережении: не бало­ вать ребенка «подобно плющу, который, обвивая деревья, душит их, или как обезьяна, прижимающая детеныша, в порыве нежно-

сти может раздавить его».89

*

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ДВОЙНОГО ОБРАЗА

Длительное чередование проекции и перестановки, ребенкадьявола и ребенка-взрослого, дает эффект «двойного образа», причину многих причудливых черт детства в прошлом. Мы уже видели, как чередование образа взрослого и проективного обра­ за становится предпосылкой для битья. Но если мы исследуем некоторые особенности детства в прошлом, то увидим более полтую картину двойного образа. Наиболее достоверный документ досовременности, касающийся детства — дневник Эроара, докто­ ра Людовика XIII. Он вел почти ежедневные записи о ребенке и окружающих его людях. Многие места дневника позволяют мельком увидеть чередующийся в уме Эроара двойной образ, кар­ тину чередования проективных и возвратных образов.

Дневник начинается с рождения дофина в 1601 г. Тут же по­ являются черты, присущие скорее взрослым, чем новорожденно­ му. Ребенок выходит из чрева, держась за пуповину «с такой си­ лой, что ее с трудом у него отняли». Он описан как «сильный и мускулистый», а крикнул так громко, что «крик совсем не был похож на детский». После тщательного изучения пениса было объявлено, что в этом «его природа не обделила».90 Поскольку это был дофин, эти первые проекции качеств взрослого на ребенка можно пропустить как проявления гордости за нового короля, но вскоре образы начинают нагромождаться, и вырисовывается двой­ ной образ ненасытного ребенка и взрослого одновременно.

«На следующий день после рождения... он кричит, но дети никогда так не кричат; а когда сосет грудь, так рас-

крывает челюсти и делает такие глотки, что в его глот­ ке будет три глотка обычного ребенка. В результате у кормилицы уже почти нет молока... Он ненасытен».91 Недельный дофин попеременно видится то маленьким Герак­

лом, задушившим змей, то Гаргантюа, которому для насыщения требовалось 17913 коров, что совершенно не похоже на болез­ ненного спеленутого младенца, который проглядывает из запи­ сей Эроара. Из всей массы людей, приставленных к Людовику, чтобы о нем заботиться, никто не был способен удовлетворить простейшие запросы ребенка - накормить и успокоить. Были постоянные ненужные замены кормилиц, долгие прогулки и поездки.92 Когда дофину исполнилось два месяца, он был бли­ зок к смерти. Беспокойство Эроара нарастало, и как защита про­ тив тревожности более определенно стала проявляться возврат­ ная реакция:

«Когда кормилица спросила его: «Кто этот человек?», он с удовольствием ответил на своем языке: «Эруа!» [Эро­ ар]. Видно, что его тело уже не развивается и не подпитывается. Мышцы грудной клетки совершенно истощены, а в большой складке под подбородком не осталось ничего, кроме кожи».93

Когда дофину было почти десять месяцев, к его платьицу привязали помочи. Предполагалось, что они предназначены для обучения ребенка ходьбе, но на самом деле они чаще использо­ вались для манипулирования ребенком, как куклой, и для контроля над ним. Это в сочетании с проективными реакциями Эроара затрудняет понимание происходящего, в частности, не дает по­ нять, что окружающие маленького Людовика взрослые им мани­ пулировали. Например, в дневнике сказано, что в возрасте один­ надцати месяцев ему очень нравилось фехтовать сЭроаром: «Он

гоняется за мной, хохоча на всю комнату». Но только через ме­ сяц Эроар сообщает, что ребенок «начинает уверенно ходить, держась за мою руку».94 Ясно, что в тот период, когда он «гоня­ ется» за Эроаром, к нему привязаны помочи. Лишь гораздо поз­ днее он сможет произносить предложения, и Эроара можно за­ подозрить в галлюцинациях, когда в дневнике появляется запись о том, как кто-то пришел навестить четырнадцатимесячного до­ фина: «он оборачивается и оглядывает всех присутствующих, вы­ строившихся вдоль балюстрады, подходит к ним, выбирает прин­ ца и протягивает ему руку, которую тот целует. Маркиз д'Окур

40

входит и говорит, что пришел поцеловать одежду дофина. Дофин поворачивается и сообщает, что в этом нет необходимости*.95 В этот же период ребенок описывается как чрезвычайно активный в сексуальном отношении. Проективная основа при­ писывания ребенку сексуального поведения взрослого отчетли­ во проступает в заметках Эроара: «Дофин (которому одиннад­ цать месяцев) подзывает пажа и с возгласом «О!» задирает ру­ башку, показывая детородный орган... он заставляет каждого целовать его туда... в компании маленькой девочки он поднимает рубашку и показывает ей свой половой член с таким пылом, что в этот момент он совершенно не в себе».96 Лишь когда вспоми­ наешь, что перед тобой на самом деле пятнадцатимесячный малыш, которым, возможно, манипулируют посредством помочей, можно ра­ зобраться в следующей сцене, отделив действительность от про­

екций Эроара:

«Дофин идет за мадемуазель Мерсье, которая кричит, потому что он бьет ее по ягодицам. Он тоже кричит. Она укрывается в спальне; за ней входит г-н де Монгла, же­ лая чмокнуть в заднюю часть. Она очень громко кри­ чит, это слышит дофин и тоже принимается громко во­ пить; ему нравится то, что происходит в спальне, ноги и все тело дрожат от удовольствия... он подзывает жен­ щин, заставляет их танцевать, играет с маленькой Мар­ гаритой, целует и обнимает ее; он валит ее и бросается на нее трепещущим тельцем, скрежеща зубами... Девять часов... Он старается ударить ее розгами по ягодицам. Мадемуазель Белье спрашивает его: «Мосье, а что сде­ лал г-н де Монгла с Мерсье?» Внезапно он начал хло­ пать в ладоши и широко улыбаться, и так воодушевля­ ется, что уже не помнит себя от радости. Почти четверть часа он смеялся и бил в ладоши, и бодал мадемуазель головой. Он был похож на человека, который понял шутку».97

Лишь изредка Эроар отмечает, что дофин в действительнос­ ти - пассивный предмет сексуальных манипуляций: «Маркиз часто кладет ее руку себе под камзол. Дофин сам ложится в постель рядом с няней и часто кладет ее руку себе под курточ­ ку».98 Еще чаще в дневнике попадаются описания, как дофина раздевают и кладут к себе в постель король или королева, или оба лежат с ребенком, или его берут к себе в постель разные