§ 4. Эволюция рамок современного мышления

С л у ч а й н ы е з н а н и я и «м о з а и ч н а я к у л ь т у р а».

Аристотелевская система знаний, которая веками, вплоть до наступления технической эры, служила фундаментальной системой связи понятий в процессе обучения, в наше время не годится уже в качестве идеального образца. Структура нашего сознания в слишком сильной степени является отражением окружающего мира, чтобы происшедшие в этом мире коренные перемены могли пройти бесследно для нашей культуры. Как мы видели, до ХХ века преподавание строилось по принципу «ступенек»: отправляясь от ядра фундаментальных понятий, полученных при первоначальном обучении, человек в дальнейшем усваивал новые фундаментальные понятия, с которыми он сталкивался, спускаясь с помощью логических связей от общих ко все более частным понятиям. Таким образом, мир разбивался на упорядоченную систему подчиненных друг другу и четко определенных категорий, что нашло свое воплощение в многочисленных опытах составления энциклопедий и классификаций наук.

Сегодня эти логические иерархии, на которые современная система образования по-прежнему опирается, словно бы они доказали свою действенность раз и навсегда, на самом деле не имеют уже прежней цены. Современный человек открывает для себя окружающий мир по законам с л у ч а я, в процессе п р о б и о ш и б о к; если он понимает кое-что в какой-либо работе, это еще не обязательно говорит о том, что он овладел структурой заложенных в ней знаний. Он открывает одновременно причины и следствия в силу случайности своей биографии. Совокупность его знаний определяется статистически; он черпает их из жизни, из газет, из сведений, добытых по мере надобности. Лишь накопив определенный объем информации, он начинает обнаруживать скрытые в ней структуры. Он идет от случайного к случайному, но порой это случайное оказывается существенным.

Вопрос о том, насколько желателен подобный процесс, представляется чисто академическим: так или иначе, но цели своей он достигает — нам удается успешно действовать, руководствуясь по большей части знаниями именно такого случайного происхождения. Поясним эту трансформацию, происшедшую с механизмами формирования понятий, на описанном выше примере вырабатываемого личностью «экрана знаний», которым мы — примерно в том же смысле, что и Зильберман — будем называть также т а б л и ц е й з н а н и й.

Классический, в сущности картезианский, метод гуманитарного познания широко пользовался логической дедукцией и приемом так называемых формальных рассуждений. Двигаясь от одного узла сети знаний к другому, каждый акт познания проходил через ряд жестко связанных между собой этапов, и «экран знаний» напоминал тогда по своей фактуре паутину или ткань, прочно соединенную поперечными нитями. Постепенно, в процессе обучения, этих соединительных нитей становилось все больше и больше, и ткань уплотнялась, образуя крепкую и экономно построенную структуру — так мыслили себе процесс образования представители гуманитарной школы.

В наше время фактура «экрана знаний» в корне иная; продолжая ту же аналогию, можно сказать, что он все больше становится похож на волокнистое образование или на в о й л о к: знания складываются из разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассоциации людей. Эти обрывки не образуют структуры, но они обладают с и л о й с ц е п л е н и я, которая не хуже старых логических связей придает «экрану знаний» определенную плотность, к о м п а к т н о с т ь, не меньшую, чем у «тканеобразного» экрана гуманитарного образования. Мы будем называть эту культуру «мозаичной», потому что она представляется по сути своей случайной, сложенной из множества соприкасающихся, но не образующих конструкций фрагментов, где нет точек отсчета, нет ни одного подлинно общего понятия, но зато много понятий, обладающих большей весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т.п.).

Эта культура уже не является в основном продуктом университетского образования, то есть некоторой рациональной организации; она есть итог ежедневного воздействия на нас непрерывного, обильного и беспорядочного потока случайных сведений. Мы усваиваем ее через средства массовой коммуникации — печать, радио, кино, телевидение, просматривая технические журналы, беседуя с окружающими, — через всю эту захлестывающую нас массу источников, от которых в памяти остаются лишь мимолетные впечатления и осколки знаний и идей. Мы о с т а е м с я н а п о в е р х н о с т и я в л е н и й, получая случайные впечатления от более или менее сильно воздействующих на нас фактов, но не прилагая ни силы критического суждения, ни умственных усилий. Единственное общее свойство, которым можно характеризовать подобную структуру, — это степень п л о т н о с т и образующейся сети знаний.

Резюмируя, можно сказать, что в наше время знания формируются в основном не системой образования, а с р е д с т в а м и м а с с о в о й к о м м у н и к а ц и и. «Экран культуры» сегодня уже не выглядит как упорядоченная сеть первостепенных и второстепенных признаков, похожая на паутину или ткань. Обрывки мыслей группируются по прихоти повседневной жизни, захлестывающей нас потоками информации, из которых мы фактически наугад выбираем отдельные сообщения. «Экран знаний» можно теперь скорее уподобить в о й л о к у (смесь части знаний, обрывков смысла).

Кэттел провел факторный анализ отношений, связывающих 72 «культуремы» в множестве из 40 культур. В результате он выявил такие факторы, как «богатство эрудиции» — в противоположность «ограниченности умственного кругозора», «активная позиция» — в противовес «безразличию», «давление сложности культуры» — в противоположность «возможности самовыражения в труде», «эмансипированный рационализм» — в противовес «консервативности» и т.д.; столь большое — двенадцать — число выявленных факторов говорит о том, что проведенный им анализ недостаточно глубок.